О том, как Фея возносила молитвы в монастыре Горный цветок и как Хун открыла ей тайну глубинного дыхания

 

Скромница Фея, вернувшая себе доброе имя и обласканная государем, вновь вошла в дом мужа. Все были безмерно рады ей и встретили ее с неподдельной любовью. Одно огорчало Фею – болезнь Хуан.

Как‑то, придя домой поздно вечером, уставший от дел Ян облачился в домашнее платье, вышел на террасу, прихватив кувшинчик вина. Он выпил бокал и залюбовался луной. Появилась Хун. Она была чем‑то раздосадована и явно не в духе. Князь спросил, что случилось, и услышал в ответ:

– Меня смущает ваше отношение к Фее: вот уже несколько лет она ваша наложница. Все это время вы высоко ценили ее нрав и красоту, дарили ее своей любовью. И вдруг вы остываете, даже вспоминаете о ней только изредка. В чем причина такой перемены?

– Когда Фея вновь появилась в моем доме, – вздохнул Ян, – меня одолели всякие служебные заботы. Я не мог выкроить минуты, чтобы провести ее с ней. Мне было не до любовных утех, хотя я и знал, что она меня каждый день ждет. Сегодня первый день, когда я свободен от дел и готов последовать твоему совету, – напомнить Фее о нашей теперь уж десятилетней любви!

Повеселевшая Хун кликнула Лянь Юй и велела ей постелить господину, после чего вместе с Яном отправилась в покои Феи. Та встретила их почтительно и, покраснев, сказала Хун:

– В древности, говоря о друзьях, люди вспоминали «родство душ». Что это такое?

Хун пожала плечами.

– Родство душ – это, наверное, когда люди понимают друг друга с полуслова.

– Если это так, – удивилась Фея, – то почему же друзья хватают друг друга за руку, хлопают по плечу, а в разговоре мелют глупости? Разве им мало единства душ? Мне говорили, супружеская любовь похожа на дружбу, но я не верю, что радость супружеской любви ограничивается одними беседами.

– Об этом стоит подумать, – улыбнулась Хун. – Не знаю, что ответила бы на это Хуан, но вам, судя по всему, достаточно одного общения душ. Нет, это не по мне: не могу оставаться спокойной, если сегодня супруг со мной, а завтра уже нет его и он далеко, если за долгие годы он узнал одно лишь имя мое! Так только Будда общается с бодисатвами!

Все рассмеялись. Ян привлек к себе Хун правой рукой, левой взял за руку Фею и поднялся с ними на верхнюю террасу. Стояла прекрасная пора: в горах уже распустились цветы, ветер доносил их волшебный запах, по восточным холмам пролегла дорожка лунного света, в лесу вскрикивали полусонные птицы, тени от деревьев трепетали на ступенях крыльца. Ян оперся на перила, любуясь красотой ночи. Неожиданно послышался звон подвесок, и во дворе появилась госпожа Инь. Она остановилась перед цветочной клумбой и о чем‑то глубоко задумалась. Хун спустилась к ней. Госпожа Инь молвила:

– Мне стало скучно, и я вышла полюбоваться светом луны. Не знала, что господин наш не спит.

– И ты тоже скучала? – рассмеялся Ян. – А мы как раз сожалели, что не с кем разделить радость этой прекрасной ночи, когда ясно светит луна и ветерок разносит чудесные запахи цветов. Присоединяйся к нам!

Три женщины, усевшись рядом, залюбовались луной, казалось, будто распустился лотос с тремя лепестками. Госпожа Инь была среди них самой умной и образованной; Хун – самой безыскусной, самой красивой, она напоминала цветок айвы с каплями росы на лепестках; скромная Фея с румянцем цвета персика на щеках – самой застенчивой* самой робкой и милой, подобно иве под весенним ветром. В ночном безмолвии струился лунный свет, окрашивая головки цветов в необыкновенные тона. Ян проговорил:

– Многих героев древности обвиняли в прегрешениях, но ни один из них не испытал того, что выпало на долю нашей Феи. Когда я впервые встретил ее в Цзянчжоу, узнал белоснежную чистоту ее души и ума, я полюбил ее, однако не стал торопить свое чувство. Я считался с тем, что она десять лет провела в зеленом тереме и на руке у нее красное пятнышко. Но разве могу я сегодня посчитать «соловьиную кровь» знаком ее неверности?

