Пушкин и проблема народности литературного языка

Народность пушкинского языка имела глубокие корни. Она была не внешней, не поверхностной, а глубокой, основанной на любви к своему народу, на вере в его духовные силы, на понимании огромной идеологической и эстетической ценности его словесно-художественного творчества, на умении видеть мир глазами своего народа.

Для Пушкина проблема народности сводилась ни к литературно-декоративному употреблению просторечия, ни к простой стилизации народно-поэтического творчества, ни к «выбору предметов из отечественной истории». Он стремился вникнуть в «дух» русского языка, в психологический склад русского характера и понять сущность русской культуры (4, с. 107).

Н.В. Гоголь писал, что при имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. «Это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла. Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, будто это чувствуют и говорят они сами». (5, с. 181).

В таком смысле народность пушкинского языка органически связана с народность творчества Пушкина и определяется содержанием и своеобразием национальной русской культуры.

Выход Пушкина на широкую дорогу реализма укрепил в высшей степени глубокие связи его творчества с русской действительностью. Полное реалистическое изображение этой действительности, на которую, по словам Гоголя, поэт глядит глазами своей национальной стихии, глазами своего народа, потребовало соответствующего выражения.

В языке Пушкина осуществился всесторонний синтез русской языковой культуры. Основой в этом синтезе явился общенародный русский язык во всем его многообразии: разговорные, народно-поэтические и просторечные слова, выражения, формы и синтаксические конструкции.

Из общенародного языка Пушкин отбирал речевые средства, которые были широко употребительные в народно-разговорной речи, в народно-поэтическом творчестве, в летописях и других подобных сферах. Несмотря на строго продуманное отношение Пушкина к народному языку и осторожное, всегда эстетически и логически оправданное употребление народных языковых средств, критики постоянно обвиняли Пушкина в «простонародности», в том, что он употребляет выражения «низкие», «мужицкие», «бурлацкие».

Стихия народно-разговорной речи характерна для художественной прозы Пушкина, например, для его сочинений «Повести Белкина», «Арап Петра Великого», «Капитанская дочка». Отрывок из «Капитанской дочки»: «— С дамою! Где же ты ее подцепил? Эге, брат!.. — Ну, — продолжил Зурин: — так и быть. Будет тебе квартира. А жаль… Мы бы попировали по-старинному… Гей, малый! да что ж сюда не ведут кумушку-то Пугачева?»

Народно-разговорные, просторечные и «простонародные» элементы относительно нечасто выступают у Пушкина с той или иной стилистической «нагрузкой», с экспрессивной подчеркнутостью. Это обычно бывает при стилизациях и в языке персонажей. Например, в репликах работницы гробовщика Адриана Прохорова (повесть «Гробовщик»): «— Что ты, батюшка? Не с ума ли спятил, али хмель вчерашний, еще у тя не прошел? Какие были вчера похороны? Ты целый день пировал у немца — воротился пьян, завалился в постелю, да и спал до сего часа, как уж к обедне отблаговестили».

Создавая образ Пугачева в повести «Капитанская дочка», образ вождя народного движения, Пушкин уделил специальное внимание его речи, построенной на народно-разговорной основе. Для нее характерно наличие элементов народно-песенного творчества (зазноба, красна девица, голубущка, дрема, сердце молодецкое; сторона мне знакомая, исхожена и изъезжена вдоль и поперек и др.), просторечия (хрыч, ась, вишь и др.), народно-разговорной речи («Пугачев развеселился. — Долг платежом красен, — сказал он, мигая и прищуриваясь. — Расскажи-ка мне теперь, какое дело тебе до той девушки? Уж не зазноба ли сердцу молодецкому, а?»).

Пушкин широко вовлекает в художественную ткань своих произведений народно-разговорную фразеологию. Заметное место занимают русские народные пословицы, поговорки, например: не радуйся нашед, не плачь потеряв; нет ни слуха ни духа; в чужом пиру похмелье; взялся за гуж, не говори, что не дюж; посидим у моря, подождем погоды; было бы корыто, а свиньи будут; душа в пятки уходит; не так страшен чорт, як его малюют; он и в ус не дует; по одежке тяни ножки; пуля виноватого сыщет; не плюй в колодезь — пригодится воды напиться.

В произведениях Пушкина немало таких элементов живого языка его эпохи, позднее получивших привкус «простонародности» или «нелитературности» и постепенно оказавшихся вытесненными из границ литературного языка. Можно указать на окончание –ы в именительном и винительном падежах множественного числа слов среднего рода в положении без ударения вместо окончания –а, например блюды, селы, окны, кольцы, письмы и другие.

Характерно также и употребление косвенных падежей личного местоимения 3-го лица без начального –н после предлогов, например: «Высылать к ему моих людей» («Дубровский», гл. I).

У Пушкина можно встретить и употребление форм соседы, соседов (в им. И орд. Падежах мн. Числа), дни (в род. Падеже ед. числа), например: «и не прекословили ему соседы» («Барышня-крестьянка»; «с того дни стал хлопотать по замышленному делу» («Дубровский», гл. I).

Пушкин использовал и ряд других единиц и конструкций, характерных для живого народного языка. Вместо помощь Пушкин часто писал, в соответствии с народным произношение, помочь, например: «Каким образом окажете вы мне помочь?» («Дубровский», гл. XV).

Эти факты доказывают зависимость языка Пушкина от живого руского языка первой половины XIX века.

С другой стороны, пушкинская художественная практика способствовала распространению в литературном языке многих слов, бытовавших в XVIII веке в сфере просторечия, например: быт, богач, бедняга, блажь, вдоволь, наотрез, навеселе, врать, пачкать, зубоскалить, вполне и так далее (4, с. 110).

Открывая широкий доступ народной разговорной речи в художественную литературу, Пушкин в то же время очень редко обращается к диалектизмам, профессионализмам и жаргонизмам. Он чужд экзотике областных выражений, далек от арготизмов (кроме игрецких карточных в «Пиковой даме», условно-разбойничьих в «Капитанской дочке», которые требуются самим контекстом изображаемой действительности). Пушкинский язык почти не пользуется профессиональными и сословными диалектами города.

Итак, основой прозаической речи Пушкина явился общенародный русский язык. Пушкин открыл широкий доступ элементов народно-разговорного языка в художественную литературу. Но эти элементы представлены в языке Пушкина отнюдь не в изобилии. Они подвергнуты строжайшему качественному и количественному отбору в соответствии с принципом «соразмерности и сообразности».