Бить по траве, чтобы вспугнуть змею

 

Ши дал разрешение войти и сам привстал с подушек, чтобы встретить ее у входа. Бао часто и прерывисто дышала, не в силах справиться с волнением от собственной смелости. Однако она не хотела ждать и слушать моих советов. В руке она держала чайную розу, сжимая ее так сильно, что на нежных пальчиках выступили росинки крови. Ши протянул ей руку и хотел помочь пройти в центр комнаты, однако, как только он прикоснулся к ней, теплая волна толкнула их в объятия друг к другу, и они замерли обнявшись, не имея сил пошевелиться или оторваться друг от друга.

Затем они медленно опустились на подушки, нежно прижавшись друг к другу, и заснули.

Так они спали, пока не наступила вечерняя прохлада. Им был подан ужин, состоящий только из фруктов. Бао привлекла необычность вкуса монстеры, которую она раньше никогда не видела. Нежная мякоть по вкусу напоминала ананас и банан одновременно. Этот плод, похожий на молодой початок кукурузы, она увидела впервые, так как в оранжерее ее отца такого растения не было. Другие фрукты были мелко порезаны, чтобы их удобно было брать палочками.

Когда Бао очередной раз потянулась за кусочком монстеры, Ши ловким движением своими палочками захватил ее палочки, и они устроили целый поединок по фехтованию на палочках, испачкав друг друга фруктовым соком и выхватывая друг у друга из палочек кусочки фруктов.

Вдруг в комнату зашли сразу двое слуг Наисветлейшего, один из которых передал приказ для Ши срочно явиться к отцу. Ши вскочил, быстро сбросил с себя одежду, окунулся с головой в бассейн и надел официальную одежду для посещения отца. Через несколько минут он уже был в тронном зале с желтыми круглыми колоннами и троном, украшенным резными позолоченными изображениями драконов на фоне пронзительно‑синих, светло‑сапфировых инкрустаций, на котором на полумягкой толстой подстилке, обитой светло‑зеленым шелком, восседал Наисветлейший. По обе стороны трона стояли подставки на четырех ножках из темного дерева, на которых стояли два слона из зеленой яшмы.

Ши прошел мимо рядов вооруженных стражников под бой ритуальных барабанов и пронзительные звуки рожков, разрезающих пространство, заполненное многочисленными треножницами и курильницами в форме журавля и черепахи – символов успеха и долголетия, – из которых поднимался дым благовоний из молодых побегов сандалового дерева и сосны.

Лицо Наисветлейшего было, как всегда, улыбчивым, но глаза выдавали печаль. Он подал знак рукой – и все слуги удалились. Отец и сын остались одни. Ши стоял на коленях, преклонив голову перед ступеньками, ведущими к трону. Ступенек было семь, они были сделаны из мраморно‑желтого камня твердой породы с золотыми прожилками, названия которой Ши не помнил. Он не видел, но чувствовал каждое движение души и мысли своего отца и понимал, что разговор будет серьезным и его последствия для него будут далеко идущими.

Наисветлейший жестом разрешил сыну подняться на ступеньки и сесть перед троном. После некоторого молчания, которое подчеркнуло громадные размеры тронного зала, замершего в ожидании, пропитанном сандалом, сосной и полынью, Наисветлейший начал свою речь, каждое слово которой он произносил медленно, как будто хотел услышать эхо, как будто оставлял недописанным иероглиф:

– Многие упрекают меня в отсутствии боевых действий против чжурчжэней. Я считаю, что у нас достаточно девушек, умеющих делать шелковые ткани. Ведь несколько шелковых полотен спасают жизнь тысячам подданных. Бунтуют те князья, которые потеряли свои земли. Но почему я один обязан защищать их земли, когда они не сделали ничего, а только выли и тявкали из подворотни? Если бы они хотели, то сами бы могли вставать на заре и заниматься боевыми искусствами, а не искать новых наложниц. Возможно, я и не дал некоторым валяться на подушках в своих дворцах, но я дал Китаю порох, компас и книги, которые теперь печатаются по всей стране.

Что же, пусть эти князья тоже присоединятся к тебе – и пусть только попробуют не присоединиться! – тогда они сами пусть упрекают себя.

Но не содействуй ни победе, ни поражению. Победа немыслима. Кочевники, как крысы, не знают страха и не помнят поражений. Они толпами идут туда, где другие создают богатства, опустошая города и целые области. Лучше бросить им кусок и заткнуть на время их глотки. Пусть я имею плохой мир. Но этот мир дает возможность нам развиваться, поэтам писать, художникам творить, строить дворцы и города, храмы, женщинам рожать и радовать нас.