Хун, вздохнув, взяла Фею за руку, подняла рукав ее кофты и указала на красную точечку со словами:

– Много стало таких красных пятнышек, у кого их теперь нет? А мужчины только их и видят, не умея прочесть в душе и сердце женщины. Наша Фея – человек необыкновенной преданности, но если бы не «соловьиная кровь» на ее руке, наш господин не уподобился бы матери Цзэн Цаня!

Фея смутилась и опустила рукав.

– Я старалась блюсти себя и никому это не показывала, кроме супруга. Право, мне стыдно. Да и незачем об этом говорить!

Госпожа Инь похвалила Фею за откровенность, и началось общее веселье. До глубокой ночи развлекались они, воздавая должное вину и яствам. Когда, наконец, Инь и Хун ушли к себе, Ян сошел в покои Феи, погасил светильник и предался любви со своей красавицей наложницей, и были влюбленные как уточка и селезень с реки Лошуй, как Сянь‑ван и ушаньская фея на горе Янтай! И не слышал Ян, как пробили барабаны зорю, не видел, как заалел восток! Фея очнулась ото сна первой. Одеваясь, она взглянула на свою руку – красное пятнышко исчезло! Она удивилась, и почему‑то ей стало грустно.

Тут под окном раздался негромкий кашель: это Лянь Юй принесла Фее записочку. Та развернула листок и прочитала:

 

Над широкой рекой Цзыюй –

Лазоревая луна.

Вот ты и в мире людей –

Прекрасна ли здесь весна?

 

Фея улыбнулась, взяла кисть и начертала в ответ:

 

Спасибо, Красная птица,

Спасшая мост сорок!

Нет слов, как весна прекрасна, –

Узнай об этом меж строк!

 

Фея отложила кисть, и тут проснулся Ян.

– Что ты там пишешь?

Фея смутилась и хотела спрятать записку, но Ян с улыбкой взял ее и прочитал оба стиха, которые показались ему совершенными.

– Значит, весна настолько прекрасна, что об этом нужно читать между строк?! – весело проговорил он.

Фея покраснела, опустила голову и ничего не ответила. Тогда Ян в свою очередь берет кисть и приписывает на листке вот что:

 

Прошлой ночью луна

Над Серебряной встала Рекой.

Отчего на террасе гость

Потерял на всю ночь покой?

 

Ян вручил записку Лянь Юй и велел отнести тому, кто ее прислал. Но тут послышались шаги, и в комнату вошла улыбающаяся Хун. Ян отвернулся к стене, делая вид, что спит. Хун взяла свою записку со столика и начала обсуждать с Феей написанные стихи:

– Я не сильна в стихосложении, но попробуем разобраться вместе. Мое сочинение не похоже на творение простого смертного, в нем есть что‑то небесное. В твоем видны недюжинный талант и хороший поэтический вкус, и по стилю оно напоминает стихи эпохи Тан. А вот сочинение нашего господина написано, конечно, в насмешку над моим, и видно, что его создал человек заурядный, не слишком образованный, мужчина, и к тому же мало привлекательный!

Обе весело засмеялись, а Ян не выдержал, повернулся к женщинам и сказал:

– Болтаете тут всякий вздор, мешаете спать. Да и о чем говорить?! Наша Хун – воительница, ей ли рассуждать о поэзии? Давайте я выскажу вам свое мнение. Стихи Хун по форме красивы, но в них сквозит чисто женская зависть или ревность. Стихи Феи изящны, но в них много недосказанного, и это лишает их очарования. В моем же сочинении проступают широта духа и любовь к моим возлюбленным! Что, разве я не прав?

Теперь расхохотались все трое.

Несмотря на то что Ян находился в расцвете сил и талантов, жизненные невзгоды, ссылки и военные походы не могли не сказаться на его здоровье: беспрерывная смена холода и жары, нескончаемые переезды сделали свое дело, и он тяжело заболел. День ото дня ему становилось все хуже, родные и слуги сбились с ног. И однажды в дом, непрестанно поминая Десятерых Духов, зашла старуха с корзиной благовонных трав. Она сказала, что надо принести жертвы Будде и помолиться за выздоровление князя. Хун и Фея пригласили ее к себе.

– Судя по всему, бабушка, вы умеете предсказывать судьбу. Погадайте же нам!

