Бросить кирпич, чтобы получить яшму

 

Ши не очень нравилась эта процедура, но он должен был присутствовать, так как в этот момент решалась его судьба. Кто‑то из этих людей должен был стать родственником его будущим детям. Женщины смотрели на него – и каждая вспоминала свою брачную церемонию, многие просто откровенно воображали себя па месте его невесты, и от этого румянец покрывал их щеки, проглядывая даже сквозь толстый слой пудры. Их одеяния и прически были невообразимо сложными сооружениями, а на описание наряда всего лишь одной из них нужно потратить столько же шелка, сколько ушло и па сам наряд. Это был невероятный фейерверк форм, цветов и ювелирно выполненных деталей. Множество вышитых цветов, птиц, бамбуковых стеблей могло умещаться на маленьком кусочке шелка размером с детскую лапнику, при этом не делая его тяжелее.

Особенной гордостью каждой женщины был небольшой веер. Он был одновременно и продолжением руки, и продолжением взгляда, и магическим предметом силы для каждой из них. Ни одна не променяла бы свой веер на бриллиантовое колье, впрочем, по стоимости наверное, были бы примерно равны, ведь это были поистине уникальные шедевры ювелирного искусства. Каждая дама виртуозно владела своим веером, и если бы вдруг им запретили говорить, то веера были бы красноречивее всех слов.

Никогда еще Ши не видел столько изысканных женщин. Его сердце билось, хотя ни одна из них не вызывала в нем желания. Он впервые столкнулся со стихией женского и непонятного. Это был совершенно другой мир – пугающий и безграничный. У него было ощущение, что он сидит абсолютно голый и беззащитный, что их руки и взгляды тянутся к нему, ласкают его, смеются над ним. Он пытался контролировать себя и быть расслабленным, но нефритовый стержень не хотел подчиняться ему и отвечал на все их тайные воображаемые ласки. Благовония курились, располагая к беседе и покою, но сквозь них все равно прорывались запахи жасмина, кананги, герани, пачули, лаванды, корицы, розмарина, нероли, розы, заставляя сердце то замирать, то учащенно биться. Эти запахи проникали повсюду, переполняли сознание и сводили с ума. Женщины знали, что делали. Они долго и тщательно готовились к этому визиту и выбирали самые лучшие ароматы, подходящие их телу. Но их было слишком много. Накладываясь друг на друга, запахи их тел, состоящие из тончайших эфирных масел, смешанных с женскими гормонами, будили самые глубокие и древние слои сознания. Они приводили мужчин в воинственное возбуждение, заставляя их тела вырабатывать адреналин в безумном количестве.

В современных духах используют слишком много химически синтезированных веществ, чтобы они могли иметь стабильное качество, поэтому их информационное поле не поддается расшифровке нашим подсознанием. Это происходит еще и потому, что в них не было вложено никакого смысла, так же как мы не задумываемся над смыслом лужайки в лесу. Они либо вовсе не затрагивают эти древнейшие центры, либо затрагивают их совсем неконтролируемым образом.

Однако в то время искусство языка запахов было на должном уровне, хотя и его секреты были доступны немногим. Ши хотел убежать, хотел спрятаться, но долг воина и правителя – быть сильным. Он относился к этому как к испытанию. В минуту слабости, когда вдруг в этой какофонии запахов он услышал ноту иланг‑иланга, он вдруг захотел, чтобы рядом с ним была Ван и чтобы ее руки ласкали его. Веки его опустились, и он тихонько застонал, но тут же опомнился и вернулся к осознанию ситуации.

Когда наконец гости разошлись по комнатам и его пытки закончились, он пошел прогуляться в сад. Из окон гостевых покоев слышались сладкие стоны. Это был добрый знак: гости, занимающиеся любовью в доме хозяина, способствовали плодородию и процветанию дома. С другой стороны – дети, зачатые в доме сильнейшего господина, приносили в дом удачу и достаток.