Целые группы и отряды собираются пойти войной против завоевателей и освободить нашу землю. Но силы не равны. Китай – это мед, а кочевники – это мухи, которые плодятся многократно, когда их убивают. Собери под свои восемь знамен всех недовольных, всех, кто хочет пойти на войну с чжурчжэнями, всех, кто упрекает меня в бездействии и слабости, поведи их. Пусть те, кто кричит о храбрости, проявят храбрость, как могут, пускай они сами послушают звуки хуского рога[10].

Этим ты решишь две задачи. Первая – ты уведешь всех недовольных из Ханчжоу, оставив мне разбирать интриги дворцовой мелочи и трусливых выскочек. Если ты победишь, то слава тебе – моему наследнику, а значит, и мне. Это усиление империи. Если ты проиграешь, то все, кто против моей политики, будут разбиты и убедятся в моей правоте. И никто не посмеет сказать, что я трус, ведь ты – мой сын. Но тебе еще рано управлять государством, а для ратных дел – ты уже Воин, идущий по Пути Воина.

Иди – и любой исход приведет нас к победе. Но береги себя, гордыня не стоит того, чтобы отдавать за нее свою жизнь. Пускай погибают те, кто упрекает нас в трусости, пускай они демонстрируют свою смелость. Помни, ты должен проявлять осторожность и выжить любой ценой. Если надо, принимай вид простого воина. Монах‑Учитель поедет вместе с тобой.

– Когда? – сдержанно спросил Ши.

– Астрологи скажут, когда звезды будут расположены к тебе. Но уже завтра ты должен начать собирать под свои знамена всех, кто хочет Ч пойти в поход против чжурчжэней, чтобы освободить Кайфын. – При слове «Кайфын» улыбка Наисветлейшего приобрела оттенок грустной усмешки.

Ши вернулся в свои покои. Комната была убрана, Бао перенесли в ее комнаты. Ши долго сидел перед зеркалом, всматриваясь в свое будущее. Восьмирукая воинственная Небесная Богиня и воины, которые были в два раза меньше ее размерами, по обе стороны от нее, расположенные в нише в другом конце зала, отражались в зеркале и при изменении освещения казались живыми, пришедшими из неизвестного будущего.

В верхней правой руке Небесная Богиня держала меч, в средней – стрелу, в нижней – копье, в левой верхней она держала щит, в средней левой – лук, а в нижней левой – колчан для стрел. Еще одна правая рука, кисть которой с сомкнутыми большим и указательным пальцами была обращена ладонью вверх, располагалась на уровне Дань‑Тяня, а кисть левой руки, с сомкнутыми большим и указательным пальцами, была направлена вертикально вверх, причем большой палец был прижат точно к сердцу. На вершине огненно‑красного нимба Небесной Богини находился лотос с голубыми лепестками, из которого как бы вырастала трехъярусная пагода. Голубые и алые ленты, украшающие Небесную Богиню, при колебаниях света свечей, казалось, извивались, а сама она казалась летящей, размахивающей шестью руками и побеждающей в спокойствии и медитации, о чем говорили ее руки около Дань‑Тяня и сердца. Спокойствие и уверенность Небесной Богини передались Ши, как священное послание, сделанное некогда посвященным монахом‑скульптором.

Ши встал, поклонился зеркалу и пошел спать, еще ничего не зная о своем пути, кроме того только, что с ним на его Пути Воина будут Спокойствие и Уверенность.

Для меня эта ночь, наоборот, оказалась беспокойной. Во‑первых, сначала была великая радость. Свет стал пульсировать – это был знак, что малыш обрел свое сердце. У ребенка нет еще ни лица, ни ног, ни рук, но уже бьется сердце. Моей радости не было предела. Бао спала, на ее прекрасном лице играла улыбка‑воспоминание о вечерней встрече с Ши, когда она вернулась, сияя от радости, в разноцветных каплях фруктовых соков – вся сладкая, радужная и счастливая.

Но дальше произошло непонятное. Интенсивность света стала уменьшаться. Я понимала, что происходит что‑то не то. Решение нужно было принимать незамедлительно. Внезапно меня осенила догадка. Ведь если у Бао нет нефритовых гроздьев, значит, нет и их эссенции в ее крови, а значит, пока зародыш сам не те начнет вырабатывать эту эссенцию, что должно произойти только через два месяца, Бао должна получать ее от кого‑то. Этой эссенции много в «Порошке Золотой Курицы», но где мне его сейчас взять?

