Так застигнутая в кладовке крыса подчас бросается на человека.

 

Но вернемся к Ломброзо.

«Случайные преступницы, — отмечает он, — составляющие большинство среди женщин-преступниц, делятся на две категории: первая — это более или менее смягченные преступные натуры, ближе подходящие к преступным, чем к нормальным женщинам, а вторая — это индивиды, которые стоят очень близко к последним и сами по себе вполне нормальны, но обнаруживают, благодаря жизненным условиям, ту долю нравственной извращенности, которая свойственна каждой женщине и которая находится в ней при обыкновенных условиях в скрытом состоянии.

К первой категории принадлежат, главным образом, преступницы против здоровья и жизни окружающих под влиянием внушения; ко второй — те женщины, которые нарушают права чужой собственности.

Эти последние смотрят на свое преступление так же, как дети на совершаемое ими воровство, т. е. как на более или менее смелый поступок, относительно которого они отвечают исключительно перед собственником вещи, а не перед законом; иначе говоря, по их мнению, дело идет здесь о совершенно индивидуальном проступке, а не о нарушении социальных порядков. Взгляд этот соответствует первобытному состоянию человеческой нравственности и в настоящее время еще встречается у многих диких племен и народов».

-------------------------------------------

 

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

 

«Замечательная особенность — воровки обыкновенно реже исправляются, нежели воры.

Софи Ламбер никогда не могла отрешиться от своей несчастной слабости. С десяти лет она дебютировала в этой карьере; ей не исполнилось еще двадцати пяти лет, а уже три четверти ее жизни протекли в тюрьмах.

Вскоре после моего поступления в полицию я арестовал ее и подверг заключению на два года. Она занималась своим преступным ремеслом главным образом в меблированных отелях. Трудно было превзойти ее в искусстве надувать консьержей и избегать их расспросов.

Проникнув в гостиницу, она останавливалась на площадке лестницы каждого этажа и заглядывала в комнаты: если у какой-нибудь двери примечала ключ, то быстро и неслышно отпирала дверь, прокрадывалась в комнату, и если жилец спал, она беззвучно, как тень, забирала все, что попадалось ей под руку: часы, драгоценности, деньги — все переходило в ее ягдташ, как она называла большой карман, скрытый у нее под передником.

Если же жилец бодрствовал, то Софи наскоро отделывалась извинениями, ссылаясь на то, что ошиблась дверью. Если же случайно спящий жилец просыпался в то время, пока она действовала, она, нисколько не смущаясь, подбегала к нему и, обняв его, нежно прижимала к груди: «Здравствуй, мой бедный Мими, — восклицала она, — поцелуй же меня!.. Ах, сударь, извините, пожалуйста, разве не тут 17-й номер, а я была уверена, что у своего знакомого».

В одно прекрасное утро Софи забралась к одному чиновнику с целью обокрасть его; но тот проснулся и открыл глаза именно в ту минуту, когда она занималась его комодом. Он сделал жест удивления, и Софи начала разыгрывать свою обычную сцену. Но чиновник тоже был человек предприимчивый и захотел воспользоваться мнимой ошибкой. Что тут делать? Если Софи будет сопротивляться, то звяканье серебра в ее кармане во время борьбы может выдать цель посещения, если же она уступит, то опасность еще больше… Всякая другая непременно растерялась бы. Но Софи ловко вывернулась из опасности с помощью выдумки, впрочем, правдоподобной. Чиновник остался доволен и позволил ей удалиться. При этом ом потерпел немалый убыток — его кошелек, часы и шесть серебряных приборов исчезли безвозвратно.

Эта женщина была преотчаянное существо: два раза она попадалась в расставленные мною сети, но затем я тщетно пытался поймать ее, она ловко вывертывалась и постоянно была настороже.

Мне удалось накрыть ее на месте преступления только благодаря случайности…

Выйдя из дому на рассвете, я шел по площади Шатлэ и встретился нос к носу с Софи; она подошла ко мне с самоуверенным видом.

— Здорово, Жюль, куда направляешься в такую рань? Уж наверное захомутать кого-нибудь?

— Очень может быть… знаю только, что не тебя. А ты сама куда летишь?

— А я отправляюсь в Корбейль, там сестра обещалась поместить меня в один дом. Надоело мне до смерти таскаться по тюрьмам, пора исправляться. Пойдем выпьем!

— Охотно, я угощаю. Пойдем к Лепретру.

— Ладно, ладно, только поскорее, чтоб мне не пропустить дилижанса. Ведь ты проводишь меня на улицу Дофин, не правда ли, Жюль?