А так как хождение по гостям в то опасное время было скорее исключением из правил, чем обычным делом, то все старались использовать представившийся случай. Ведь, возможно, дети, зачатые в этом доме, по воле судеб вновь вернутся в этот дом.

Ши подошел к пруду. Легкие блики фонариков отражались на почти неподвижной глади воды. Рыбки тоже ушли спать, лишь одна медленно и лениво подплыла к Ши, скорее просто по привычке или в полусне. Ее золотой бочок поймал свет фонарика и затем опять скрылся в прохладной темноте. Ши сидел неподвижно, стараясь ни о чем не думать, но яркие образы прошедшего дня разрывали его сознание на части.

Вдруг совершенно отчетливо Ши услышал запах иланг‑иланга. Машинально он протянул руку в темноту и нащупал пальцами маленький, легкий кусочек нежнейшего шелка. Да, он не ошибся, это был именно тот запах, который был с ним на протяжении всего этого длинно

го дня. Легкая улыбка коснулась его губ. Ему сейчас казалось забавным его утреннее приключение. После того как столько желающих и уверенных в себе женщин бросали на него свои откровенные взгляды, утреннее бегство и нерешительность рассмешили его. Конечно, после всего, что произошло в этот день, он бы не упустил своего шанса. Пускай эти астрологи вычисляют его судьбу, ведь неизвестно еще, как выглядит та, которую ему выберут звезды. А если она не понравится ему? Конечно, ему можно иметь много жен и наложниц. Но первая... В это время Ши окликнул Учитель и сопроводил в покои.

Ши лежал и смотрел на звезды, прижимая к щеке маленький теплый кусочек шелка. Вдруг из темноты ночи появилось туманное золотое пятно. Оно подлетело к нему, и из него вышла Ван. Она была в том разорванном бледно‑розовом платье из тончайшего шелка, кусочек которого Ши держал в своей руке. Она стояла и с нежной улыбкой смотрела на Ши. Медленно она развязала кожаный пояс, отчего верхняя вышитая накидка соскользнула вниз, оставив шип» нижнее розовое платье, разорванное до пупка и обнажающее грудь. Сняв сандалии и оставив черные шнурки, перевязывающие внизу чуть выше косточек тоненькие шелковые бледно‑салатовые шаровары, она опустилась на шелковые подушки около Ши и начала гладить его обнаженное тело.

Ши лежал неподвижно, не меняя позы. Он все это видел, но в то же время смотрел на это глазами стороннего наблюдателя. Он видел свою комнату с фантастическими птицами и летающими женщинами с цветком лотоса в руке, вышитыми на шелковых полотнах, покрывающих стены. Он видел разбросанные шелковые подушки, он видел себя, неподвижно лежащего и прижимающего к щеке кусочек шелка. Он не двигался, но ему и не хотелось двигаться.

Запах иланг‑иланга заполнил всю комнату. Прикосновения Ван были прозрачными и холодными, как живительные глотки влаги среди душного дня. Тело наполнилось покоем, доверием и силой. Ван опустила голову на подушку и легла рядом, положив руку на живот Ши. Внезапно изо всех уголков комнаты стали появляться женщины, они тянули свои руки к Ши, гладили его, закрывая свои лица веерами и смеясь. Тогда Ван встала, отогнала их и накрыла своим телом Ши. Тело было легким, как если бы это было только дыхание. Острое пронзительное чувство желания пойти дальше охватило Ши. Он попытался пошевелиться и обхватить Ван. Но руки налились свинцом, и когда он с силой попытался поднять руку, то увидел в своей руке только маленький кусочек шелка и тоненький золотистый лучик утреннего солнца. Во дворе угадывались легкие, как шелест листвы, шаги прислуги, которая готовила все к новому дню.

Привычно потянувшись и завязав пояс, Ши направился в сад, где у него было оборудовано место для тренировок. Внезапно он обнаружил, что Учитель следует за ним. В недоумении Ши остановился.

