Попытка на мысль #16: День Траура

В записи под названием «Расчеловечивание» я в достаточно развёрнутой форме поделился своим взглядом на такие понятия как «Отечество», «война», «защитник», «враг». Поэтому, как видится мне, нет особенной необходимости в обосновании, почему для сегодняшнего дня название «День Траура» подходит многим лучше, чем претенциозное «День Победы».

Тем не менее, чтобы обобщить ранее сказанное, приведу простенькую аллегорию.

Жила-была семья и было в ней два брата. Как-то раз вышел между братьями спор и схватились они за топоры, чтобы выяснить, кто же прав. Сражались они яростно, рубили друг друга безжалостно. Наконец, упал один из братьев без чувств, а другой стал его на куски изрубливать. И как только последний кусок дорубил, так сбежались к нему домашние, друзья, соседи и начали с победой поздравлять. Затем оделись они нарядно, над останками мёртвого столы расставили, всевозможной едой их уставили и стали тосты за победу подымать. Радуются все, веселятся, только вот победитель сидит сам не свой: и рюмку поднять не может, потому что одна рука парализована, а вторая отрублена, и улыбнуться не получается, потому что застывший взгляд мёртвого брата всё мерещится. Отпраздновали собравшиеся и разошлись, а победитель, инвалид физический и психический, так и остался сидеть рядом с телом убитого, будто бы и сам в том кровавом побоище умер. Да только вот мало гуляющим одного празднества показалось и решили они каждый год в этот день собираться, столы накрывать, тосты подымать, с победой друг друга поздравлять да парады устраивать, на которых топоры, ножи, штыки, колья, крючья, — одним словом всякие изощрённые орудия для убийства братьев своих показывать и расхваливать..

Впрочем, что же это я. Все аллегории эти заинтересованному в вопросе читателю известны лучше, чем мне. На самом деле, не затем вовсе за запись эту взялся, чтобы школьные истины из прописей в ней повторить. Признаться, разговоры о войне даются мне с большим трудом, потому что становятся серьёзным эмоциональным испытанием. К делу.

Посредством этой попытки на мысль мне хотелось обратить внимание на два момента.

Во-первых, на то, что так называемый день победы это в первую очередь день скорби. И что в этот день было бы неплохо поупражняться, представляя испуганную женщину, с ребёнком на руках входящую в газовую камеру. Либо стариков, расстрелянных в своей бедной избе за то, что отказались выдавать партизан. Либо дымящееся поле, усеянное трупами двадцатилетних ребят. Много чего можно не только представить, но и увидеть с помощью нескончаемых записей очевидцев, а также фото- и видеоматериалов. А затем задать себе вопросы: Каким я хочу видеть мир? Что я делаю для того, чтобы мир стал таким, каким я его хочу видеть? Что я делаю для того, чтобы в мире стало больше милосердия, сострадания, сопереживания и меньше жестокости, грубости, равнодушия?

Во-вторых, мне хотелось бы обратить внимание на слова двух великих человеколюбцев. Великого реформатора и великого художника-психолога.

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.
Св. Евангелие от Иоанна 15:13

Потребность заявить себя, отличиться, выйти из ряду вон есть закон природы для всякой личности; это право ее, ее сущность, закон ее существования, который в грубом, неустроенном состоянии общества проявляется со стороны этой личности весьма грубо и даже дико, а в обществе уже развившемся — нравственно-гуманным, сознательным и совершенно свободным подчинением каждого лица выгодам всего общества и, обратно, беспрерывной заботой самого общества о наименьшем стеснении прав всякой личности. Фёдор Михайлович Достоевский

Точка соприкосновения их высказываний — подвиг. Подвиг самопожертвования — акт проявления совершенной, безграничной любви к миру. Думается мне, по поводу подвига можно поупражняться в следующем направлении (для примера возьмём вторую мировую войну): представить, к примеру, что те ребята (которые у нас в дымящемся поле мёртвыми лежат), не пошли на воевать, а сбежали. И другие ребята, которые тоже мёртвыми лежат, также сбежали. И третьи. И четвёртые. А потом оказалось, что и некому-то защитить нашу прабабушку, и вот она, надышавшись в нацистской камере циклоном Б, умирает, а мы не рождаемся. Не нужно демонстрировать чудеса логики, чтобы прийти к выводу: Своей жизнью мы обязаны тем паренькам, которые лежат мёртвые. При условии, что мы не совсем уж нравственные инвалиды, подобный вывод должен навести нас на первый шажок: Значит я в долгу перед кем-то? А затем и на второй шажок: Так, может быть, я зря, зациклившись на себе, пренебрегаю миром? И на третий: А что, если те пареньки, проявив ко мне любовь (доказать, что любовь они проявили, даже для среднего ума не окажется непосильной задачкой), желали бы, чтобы и я, вместо презрения, безразличия (в особо тяжёлом случае — ненависти) тоже любовь к миру проявил?

Словом сказать, при всей своей неоднозначности день 9 Мая может послужить как благоприятной пищей для духовного роста, так и основанием для полезных упражнений по самовоспитанию личности.