О культе императорской власти.

 Слово «Китай» происходит от названия народности киданей. Они проживали в государстве Ляо, существовавшем с 916 по 1125 г. на обширной территории от Маньчжурии до Тяньшаня. В русский язык слово «кидань» перешло от соседних тюркских народов с несколько измененным звучанием — «Китай». Древние китайские мыслители представляли себе Вселенную в таком виде. Над всем господствовало безграничное круглое небо. Внизу простиралась земля квадратной формы, а ее центром было Срединное государство — Китай. Кроме Чжун-го (Срединное государство) Китай называли также Тянь-ся (Поднебесная), Чжун-хуа (Срединное цветущее государство), Чжун-юань (Срединная равнина), Чжэнь-дань (Восточная заря), Тянь-чао (Небесная династия).

Иностранные дипломаты на приеме у императора Тунчжи (1873 г.).

 Правителей Китая именовали в официальных документах Тянь-цзы (Сын неба), Дан-цзинь фо-е (Будда наших дней), Ху-анди (Великий император), Тянь-ван (Небесный император), Шэн-хуан (Святой император), Шэн-чжу (Святой владыка), Ваньсуй-е (Десятитысячелетиий властелин), Хуан-ди (Августейший повелитель), Чжэн (Настоящий, Святой), Юань Хоу (Повелитель обширного пространства), Чжицзюнь (Великий, Почитаемый), Богдохан (по-монгольски — Премудрый правитель). В личных беседах с императором его называли «хуаншан» (Ваше величество) или чжуцзы (государь), а подданных империи — «нуцай» (раб). После того как в 1644 г. маньчжурские завоеватели захватили Китай, все императоры были выходцами из их среды. Они унаследовали почти все священные регалии китайских правителей прошлого. При возведении на трон о маньчжурском императоре говорили: «Император получает власть от неба на правление миром». Царствовавшие в Китае династии имели символические названия. Например, китайская династия, правившая в 1368–1644 гг., именовалась Мин. Иероглиф «мин» означает «ясный», «блестящий», «разумный». Маньчжурская династия (1644–1911) именовалась «Цин» («цин» — «чистый», «светлый», «безупречный») или «да-цин» (великая Цин). Не только династия в целом, но и правление каждого императора также обозначалось специальными иероглифами, символизирующими «счастье», «благополучие», «благоденствие», «мир», «преуспеяние» и т. д. Эти девизы, имевшие китайское название «няньхао», призваны были выражать самые лучшие пожелания как всей стране, так и лично монарху. Во времена маньчжурской династии Цин в Китае царствовали следующие императоры:

Счет лет в китайском календаре до 1911 г. (т. е. до падения маньчжурской династии) велся от года восшествия императора на престол до конца его правления. Приведем годы правления трех маньчжурских императоров для сопоставления с европейским летосчислением. В официальных документах писали: «В первый год правления Сяньфэн» (т. е. 1851 г.); «В первый год правления Тунчжи» (т. е. 1862 г.); «В первый год правления Гуансюй» (т. е. 1875 г.). После свержения феодальной монархии в Китае было официально принято общеевропейское летосчисление (григорианский календарь), но за начало его был принят не 1-й год н. э., а 1911 г. Годы обозначались так: «10-й год Китайской Республики», т. е. 1921 г. (1911 + 10 = 1921). Император обычно имел три имени: личное, династийное и храмовое. В силу «святости» Сына неба имя его запрещалось произносить при разговоре, а в письме оно изображалось иероглифами, отличными от обыкновенных. Если при жизни правителя Китая именовали по названию девиза правления (нянь-хао), то после смерти ему давали храмовое имя (мяо-хао), под которым он и становился известным в китайской истории. Например, с 1851 по 1861 г. страной правил император по имени И Чжу, однако его именовали по девизу правления — Сяньфэн. В 1875–1908 гг. на престоле находился император по имени Цзай-тянь под девизом правления — Гуансюй.

