Эжен Делакруа — Жорж Санд в Ноан

 

Понедельник утром [30 мая 1842]

 

[...] Скажите моему маленькому Шопену, что то, что я люблю, — это бродить по аллеям, разговаривая о музыке, а вечером на диване слушать, когда бог нисходит на его божественные пальцы. И это, моя Дорогая, буквально так: я не охотник, не любитель прогулок, не компанейский сосед, к тому же я испытываю отвращение к шуму, к суете и не люблю, чтобы мной занимались. Моя мечта — жить рядом с Вами — с Вами и с Вашими близкими, видеть и слышать Вас [...].

 

Отрывок.

 

ВОЙЦЕХУ ГЖИМАЛЕ В ПАРИЖ

 

Ноан, вторник [начало лета 1842]

 

Жизнь моя!

Надеюсь, что это письмо застанет Тебя более веселым, чем прошлое. Самочувствие здесь так себе. Погода прекрасная. Завтра, послезавтра ожидаем милого Делакруа. Он будет жить в Твоей комнате.

Прости, что я опять прошу Тебя послать письмо венскому издателю, но, как мне кажется, в Австрию надо франкировать. На бирже Тебе скажут об этом. Прошу Тебя об этой услуге потому, что в этом письме находятся рукописи (Письмо Шопена к Мекетти, у которого в сентябре 1842 г. вышли Мазурки ор. 50; о них, скорее всего, и упоминается в этом письме.), стоившие мне большого труда: не хочу подвергать их каким-либо превратностям судьбы.

Больше я уже не буду надоедать Тебе никакими поручениями, потому что знаю, как это неприятно. — Желаю Тебе во всём удачи. Будь здоров, не грусти.

Твой старый Ш.

 

297. ЭЖЕН ДЕЛАКРУА — ЖАНУ ПЬЕРРЕ В ПАРИЖ

 

(Жан Батист Пьерре (ум. в 1854 г.) — французский чиновник, переводчик и художник, друг Э. Делакруа.)

 

[Ноан,] 7 июня 1842

 

Дорогой друг.

[...] Место очень приятное, а более любезных хозяев трудно найти. Когда мы не сходимся вместе за столом, или у бильярда, или для прогулок, — сидишь в своей комнате, читая или валяясь на диване. Иногда через приоткрытое в сад окно долетают порывы музыки Шопена, который работает у себя; они доходят до меня, смешиваясь с пением соловьев и запахом роз [...].

 

Отрывок.

 

ЭЖЕН ДЕЛАКРУА — ЖАНУ ПЬЕРРЕ В ПАРИЖ

 

Ноан, 22 июня 1842

 

[...] У меня, так же как и у тебя, не происходит ничего примечательного. Я веду монастырский образ жизни, однообразие которого ничем не нарушается. Мы ждали Бальзака, он не приехал, чем я вовсе не огорчен. Он словоохотлив и нарушил бы ту атмосферу беспечности, в которой я с таким наслаждением отдыхаю. К тому же — немного живописи, бильярд и прогулки, — этого более чем достаточно, чтобы заполнить дни. Нас даже не посещают соседи и знакомые из окрестностей; в этих краях каждый сидит у себя и занимается своими волами и землей. Тут недолго превратиться в окаменелость. Я веду нескончаемые разговоры наедине с Шопеном, которого я очень люблю, — это необыкновенный человек. Это самый подлинный артист, которого мне когда-либо приходилось встречать. Он принадлежит к небольшому числу людей, которыми можно восхищаться и которых можно уважать.

Самым крупным событием за время моего здесь пребывания был крестьянский бал на лужайке перед замком с корнемюзами (Корнемюз — разновидность волынки.) — достопримечательностью этих краев [...].

 

Отрывок.

 

ВОЙЦЕХУ ГЖИМАЛЕ В ПАРИЖ

 

[Ноан, 13 июля 1842]

 

Мой милый.

Я получил письмо из дома, в котором мне пишут о Твоем мальчике, — он здоровехонек (цитирую буквально) и должен был написать Тебе, и, вероятно, Ты уже получил от него письмо — и чтобы Ты о нем не беспокоился, так как он всячески благоденствует.— Делакруа, добрая душа, уехал вчера вечером. Морис отвез его до Châteauroux. Он провел здесь четыре недели, которые прошли для нас очень быстро, и я был бы очень рад, если бы деревня пошла ему на пользу. Его присутствие хорошо действует на молодого (Морис Дюдеван занимался с Делакруа живописью.). — Жаль, что у Тебя не нашлось свободной минуты, чтобы провести ее вместе с ним. И хотя Хозяйка надеялась, что Ты приедешь, я, признаюсь, не питал ни малейшей надежды, так как знаю Твои парижские неприятности — как железные (Возможно, Шопен имеет в виду железнодорожный склад, владельцем которого был В. Гжимала.), так и не железные. — Прошу Тебя, отдай, проходя мимо, мое письмо отцу на биржу. Ты убедил меня в своем письме, что это Тебя не затрудняет, — так вот Тебе. Будь добр, напиши словечко. Будь счастлив.

Твой старый Ш.

 

[Приписка Жорж Санд:]

Здравствуй, старина. Люби меня.

Жорж Санд.

 

[Приписка Мориса Дюдевана:]

Всё оплачено... мы не наделали глупостей... привет! (взято из «Charivari»). Эта истина не нова, но она утешительна? — [неразборчиво] потому что я пишу на колене (взято из «Saltimbanques» («... эта истина не нова, но она утешительна» — слова из популярной в те годы комедии Дюмерсана и Варена «Les Saltimbanques» — «Паяцы» (1838). Акт I, сцена 4.)). Прииивет Гжжжииимаалле, который не бегает... за девушками.

Мориский.

 

Тринадцатский Июльский 1842-ский

 

[Приписка Шопена:]

Тут варят варенье и страшно заняты. —

 

«Muzyka», 1958, № 1-2, Warszawa. На русском публикуется впервые.