– Наисветлейший мой господин, Вам запрещено кого‑либо видеть и с кем‑либо разговаривать до Вашего бракосочетания. Также никто не должен видеть Вас. Я отвечаю за это перед Вашим отцом своей головой.

– Но почему, мой Учитель, разве я даже не могу увидеть своих родителей? – слукавил Ши.

– Сейчас решается Ваша судьба, и ничто не должно повлиять на это решение. Любой посторонний взгляд может дать возможность злому духу повредить Вашему браку из зависти мни из‑за других порочных чувств. Вы сейчас встали на путь изменений, этот путь связан с контактом мира Ваших умерших предков с Вами Сейчас они должны решить между собой, кто придет в этот мир вместе с Вашим первенцем. Вы должны находиться в медитации и покое, чтобы достойнейший среди достойнейших пришел к нам. Ваше питание должно быть скудным, а молитвы продолжительными.

Озадаченный, Ши вернулся в свои покои. Отныне никто не должен был даже приближаться к этой части дома. Только Учителю разрешалось приносить для Ши еду один раз в день, потому что Учитель был монахом.

Во всем же остальном доме жизнь текла полным ходом. Суетилась прислуга, просыпались гости, весело болтали женщины, грациозно прохаживались по саду редчайшие, абсолютно белые павлины. Девушки стояли около небольших деревьев и беличьей кисточкой осторожно наносили пыльцу на пестики розовых, со сладковатым запахом цветков, а затем обвязывали каждый такой опыленный цветок маленьким мешочком из тончайшего белого шелка.

Мужчины убирали опавшие за ночь с деревьев, растущих вдоль аллеи, цветки, похожие на рододендроны, но только очень крупные, с оттенками цветов и запахов, близкими к тем, которые имеют лилии. Каждый из этих цветков имел форму, оттенок цвета и запаха, идеальные с точки зрения гармонии, и был эталоном для развития вкуса, поэтому особенно ценился Главой дома Нань Сун. Опавшие цветки собирали и из них готовили ценнейшие, с тончайшими запахами благовония, а из едва распустившихся цветков готовили особую медовую настойку, подаваемую к столу только по особым случаям, ибо считалось, что она открывает путь в тонкие миры.

Особенное оживление царило в зале для чайных церемоний. Именно здесь должно было быть оглашено решение астрологов.

Женщины на чайную церемонию не допускались, ибо чай в момент церемонии, называемый «знакомство с чаем», должен был находиться некоторое время на ладони. Женщина обладает иньской природой и ближе к земле, что могло понизить энергию и статус чайной церемонии. Поэтому Глава дома Нань Сун, допускающий к чайной церемонии свою первую жену и любимую дочь, решил все же не допускать, по совету Учителя, к таинству других женщин. Тем более что даже присутствие глав других влиятельных семейств на чайной церемонии было рискованным делом.

Однако политическая обстановка была достаточно опасной в связи с усилением чжурч‑жэньской династии Цзинь, поэтому для укрепления военно‑политического союза влиятельных семейств было решено посвятить глав семейств в чайную церемонию.

Женщинам было решено подать целительный напиток «для всех сезонов», собрав их в другом, «малом» зале, откуда они уже будут потом отправляться домой. Этот чай, собственно был не совсем чаем. Он состоял из пяти компонентов, каждый из которых символизировал элемент – землю, воду, дерево, огонь, металл; или же органы, соответственно – селезенку, почки, печень, сердце, легкие; или же сезоны – бабье лето, зиму, весну, лето, осень. Этот напиток состоял из плода, похожего на вишню, из цветка, похожего на астру, из орешка, кожура которого в воде разбухала и имела тончайший, немного терпкий вкус, а также из кристаллика, который под действием кипятка превращался в жгучую медузу, и непосредственно из чайного листа. Этот напиток должен был придать силы для обратной дороги и помочь восстановить утраченную за ночь энергию.

Мужчинам же предстояла четырехчасовая чайная церемония в ее кратком утреннем варианте. Было решено выбрать всего два вида чая: юннаньский персиковый – весенние нежнейшие свежие листочки, и более поздний чай плоскогорий, который собирают юные девственные красавицы, смазывая слюной свои тонкие пальчики и скручивая листики. В юннаньском персиковом чае вовсе нет персиковых листьев, но персиковые деревья, окружающие чайную секретную плантацию, придают растущему на ней чаю особый персиковый аромат, который начинает играть после второй заварки.

Заиграли бамбуковые флейты, духовые инструменты, называемые «шэн», божественные арфы, цитры и маленькие церемониальные барабанчики. Для смягчения обстановки мужского собрания была выбрана «женская» тональность Юй. Тончайшие, нежнейшие переливы создавали ощущение прохлады горного ручья, спокойного течения реки в долине. В общем, в отсутствие женщин это был просто гимн воде, которую, кстати, привезли из специального источника, расположенного высоко в горах неподалеку от малого храма Небесных Наставников.

Чайная церемония проходила в строжайшей секретности, даже музыканты находились за специальной перегородкой из черного дерева, инкрустированного перламутром. Тончайшие эманации чая сменяли одна другую. Чай нехотя отдавал свои секреты. Только особое положение воинов не позволяло мужчинам выражать свой восторг.

Что же, о чайной церемонии можно рассказывать часами и писать целые научные даосские трактаты или поэмы, и все равно никогда не передать никакими словами то, что чувствуешь в эти минуты, и те откровения, которые приходят к тебе под воздействием тончайших полей, рождающихся во время общения с мастером кун‑фу‑чиа. Эти поля настолько тонкие,

что они передаются на большие расстояния, и вы можете управлять событиями, происходящими довольно далеко от вас, но которые чрезвычайно важны для вас в данный момент.

Именно поэтому, чтобы улучшить взаимодействие и взаимопонимание между главами семейств, которые имели свои войска и влияние для объединения и совместного противостояния чжурчжэням, и была проведена эта чайная церемония. Кроме того, она должна была уменьшить вероятное разочарование тех, чьи дочери не будут выбраны или будут выбраны на роль второй или третьей жены.

Музыка смолкла. Чайная посуда была убрана. Астрологи вошли в зал, их было семеро. Шестеро уселись на шелковые подушечки друг напротив друга. Старший стоя обратился к Наисветлейшему и гостям.

– Наисветлейший, в Книге судеб записано, что дела твоего сына будут святы и многолетни, сын его, так же как и он, будет счастливым и великим правителем, и родится он от первой жены. Имя ее – Бао из рода Ли Хонг.

При этих словах Чжен Ли Хонг, отец Бао, побледнел.

Астролог продолжил:

– Второй женой будет Чжоу из рода Хай– Лин, и третьей – Хо из рода Шао‑Цзюнь. Церемония бракосочетания Бао и Ши должна состояться под созвездием Чжэнь[1], через пятнадцать дней.

Астролог поклонился и удалился прочь. Другие астрологи последовали за ним. Мужчины молча вставали, отдавали почести Наисветлейшему Господину и выходили из зала. Итак, судьба была прочитана. Но это были астрологи, а не предсказатели или даосы. Именно это и спасло Чжен Ли Хонга. Бледный, шатаясь, он встал последним.

– Что же ты не рад, неужели мой сын не пара твоей дочери? – спросил с улыбкой Наисветлейший.

– Мой господин, это большая честь для меня. Но это моя любимая дочь, она так привязана к матери.

– Пустяки, дочери – это всего лишь цветы в саду: завял цветок – и что ты будешь делать? Спеши объявить ей о ее счастье и чести.

Чжен Ли Хонг встал, оказал обязательные церемониальные почести и молча вышел из зала. Проходя под деревянным навесом к конюшне, он не проронил ни слова, хотя его красавица жена обеспокоенно заглядывала ему в глаза, молчаливо спрашивая причину столь необычного для ее мужа поведения.

 

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