Престолонаследие в феодальном Китае шло исключительно по мужской линии: царствующий монарх определял себе преемника из собственных сыновей. Однако наследник трона не объявлялся заранее и не обязательно должен был быть старшим сыном. Так, Шуньчжи (1638–1661) был девятым сыном, Канси (1654–1722) — третьим сыном, Юнчжэн (1678–1735) — четвертым сыном, Цзяцин (1760–1820) — пятнадцатым сыном, Даогуан (1782–1850) — вторым сыном. И хотя наследник престола заранее не объявлялся, не исключались интриги и борьба за трон, о чем свидетельствуют многочисленные факты, зафиксированные в китайской истории. Для иллюстрации приведем один из них. Император Канси на старости лет все чаще стал задумываться о наследнике престола. Многочисленные наложницы одарили его большим потомством — 24 сыновьями. Кому же из них суждено было стать наследником трона? Император стал внимательно присматриваться к сыновьям и проверять их способности. С этой целью он давал им разнообразные поручения и требовал точного их исполнения. По наблюдению Канси, его четырнадцатый сын Янь-хуан был наиболее способным из всех, а четвертый сын Янь-чжэн отличался грубостью, упрямством, своеволием, властолюбием и коварством. Отец возненавидел последнего и не мог равнодушно переносить его присутствие. За год до смерти Канси почувствовал сильную слабость. Недомогание все усиливалось, начались обмороки. Император не покидал постели. Каждый из его сыновей старался угадать: кто же из них будет определен наследником престола? Хитрый и властолюбивый Янь-чжэн понимал, что у него меньше всех надежд на занятие трона, и он решил действовать. Здоровье императора Канси с каждым днем становилось все хуже. Наконец ему стало настолько плохо, что не оставалось никакого сомнения в наступлении смерти. В спальне императора был полумрак, горел только один фонарь, чтобы не раздражать глаза больного. Все углы и закоулки спальни, образованные мягкими висячими драпировками, тонули во мраке, и только небольшая часть комнаты слегка освещалась рассеянным светом матового фонаря. Император созвал высших сановников и своих сыновей и дал им последние наставления. — А теперь, — сказал он, откинувшись в изнеможении на подушки, — исполним обычай. Принесите мне тушь, бумагу и кисть. Я напишу, кому после меня править Поднебесной. Тотчас же в спальню умирающему принесли с натертой уже тушью нефритовую тушечницу, кисть с рукояткой из слоновой кости и большой лист шелковой бумаги с нарисованными сверху двумя драконами, готовыми проглотить солнце. Все это положили на пододвинутый к изголовью кровати табурет, покрытый желтым шелковым покрывалом. — Оставьте меня все и не приходите, пока я не позову, — повелел Канси слабым голосом. Император безмолвно лежал на постели. Его рука приподнялась и стала сбрасывать с груди толстое одеяло. После долгих усилий ему удалось, наконец, сесть на край кровати и спустить вниз ноги. Он протянул руку к кисти — рука дрожала и движения ее были неуверенны. Взяв кисть, Канси обмакнул ее в жидкую тушь, растертую на тушечнице, и, напрягая усилия, написал на шелковой бумаге три крупных иероглифа: «ши-сы-цзы», что означало «четырнадцатый сын». Ослабевший император выронил кисть из руки, упал на постель и погрузился в забытье. В это время в императорскую спальню пробрался Лун Кэдо — верный прислужник четвертого сына Янь-чжэна. Он взял лежавшую на ковре оброненную императором кисть и на императорском завещании, которое находилось на табурете, сделал поправку. На китайском языке число «четырнадцать» состоит из двух чисел — десять и четыре. Лун Кэдо цифру «десять» переправил на иероглиф, означающий частицу порядкового числа, и тогда вместо «четырнадцатый сын» получилось «четвертый сын». Сделав такое исправление, он, крадучись, удалился. Прошло немного времени и находившийся в полузабытьи император услышал чьи-то приближающиеся шаги. Это оказался его четвертый сын Янь-чжэн. Канси меньше всего ожидал четвертого сына, к которому питал неприязнь. Страшная злоба охватила умирающего. Он быстро сел на кровати и задыхающимся от волнения и душившей его злобы голосом мог только проговорить: — