Ящик Пандоры. Спасение в имени

 

Сержант Чадвик следил за четырьмя фигурами на футбольном поле. Он откусил плитку шоколада и вынул из кармана плаща бинокль. Поколебавшись, стоит ли беспокоить инспектора Уилера в такую рань, он решил, что босс больше разозлится, если не позвонить.

Доктор Дайер вел двух ученых из НАСА и Тима Уильямсона к школе Кэйт.

– Надеюсь, еще достаточно рано, и никто не обратит на нас внимания, – сказал доктор Дайер, оглядевшись по сторонам.

Они обошли школу, и отец Кэйт показал на каменные ступени, ведущие в подвал для хранения угля. Чтобы девочки не спускались туда, поперек ступеней был протянут провод. Доктор Дайер переступил его и жестом пригласил остальных следовать за ним.

– Миган, лучшая подруга Кэйт еще с начальной школы, сказала мне, что это их секретное место. Они спускались сюда на переменах, чтобы посекретничать и укрыться от ветра. Вчера Миган, соскучившись по Кэйт, пришла в подвал и нашла вот это. Подойдите ближе.

Все столпились вокруг доктора Дайера. Он вынул фонарик из кармана и направил свет на изумрудно‑зеленый папоротник, пустивший корни в стену. Мягкий красный кирпич был испещрен именами и инициалами. В центре кружка света виднелась надпись, выглядевшая очень старой, но ее все еще можно было прочесть, поскольку она была глубоко процарапана.

 

 

КЭЙТ ДАЙЕР ХОЧЕТ ПОПАСТЬ ДОМОЙ! 21 ИЮЛЯ 1763 ГОДА

 

Под надписью был нацарапан круг с четырьмя маленькими кругами над ним.

– Это подпись Кэйт – отпечаток лапы Молли, – объяснил доктор Дайер. – Моя умненькая Кэйт оставила нам послание. Это лучшее доказательство справедливости вашего, доктор Пирретти, соображения по поводу связи между временем и тяготением.

Ученые долго рассматривали сообщение, присланное Кэйт.

– Да‑а‑а! – выдохнул наконец доктор Джакоб. – Это нечто… очень важное. Не думал, что окажусь свидетелем подобного факта.

Тим Уильямсон, не моргая, смотрел на послание Кэйт.

– Она попала в прошлое! – воскликнул он. – Каким‑то образом я сделал машину времени! Эта встреча в Бэйкуэлле на рассвете войдет в историю. Люди будут писать об этом…

– Только если кто‑нибудь узнает… – тихо сказала доктор Пирретти.

Неожиданно до Тима дошло, что он сыграл важную роль в самом значительном открытии века – нет, не века, тысячелетия, – и он начал пританцовывать на месте, высоко подбрасывая ноги. Но доктор Пирретти была мрачна. Она хотела что‑то сказать, но сдержалась.

– Поверьте мне, Эндрю, – обратился Тим Уильямсон к доктору Дайеру, – я буду работать день и ночь, чтобы восстановить антигравитационный аппарат. Мы воспроизведем те же условия. Если не получится с первого раза, повторим – мы обязательно вернем детей обратно.

У доктора Дайера показались слезы на глазах.

– Мы вернем их домой! Доктор Пирретти разозлилась:

– Будьте реалистом, Тим! Вы не можете сделать это «с первого раза». Имело место случайное стечение обстоятельств. Невозможно знать наверняка, как воспроизвести те же самые условия. А двое беззащитных детей бродят где‑то в восемнадцатом веке!

– Не следует недооценивать Кэйт, – сказал доктор Дайер. – Она умна и находчива…

– Знаете, – перебил его доктор Джакоб, который был погружен в размышления и не следил за беседой коллег, – до сих пор наши усилия были сосредоточены на понимании взаимосвязи гравитации и темной материей, а теперь мы должны ответить на вопрос, есть ли связь между темной материей и временем. Предстоит интереснейшая работа…

– Вы только послушайте себя! – воскликнула доктор Пирретти. – Вы уже вписали наши имена в научные книги и энциклопедии и поздравляете себя с этим удивительным открытием! А вы не видите, что в действительности это означает? Это же бедствие! Трагедия для рода человеческого! Это в миллион раз хуже изобретения атомной бомбы! Вы не понимаете, что мы играем роль Пандоры, открывающей свой ящик и выпускающей в мир невиданные ужасы? Подумайте, сколько страшного ежедневно, каждую секунду творится на планете. До сегодняшнего дня единственное, что находилось в безопасности, это прошлое. Вы хотите жить в мире, где прошлое всегда будет открыто для вторжения из будущего? Если мы теперь поступим неправильно, большая часть человечества будет вечно нас проклинать, и совершенно справедливо.

