Наши комментарии к этим советам

Безусловно, что в этих рекомендациях всё выдержано в соответствии с действующим законодательством. Беда однако в том, что это большей частью вздор потому, что предлагаемая юридическая процедура неадекватна условиям службы рядового состава.

Во-первых, если в части имеет место дедовщина, а не отдельные случаи хамства или вспыльчивости со стороны некоторых военнослужащих, то жаловаться на “деда” командиру взвода и выше по команде в пределах части бесполезно потому, что дедовщина существует в части как непрестанно воспроизводимая «воинская традиция»; существует как минимум при молчаливой поддержке её командирами если не с их прямого благословения и не на основе подачи ими личного примера того, как надо бить подчинённых «с рассудком», чтобы следов не оставлять и не попасть под ответственность. Причин именного такого отношения командования к дедовщине как “воин­ской” традиции в основном две:

· Первая — при управлении войсковой частью и подразделениями в её составе командиры (прежде всего низового звена) опираются на “дедов”, перекладывая на них некоторую часть своих должностных обязанностей.

· Вторая — командиры не соответствуют занимаемым должностям, вследствие чего не только не знают о существовании дедовщины во вверенных им подразделениям, но и знать об этом не хотят, а заявление о том, что в том или ином подразделении цветёт дедовщина, воспринимается ими как напраслина, возводимая (в том числе, на них персонально) со стороны “молодого”, не желающего исполнять воинский долг. Кроме того, многие командиры искренне убеждены в том, что у них есть дела и поважнее, нежели вникать в личностные взаимоотношения рядового состава.

Во-вторых, при таком отношении командиров к дедовщине быстродействие предлагаемой “Комсо­моль­ской правдой” процедуры оказывается недопустимо низким. Вследствие низкого быстродействия процедуры к тому моменту, как кто-то из вышестоящего командования или правоохранительных органов появится в части и проявит свой интерес к службе жалобщика, то “молодой”, если “деды” не “переусерд­ствуют” в его “воспитании”, расскажет прибывшим проверяющим, что, желая «откосить» от службы, он сам придумал историю с дедовщиной и оклеветал сослуживцев и командование, о чём он сожалеет и в чём раскаивается; а синяки у него оттого, что он поскользнулся на гололёде, оступился не лестнице и т.п.. А если “деды” “переусердствуют”, то “молодой” согласно ОФИЦИАЛЬНОЙ ОТЧЁТНОЙ ВЕРСИИ к этому времени может погибнуть в результате несчастного случая, происшедшего по его же неосторожности; покончить собой по причинам личного и семейного характера, от какого поступка его не смогли удержать заботливые сослуживцы и “отцы” командиры; либо стать калекой — опять же по собственной его неосторожности или из желания «откосить» от службы вопреки заботам сослуживцев и “отцов” командиров.

И это не наши выдумки. Статья “ Трагедия в Челябинском танковом училище: даже после ампутации ног рядовой Сычёв боится, что его вернут в часть” начинается тем, что приводится свидетельство врачей больницы, в которой оказался А.Сычёв после того, как “деды” “переусердствовали”:

«— Пацан молчал, как партизан, — рассказали нам врачи. — И упорно повторял: «Нога сама заболела». И так почти две недели.

— Парень, ты ходить не будешь, не то, что в армии маршировать, никто тебя обратно в часть не отправит, — почти кричал хирург.

Только после этого Сычёв признался врачам:

— Меня пнули несколько раз по ноге… — и тут же забылся — подействовал наркоз.

За первой последовали ещё четыре операции. Ампутация одной ноги, второй, удаление мошонки... Резали хирурги часть за частью: надеялись, что сжирающую тело гангрену смогут остановить.

— Если бы военные не мариновали его так долго, нам бы не пришлось резать его по частям, — уверены врачи (выделено нами при цитировании[24]). — Поверить в то, что его пнули, а закончилось всё ампутацией половины тела, не можем. Он часов 5 — 6 пробыл в неудобной позе… И били его жестоко. Зафиксированы разрывы в прямой кишке: его насиловали.

— А военные говорят, что он сам себе нанёс увечья, чтобы откосить от армии (выделено нами при цитировании), — сказали мы.

— Чушь. Сам себе таких травм не нанесёшь! Мы боимся, как бы он руки не потерял.

