Ничего не говорите , прошу вас

Ночью Сухуми красив с моря, с борта теплохода. Еще красивей с сухумской горы. Извиваются цепочки огней вдоль проспектов, набережной, мигают маяки, по морю скользят голубые прожекторные дорожки, в городе тишина, редко проплывает машина, её угадываешь по красным огонькам. Спят эвкалипты, дремлют пальмы, магнолии, кедры. И что-то рассказывает и никак не расскажет морская волна, сердитая, пенистая, непреклонная.

Катя и Анатолий ушли вперед, Коста и Ася следуют за ними.

Дошли до маяка. Далеко от порта. Катя поднялась на выступ большого камня и прислонилась спиной к дереву.

К молу, расцвеченный жёлтыми огнями, подходил мощный многоэтажный пароход «Адмирал Нахимов».

На мысе у маяка мало огней. Лицо Кати скрывала тень старого инжира. Анатолий поставил ногу на скалистый камень.

«Адмирал Нахимов» швартовался, Анатолий по требованию Кати рассказывал об Абхазии. Несколько раз он отвлекался, но Катя возвращала его к повествованию… Неожиданно Анатолий стал читать:

В нашу южную бухту веселый вошёл пароход.

Он сияет, избавлен от множества бед и невзгод.

Взбудоражил окрестность резким и долгим гудком,

Этот голос веселый всему побережью знаком.

Он стоит у причала, двоясь и колеблясь в воде,

И сигнальный фонарик подобен высокой звезде.

Как давно я не видел такого свеченья огней!

Я погладил обшивку, прошёлся ладонью по ней.

Прикоснулся к холодному борту горячей щекой,

Трепетало могучее сердце, утратив покой,

И, не в силах живое волненье свое превозмочь,

Бились наши сердца в унисон в эту летнюю ночь.

Пауза. Катя не шевелилась. На ней было воздушное платье, белевшее на фоне дерева. Оба смотрели на широкую громаду парохода. Левей первого причала на другом молу сверкали праздничные цветные огни ресторана «Амра».

– Читайте ещё, – сказала Катя.

Подобно двум немым, стоим мы и глядим,

Шевелишься слегка, сказать ты что - то хочешь,

– Но что сказать, когда такой восторг в груди.

… Понятно всё без слов. Уж близится рассвет.

Стоим мы здесь: ты – море без границы,

Я – море радости, границ которой нет.

– Дмитрий Гулиа. Чудесные стихи.

Анатолий вскинул голову:

– Вы читали?

– Да. Вчера. Находиться в стране и ничего не знать о ней? Теперь расскажите о своем прадеде Алиасе.

– Охотно. Позовем Асю.

– Ася не станет слушать. Сколько лет прадеду?

– Сто двадцать семь.

– Ужас!

– Итак, я вам уже прочитал лекцию – самую короткую историю Апсны – Абхазии. Кому только не хотелось владеть нашим краем! После присоединения к России – а это был самый прогрессивный для абхазцев выход – в Абхазию помимо наместников, губернаторов, начальников полиции стали прибывать русские просветители, художники, учителя, строители дорог, промышленники…

В тысяча восемьсот пятьдесят пятом году на Крым и Абхазию с целью захватить Грузию ринулась, как вам известно, ретивая коалиция: Англия, Франция, Турция и королевство Сардиния.

Турки высадились в Гудаутах. Но абхазцы уже много веков не любили турецких пашей и их головорезов янычар. Английская газета «Таймс» в то время писала:

«Абхазцы не скрывают своей привязанности к России и с ужасом ожидают вторжения турок».

Абхазцы не пассивно ждали, они портили дороги, разрушали мосты, методически заваливали тропы деревьями… и без приглашения вступали в ополчение, конное и пешее. Народные сказители Абхазии десятки лет изо дня в день рассказывали о прошлых невероятных насилиях турок, увозивших в рабство абхазских юношей и девушек.

Двадцатилетний Алиас, мой прадед, сел на коня и в составе сотни прибыл к русскому генералу Багратиону-Мухранскому, который командовал Гурийским отрядом… Катя, скажите, как название того теплохода, освещённого огнями? – спросил Анатолий.

– «Ингур».

– Это быстроходное научно-исследовательское судно. Ингур – абхазская река. На Ингуре в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году произошло сражение с турками-оккупантами. В этом сражении участвовал мой прадед. В бою погибли три командира одиннадцатого линейного батальона: подполковник Эванба, абхазец, полковник Иоселиани, грузин, и русский капитан Кобалев. Один сменял другого.

Через одиннадцать лет прадед участвовал в восстании против произвола царских сановников.

Недалеко от Гудаут, в Лыхны, восставшие напали на начальника сухумского отдела полковника Коньяра и сопровождавшую его сотню казаков. Коньяр и его свита заперлись в доме князя, а казаки в церкви. Прадед в числе первых ворвался в княжеский дом-крепость. Коньяр и другие были убиты в схватке. Казаки выбрались из церкви только на третьи сутки.