— Не могу, у меня дела есть кое-какие, я и так опоздал, могу только выпить рюмочку, а потом надо бегом бежать.

Мы вошли к Лепретру, наскоро пропустили по маленькой, обменялись несколькими словами и распростились.

— Прощай, Жюль, желаю тебе успеха.

Софи удаляется, а я окольным путем пробираюсь на улицу Планш Мибрэ и прячусь за углом. Из своего убежища я мог видеть, как она быстрым шагом пересекла мост, ежеминутно озираясь; очевидно, она боялась преследования; из этого я заключил, что хорошо было бы проследить за нею. Поэтому я сам направился к мосту Notre-Dame, и пройдя его, достиг набережной, не теряя ее из виду.

Дойдя до улицы Дофин, она действительно шмыгнула в контору дилижансов, но, убежденный, что ее отъезд мнимый и служит только предлогом, чтобы объяснить ее ранний выход из дому, я притаился за деревом, откуда мог наблюдать за ней, если она выйдет из конторы. Остановив проезжавший мимо фиакр, я пообещал кучеру двойную плату, если он поможет мне проследить за женщиной, которую я ему укажу. Некоторое врет мы стояли на месте. Через несколько минут дилижанс отошел, и Софи там не было, готов был дать голову на отсечение.

Еще через несколько минут она появилась у ворот, тревожно озираясь по сторонам, а затем быстро пошла по улице Christine.

Она заходила в несколько гостиниц, но отовсюду выходила довольно скоро и с пустыми руками, — ясно было, что не представилось удобного случая стянуть что-нибудь и что ее экспедиция пока не удалась; но я знал, что она не так-то скоро потеряет терпение, и решил не мешать ей.

Наконец на улице La Harpe она проскользнула в одну дверь и через несколько минут появилась с громадной корзиной для белья. Шла она очень быстро, невзирая на свою ношу. Миновав улицу Mathurins Saint-Jacques, она пошла по улице Macons Sorbonne. К несчастью для нее, последняя сообщается с улицей La Harpe сквозным пассажем. Там-то я спрятался, и когда она проходила мимо пассажа, я вышел из дверей и очутился с ней лицом к лицу.

Увидев меня, она изменилась в лице от испуга и неожиданности. Смущение ее было так велико, что она не могла произнести ни слова. Наконец, оправившись немного и притворяясь раздосадованной, она сказала:

— Если бы ты знал, как я зла: моя прачка должна была принести мне белье в контору дилижансов, и по ее милости я пропустила отправление кареты! Вот теперь я взяла у нее белье и хочу отдать его выгладить своей приятельнице, — так и пришлось остаться в Париже.

— У меня тоже неудача: по пути я встретил кое-кого, который сказал мне, что мой молодчик здесь, а между тем его нигде нет…

— Ну, тем лучше; подожди меня немного, я пойду отнесу корзину, это недалеко, в двух шагах отсюда, и мы отправимся завтракать.

— Вряд ли это получится, я… Э, да что это такое?..

Софи и я разинули рты от удивления: из корзины доносились пронзительные звуки, напоминающие детский писк. Приподняв крышку, я увидел — что же?., ребенка месяцев трех-четырех, который орал во всю глотку.

— Должно быть, это твой пискун, — сказал я Софи, — Можешь мне сообщить, какого он пола?

— Вот досада! Я опять влопалась! М-да, век не забуду! Если спросят, в чем дело, отвечу: ничего, сущий пустяк, детская забава… В другой раз, когда буду белье тащить, придется быть осторожнее.

— И зонтик тоже заодно прихватила?

— Был грех! Что ж, от судьбы не уйдешь, как ни старайся…

Я повел Софи к комиссару полиции Френу, бюро которого располагалось по соседству. Зонтик остался в виде вещественного доказательства, а ребенок был немедленно возвращен его матери.

Воровка провела за это в тюрьме целых пять лет.

Если не ошибаюсь, это уже шестой или седьмой раз, как она была под судом. После этого она попалась еще раз, и весьма вероятно, что ей суждено всю жизнь провести в тюрьме Сен-Лазар.

Софи находила свое ремесло весьма естественным и равнодушно относилась к наказанию. Тюрьма не страшила ее, напротив, в ней она чувствовала себя в своей сфере. Софи приобрела в местах заключения постыдные привычки, которых не оправдывает пример древней Сафо: под замком чаще представлялись случаи предаваться разврату — из этого видно, что она недаром так мало ценила свободу.

Странный характер был у этой женщины; вот хотя бы пример из ее жизни. Некая Жнллион, с которой она имела интимные сношения, была арестована за кражу. Софи, будучи ее сообщницей, избежала ареста, но, горюя о своей подруге, спровоцировала донос на себя и успокоилась лишь тогда, когда услышала приговор суда, который означал, что они с Жиллион будут неразлучны целых два года.