Старуха вынула из корзины кости и гадательную книгу и проговорила:

– Нынче этому дому выпало счастье, но вместе с ним прокралась и беда!

– Как же нам от нее избавиться? – испуганно спросила Фея.

Старуха в ответ:

– Долголетия и счастья нужно просить у Семизвездного князя[358], а защиты от зла и лиха – у Десяти Духов! Принесите жертвы Десяти Духам, получите избавление от напасти!

Фея щедро вознаградила гадалку и проводила ее до ворот, вернулась и говорит свекрови:

– Может, и не стоит верить гадалкам да чародейкам, но ведь князь сильно заболел, а искренняя молитва всегда доходит до Неба. В монастыре Горный Цветок, где я жила когда‑то и где ежегодно молится сама императрица, – милосердный Будда обладает чудодейственной силой. Завтра же отправлюсь в монастырь и вознесу молитву об исцелении супруга!

Госпожа Сюй воспрянула духом.

– Когда я ждала сына, я молилась одной Авалокитешваре. О Будде, конечно, помнила, но не решалась к нему обратиться. У тебя добрая душа, девочка, поезжай и попроси Будду даровать выздоровление моему сыну и счастье для всех нас.

Наутро Фея в сопровождении Су‑цин и Лянь Юй выехала в Горный Цветок, взяв с собой ароматные травы, бумажные деньги и свечи. По дороге она любовалась зелеными горами и с грустью вспоминала прошлое. Оставив экипаж за воротами, она вошла в монастырь. Навстречу ей выбежали обрадованные монахини. Фея поздоровалась с ними, затем умылась и прошла к алтарю Десяти Духов, где воскурила благовония и помолилась. Завершив обряд, она подняла голову: статуя Будды утопала в цветах, словно была изваяна из живых лотосов. Сверху изливался небесный аромат. И тут ей показалось, что кто‑то был здесь совсем недавно. Потом Фея приблизилась к алтарю Авалокитешвары и помолилась возле него. И этот алтарь не был забыт неизвестным посетителем: бесконечные шелка окутывали бодисатву. На одном из полотнищ Фея увидела листок бумаги. Взяла его и прочитала. Вот что было написано на нем:

 

 

«Недостойная Хуан совершила в этой жизни слишком много дурного, зло поразило все ее шесть органов и пять чувств. И даже если удастся ей очиститься от скверны, даже если она во искупление прегрешений возведет башню из драгоценностей, которая достигнет Лотосового трона, все равно не будет прощения ее злодействам! Поэтому она решила порвать с суетным миром и остаток жизни посвятить служению Будде. О всемогущий Будда, о всемилостивые бодисатвы! Сжальтесь надо мной, избавьте от невыносимых страданий!»

 

Читая эти слова, Фея узнала почерк и поняла, что несчастная Хуан страдает. Она перечитала написанное раз и еще раз и обернулась к монахиням.

– Кто это писал?

Те сложили ладони и заплакали.

– О, как еще много страдающих в этом мире! В захудалое селение Цюцзы, что в десяти ли к югу от нашего монастыря, несколько лун назад из столицы прибыли две дамы со служанкой и поселились в глиняной хибарке под горой. Обе они были злы и неприветливы, видно, за грехи свои получили по заслугам. Но вскоре пожилая дама переменилась до неузнаваемости: подобрела, сделалась радушной, поразила нас умом и образованностью. А молодая изгнанница, удивлявшая нас красотой и знаниями, вскоре занемогла и даже пыталась уйти из жизни, только мы не знаем причин, побудивших ее совершить такое. Пожилая дама сказала нам, что она и ее дочь сотворили в своей жизни много зла другим людям, за что и терпят ныне тяжкие муки. Обещала сделать все, чтобы заслужить прощение от Будды. Молодая молчала и только плакала. Наш Будда милостив, он от души готов простить всех раскаявшихся грешников. Поэтому они приходили к нам еще и долго, истово молились.

Фею поразило услышанное.

– Уж не наша ли то Хуан? Я, кажется, узнаю ее почерк, да и, судя по словам монахинь, видно, что это она, хотя такое поведение на нее не похоже. Неужели она так изменилась за это время? Если все и в самом деле так, я должна помочь несчастной, ведь свои злодеяния она совершила только из‑за меня!