Время шло, а свечение убывало. Впервые я задумалась, как хрупка может быть жизнь. Но только не сейчас, но только не эта жизнь! Единственное, что я могла сделать, это отдать ей пару своих нефритовых ягод. Но ведь это придется делать каждый день в течение двух месяцев. Поэтому я незамедлительно вызвала посыльного и, написав письмо для сестры Фу, отправила его срочно в монастырь. Сама же я не могла покинуть Бао ни на минуту. Я приказала принести мне все компоненты, которые были необходимы для снадобья. Все было выполнено мгновенно, недовольным был только дворцовый повар, лишившийся своей любимой свиньи, готовой вот‑вот одарить его приплодом, не понимающий, зачем резать столь ценное животное в такое интересное для него время.

К утру, когда решение было уже найдено, я немного успокоилась. Во всяком случае, несколько вариантов выхода из ситуации есть, к тому же скоро еще и «Порошок Золотой Курицы» будет у меня, а может, что‑нибудь еще, что порекомендует сестра Фу.

Через несколько дней я получила ее ответ. В своем ответном письме она писала, что рада, что Бао забеременела, и желала мне удачи. Кроме того, она действительно прислала еще несколько препаратов, приготовленных ею лично для Бао, с подробным описанием составляющих, чтобы я смогла их воспроизвести в случае экстренной необходимости. Она была признательна мне, что я ценю ее знания и не постеснялась обратиться за помощью. Далее она писала, что я могу всегда на нее рассчитывать. Это было очень кстати, так как сложности только начинались.

Тем временем для Ши настала совсем другая жизнь – жизнь Воина‑правителя. Целыми днями он вместе с монахом‑Учителем отрабатывал тактику и стратегию боя, причем уже не единоличного, а войскового.

Он выучил наизусть «Трактат о военном искусстве» Сунь‑Цзы:

«У того, кто умеет обороняться, противник не знает, где ему нападать».

«...Поэтому сказано, что тот, кто знает врага и знает себя, не окажется в опасности и в ста сражениях.

«Тот, кто не знает врага, но знает себя, будет то побеждать, то проигрывать.

_ Тот, кто не знает ни врага, ни себя, неизбежно будет разбит в каждом сражении».

«Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике. Поэтому тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить».

«Кто – еще до сражения – побеждает предварительным расчетом, у того шансов много; кто – еще до сражения – не побеждает расчетом, у того шансов мало».

Далее они выработали тактику сбора войска. Первым делом было решено пригласить участвовать в походе дерзкого смельчака‑поэта Синь Ци‑цзи, который писал свои «цы» о трусости императорского двора, бросившего Кайфын на растерзание кочевников и оплакивавшего участь тех, кто должен был жить под властью чжурчжэней. В 1163 г. он предпринял дерзкий поход в стан чжурчжэней, чтобы отомстить предателю за убийство своего друга– военачальника.

Незадолго до этого Синь, влившись со своим отрядом в армию «Верности и справедливости», действовавшую в Шаньдуне под командованием полководца Гэн Цзина, стал его ближайшим соратником. Однажды Синь по заданию Гэн Цзина выехал из лагеря. В его отсутствие в армии вспыхнул мятеж. Заговорщики убили полководца и переметнулись на сторону противника. Узнав об этом, Синь сколотил небольшой отряд и под покровом ночи совершил дерзкий рейд во вражеский стан. На глазах у растерявшегося неприятеля он схватил, «как перепуганного зайца», главаря мятежников, пировавшего с чжурчжэнями, доставил в южносунскую столицу и здесь собственноручно казнил. Однако теперь Синь больше сидел в кабаках или васах[11] и своими стихами привлекал многих недовольных политикой двора.

Ши вместе с монахом‑Учителем решили после первой стражи, в семь часов вечера, отправиться в кабак, где любил бывать Синь.

Ослепительный белый скакун в боевой экипировке гордо посматривал на обезумевших прохожих, падающих ниц перед Наисветлейшим Ши. Монах‑Учитель следовал рядом на огненно‑рыжем жеребце. Город тысячи дворцов и полутора миллионов домов жил своей вечерней жизнью. Остались позади многоярусные пагоды, живописные беседки, книжные лавки и каченные библиотеки, цзяофан – музыкальная школа, дома вельмож в несколько этажей.

Около кабака «Красный фонарь» они остановились. Стоя у ворот, монах‑Учитель попросил передать Синю, что к нему приехал Наисветлейший Ши, чтобы пригласить его, Синя, принять участие в походе против чжурчжэней. Однако тот в пьяном угаре наговорил много обидного и не пожелал выйти, сказав, что пусть сунский выродок встанет перед ним на колени, только тогда он пойдет под его знамена.

Ни один мускул на прекрасном молодом лице не дрогнул. Ши бросил соболью накидку на землю под копыта своего коня и потянул за поводья, уговаривая коня встать на колени. Умное животное встало своими нежными, тонкими коленями на соболью накидку, грациозно изогнув шею. Люди стали собираться на площади перед кабаком. Невероятная тишина царила вокруг. Обезумевшие и упавшие ниц простолюдины в пеньковых одеждах замерли в священном страхе перед Наисветлейшим Ши. В это время повисшую над площадью тишину взорвал голос Ши, которому могли бы позавидовать самые голосистые монахи. Под мелодию «моюэр» он начал декламировать стихи Синь Ци‑цзи, написанные им в год цзихай[12] на банкете в беседке Сяошаньтин по случаю перевода Синя на должность распорядителя продовольствием из провинции Хубэй в провинцию Хунань.

– Опять дожди

И бесконечный ветер!

Каким же надо

Обладать терпеньем!..

Весна готова

Раствориться в лете,

Живет она Последние мгновенья.

Ее прошу я

Не спешить с уходом,

Как жаль, что было Раннее цветенье!

Теперь вдвойне,

Когда под небосводом

Сонм лепестков

Проносится в смятенье.

Постой, весна,

Не уходи! Куда ты?

Я слышал – травы

Разрослись стеною.

С пути собьешься –

И не жди возврата!

Молчит весна,

Не говорит со мною.

Но мне видны

Весенние приметы

В тенетах,

Заплетенных под стрехою.

Они пух ивы

С самого рассвета

К себе влекут

Незримою рукою.

Боль одиночества

С тоской его бескрайней!

Я тишины

На башне не нарушу.

Что там увидишь?

Ивы лишь в тумане

Да луч заката,

Леденящий душу!

Становилось все больше людей разных сословий и разного положения. Студенты, чиновники, монахи и торговцы останавливались, с изумлением осознавая присутствие Наисветлейшего в столь необычном для него месте.

По толпе шел шепот.

– Что хочет наследник?

– Он приглашает забияку Синя на войну с чжурчжэнями.

– А что тот?

– А тот пьет и от страха потерял свои шелковые шаровары.

Ши ждал, сидя на жеребце, стоящем на коленях перед кабаком. Народу становилось больше и больше. Наконец Синь понял, что происходит, и протрезвел в мгновение ока. Потемневший от ужаса, он вышел и упал на колени перед Ши, клятвенно пообещав присоединиться к войску Наисветлейшего Ши в его походе против чжурчжэней, чтобы освободить Кайфын.

После этих слов Ши поднял с колен своего коня, и тот, видимо, желая размять ноги, призывно заржал, поднявшись только на задних ногах и перебирая в воздухе передними. Было впечатление, будто он танцует священный боевой танец языческих предков своих прошлых воплощений. Сделав невероятный прыжок только на задних ногах, он понесся размашистой рысью домой, ловко перепрыгивая через не успевших скрыться с его дороги упавших ниц простолюдинов.

На следующее утро, едва лучи солнца упали на каменные ступени, ведущие ко дворцу, Синь Ци‑цзи лежал ниц перед входом во дворец, не смея поднять голову. Весть о вчерашнем происшествии мгновенно облетела весь город. Невероятность события настолько потрясла всех, что передавалась из уст в уста быстрее, чем звук небесной грозы достигает земли. Многие князья, зная свою неосторожность в высказываниях, не хотели попасть в положение Синя, поэтому, изображая боевой дух и называя решение двора долгожданным, прислали свои верительные грамоты о готовности присоединиться к походу. Дело было сделано. Фактически через несколько дней армия была собрана. Военные чиновники занялись своим делом.

Ши ждал решения астрологов. Он сидел в саду около входа в комнату и медитировал, когда пришли посыльные от отца. Ши бросился к отцу, готовый услышать дату. Но там он застал незнакомых ему вельмож, вовсе не похожих на астрологов.

– Сын мой, пришло время взять в дом новых жен, тем более что ты уходишь в поход.

– Я вернусь, – сжав зубы, произнес Ши и удалился.

Наисветлейший ничего не мог возразить против такого ответа сына. Отцам двух девушек было сказано, что пока Шив походе, будет лучше, если их дочери побудут дома. Но они переполошились, что если Ши убьют, то их дочери так и не станут женами Наисветлейшего, а если Ши убьют, когда они уже будут его женами, то может статься, что им посчастливится еще быть и императрицами. Однако дальнейшее молчание самого Наисветлейшего заставило их удалиться.