Большая часть этих тварей легко смотрит на тюремное заключение. Мне случалось видеть некоторых из них, привлеченных к суду за воровство и обвинявших в сообщничестве своих совершенно непричастных к делу подруг только лишь затем, чтобы не расставаться с их ласками, а те покорно соглашались с обвинением, считая своим долгом покориться этой участи».

ЭЖЕН-ФРАНСУА ВИДОК. Записки

--------------------------------------

Криминологи XIX века отмечали, что женская преступность по количественным показателям заметно уступает мужской, указывая на такие причины этого явления, как более замкнутый образ жизни женщин, физическую слабость и низкий интеллектуальный уровень в сравнении с преступниками-мужчинами.

Но в сфере проституции женщины уверенно сокращают этот разрыв, так как при непосредственном общении с клиентами у них возникает множество дополнительных возможностей, в частности, для воровства, которое воспринимается ими как совершенно естественное дело, сопутствующее их основной «работе».

---------------------------------------

 

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

 

«— Слушай внимательно, — сказала Фатима. — Шпионы, а они у хозяина повсюду в Париже, сообщают ему о прибытии иностранцев и простаков, которые приезжают к нам сотнями; он с ними знакомится, устраивает для них обеды с женщинами нашего типа, которые воруют у них кошельки, пока удовлетворяют их желания. Вся добыча идет ему, и независимо от того, сколько украдено, женщины получают четвертую часть, это не считая того, что им платят клиенты.

— Но ведь это опасно, — заметила я. — Как он ухитряется избегать ареста?

— Его давно бы арестовали, если бы он не принял меры, чтобы избавить себя от всяких неудобств и случайностей. Будь уверена: никакая опасность нам не грозит.

— Это его дом?

— И не единственный: у него их штук тридцать. Сейчас мы в одном из них, где он останавливается раз в шесть месяцев, возможно, и раз в год… Сыграй получше свою роль; на обед придут два или три иностранца, после обеда мы уйдем развлекать этих господ в отдельные комнаты. Смотри не зевай — не упусти свой кошелек, а я тебе обещаю, что своего тоже не прозеваю. Дорваль будет наблюдать за нами тайком. Когда дело будет сделано, идиотов усыпят порошком, подсыпанным в бокалы, а остаток ночи мы проведем с хозяином, который сразу после нашего ухода исчезнет тоже: уедет куда-нибудь еще и повторит тот же фокус с другими женщинами. А наши богатенькие чурбаны, когда проснутся наутро, будут только счастливы, что легко отделались и сохранили свою шкуру.

— Если тебе заплатили заранее, — спросила я, — почему бы нам не сбежать, чтобы не участвовать в этом деле?

— Это было бы большой ошибкой: он легко расправится с нами, а если мы все сделаем в лучшем виде, будет приглашать нас почти каждый месяц. Кроме того, если послушаться твоего совета, мы лишимся того, что можем заработать, обобрав этих кретинов.

— Ты права. И если бы не твой первый аргумент, я бы, наверное, предпочла украсть без него и не отдавать три четверти добычи.

— Хотя я и придерживаюсь прежнего своего мнения, мне очень нравится ход твоих рассуждений, — с одобрением заметила Фатима, — это говорит о том, что у себя есть все, что нужно, чтобы добиться успеха в нашей профессии.

Не успели мы закончить разговор, как вошел Дорваль. Это был сорокалетний мужчина очень приятной наружности, и весь его облик и манеры производили впечатление умного и любезного господина; помимо всего прочего у него был несомненный дар очаровывать окружающих, очень важный для рода его занятий.

— Фатима, — обратился он к моей подруге, ласково улыбнувшись мне, — я думаю, ты объяснила этому юному прелестному существу суть нашей предстоящей комбинации? Тогда мне остается только добавить, что сегодня мы будем принимать двух пожилых немцев. Они недавно в Париже и горят желанием встретиться с привлекательными девочками. Один носит на себе бриллиантов на двадцать тысяч крон, я предоставляю его тебе, Фатима. Другой, по-моему, собирается купить поместье в здешних краях. Я уверил его, что могу подыскать для него что-нибудь не очень дорогое, если он согласен заплатить наличными, поэтому при нем должно быть тысяч сорок франков чистоганом или в кредитных билетах. Он будет твой, Жюльетта. Покажи свой способности, и я обещаю тебе свое сотрудничество в будущем, причем очень часто.

— Извините, сударь, — сказана я, — но неужели такие ужасные дела возбуждают вашу чувственность?