– О чем вы? – стиснув кулаки, спросил доктор Дайер. – Вы хотите сказать, что мы не должны пытаться вернуть детей назад?

Доктор Пирретти перевела взгляд на отца Кэйт и несколько смягчилась.

– Нет, Эндрю. Я не это хотела сказать. Мы должны выполнить свой долг по отношению к Кэйт и Питеру. Я имею в виду, что мы обязаны исправить то, что случилось, а потом предоставить историю самой себе.

Доктор Дайер закрыл лицо руками.

– О боже! Почему это случилось именно с Кэйт?

Возмущенные слова доктора Пирретти ошеломили двух других мужчин. Доктор Уильямсон неловко переступал с ноги на ногу. Доктор Джакоб откашлялся и сказал:

– Я не сознавал, насколько серьезно вы ко всему этому относитесь, Анита.

– Что ж, теперь вы знаете. Пока мы не поймем, каковы будут последствия обнародования нашей находки, никто из нас не должен рассказывать, что мы сегодня увидели. Никому. Ни полиции, ни НАСА, ни даже родителям Питера Скокка. Вы согласны, джентльмены?

Все кивнули, но было видно, что доктор Джакоб испытывает какие‑то сомнения. Доктор Дайер сказал:

– Но ведь об этом знает Миган. А моя жена – я не могу не рассказать матери…

– Нет. – Доктор Пирретти глубоко вздохнула, вынула из сумки перочинный нож и стала соскребать послание Кэйт, пока около стены не выросла кучка красноватой пыли.

Они скакали на неоседланной лошади. Питер постепенно приспособился удерживаться на спине Полуночника. Поначалу он крепко уцепился за Гидеона; теперь же сидел ровно и свободно, только чуть придерживаясь за своего спутника. Он видел пролетавшие мимо пересохшие поля и ощущал каждый удар копыт Полуночника по земле. Питер никогда прежде не испытывал такой свободы. В фотоальбоме дедушки и бабушки он видел фотографию отца верхом на лошади. Если папе можно было скакать на лошади, то почему, по его словам, Питер обязательно должен был сломать себе шею? Как бы ему хотелось, чтобы мама и папа видели его сейчас.

– Вы перестали бояться, мастер Питер, – заметил Гидеон. – Мне кажется, из вас получится хороший наездник. Держитесь крепче. Посмотрим, так ли силен Полуночник, как я думаю!

Гидеон вонзил каблуки в бока жеребца, и тот помчался галопом в два раз быстрее, чем раньше. У Питера перехватило дыхание. Он крепче прижался к Гидеону и радостно закричал.

– Все‑таки кое‑что вам нравится в моем времени, – крикнул Гидеон через плечо.

И это правда, подумал Питер. Несколько часов тому назад он отдал бы все, только бы оказаться в пригороде своего Лондона, а сейчас, неожиданно для себя, уже не был в этом уверен.

Мили через две они наткнулись на мальчика, который тянулся к ветвям вишни, стоя на спине черно‑белой ломовой лошади. Он собирал последние перезревшие ягоды, которые не склевали птицы. Лошадь помахивала пыльным хвостом, отгоняя ос, круживших над гнилыми ягодами у подножия дерева.

– Не думаю, что нам надо заранее себя обнаруживать, – хитро глянул на Питера Гидеон.

Он соскользнул с Полуночника и бесшумно подвел коня к мальчику. Лошадь мальчика заметила коня, но продолжала рвать сладкую желтеющую траву. Питер с благоговением следил за Гидеоном, но невольно все время думал о его прошлой профессии. Не удивительно, что его не могли поймать – у него все движения кошачьи.

Мальчик потянулся за двумя сладкими черными вишнями, до которых ему было трудно добраться.

– Добрый вечер, молодой мастер, – очень громко сказал Гидеон. – Не правда ли, запретный плод всегда слаще?

Мальчик вздрогнул и потерял опору. Гидеон поймал его и, улыбаясь, бережно поставил на траву.

Мальчику было лет шесть или семь, все его чумазое лицо было измазано вишневым соком. Он кинулся бежать, но Гидеон настиг его и схватил за рубашку. Мальчику это не очень понравилось, и он ударил Гидеона по голени.

– Все местные парни сделаны из такого крепкого материала? – вздрогнув, спросил удивленный Гидеон, который держал мальчишку на расстоянии вытянутой руки. Мальчишка снова ударил Гидеона.

– Хватит, парень! Мне, все‑таки, больно! Хочешь получить шиллинг?

Мальчик перестал драться и подозрительно посмотрел на Гидеона.

– А что я должен делать, сэр?

– Ты нам срочно нужен, чтобы привести людей на помощь. Наша карета сломалась, переломилась передняя ось.