Вчера возле Сычёва толпились следователи прокуратуры. Всё выспрашивали парня, кто же с ним сотворил такое.

— Андрей раскрывается перед ними неохотно, — говорит Галина Павловна, его мама. — Ничего не сообщил.

— Почему парень молчит? Ему трудно общаться или он боится?

— Я думаю, дело в страхе. Видно, очень сильно его запугали!» (выделено нами при цитировании).

А все остальные солдаты части, когда в батальон обеспечения прибыл представитель Общественной палаты А.Кучерена, в один голос, производя впечатление зомби, говорили: “У нас в части дедовщины нет, это он сам над собой сделал… ”

Конечно, зная о дедовщине по рассказам старших братьев и вернувшихся со службы товарищей, а также по сообщениям СМИ, в России есть множество подростков, которые не желают быть объектами издевательства “дедов”, хотя при других условиях они бы не противились призыву[25]. Не всем им удаётся «откосить» от службы. Но служить приходят и те, кто и не пытался «откосить». И из их числа далеко не все, сталкиваясь с проявлениями дедовщины в отношении себя, оказываются настолько сильными физически и психологически устойчивыми, чтобы дотерпеть до тех пор, пока сами станут “дедами” или настанет долгожданный «дем­бель». Поэтому некоторое количество тех, кому не удалось «откосить», и тех, кто не в силах терпеть, становятся на путь симуляции или фактического нанесения вреда своему здоровью вплоть до попыток членовредительства. Некоторые из такого рода попыток членовредительства действительно могут вызвать и вызывают очень тяжёлые последствия, в том числе и локальный некроз (омертвение тканей), общее заражение крови и т.п. вплоть до смерти. Но такого рода случаи «самострельства» ещё более редки, нежели тяжёлые случаи дедовщины. Поэтому:

Только дураки могут выдавать тяжёлые случаи дедовщины за «самострельство» и только дураки могут искренне верить, что нет дедовщины, а имеют место исключительно эксцессы на почве желания уклониться от службы.

В-третьих, далеко не во всех частях и подразделениях есть возможность обратиться к поддержке извне по поводу дедовщины: с корабля в море — не обратишься; из подразделения или части, место дислокации которых вдали от крупных городов и вся связь и транспорт под полным контролем командования, — тоже не обратишься. Да и если обратишься, то результат не однозначен. Вот что сообщил сайт NEWSru.com 31 января 2006 г.:

«Солдат-срочник бежал из части под Вологдой после избиения офицером

Солдат срочной службы Иван Медведников бежал из войсковой части в поселке Рыбкино под Вологдой 28 января, после того как его избил командир части.

“Нас вызвал к себе командир части. Он пытался выяснить, кто из солдат ночью распивал спиртное. Одет он был в гражданское и был в нетрезвом состоянии. Схватил меня за шею и со всей силы ударил головой о стену. После того, как я упал, командир части пинал меня ногами в левый бок. Заместитель командира в это время стоял рядом”, — рассказывал Медведников журналистам.

Как сообщили “Интерфаксу” в областном совете “Солдатских матерей”, мать солдата Елена Медведникова написала заявление об избиении командиром части её сына. “Мой сын был избит командиром части. Также был избит сержант и ещё солдат из второй роты. Так как их хотели отправить на гауптвахту, мой сын решил сбежать”, — процитировали в совете “Солдатских матерей” заявление Медведниковой.

По результатам медицинского освидетельствования у Медведникова зафиксированы многочисленные ушибы тела и подозрение на сотрясение мозга.

Между тем, в войсковой части в поселке Рыбкино от комментариев отказываются. После побега Медведникова руководство части обратилось в военную прокуратуру с заявлением о дезертирстве солдата.

В военной прокуратуре гарнизона заявили, что уголовное дело по факту избиения Медникова возбуждаться не будет. “Солдат систематически уклоняется от службы, и версия об избиении командирами части, вполне возможно, — очередная ложь солдата, не желающего проходить службу”, — заявил военный прокурор гарнизона Алексей Овчинников.

В областном совете “Солдатский матерей” с начала 2006 года зарегистрированы уже шесть заявлений от родителей с просьбами разобраться в случаях неуставных отношений» (http://www.newsru.com/russia/31jan2006/ran_print.html).

И кто лжёт в этом случае: — командование части? либо рядовой срочной службы?

И даже если рядовой уклонялся от службы, то кто же его избил? И почему военная прокуратура не желает найти ответ на этот вопрос и выявить всю правду, предпочитая подтвердить только истинность мнения командования части о том, что рядовой беспричинно дезертировал?

И это не единственный такого рода случай:

«Прокуратура Дальневосточного военного округа (ДВО) не подтвердила факт неуставных взаимоотношений в воинской части под Хабаровском в отношении саратовского призывника Евгения Коблова, которому ампутировали ноги[26].

“Возбуждено уголовное дело по факту самовольного оставления части. Подтверждений, что Евгений Коблов сбежал из-за неуставных взаимоотношений в части, пока нет", — заявил в пятницу[27] “Интерфаксу” представитель военной прокуратуры ДВО Сергей Поздняков.

По его словам, “солдат убежал из части, поселился в подвале и боялся вернуться из-за того, что его посадят”.

В настоящее время прокуратура Хабаровского гарнизона расследует уголовное дело только по факту самовольного оставления части, подчеркнул Поздняков» (http://www.newsru.com/russia/03feb2006/koblov_print.html).

Чисто практически: собирать доказательную базу, подтверждающую заявление о дедовщине рядового, самовольно покинувшего часть, — это очень хлопотно. Собирать же доказательную базу по обвинению в самовольном оставлении части — хлопот никаких: задержали рядового вне расположения части; сообщили командиру, тот подтвердил заведомо удобную для него версию (если официально признаётся, что дедовщины нет, то ни командиру, ни кому-либо другому за неё отвечать не надо); написали бумаги, а может и выбили из “дезертира” признательные показания, и всё — дело в суд, распишитесь за приговор.

А вот расследовать дело о дедовщине, и либо осудить “дедов”, либо обличить ложь заявившего о ней, чтобы его можно было осудить за дачу заведомо ложных показаний и клевету, а не только за дезертирство и уклонение от воинской службы — это очень тяжёлая и кропотливая следственная работа. Зачем напрягаться, когда зарплата и карьера и так идут?

Кроме того, как сообщили СМИ, заботливые “отцы” командиры догадались: для того, чтобы не иметь головной боли от комитетов “солдатских матерей”, — надо высылать патрули на перехват жалобщиков — “дезертиров” — на подходах к офисам организаций “Солдатских матерей” и прокуратур.

Поэтому реально те, кого “деды” «напрягают» или «опускают», оказываются перед выбором:

· Всё перетерпеть, в надежде, что их не убьют и им не нанесут неустранимых тяжких увечий (этот вариант наиболее предпочтителен для “дедов”, “отцов” командиров[28] и большинства вышестоящего командования).

· Показать свою крутизну “дедам” так, чтобы тем неповадно было “наезжать” на “отмо­розка” (в предельном случае этот путь ведёт к применению оружия против сослуживцев — как виновных в дедовщине, так и тех, кто не ко времени оказался рядом с виновными во время самосуда над ними и в кого попали пули или осколки гранаты).

· Самовольно покинуть часть для того, чтобы укрыться от “дедов” и “отцов” командиров под защитой прокуратуры, правозащитных организаций, или попросту дезертировать из россионской армии (такая стратеги ухода от дедовщины может сопровождаться захватом оружия и транспортных средств, что чревато применением оружия на поражение как теми, кто совершает бегство из части, так и теми, кто им препятствует; и даже, если это происходит без захвата оружия и транспортных средств, то не гарантирует, что не придётся «мотать срок» за “дезертирство”).

· Покончить жизнь самоубийством (возможно, что после расстрела сослуживцев и оказания вооружённого сопротивления при попытке самовольно покинуть воинскую часть).

Причём парадокс состоит в том, что прямые силовые, в том числе и вооружённые действия против “дедов” и “отцов” командиров, — преступные по их сути (если их не квалифицировать как необходимую самооборону[29]), — в случае обретения ими достаточно массового характера, стали бы более эффективным сдерживающим фактором в отношении злоупотреблений статусом старослужащего, нежели юридический бред правозащитников, оторванный от жизни, подобный тому, что опубликовала “Комсомольская правда”.

Однако такого рода самочинные действия не могут быть массовыми по причинам психологического характера: “деды” могут «наехать» на способного дать им весьма крутой отпор “мо­лодого” только по ошибке и не более, чем один раз — повторять «наезд», на способного дать решительный, безжалостный и эффективный отпор, либо на того, кто гарантирует беспощадную месть в удобное для него время, в удобных для него обстоятельствах [30], — себе дороже; способные к этому дураки встречаются, но не часто. Большинство же жертв дедовщины — это те, кто психологически не готов или в какой-то момент оказался не способен к такого рода безжалостному и крутому отпору. И такие неспособные составляют подавляюще большинство призывного контингента. Если бы “молодые”, способные дать решительный и эффективный отпор агрессии “дедов”, составляли большинство призыва, то дедовщины в вооружённых силах не было бы.

Т.е. в случае дедовщины общество сталкивается с проблемой, которая на основе господствующих представлений о взаимоотношениях людей неразрешима средствами юриспруденции исключительно.

И это приводит к вопросу о путях общественного развития, на которых дедовщина в Вооружённых силах РФ может быть искоренена. Поэтому для выявления сути дедовщины и нахождения путей к её искоренению обратимся к истории вопроса.

История вопроса

Начнём с мнения министра обороны, приведённого в разделе 2 в одной из цитированных публикаций: “Дедовщина в армии есть, она всегда была, и в советские годы тоже. Просто тогда об этом не говорили. Это было табу. В то же время я утверждаю, что в 80 % частей и соединений Вооруженных сил дедовщины нет, потому что там нет вообще правонарушений”, — сказал Иванов в интервью в апреле прошлого года.

Это высказывание исторически недостоверно, хотя персонально для С.Б.Иванова оно “простительно” — по относительной молодости лет и загруженности служебной суетой он может быть не в курсе вопроса или быть под властью ложных мнений об истории страны и её Вооружённых сил, но ошибочность мнений влечёт за собой ошибки при построении политики на их основе.

Было время, когда в Советской армии «дедов­щины» не то, что не было, но и быть не могло. Правда, это было давно: в 1920‑е — в начале 1950‑х гг. Хотя разница между призывными возрастами была всегда и деды знали и умели по службе больше, нежели только что призванные, но «де­довщины» как унижения старослужащими молодёжи не было.

Предпосылки к дедовщине в её современном виде возникли только во второй половине 1950‑х гг. Поскольку они не были своевременно подавлены, то дедовщина появилась в середине 1960‑х гг. Впервые она проявилась при переходе от трёхлетнего срока службы к двухлетнему в сухопутных войсках и от четырёхлетнего к трёхлетнему на флоте, когда в одно и то же время должны были уволиться сразу два призыва: старослужащие и отслужившие вновь установленный сокращённый срок. И, появившись в середине 1960‑х гг., дедовщина к началу 1970‑х гг. стала непременным атрибутом Вооружённых сил СССР. Но в СССР она никогда не достигала таких масштабов, которые обрела в Вооружённых силах постсоветской Россионии и до изуверств, подобных описанным выше, доходила гораздо реже даже при том, что чрезвычайные происшествия на почве дедовщины не получали огласки в обществе.

Для того, чтобы понимать, почему в аспекте «дедовщины» история Вооружённых сил страны разделилась на периоды: 1920‑е — первая половина 1950‑х гг.; середина 1950‑х — середина 1960‑х гг.; вторая половина 1960‑х гг. — август 1991 г.; с начала 1992 г. — по настоящее время, — надо соотнести историю Вооружённых сил с историей страны.

В 1920‑е — до начала 1950‑х гг. в качестве рядовых и младших офицеров в Вооружённых силах служили те поколения, среди которых было много людей, кто на основании личных впечатлений и рассказов их родителей и дедов были убеждены в том, что:

· капитализм для подавляющего большинства простых людей хуже социализма при всех ошибках и злоупотреблениях, которые имели и имеют место в процессе строительства социализма и коммунизма;

· идеалы социализма и коммунизма во всей их полноте могут быть воплощены в жизнь и это будет благом для всего трудового человечества, а на мнение паразитов по этому вопросу — наплевать;

· социализм неприемлем для заправил капиталистических государств, которые желают воспрепятствовать воплощению идеалов свободного труда и жизни, и потому вредят СССР как через свою агентуру внутри страны, так и готовят войну с целью уничтожения социалистического общества, поэтому служить в Вооружённых силах надо добросовестно.

В этой идейной убеждённости: «Мы — не рабы, рабы — нéмы [31] », — не было разницы между рядовым составом и младшими офицерами.

И эта идейная убеждённость порождала одинаковую мотивацию к несению службы в личностной психике людей как среди рядового состава, так и среди большей части командного состава.

Кроме того, в частях, в подразделениях действовали комсомольские и партийные организации, которые занимались не только пропагандой лозунгов очередных съездов и пленумов, решений партии и правительства; кроме пропаганды комсомольские и партийные организации прямо и недвусмысленно указывали на отступления от норм большевистской этики всем — как рядовым, так и командирам, многие из которых до Великой Отечественной войны были беспартийными и почитали за честь быть принятыми в комсомол и партию (соответственно их возрасту).

В условиях инициативного лидерства идейно убеждённых людей, остальная масса — вне зависимости от их убеждений — вела себя в большинстве своём соответственно тому стилю поведения, который задавали идейно убеждённые люди. В таких условиях в вооружённых силах имела место только иерархичность должностных взаимоотношений, а вне исполнения служебных обязанностей отношения строились на товарищеской основе не взирая на воинские звания, срок выслуги лет и т.п. — иерархии угнетения одних другими в таких условиях не складывались. Поэтому, хотя у Вооружённых сил СССР и в тот период были свои проблемы[32], но дедовщине в них при таком отношении людей друг к другу места не было.

И если бы некто возомнил себя “дедом” и приказал “молодому” постирать портянки (нос­ков тогда в армии не было) или почистить сапоги, — “дед” под давлением комсомольской и партийной организации предпочёл бы в дальнейшем сдерживать проявления такого рода паразитических наклонностей либо быстро оказался в психушке. А уж попытка принудить постирать портянки силой или почистить туалет зубной щёткой, была бы пресечена коллективно, и могла бы закончиться экстренной демобилизацией “деда” в ГУЛАГ под всеобщее одобрение.

Точно так же и попытка скрыть преступление командованием практически гарантировано вела к тому, что многие представители командования части оказались бы в ГУЛАГе под всеобщее одобрение. И хотя до середины 1953 г. в Вооружённых силах СССР бывало много чего неблаговидного, но совершать неблаговидное, а тем более совершать преступления, — боялись, и от ответственности вплоть до смертной казни не был застрахован никто — ни рядовой, ни генералы и маршалы вплоть до бывшего зама Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза Г.К.Жукова.

Хотя в работе правоохранительных органов СССР в ту эпоху имели место ошибки и злоупотребления, включая и массовые, но многие из тех, кто от них пострадал — особенно из числа тогдашней “элиты” — и кто в последующие времена был представлен в качестве безвинных жертв сталинизма, в действительности пострадали за то, что не справились с теми делами, которые были им доверены, за то, что пытались скрыть свои упущения и злоупотребления властью (особенно это касается послевоенных «трофейщиков», а проще говоря, — мародёров из числа старших офицеров и генералов, обогащавшихся в местах дислокации Советской Армии в Европе). В последующие времена такого рода привлечение к ответственности была названо «избиением кадров».

С середины 1950‑х гг. правящая “элита” СССР начала воплощать в жизнь то, о чём тихо мечтала в годы сталинизма: «Избиение кадров» прекратилось, что в переводе на нормальный русский язык означало — если ты в номенклатуре, то хапать и злоупотреблять властью можешь безнаказанно соответственно своему положению в иерархии власти.

Вследствие этого к середине 1960‑х гг. в обществе уже царила не та идейная убеждённость, что была в предвоенные годы.

Распространилась далеко не безосновательное убеждение в том, что “Начальство только треплется о строительстве коммунизма, а на самом деле всё делает для того, чтобы нахапать себе побольше”. И сталкиваясь с этим, всё большее количество людей при декларации лозунга “Работать по способности — получать по труду” переходило в жизни к принципу “Не отставай от начальства: Хапай по способности — пусть дураки работают”.