Ши и сам поразился своей смелости и дерзости в разговоре с отцом, ведь еще никогда и никто не спрашивал его мнения. Звезда Воина и Правителя зажглась над ним, и он чувствовал ее дыхание. Впервые в жизни он принял решение и взял за него ответственность. Его ноздри раздувались, как у скакуна после быстрого подъема в гору. «Эти вороны уже слетелись, хотя я еще жив», – мелькнуло у него в голове, Внезапно он остановился и затем, резко поменяв направление, побежал к покоям Бао.

Состояние Бао было нормальным, если не считать, что из‑за приступов тошноты по утрам мне приходилось корректировать ее питание и постоянно следить за свечением в ее животе, чтобы вовремя давать препараты сестры Фу и «Порошок Золотой Курицы». Мы продолжали наши упражнения, рекомендованные в письме сестрой Фу, чтобы укрепить тело лотоса и омывать его целительными потоками энергии «ци». Бао была очень обрадована внезапным приходом Ши, и глаза ее засветились от счастья. Он присел рядом с ней, и они стали тихо шептаться между собой.

Она рассказала ему, что у маленького Ши уже бьется сердце. Кроме того, сегодня от меня она узнала, что у зародыша уже есть зачатки головного и спинного мозга, глаз, а также рук и мог. И более того, началась закладка и развитие органов пищеварения, печени, почек и мочевыводящих путей, что совсем скоро он уже начнет реагировать на свет. Она также рассказала, как она разговаривает с ним по утрам, и предложила Ши сделать то же самое.

Он растерянно пытался что‑то сказать, как будто забыл все слова, а потом тихо произнес, прижавшись губами к животу Бао:

– Здравствуй, мое солнышко!

Глаза его светились озорством и радостью. Он уже был совсем не похож на того Ши, который полчаса назад вошел в комнату. Приложив ухо к животу, он пытался услышать биение маленького сердечка. Он целовал нежный животик Бао, потом приложил руку и пытался почувствовать своего маленького наследника. Вдруг глаза его вспыхнули необыкновенным огнем.

– Я слышу его, слышу!

Что же, опытный Воин, проведший не один час в медитациях, может «услышать» новое живое существо. Я искренне была рада за него.

Он пообещал Бао приходить к ней каждый день до своего отъезда, проводить с ней как можно больше времени и даже, если это не повредит ей, оставаться с ней на ночь, чтобы побольше пообщаться со своим сыном.

 

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ

ИЗВЛЕЧЬ ИЗ НИЧЕГО НЕЧТО

 

В эту ночь он остался вместе с Бао. Я была обеспокоена этим, так как одно неосторожное Щ движение – и мы можем потерять наше маленькое солнышко. Однако было просто невозможно что‑то сказать им или разлучить их в тот момент. Единственное, что я могла сделать, так это заставить их обоих хорошенько выспаться. Немного лаванды, немного музыки в тональности Юй и едва слышное падение капель в сосуде в ритме отдыхающего сердца – вот и все, что нужно для двух уставших от разлуки сердец, чтобы забыться в сладком расслаблении, когда позади все тревоги. Ведь это вовсе и не тревоги были, а так, просто руки расстались на мгновение и искали друг друга в пространстве, а теперь нашли.

Утро подкралось незаметно. Ши поцеловал Бао в животик, поговорил со своим сыном. Бао делала вид, что не слышит ничего и спит, но губы ее хитренько улыбались. Затем Ши начал целовать шею и ушки своей жены, отчего она уже пс могла притворяться спящей. Тень на часах предательски подползала ко времени, когда закапчивается последняя стража (пять часов утра).

Ши должен был идти на утренние занятия. Даже если ты – Наисветлейший, даже если рядом молодая жена, ты – Воин, и долг Воина – сохранять свое тело и свой дух в боевой готовности. На подъеме энергии солнца, когда оно помогает тебе двигаться по пути Воина, ты должен встать, а вставая каждый день вместе с солнцем, ты обретаешь его энергию и его магию, когда по твоему желанию распускаются цветы в саду, разбиваются камни одним усилием твоей воли, и железный клинок ломается о твою плоть. Только в это время в Позе Золотой Черепахи энергия проходит по меридианам, порождая в них правильные токи, настраивая твое тело, как музыкальный инструмент, на особую волну, позволяющую тебе легко двигаться по Пути Воина.

Весело накрыв Бао с головой шелковой легкой простыней, Ши вскочил и убежал к монаху‑Учителю, который его уже ждал в саду.