— Милая девочка, — начал Дорваль, — я вижу, что ты ничего в этом не смыслишь: я имею в виду ту встряску, которая дает нервной системе ощущение преступления. Ты хочешь понять эти сладострастные мгновения — я объясню их тебе в свое время, а пока у нас есть другие дела. Давайте пройдем в ту комнату. Наши немцы скоро будут здесь, и, пожалуйста, употребите все свое искусство обольщения, удовлетворите их как следует — это все, о чем я вас прошу, от этого будет зависеть ваша оплата.

Гости прибыли. Шеффнер, предназначенный мне, был настоящий барон сорока пяти лет, по-настоящему уродливый, по-настоящему мерзкий тип и по-настоящему глупый, каким и бывает, насколько я знаю, настоящий немец, если исключить знаменитого Гесснера.

Гусь, которого должна была обчистить моя подруга, звался Конрад; он и вправду был усыпан бриллиантами; его вид, фигура, лицо и возраст делали его почти полной копией своего соотечественника, а его непроходимая безмозглость, не менее впечатляющая, чем у Шеффнера, гарантировала Фатиме успех не менее легкий и не менее полный, чем, судя по всему, тот, что ожидал меня.

Разговор, поначалу общий и довольно нудный, постепенно оживился и стал почти интимным. Фатима была не только прелестна — она была искусной собеседницей и скоро одурманила и ошеломила бедного Конрада, а мой стыдливо невинный вид покорил Шеффнера.

Пришло время обедать. Дорваль следил за тем, чтобы рюмки гостей не пустовали, он то и дело подливал им самые крепкие и изысканные вина, и в самом разгаре десерта оба наших тевтонца стали выказывать признаки самого горячего желания побеседовать с нами наедине.

Дорваль, желая проследить за каждой из нас, захотел, чтобы мы уединялись с клиентом по очереди; он объявил, что в доме только один будуар, успокоил, как мог, разгоряченного до предела Конрада, и дал мне знак увести Шеффнера и заняться им.

Бедняга немец, казалось, никогда не насытится моими ласками. В будуаре было жарко, мы быстро разделись, и я положила его вещи подле себя с правой стороны. В то время как барон наслаждался мною, а я левой рукой страстно прижимала его голову к своей груди, моя правая рука незаметно, один за другим, вывернула его карманы. Судя по тощему кошельку, который не обещал приятных сюрпризов, я сделала вывод о том, что главное сокровище находится в бумажнике, который должен был быть в кармане пальто. Нащупав его, я незаметно сунула это пухлое достояние под матрац, на котором мы кувыркались.

Дождавшись апогея, потеряв всякий интерес ко всему остальному и почувствовав отвращение к противной потной туше, лежавшей на мне, я дотянулась к шнуру звонка.

Вошла служанка. Она подала немцу рюмку ликера с подмешанным зельем, тот выпил ее, и она проводила его в спальню, где он моментально захрапел как десять боровов.

— Ты просто чудо, мой ангел! — проговорил Дорваль, входя».

МАРКИЗ ДЕ САД. Жюльетта

-------------------------------------------------

Верно говорится, что сила женщины — в ее слабости.

 

 

МАРОДЕРКИ

 

По толковому словарю, слово «мародер» означает: «тот, кто грабит население в районах военных действий, а также убитых и раненых на поле сражения».

 

 

Эти крысы — еще более наглые, беспринципные и жестокие, чем воры. Женщины среди них, как правило, составляют весьма значительный процент. Их не останавливают ни перспектива быть расстрелянными на месте, как предписывают законы военного времени, ни зрелище окровавленных, изорванных человеческих тел, ни естественный страх перед покойниками — в них алчность настолько превалирует над всеми чувствами и побуждениями нормального человека, что не в фигуральном, а в буквальном смысле превращает их в мерзких прожорливых тварей, схожих с людьми только разве что отсутствием хвоста.

К ним относятся и осквернители могил на кладбищах, и те, которые деловито роются в местах массовых захоронений, которыми печально славен XX век, и те, которые, не боясь ни греха, ни радиации, грабили пустующие квартиры в зоне Чернобыля в конце страшного апреля 1986 года, а потом сбывали в других регионах ничего не подозревающим людям вещи, несущие в себе радиоактивную смерть…

Во всем мире их однозначно положено расстреливать как взбесившихся животных, независимо от пола. Такое деяние, как мародерство, тем более непростительно женщинам, которые так гордятся своим призванием давать жизнь…

Взводя пружину крысоловки, никто ведь не задумывается над тем, какого пола животное в нее попадет.

-------------------------------------------

 

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

 

«И на это страшное поле смерти слетались под покровом ночи стаи крылатого воронья и воронья двуногого — мародеров.

Это ужасное ремесло было довольно прибыльным в тех краях, истерзанных многолетней войной. Им занимались и в одиночку, и целыми семьями, зачастую приобщая к нему и детей.

Такой была и семья Луизы.

Отец, жилистый, кособокий, с длинным хрящеватым носом; мать — плотная, мужеподобная нормандка; семнадцатилетний брат, Робер, белокурый, горбоносый, с глазами настолько светлыми, что они казались незрячими, и она, пятнадцатилетняя девушка, уже утратившая угловатость подростка, но еще не успевшая налиться соком спелом женской стати.

У них была повозка, запряженная старой бельмастой лошадью, и они постоянно передвигались вслед за войсками, держась на почтительном расстоянии, как шакалы за волчьей стаей, терпеливо ожидающие своей доли добычи.

…В ту ночь они бродили среди трупов, время от времени наклоняясь и опуская в привязанные к поясам мешки то часы, то перстень, то кошелек с несколькими золотыми монетами.

— Эй, Робер! — послышался из темноты голос матери, — Поди-ка сюда!

Робер, наступая на чьи-то руки и головы, подошел к ней.

Правой рукой женщина вцепилась в палеи лежащего под разбитым пушечным лафетом офицера, а левой пыталась отодрать от своего рукава пальцы его второй руки, судорожно вцепившиеся в грубую ткань.

Воды, — хрипел офицер. — Мадам, умоляю, глоток воды… Глоток, мадам…

Она разжала правую руку, и Робер увидел при неясном свете звезд яркий блеск крупного бриллианта на пальце офицера. Он попытался снять перстень, но тот словно врос в распухший палец умирающего.

Тогда Робер вынул нож, одним резким движением отсек палец у самого основания и швырнул в мешок.

Офицер закричал.

В его крике было не столько животной боли, сколько ужаса и отчаяния. Пронзительный, душераздирающий крик человека слился с громким карканьем воронья, испуганно вспорхнувшего над мертвой поляной.

— Добей его, Робер, — сказала мать, — а то он переполошит всю округу».

ВАЛЕРИЙ ГИТИН. Кавалерия любви

--------------------------------------

 

КСТАТИ:

«Приходится признать, что зло иногда неизбежно: чтобы пресечь дезертирство из армии, человека расстреливают под звуки труб и барабанов, и без подобного варварства не обойтись».

ЛЮК ДЕ КЛАПЬЕ ВОВЕНАРГ

 

Мародерство пресекается только таким образом. Другого лекарства от этой болезни нет, да и следует ли его искать…

 

 

МОШЕННИЦЫ

 

Их не без оснований называют элитой преступного мира.

Это — женщины незаурядного ума и сильной воли, они — великолепные актрисы, обладающие к тому же ярким талантом импровизации, отличные физиономисты и психологи, и все эти качества используются исключительно с целью наживы посредством обмана и надувательства.

Это — крысы-лицедей, способные достоверно воплотить любой нужный образ, который будет вполне убедительно действовать и органично вписываться в любые жизненные обстоятельства.

 

 

Спектр их квалификаций довольно широк, еще шире, чем у воров. Среди них традиционно женскими считаются:

— «меняльщицы»;

— «кукольницы»;

— «гадалки»;

— «невесты»;

— торговки фальшивыми драгоценностями и антиквариатом;

— «представительницы» государственных учреждений или общественных организаций.

Но это, так сказать, квалификации в их лабораторном, чистом виде, а сколько есть синтетических и вообще таких, которые могут быть порождены только женской изобретательностью…

Рассмотрим основные из них.

Меняльщицы

…Городской рынок (или вокзал). Вполне благообразная женщина негромко повторяет: «Доллары, доллары скупаю, доллары…» Человек, явно не привычный к валютным операциям, но желающий все-таки получить за свою заветную сотню чуть-чуть побольше, чем предлагают лицензированные пункты обмена, и при этом наивно полагающий, что преступники живут либо на Луне, либо на экране телевизора, спрашивает:

— А… за сколько?

Меняльщица называет курс, вполне устраивающий обладателя «зелени».

— Хорошо. Давайте… — говорит наш герой, извлекая из записной книжки бережно хранимую купюру.

— Отойдем в сторону, — говорит меняльщица, опасливо посмотрев на стоящего неподалеку, но старательно не замечающего ее милиционера. Наш герой, насмотревшись боевиков о бесстрашной и неподкупной американской полиции, тоже опасливо смотрит на милиционера и вместе с женщиной прячется от его невидящих глаз за киоском.