Прадед был впоследствии схвачен и заключен в кутаисскую тюрьму.

Вместе с восставшими он также дрался с царскими усмирителями вот на этом самом месте, где мы стоим. И, может быть, Алиас Эшба с кремневым ружьем стоял под этим деревом или под тем эвкалиптом. Царский отряд отступил от крепости. Вы видели её остатки, там сейчас построили нелепую каланчу.

Во время русско-турецкой войны прадед был проводником-переводчиком и ординарцем русского полководца Шелковникова, который теснил турок к Сухуми.

В августе тысяча восемьсот семьдесят седьмого года, там, где стоит «Ингур», бросил якорь турецкий броненосец… Ночью в бухту вошёл русский пароход «Константин» под командой лейтенанта Макарова, впоследствии знаменитого адмирала. «Константин» спустил с борта три минных катера, и они вывели из строя броненосец захватчиков.

Осенью тысяча девятьсот пятого года прадед застрелил на дороге стражника. Двое стражников вели на веревке, как ведут скот, двух ни в чем не повинных односельчан прадеда. Правда, дед был ранен уцелевшим стражником в левую руку. Сперва он лечил руку народными средствами, а потом по совету друзей обратился к фельдшеру Григорию Константиновичу Орджоникидзе.

Орджоникидзе вылечил руку и вправил деду мозги. С этого времени прадед стал сознательным революционером. Катя, вы запомнили название прогулочного теплохода, на котором мы катались?

– Погодите… Сейчас вспомню. «Кяхба… Хад…»

– «Кяхба Хаджарат». Верно. Это имя легендарного абхазского мстителя, отбиравшего у помещиков добро и раздававшего его беднякам.

Прадед снабжал отряд Кяхба продовольствием, оружием, патронами. После знакомства с Орджоникидзе прадед Алиас, ему уже было семьдесят лет, стал революционером-подпольщиком.

Недалеко от Гудаут в тёмную декабрьскую ночь тысяча девятьсот пятого года к берегу подошла фелюга с оружием, её приход организовал Серго Орджоникидзе. Прадед нагрузил арбу и погнал буйволов к месту, где оружие встречали сухумские боевики-дружинники. Вернувшись за второй партией, Алиас Эшба услышал шум, свистки и увидел фигуры полицейских. Орджоникидзе был схвачен, Схватили и деда – и снова в тюрьму. Но никаких доказательств, что Алиас Эшба участвовал в разгрузке фелюги с оружием у полиции не было. Через полгода Алиаса Эшба отпустили.

В тысяча девятьсот двадцать первом году после изгнания меньшевиков прадеду было уже восемьдесят шесть лет, его назначили членом ревкома по Гудаутскому району… Алиас Эшба сотрудничал с Лакобой. Памятник Лакобе вы видели?

– Да. Недалеко от этого памятника вы меня приняли за горянку. Анатолий, познакомьте меня с Алиасом Эшбой.

– К сожалению, завтра уезжаю в Ломоносовск.

– Поедете послезавтра.

Анатолий молчал. Неподвижно смотрел в сторону порта.

– Что-то мешает? Может быть, обычай?

– Скажу откровенно: если мы вместе прибудем в наше село Акуа и войдём в дом прадеда, этому у нас придадут особое значение.

– Меня это не отпугивает.

– И Ася приедет?

– И Ася.

– Я вас встречу у остановки автобуса.

– И Коста встретит?

– Коста будет ждать нас в Сухуми.

– Вы предупредите прадеда о нашем приезде?

Анатолий рассмеялся:

– Не знаю. Сейчас посоветуемся. Если я его поставлю в известность… Ох, что начнётся. Сбегутся восемьдесят шесть самых близких родственников. Под нож пойдут куры, гуси, барашек… и вам придётся просидеть за столом не менее восьми часов. Если я ещё упомяну, что вы из тех самых мест, где живет сестра Николая Мухина-Эшба, прибегут сто восемьдесят шесть близких родственников, зарежут пять барашков, и вы будете сидеть за столом целые сутки. Вам придётся выслушать сто тостов. Нет, я ничего не скажу.

– Ничего не говорите! Прошу вас.

– Я ему скажу, что я вас случайно встретил у остановки автобуса.

– Согласна. Тогда мне не придётся сидеть за столом восемь часов.

– Ничего не известно. Могу вам предсказать, как пойдет дело. Только я сообщу Алиасу Эшба, кто вы, а это я обязан сделать, он тут же по-абхазски скажет несколько слов той из женщин, что будет стоять поближе к нему. Слова будут такие: «Окажем нашим гостям почет и уважение». И начнётся… Дед сейчас же пригласит местную интеллигенцию, подымет из подвала бочонок вина, и тогда вы услышите двести тостов. Зато и настоящие хоровые абхазские песни. Один будет запевать, а сто мужчин будут вторить.

– Каким автобусом приехать? – быстро спросила Катя.

– Каким хотите. Я с утра буду ждать вас на площади.

– Приедем к часу дня.

– От остановки автобуса до Акуа три километра в сторону.