Гидеон спросил про гигантский дуб, и мальчик сказал, что знает это место. Гидеон дал парнишке шестипенсовик, и он тут же помчался на своей ломовой лошади по направлению к Алдриджу, зажав в руке монетку.

– Не медли, парень, – крикнул вслед ему Гидеон. – Тебя дожидается еще один шестипенсовик!

Мальчик исчез из виду. Небо уже стало розоветь, и солнце покатилось к горизонту. Высоко в небе, так что их трудно было рассмотреть, перекликались ласточки, в поисках мошкары они внезапно падали вниз и парили на фоне ясного неба. Гидеон смотрел на них, заслонив глаза от солнца.

– По крайней мере, ночью дождя не будет, – заметил он.

– А сколько шестипенсовиков в фунте? – спросил Питер, размышляя, что мальчик сможет купить на свой заработок.

– Сорок. Двенадцать пенни в шиллинге, двадцать шиллингов в фунте.

– В наше время легче заработать деньги. И что вы можете купить на шестипенсовик?

Гидеон на минуту задумался.

– Ну, на шестипенсовик можно замечательно пообедать. Или постричься у парикмахера. Можно купить столько вина, что даже преподобный Ледбьюри свалится под стол.

Гидеон и Питер снова взобрались на Полуночника и отправились в обратный путь. Вскоре вдали показался знакомый дуб. Над ним кружилось странное черное облако, которое постепенно двигалось в их сторону. Это были грачи. Уже слышалось их карканье. Птицы пролетали так низко у них над головами, что Питеру стало не по себе. Почему они улетели от дуба? Гидеон резко натянул поводья и слез с коня. Питер последовал за ним. Гигантский дуб и силуэт сломанной кареты под ним были едва видны. Гидеон залез во внутренний карман куртки и вытащил оттуда маленькую медную подзорную трубу.

– Не могу точно определить, что там, – взволнованно воскликнул Гидеон.

– Можно мне посмотреть? – спросил Питер. Гидеон протянул Питеру подзорную трубу.

– У меня рука дрожит, не вижу кареты.

Питер внимательно смотрел на дуб, пока его глаз на чем‑то не остановился. И тут у него захватило дух.

– Ну, что ты увидел? – Гидеон отобрал трубу и снова направил ее на путешественников.

– Сколько их там? – спросил Питер. Гидеон, молча считая, чуть шевелил губами.

– Пятеро. И мальчик, – сказал Гидеон. – Похоже, они привязали преподобного к дереву, но отсюда нельзя сказать с уверенностью. Мне не видно остальных.

– А вдруг с ними что‑то случилось? Надеюсь, они не тронули Кэйт, Ханну и Джека, а? Они просто заберут бриллиантовое ожерелье, золото преподобного и уйдут, правда? Им же нужны только деньги?

Гидеон не ответил, он молча стояли смотрел вдаль. Из‑за кареты поднималась струйка дыма. Гидеон бросил поводья, потрепал Полуночника по шее и отпустил его в заросли молодых березок. Между березняком и сломанной каретой открывалось пространство без единого дерева для укрытия. У Питера от страха пересохло во рту.

– Они вооружены, а мы – нет, – сказал Гидеон. – У меня только нож. К тому же их слишком много, нападать слишком рискованно. Я не сомневаюсь, что Дегтярник или Нед Портер – или они оба – направили эту шайку сюда, где на добрую лигу никого не сыщешь. Когда они обнаружили наше отсутствие, они наверняка стали расспрашивать, куда мы делись… Надеюсь, наши друзья догадались сказать, что мы оставили их и двинулись дальше, – тогда, по крайней мере, мы сможем появиться неожиданно.

Гидеон вдруг поднял большой камень и в отчаянии швырнул его в кусты.

– Неужели меня ничему не научили последние пять лет! Я знал, что он их пошлет! Как кот, который прежде чем убить мышь, не может отказать себе в удовольствии поиграть со своей жертвой. Ему мало найти меня, он должен напасть на тех, кто мне помогает! Какое безрассудство! Оставить всех на виду… как овец на заклание! Дегтярник позволит этим разбойникам оставить себе награбленное добро, поскольку именно я – тот приз, который его хозяин приказал добыть. Я обещал помочь вам и мистрис Кэйт, но сделал глупость и навлек на вас еще большие неприятности!

Гидеон поднял еще один камень и с такой силой бросил его в ствол дерева, что древесная крона всколыхнулась.

– Будь он проклят! – крикнул он и пошел прочь, не в силах справиться с гневом и отчаянием.

Питер сел на землю и опустил голову на колени. Он побледнел, руки покрылись испариной, так его расстроила ярость Гидеона. Если Гидеон не знает, что делать, значит, действительно выхода нет. Питер закрыл глаза. Минут через пятнадцать он услышал шаги Гидеона и почувствовал на плече его руку.