Так именно “элита” с середины 1950‑х гг. растлевала общество — прежде всего подрастающие поколения — и достигла в этом успеха. В результате за десятилетие к середине 1960‑х годов в вооружённых силах возникла дедовщина именно как выражение принципа «Хапай по способности — пусть дураки служат честно» [33].

Кроме того в дедовщине тогда было непосредственно заинтересовано офицерьё [34] — та часть командного состава, которая по своим нравственно-этическим качествам неспособна дослужиться до наивысшего воинского звания — «батя», какие бы погоны не лежали на плечах того, кого солдаты сами произвели в звание «бати»: капитана или генерала. Офицерьё с той поры никуда не исчезло, оно и ныне составляет значительную часть командного состава в Вооружённых силах Россионии.

Организация службы в вооружённых силах такова, что только рядовой состав находится в расположении части круглосуточно. Поэтому, чтобы у представителей офицерья было побольше свободного времени, поменьше работы и служба протекала бы полегче, представители офицерья негласно возлагают часть своих прямых служебных обязанностей на старослужащих и передавали и передают им часть своих полномочий; передают тем старослужащим, кто на их взгляд потолковее. Но и старослужащие бывают разные:

· Есть те, кто действительно приносит пользу вооружённым силам, поддерживая порядок в подразделениях и соответственно помогает командирам частей в поддержании их боеготовности. Под командой таких старослужащих не происходит никаких чрезвычайных происшествий, поскольку они сами пресекают малейшие тенденции к их совершению.

· Но есть и те, кто воспринимает своё положение старослужащего, как право творить вседозволенность в отношении “молодых”. Собственно они и образуют корпорацию “дедов”. И случаи, аналогичные тем, которые были приведены выше — только малая часть злоупотреблений со стороны “дедов” статусом старослужащих при поддержке офицерья.

Перекладывая непосредственное командование рядовым составом в периоды отсутствия в расположении части офицеров (за исключением дежурных по графику) на доверенных старослужащих, офицерьё из числа командиров подразделений расплачивается с ними поблажками по службе. А поскольку такая схема управления противоречит уставам, то она неизбежно основывается на нарушениях дисциплины и норм товарищеской человеческой этики со стороны доверенных старослужащих. На всё это в целях поддержания удобного им порядка офицерьё смотрит сквозь пальцы, что поощряет некоторых из старослужащих к дальнейшему нарушению дисциплины и создаёт у них иллюзию безнаказанности. В конце концов кто-то из “дедов” в процессе “неформальной работы” с личным составом совершает преступление.

Когда совершается преступление, командование части начинает заверять всех, что в части нет дедовщины, но имело место чрезвычайное происшествие, которое произошло по вине самого пострадавшего либо отдельных военнослужащих, которые ни с того ни с сего под конец своего срока службы вдруг нарушили дисциплину, а до этого были если не примерного поведения, то без особых замечаний. Это — первое объяснение, которое даёт офицерьё, желая избегнуть ответственности за дедовщину, которую само же разводило и поддерживало, надеясь удержать её в “полезных” со своей точки зрения и потому — разумных пределах. Если вышестоящее командование таким объяснением удовлетворяется, и дело удаётся замять, то на некоторое время “дедам” в этой части приходится умерить свой раж.

Если вышестоящее командование не удовлетворяется таким объяснением (а с чего бы ему не удовлетвориться, когда других дел полно?), то “дедам” приходится отвечать за преступления перед судом, а представителям офицерья — в большинстве случаев в «администра­тив­ном» (а не уголовном) порядке перед вышестоящим командованием как за сам факта происшествия, так и за попытку его сокрытия. Но дело в большинстве случаев сводится к выговорам, задержкам очередных воинских званий и наград, гораздо реже уведомлением о «неполном служебном соответствии» и уж совсем редко — понижением в воинском звании и увольнением со службы. Об уголовной ответственности за дедовщину командиров частей и подразделений речь обычно не заходит[35].

Поэтому достоянием гласности становятся только из ряда вон выходящие проявления дедовщины, которые на первом этапе не удалось скрыть, а на последующих этапах — «замять» и предать забвению[36]. В действительности случаев дедовщины многократно больше в особенности тех, которые не приводят к тяжким телесным повреждениям, а ограничиваются нанесением вреда нравственно-психическому здоровью людей.