Там женщина берет у него купюру, внимательно смотрит сквозь нее на солнце и, убедившись в подлинности валюты, сворачивает ее вчетверо и засовывает под тонкую резинку, перетягивающую ее бумажник.

— Ну так… — вежливо говорит клиент, ожидая выдачи эквивалента.

— Сейчас, сейчас, — бормочет женщина, открывая сумочку.

Вдруг она испуганно вскрикивает, смотря куда-то за спину клиента. Тот оборачивается и видит двух верзил в кожаных куртках, которые строго смотрят на субъект незаконного обмена валюты.

— Они, — обреченно говорит меняльщица.

— Кто? — спрашивает клиент.

— Вчера меня оштрафовали, — продолжает она, втянув голову в плечи. — Ничего не выйдет… Ах, негодяи, выследили…

— Тогда верните мои деньги.

— Деньги? Ах, да, конечно… Извините…

Она возвращает ему свернутую вчетверо капустного цвета бумажку и скрывается.

Наш герой, решив избрать законный путь, идет в пункт обмена, и там оказывается, что у него на руках не сто долларов, а один, но так же аккуратно свернутый вчетверо…

Есть варианты подобной ситуации, но финал, как правило, один и тот же.

А ведь Видок еще полтора века назад предупреждал:

«Нет средства, которого бы эти мошенники не употребляли для их обманов. Сегодня они употребляют одно, завтра — другое, но всегда дело основывается на размене монеты.

Поэтому, каков бы ни был предлог, по которому неизвестный человек, хотя бы даже дитя, предлагал разменять монету, благоразумнее не соблазняться прибылью. Сколько менял, сборщиков в лотерею, торговцев табаком, вином, пряниками, булочников, мясников и т. п. сделались жертвами ловких обманщиков этого рода, которые преимущественно обращаются к мелким торговцам!

Искуснейшей меняльщицей была некая госпожа Карон.

Однажды явилась она в лавку продавца ликеров, Карлье — на рынке Святого Якова; жена Карлье была одна за прилавком. Карон спросила анисовой водки, заплатила золотом и так ловко повела дело, что после десятиминутного разговора купчиха отправилась в свою комнату за мешком с семьюстами пятьюдесятью франками. Через четверть часа Карон ушла, а хозяйка тотчас принялась считать деньги и оказалось, что не хватило половины. Воровка так ее очаровала, что при ней ей положительно все виделось в двойном размере.

Мне донесли об этом факте, и по искусству воровства я тотчас узнал виновницу, которая была задержана, уличена и наказана.

Нет фокусника, который бы сравнился и со знаменитой Герцогиней. Раз булочница проверяла сумму в две тысячи франков, и Герцогиня ухитрилась стащить половину прямо из ее передника. Почувствовав, что передник стал гораздо легче, чем до прихода Герцогини, булочница обвинила ее в краже.

— Пересчитайте ваши деньги, — невозмутимо отвечала та. — Пересчитайте.

Булочница пересчитала и убедилась, что все деньги при ней. Но когда Герцогиня ушла, и без пересчета было ясно, что сумма уменьшилась почти вдвое…»

Что ж, как говорится, умные учатся на чужих ошибках, а дураки — на своих.

Кукольницы специализируются на подмене денег (в пачках) или вещей специально изготовленными «куклами».

Пачка банкнот в их руках имеет вполне «государственный» вид: она крест-накрест опечатана бумажными лентами с проставленными типографским способом суммами и банковскими штампами, но лишь несколько купюр, первых и последних в пачке, являются действительно деньгами, а между ними — аккуратно нарезанная чистая бумага…

Или человек, купивший самые что ни на есть фирменные американские джинсы, приходит домой, разворачивает свое приобретение и с запоздалыми проклятиями констатирует, что в пакете находится либо примитивнейший суррогат, либо одна штанина…

Ловкость рук кукольницы и ее умение рассеять любые возможности подозрения в неблагонадежности поистине приближаются к вершинам искусства. А искусство требует жертв.

Что касается гадалок, знахарок, целительниц и им подобных, то здесь львиная доля их успеха основывается на незаурядном актерском мастерстве, на режиссерском умении создавать впечатляющую атмосферу и на дремучей доверчивости клиентов этих талантливых мошенниц. Предложение диктуется прежде всего спросом, таков закон рынка…

Если Видок со всей авторитетностью шефа полиции предупреждал и современников, и потомков о недопустимости размена денег у частных лиц, то его более поздний преемник на этом посту, Горон, так же благожелательно предупреждал в своих мемуарах о мошенническом характере деятельности многих брачных агентств и об особой осторожности в общении с так называемыми невестами.