Зная о скором отъезде Ши, я заказала для покоев Бао медную скульптуру Кван Ин, восседающей на лотосе, который несет белый Небесный Слон с шестью клыками, ноги которого стоят на красных лотосах. Кван Ин – это одна из восьми совершенномудрых бессмертных – «Та, которая слышит все Плачи Мира», призывая к милосердию и состраданию. Я хотела задобрить ее, чтобы она помогла нам сохранить Ши в живых.

Ши действительно все свободное время проводил вместе с Бао. Это потому, что, возможно, ему придется покинуть их слишком скоро. А ведь на втором месяце после зачатия у зародыша закладывается программа его Пути в этом воплощении, а к концу восьмой недели малыш уже воспринимает звуки из внешнего мира, начинает учиться распознавать голоса матери и отца, отвечая на них толчками в переднюю стенку живота матери.

Ши разговаривал со своим малышом, звал его и ждал реакции, держа руки на животе Бао. И вот однажды, когда он так позвал малыша, я увидела, что интенсивность свечения стала больше, и Ши это почувствовал своими руками. Он позвал малыша еще раз, и опять получилось то же самое.

– Он слышит меня... – тихо произнес он.

Бао счастливо улыбалась. Это время было самым счастливым для нее.

Но однажды утром Ши ушел и больше не вернулся, в его покоях его тоже не было. Бао беспокойно обняла меня и попросила помочь ей.

В это время Ши вместе с монахом‑Учителем были в полевом лагере, где готовые выступить в поход против чжурчжэней войска проходили свое обучение и тренировки на слаженность действий, привыкая к общему боевому порядку и дисциплине. Военные чиновники, успешно сдавшие государственные экзамены, пытались создать из вооруженных отрядов некое подобие единой армии. Это было достаточно трудно, так как существовали даже языковые трудности – ведь отряды были из разных областей, в которых язык отличался от наиболее распространенного, и пришлось даже ввести должность переводчиков, что сильно осложняло сборы. Однако в общем все шло своим чередом. В воздухе носился запах походных костров, дальнего пути и великих событий в жизни каждого из воинов. Могло даже показаться, что это действительно великая армия великого государства. Хотя, конечно же, оно так и было, если бы в это же время где‑то очень далеко, на северо‑западе, не было другого великого войска, которого раньше никогда не знала история, – войска Темурджина.

«...Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике. Поэтому тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить».

Те, кто сейчас участвовал в этом общем действе военных сборов, даже не могли и представить, что где‑то там, далеко, есть многотысячная конница, несущая крепких, здоровых воинов, не знающих ничего, кроме запаха боя

и вкуса победы. Впрочем, не всем из них суждено это узнать.

Синь Ци‑цзи в тот вечер не выдержал государственного экзамена, обязательного для получения права на должность военного распорядителя продовольствия, и был отправлен в провинцию на свою прежнюю должность без права посещения столицы без высочайшего на то распоряжения.

Вечером Ши в боевой кольчуге зашел в комнату Бао и взволнованно объявил, что выступает завтра, в час пятой стражи (в три часа ночи). Не дожидаясь ответа, он повернулся и направился к двери. Бао вскочила, догнала Ши, вытащила из роскошной прически заколку из нефрита, золота и рубинов в жемчужной оправе, разломала ее пополам и положила одну половинку в ладонь Ши, сжав его пальцы. Пышные, тяжелые волосы рассыпались по плечам, делая Бао влекущей, как черная гладь воды.

Ши нежно поцеловал ее в губы, произнеся:

– Я вернусь.

Он вышел, но через два часа действительно вернулся, чтобы проститься с женой и поговорить с сыном в последний раз. Бао сломила веточку ивы на берегу пруда и, как только Ши вошел, положила ее в его сумку, с которой он уже не расставался. Существовал обычай, когда путнику в знак памяти и пожелания благополучного путешествия дарили веточку ивы.

Армия во главе с Ши вышла из дворца затемно. Когда солнце встало, они уже были далеко от города. Возвращающиеся домой рыбаки, застыв, смотрели на многотысячное боевое войско, идущее навстречу неизвестности. Девушки, полощущие пряжу, удивленно затихли, разглядывая конных и пеших воинов. Была весна, цвела дикая слива мэйхуа. Войско уходило все дальше от города, и сломанная веточка прибрежной ивы увядала в полевой сумке Наисветлейшего воина.

Бао спала, храня на губах, как печать, последний поцелуй Наисветлейшего супруга, который он подарил ей, когда она засыпала. Пусть она спит. А мне так хотелось быть вместе с ним, но нельзя сделать легким тело, если душа ранена разлукой.