Вернувшись домой, Фея поведала свекрови о посещении монастыря, и – о радость! – Ян начал поправляться! А Фея уединилась в своей комнате и стала думать о том, как помочь несчастной Хуан.

Тем временем Хуан, понявшая, как сильно она была неправа в своих прошлых поступках, не находила себе места, страдая и вспоминая прошлое. Как и прежде, она отказывалась есть и пить, не разговаривала ни с матерью, ни со служанкой, таяла на глазах, то и дело лишалась сознания и однажды, почувствовав себя совсем плохо, позвала мать:

– Я многое передумала о своей жизни и не нашла себе оправданий. Одно желание у меня осталось – умереть! А вы живите сто лет и не поминайте дочь дурным словом!

Сказала – и испустила дух. Вне себя от горя, госпожа Вэй выплакала все слезы. В тот же день отправила послание мужу и сыну. В нем говорилось кратко:

 

 

«Поник и увял наш благоуханный цветок, разбилась драгоценная яшма – уже не склеить ее!»

 

Исполняя последнюю волю дочери, госпожа Вэй послала служанку в Горный Цветок за монахинями, чтобы предать тело покойной сожжению. Узнав о смерти молодой страдалицы, монахини поспешили в Цюцзы, но не забыли сообщить Фее скорбную весть. Фея поплакала – жаль ей было бедную Хуан – и подумала: «Она была такой талантливой, такой образованной! Страдала, конечно, обуреваемая ревностью, но если бы не я, ничего такого с нею не случилось бы! И хоть не совершила я в своей жизни ни одного недостойного поступка, однако госпожа Хуан погибла по моей вине – не будет отныне душе моей покоя. А ведь Хуан стала совсем другой, раскаялась в своих прегрешениях – и такой ужасный конец! Смерть ее – на моей совести! О, зачем в мире столько горя?» Она стала вспоминать, как играла с Хуан в «шесть‑шесть», как они, хоть и не поверяли друг другу своих потаенных мыслей, случалось, мирно беседовали. Фея вспоминала лицо и манеры Хуан и горько рыдала, скорбя об умершей. Ей пришли на память трудные годы войны, когда Ян был в походах, и она заплакала еще горше. Зачем, казалось бы, рыдать – только посмешищем быть в глазах глупцов – но она не могла сдержать потока слез. Неожиданно в комнату вошла Хун, и Фея сказала ей о смерти Хуан:

– Я оплакиваю не столько смерть госпожи Хуан, сколько несправедливости, что преследуют в жизни Фею Лазоревого града! Люди – что мотыльки, летящие на огонь, а радость, гнев, слава, позор – всего лишь сон в их скоротечной жизни! И вот одни покидают землю, не изведав счастья, тогда как другие незаслуженно наслаждаются всеми благами. Но люди не деревья и не камни, все они одинаково страшатся одиночества, проводят многие дни в тоске и печали. И я это испытала на себе. Коли есть такая несправедливость в мире, лучше уйти от людей и отказаться от еды и питья, как это сделал Чжан Цзы‑фан, или отрешиться насовсем от земных дел и последовать за Чисун‑цзы!

Помолчав, Хун ответила со вздохом:

– Я, кажется, догадываюсь, отчего умерла Хуан. Когда я была в учении у даоса Белое Облако, он открыл мне одну тайну – тайну дыхания. Известно, что в небе семь стихий: ветер, облака, дождь, роса, иней, снег и туман, а в человеке семь страстей – радость, гнев, печаль, страх, любовь, ненависть и жажда. И если семь небесных стихий сталкиваются меж собой, то сотрясается небо и изменяется погода. Если же сталкиваются друг с другом семь человеческих чувств, то человек заболевает, и дыхание покидает его, уходя в глубь тела. Думаю, что с Хуан произошло как раз такое. И если это так, то можно еще спасти ее.

Фея бросилась к Хун и схватила ее за руки.

– Госпожа моя! Если человек ценит дружбу, он готов делить с другом и радость и горе, ведь так?! Я согласна умереть вместо Хуан, но не могу этого сделать. Так приложите, молю вас, все ваше умение, спасите жизнь одного человека на радость двоим!

– Сделать это, пожалуй, нетрудно, – улыбнулась ласково Хун, – но если об этом узнает наш господин, он может остаться нами недоволен: разве можно шутить с жизнью и смертью!

А как поступила Хун, вы узнаете из следующей главы.

 

Глава сорок четвертая