– Не бойся – они на это и рассчитывают. Еще не все потеряно. Разбойники разожгли костер – уверен, они разобьют лагерь для ночевки. Мы дождемся наступления темноты, а там посмотрим.

Питер взял подзорную трубу и снова навел ее на далекий дуб. Карета скрывала обзор, и не было видно происходящего на другой стороне поля. Гидеон привязал Полуночника к стволу дерева и уговорил Питера отдохнуть, пока он будет обдумывать их предстоящие действия, поскольку скоро им понадобится вся их смекалка. Какое‑то время они молча сидели бок о бок: Гидеон жевал травинку, а Питер упорно рассматривал в подзорную трубу струйку дыма, поднимающуюся из‑за кареты. В темноте медленно исчезали алые и золотые облака, растянувшиеся над горизонтом.

– Идем, – наконец нарушил молчание Гидеон. – Мы проходили тростники, рядом должен быть ручей. Нужно напоить Полуночника.

Они шли, стараясь вспомнить, где же были тростники. Гидеон вел под уздцы коня. Становилось холоднее. Питер положил руку на шею Полуночника; иногда он наклонялся и срывал коню пучок колокольчиков и отборной зеленой травы, и когда конь жевал, Питер ощущал на своей руке его горячее дыхание. Присутствие животного ободряюще действовало на Питера – он почти ничего не боялся.

Дойдя до тростников, они вскоре нашли маленький булькающий источник, наполнявший маленький прудик. Полуночник принялся жадно пить, по колено ступив в воду. Быстро спускалась темнота, но Гидеон успел осмотреть окрестности через подзорную трубу на тот случай, если за ними кто‑то следил.

– Эта труба принадлежала моему отцу, – сказал Гидеон. – Он дал ее моему старшему брату. После смерти брата труба перешла ко мне.

– Это когда почти вся ваша семья заразилась скарлатиной?

– Нет, не тогда. Я не помню своего старшего брата. Он умер за несколько лет до нашего переезда в Эбинджер. Моя мама не любила об этом вспоминать. Думаю, это был какой‑то несчастный случай. Мама так и не оправилась от потрясения. Мой брат был ее первенцем – для нее это была мучительная утрата.

Гидеон достал из куртки какой‑то предмет с полированной поверхностью.

– Что это такое? – спросил Питер.

– Это вырезал мой отец из рога барана, когда я был еще совсем маленьким, в честь моего тезки. Послушай.

Гидеон приложил рожок к губам и очень тихо подул – полились чистые мягкие звуки.

– А кто это ваш тезка? – спросил Питер.

– Ты знаешь Библию? Разве ты не читал о Гидеоне и Стенах Иерихонских?

Питер этого не помнил.

– Именно Гидеон повел израильтян против мидийцев в Иерихоне…

Гидеон замолчал на середине фразы.

– Рожок моего отца поможет нам! Да! Теперь я знаю, что надо делать!

Гидеон торжествующе улыбался, а Питер в недоумении молчал.

– Если я расскажу тебе историю Гидеона и Стен Иерихонских, то ты все поймешь, – сказал Гидеон. – Израильтян было гораздо меньше, чем мидийцев, оборонявших Иерихон с огромной армией. Стены города были хорошо защищены. Однако Господь повелел Гидеону взять для атаки на город только небольшую группу лучших бойцов. Знаешь, как он выбирал бойцов?

Питер покачал головой.

– Попейте воды, мастер Питер.

– Что, сейчас?

– Да.

– Хорошо… – Питер лег на живот у прудика и, надеясь, что мутную воду можно пить, припал к ней губами.

– Нет! – воскликнул Гидеон. – Мой тезка тебя не выбрал бы. Вот как пьют солдаты.

Гидеон встал на колени и, сложив правую руку ковшиком, осторожно опустил ее в воду. Затем он встал и начал пить из руки, все время оглядываясь по сторонам, чтобы не пропустить опасности.

– Вот так Гидеон отбирал людей: он приказывал им пить. Кто пил, не опасаясь нападения, отсеивались. Он выбрал для атаки только тех, кто все время оставался начеку.

Господь повелел Гидеону дождаться полуночи и окружать городские стены. Так Гидеон и сделал. Потом по его приказу израильтяне, каждый из которых имел или рог, или барабан, или что‑то подобное, стали кричать и извлекать громкие звуки из своих инструментов, отчего произошел ужасный шум… Внезапно разбуженные мидийцы решили, что на них напала большая армия. Они растерялись, и еще до рассвета были побеждены армией, которая в несколько раз была меньше их войска. Теперь ты понимаешь, что я замыслил сделать?

Питер кивнул и улыбнулся.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