Я не могла ни на минуту отлучиться от Бао, даже когда она спала, пока не пройдет два месяца от момента зачатия и зародыш сам не станет вырабатывать эссенцию нефритовых ягод. Только тогда, когда это произойдет, я смогу продолжить свои путешествия. А пока я должна следить за свечением нашего маленького солнышка, чтобы оно ни на минуту не прекращало своего пульсирующего сияния.

К счастью, первые несколько месяцев голубиная почта и посыльные регулярно приносили известия о походе армии Ши. Было много удачных операций. Было освобождено много городов. Но армия Ши таяла, так как князья после освобождения своих городов оставались в них, не желая продолжать поход и забирая с собой свои отряды.

Ши выступил на общем заседании военачальников, сказав, что это является преступлением против империи и может погубить всю армию, однако князья не желали идти дальше своих городов.

Ши, памятуя наставления отца, не прибегал к карательным мерам против тех, кто выходил из армии, потому что за годы господства чжурчжэней все смешалось в этой части бывшей Сунской империи. Чжурчжэни взяли в жены китайских красавиц, и теперь все они были непонятно кто, свои ли, чужие ли. Война становилась бессмысленной, но уже по другой причине. Да, он освободил города, но для кого и от кого?

Единственное утешало – что он установил пошлину в государственную казну для всех освобожденных провинций. Но провинции были сильно разорены, и размер этой пошлины был не слишком высок. К каждому князю, бравшему в свои руки управление своими землями, был послан государственный чиновник, поверенный в делах данной провинции, для осуществления государственных функций.

Остатки армии Ши подошли к пустынному плоскогорью. Далеко вперед больше не было ни одного известного Ши китайского города, только песок, ветер и пустыня. Ослепительно белый песок до самого горизонта, где ослепительно‑синее Небо сливается в священном браке с Землей в искусстве желтого и белого. Кто может выживать в этой пустыне, почему отсюда исходит такая угроза? Ши стоял и смотрел на бескрайнюю пустыню, чье спокойствие не нарушали даже птицы. Поодаль за ним стояла тысяча корейцев, воюющих за государственное жалованье – надежные и прекрасные воины, не знающие страха, выживающие в любых условиях и после самых тяжелых ранений, всегда поддерживающие друг друга, всегда подтянутые и исполнительные. Ши поднял руку вверх и подал команду об окончании похода. Домой...

Несколько дней пути домой прошли без происшествий. Отряд подошел к горной равнине, полной сочной травы, дичи, прекрасных цветов, посередине которой протекал сохранивший горную прохладу ручей. Армия привела себя в полный боевой порядок, хорошо отдохнула и готова была двигаться дальше.

Утро было свежим. Обычное осеннее утро. Море облаков окрасилось в оранжево‑розовые цвета восхода. Ничто не предвещало беды. Армия вышла в путь и, сделав солидный переход к следующей равнине, располагалась на послеполуденный отдых.

Все изменилось в мгновение ока. Стоны, ржанье раненых лошадей, воинственные чужие крики, стрелы, тучей покрывающие каждый клочок земли. Лоснящиеся здоровьем и силой боевые лошади и такие же воины, сидящие на них, казалось, играли в непонятную игру, от которой повсюду разливалось дыхание смерти.

Ши не успел даже сесть на коня, а тот упал рядом с ним, храпя пеной. Веселый, смеющийся молодой воин‑монгол, с невероятно светлой для монгола кожей и пронзительно‑голубыми глазами, в меховой шапке с лисьим хвостом и с драгоценными камнями на ней, которые указывали на его высокое положение, замахнулся на Ши своим копьем, сидя на вставшем на дыбы вороном мерине. Это вывело Ши из оцепенения. Вспомнив уроки Учителя об использовании чужой силы, когда смертельный удар мог настичь его, он отклонился в сторону, но схватил копье и увлек за ним молодого всадника, что того вовсе не смутило. Он так же весело и уверенно вскочил на ноги и выбил копье из рук Ши. «Легкого боя не будет», – пронеслось в голове Ши.

Первые его удары не имели никакого результата, молодой белозубый монгол только веселился еще больше. А удар клинком мог бы стать смертельным для Ши, если бы не помощь монаха‑Учителя. «Железный клинок, железная рубашка», – промелькнуло в сознании Ши – и мгновенный удар Ши заставил монгола схватиться за свою правую руку. Не понимая, что случилось с его рукой, он пытался по инерции поднять клинок, но рука его не слушалась. В это мгновение Ши схватил его шапку, надел ее и, вскочив на вороного мерина молодого монгола, понесся прочь, рассекая бесконечные ряды неприятеля, которые при виде его коня и шапки уступали ему дорогу Молодой монгол удивленно смотрел на удаляющегося от него любимого коня, который никогда и никого не слушался, кроме него, а тут покорно стал исполнять команды чужеземца.

Если хочешь остаться в живых, не избегай смерти, она ходит там, где от нее прячутся.

Ши долго скакал, сжав зубы и ни о чем не думая. Вдруг мерин захрипел, споткнулся, и Ши упал, кувыркнувшись несколько раз по зеленой траве. Он осмотрелся вокруг. Всего в нескольких десятках метров был обрыв, где по шуму можно было определить быструю реку. По другую сторону от Ши был отвесный подъем. Ши, долго не думая, отцепил от жеребца сумку с продовольствием и мешком с водой, кинжал и все, что могло ему понадобиться в дороге, быстро, как только мог, перетянул умирающего коня к обрыву и сбросил его вниз. Туда же он сбросил и шапку монгола, проводив ее взглядом. Быстрый поток понес коня, окрашивая воду в цвета заходящего солнца.

Убрав все следы своего присутствия, Ши стал подниматься вверх по отвесному склону, где, ему показалось, было некоторое углубление. От монаха‑Учителя Ши знал, что в этой местности в горах есть места, где живут отшельники.

Поднявшись более чем на сто метров вверх по отвесной скале, порою на одних только пальцах, Ши действительно обнаружил небольшое углубление, напоминающее пещеру. Пока он не придумал, что делать дальше, решил переждать здесь некоторое время. Пещерное одиночество не пугало его. Как‑то он провел три месяца в подобной пещере без света и еды с ограниченным количеством воды, чтобы выработать в себе чувство ясновидения, необходимое правителю и Воину. Он знал, что через несколько суток начнет видеть в пещере все предметы особым видением, которое сохраняется некоторое время при выходе из пещеры и которое называют иногда ясновидением.

Однако он хотел знать, спасся ли кто‑нибудь еще после этого нападения и где его Учитель. Без ощущения поддержки своего Учителя он чувствовал себя осиротевшим и одиноким. Однако он знал, что, если есть какой‑либо шанс спастись, Учитель спасется и без его помощи. Сильная усталость и внезапное осознание чувства безопасности вдруг овладели им, заставив Ши расслабиться и впасть в глубокий сон.

Он проспал несколько суток. Проснувшись, он удивился, что вокруг темно. «Вероятно, еще ночь», – подумал было он, но пронзительные воспоминания потрясли его. Он сел, обнял колени и стал в деталях вспоминать все произошедшее в последнем бою. Вдруг он увидел фиолетовое свечение у себя за левым плечом. Он обернулся. Легкое фиолетовое облако напоминало очертания Учителя.

– Ты жив? – спросил Ши.

– Это тебе решать, – ответил Учитель. Может быть, и не ответил, но Ши получил ответ на свой вопрос, сам не зная как.

– Скажи, все погибли или кто‑то еще остался в живых?

– Десяти корейцам удалось убежать. Когда монголы ушли, они спасли еще двадцать человек, которых можно было спасти. Они сейчас находятся по другую сторону этих гор, довольно далеко от тебя.

– А кто был тот, что напал на меня?

– Его зовут Темурджин. Он хан–объединитель племен.

– Скажи... а его можно победить? – Фиолетовое облако растаяло, а Ши обессилено опустился на камни и заснул.

Когда Ши проснулся снова, была глубокая ночь, и полная луна осветила долину и реку фантастическим неземным светом. Из трех духов света она была самым близким, но и самым загадочным. Однако даже этот свет не проникал в пещеру, хотя Ши точно знал, что творится там, в долине. Оставшись один на один с собою, не зная ответы на сто вопросов, Ши пытался осознать все, что случилось с ним за последние месяцы. Он прекрасно понимал, что настанет день – и армия Темурджина придет к нему в город. Но откуда она взялась, эта немыслимая армия? Он еще и еще раз вспоминал, как несколько часов кряду он скакал через тучи всадников, которые были в прекрасном боевом состоянии. Он понимал, какая немыслимая и опасная сила была на границе его страны.

«Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике. Потому тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить».

Как заставить его дать себя победить? Кто он, этот Темурджин?

Фиолетовое облако вновь явило себя за левым плечом Ши. И Ши вновь задал ему вопрос:

– Скажи, но как получилось, что мы не почувствовали опасности и не увидели это многотысячное войско?

– Опасность ты чувствуешь только тогда, когда кто‑то хочет напасть на тебя и в пространстве суще