--------------------------------------------

 

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

 

«Я только что был назначен помощником начальника сыскной части, когда после целого ряда жалоб, полиция наконец накрыла одно из матримониальных агентств. Чего только не пришлось узнать, каких только дел не обделывали здесь, пользуясь доверчивостью женщин, ищущих громкого имени с целью скрыть свои грешки, или жадностью мужчин, мечтающих о крупном приданом для «поправки обстоятельств»! Здесь пришлось мне впервые познакомиться с обычным персоналом подобного рода агентств: мнимыми отцами, матерями и особенно «фальшивыми невестами».

Среди этих последних была арестована высокая, красивая брюнетка, одна из тех англичанок, которых воспел в своих стихотворениях Альфред де Мюссе. С виду весьма изящная, с хорошими манерами и гордой поступью, она имела тот несколько надменный и вызывающие! вид, который так нравится мужчинам. Оказалось, что эта особа была главным действующим лицом, главным источником дохода «агентства».

Так как в качестве помощника начальника сыскной части мне не пришлось до конца руководить этим делом, то вскоре я и забыл о нем, сохранив в памяти лишь фигуру этой женщины и ее имя — «мисс Эллен».

Пять лет спустя, в 1891 году, когда я уже был начальником парижской сыскной полиции, мне снова пришлось разбирать множество жалоб со стороны обманутых женихов, указывающих на некую госпожу Р… проживающую в одном из лучших отелей квартала Сент-Оноре.

Один из пострадавших женихов к своей жалобе прилагал и фотографическую карточку мнимой богатой вдовы Р.

Я взглянул на портрет, и мне показалось, что я уже где-то раньше видел это лицо… Немного поразмыслив, я запросил из антропометрического отделения фотографию, на которой пять лет назад была увековечена «мисс Эллен». Когда я сравнил обе фотографии, то все сомнения исчезли: вдова Р. и «мисс Эллен» были одним и тем же лицом. Конечно, за пять лет красавица несколько пополнела и поблекла, но черты лица остались теми же…

В первый раз «мисс Эллен» была осуждена на четыре месяца тюремного заключения; но с того времени скольких легковерных она успела одурачить!

К каждой жалобе было приложено следующее объявление, печатавшееся в течение нескольких месяцев во многих столичных и провинциальных газетах:

«Особа, имеющая капитал в 1.200.000 франков, желает выйти замуж за человека, принадлежащего либо к дворянскому сословию, либо к крупной буржуазии. Обращаться в бюро *** на литеры М. В.»

Когда был выписан ордер па арест, один из моих агентов, Гуллье, был послан мною для задержания «мисс Эллен», и в большом зале аристократического отеля разыгралась следующая эпическая сцена.

Вооружившись фотографиями, агент ждал в зале появления «клиентки» и, увидев ее наконец, вежливо обратился:

— Если не ошибаюсь, мисс Эллен?

— Вы ошиблись, сударь, — ответила дама. — Меня зовут миссис Р. Впрочем, вы можете справиться у администратора отеля… А что вам угодно от меня? Кто вы?

— О, сударыня, — удивился Гуллье, — неужели вы не помните меня?

И он показал ей обе фотографии, а также свою визитную карточку.

— Мы ведь старые знакомые, сударыня!

«Мисс Эллен» не потеряла присутствия духа. Покосившись на величественного швейцара, она спокойно проговорила:

— Не будете ли вы любезны, милостивый государь, проводить меня до кареты?

И, опираясь на руку агента, она с грацией подлинной аристократки вышла из зала,

Вскоре, однако, респектабельность отеля была нарушена тщательным обыском в номере «мисс Эллен», где была обнаружена обширная корреспонденция женихов этой дамы.

Вот некоторые из наиболее любопытных образчиков.

Один весьма почтенный коммерсант писал:

«Божественная Эллен! Едва успел я покинуть Вас, как ощущаю жгучую потребность написать несколько строк. Я еще чувствую опьяняющий запах Ваших чудных губок, и Ваш поцелуй заставляет трепетать мое бедное сердце… Никогда не буду я в силах позабыть прелесть нашей прогулки в Булонском лесу и эту незабвенную, чарующую ночь!…»

А вот не менее интересное послание одного барона (настоящего):

«Дорогая Эллен! О, почему Вас нет со мной! Я так безумно люблю вас, что каждое мгновение разлуки сводит меня с ума! О, дорогая, как безумно люблю я Вас! Пища, сон — не существуют для меня, я дышу только Вами, о бесценная моя невеста!»

Самое пикантное в этих идиллиях было то, что все эти женихи разыгрывали ту же комедию, что и сама «мисс Эллен». К стыду человечества приходится сказать, что всех их, без исключения, прельщали не прелести голубоглазой дочери Альбиона, а 1.200.000 франков, о которых сообщалось в публикации!

Когда же все эти любители богатого приданого увидели, что их попросту одурачили, выманив довольно солидные суммы на свадебные корзины, бриллианты, посещения театров и дорогих ресторанов, — все они, как сговорившись, подали жадобы прокурору с требованием как можно более сурового наказания для мошенницы.

А между тем многие из них получили своего рода «задатки», как, например, тот, кто «чувствовал опьяняющий запах…чудных губок».

Какой-то философ-пессимист сказал, что в 99 случаях из ста брак есть обман. Что же касается «мисс Эллен», то ее мошенничество удавалось в 100 случаях из ста!

В общем, это было чрезвычайно забавное следствие, в ходе которого «мисс Эллен» была настолько откровенна, что сообщила мне даже факты, имеющие отношение к ее жизни до первого ареста и суда. Оказалось, что в тот период она побывала в роли невесты 13 раз.

— Вот это несчастливое число и принесло мне неудачу! — совершенно серьезно заметила она.

Оказалось, что у нее было 15 псевдонимов, и забавнее всего то, что ни одно имя, даже Эллен, не было подлинным.

Число ее женихов после первых тринадцати росло не по дням, а по часам. Это «Синяя борода» в юбке!

«Мисс Эллен» выдавала себя то за англичанку, то за американку, то за вдову румынского генерала… Получив письмо одного из претендентов на ее руку, она назначала ему свидание в карете, стоявшей обыкновенно или перед «Hotel Continental», или у подъезда аристократического клуба на улице Royale.

И вот начиналась комедия. Едва несчастная жертва являлась на место свидания, как изящная рука в перчатке открывала дверцу кареты, и наш герой усаживался рядом с молодой, красивой дамой и вдыхал опьяняющий аромат тончайших духов. Кучер трогал лошадей, и экипаж мчался к Елисейским полям.

А очаровательная «мисс Эллен» говорила своему соседу томным, прерывающимся от волнения голосом:

— Ах, сударь, мой поступок ужасен. Я долго не решалась отвечать на ваше письмо… но вы не осудите иностранку, которая не знакома с вашими обычаями… Я приехала в Париж со своей бабушкой… Она очень стара, очень капризна и ужасно строгих нравов… Она постоянно следит за мной… Но я уже несколько лет, как овдовела, и мне необходима сердечная привязанность… И вот, быть может, вопреки общепринятым обычаям, я ищу сама себе достойного мужа…

На эту удочку обычно и попадался пижон. По словам самой «мисс Эллен», она не дала ни одного промаха. Во-первых, все чрезвычайно были довольны тем, что вместо ожидаемого урода находили молодую и красивую женщину. Все они рассуждали приблизительно следующим образом: если женщина помешает в газете объявление о своем миллионном приданом, то она, по меньшей мере, горбатая, хромая или кривая. При виде очаровательной невесты они настолько были поражены контрастом между ожидаемым и действительным, что сразу же теряли голову и верили каждому слову ловкой обманщицы.

— Поверите ли, господин Горон, — говорила мне она, — ни один не ушел из моих рук… После третьего или четвертого свидания они произносили одну и ту же фразу, будто сговорились и выучили ее наизусть. Когда я упоминала о своих 1.200.000 франков, все мои обожатели перебивали меня следующими словами: «Увы, сударыня, это единственное препятствие моему счастью! Я полюбил вас всеми силами души, но вы слишком богаты… ваше богатство является ужасной преградой!»

Мне стоило немалых усилий, — добавила рассказчица, — чтобы не расхохотаться, выслушивая в двадцатый раз эту неизменную формулу лицемерия!

Но при этом «мисс Эллен» не слишком откровенничала о способах выманивания денег и подарков у своих «женихов», которых она заставляла довольно дорого платить за свое страстное желание воспользоваться ее миллионом.

Вот одно из ее писем:

«Вы мне тоже понравились. Вы хорошо воспитаны, у вас доброе сердце. Боже мой, что еще нужно для женщины! Теперь я уезжаю в Лондон, чтобы навестить мою престарелую бабушку и получить ее согласие на брак с иностранцем. Я знаю, что это ей не очень понравится, но надеюсь все-таки убедить ее. Пришлите мне Вашу фотографию, чтобы я могла держать ее перед глазами во время путешествия. Думаю, что полюблю Вас глубоко и искренне».

Но интереснее всего было следующее:

«Кстати, я немного стеснена в средствах. Свою ренту получу только 1-го числа. Не можете ли В<