– Прогуляемся.

– Это в гору.

– Не имеет значения.

ПОЧЕМУ ВЫ ТАК ВЕЖЛИВО СТОИТЕ?!

Столпотворение на автостанции и в это утро достигло штормовых баллов. Начальник автовокзала успешно уклонялся от встреч с пассажирами, диспетчеры метались на узкой улице среди «газующих» автобусов и на трагических нотах объяснялись с водителями…

Ася и Катя, не раздумывая, поняли, что к часу дня им в Акуа не попасть. Девушки в оцепенении жались у дверей вокзала, как новички, случайно попавшие в съёмочный павильон киностудии в тот час, когда именитому постановщику пришла в голову (утренняя) идея всё ломать и перестраивать на ходу. Все мечутся, толком не зная, чего от них хотят, делают вид, что вдохновлены и в душе дружно проклинают фантазирующего режиссера.

Из дежурной комнаты выпорхнул затравленный диспетчер и…

– Куда вы едете? – спросил, сверкая глазами, диспетчер у девушек.

– В Акуа, – прошептала испуганная Ася.

– Почему вы так вежливо стоите? – закричал на них грозный диспетчер.

– Мы, мы… – виновато улыбнулась Катя, не зная, что сказать.

Диспетчер крикнул Кате что-то по-абхазски и решительно мотнул головой: «Скорее, автобус отходит!»

Девушки догадались и поспешили за непонятным диспетчером.

– Саша! – окликнул диспетчер водителя. – Два места. Девушки едут в Акуа.

– С большим удовольствием! – ответил немолодой плотный Саша и галантно открыл переднюю дверь.

Автобус переполнен. Саша подвинул небольшой ящик, положил на него куртку, поверх неё газету и объявил:

– Два мягких места. Прошу!

Захлопнул дверцу и, отчаянно лавируя среди машин, вырулил на магистраль.

Автобус, дымя, громыхая, изо всех сил набирал скорость.

– В гости? – спросил Саша девушек.

– Да. К Алиасу Эшба.

– А-а-а-а! Это замечательно! – закричал Саша, словно в его тело впились сто стрел. И запел веселую песенку.

Пассажиры оживились. Женщины заулыбались, мужчины подтянули, и веселый автобус покатил по шоссе.

И как не петь – слева море, справа родные горы и жизнь прекрасна. Катя и Ася тревожно следили за руками веселого Саши, им казалось: вот-вот он выпустит руль – и машина полетит по обрыву вниз.

Но Саша вел огромный автобус, как опытный гонщик. Не высовываясь, он левой рукой через открытое окошко приветствовал водителей встречных автобусов и, не сбавляя хода, громко переговаривался со знакомыми пассажирами. На первой же трехминутной остановке девушки приобрели билеты. Саша поблагодарил их, словно они сделали ему приятный подарок.

На конечной их встретил Анатолий. Саша стал кричать на Анатолия – почему он его не предупредил, что к нему приедут гости, он бы оставил для них два места. Ася и Катя не сомневались – Анатолий чем-то смертельно обидел шофёра Александра Чачба. И главное, Чачба поддержали другие пассажиры. Шумели, размахивали руками и укоряли Анатолия в невнимании к гостям.

Когда всё утихло, Анатолий и его гости двинулись по узкой улочке в сторону от шоссе. Через двести метров Асю вывели из строя туфельки «на шпильке».

Анатолий растерялся – как помочь? Катя веселилась:

– Я тебя предупреждала.

Несчастная Ася присела на камень. На улочку свернула арба, нагруженная мешками с Семённым зерном. Старик-колхозник, водитель быков, остановил упряжку, подошёл к Асе, осмотрел её туфли, как осматривают ноги скакуна после состязания.

– Садись, пожалуйста! – строго крикнул дед. Ася повеселела, уселась на мешки, быки тронули, и пассажирка крикнула:

– Поехали! На нолевой скорости.

Катя и Анатолий шли рядом.

– Попадет мне от старухи, – притворно закручинился старик. – Моя старуха подумает, что я привез себе молодую жену.

Анатолий перевел слова старика. Девушки хохотали. Поднялись в нагорную часть Акуа.

– Вон то белое двухэтажное здание – государственная чайная фабрика. Её директор – Еснат Эшба.

– А это? – спросила Ася с высоты арбы.

– Винодельческий завод колхоза «Алашара», где главным общественным консультантом Алиас Эшба. Слева чайные плантации, выше – виноградники.

На небольшой площади, утрамбованной мелким камнем, стоял столб и на нём городские электрочасы. Справа привлекательное здание правления колхоза, слева здание похуже – сельсовет.

Асю умилили городские электрочасы.

– О, есть где назначать свидание – под часами, – восхищалась Ася. – Анатолий, неужели все эти машины принадлежат колхозу?

– Здесь не все.

– А дома какие! Просто изумительно.

– Чай, виноград, фрукты, табак – трудоёмкие культуры, но доходные. Теперь надевайте «шпильки», перейдём мостик и сразу увидите дом Алиаса Эшба.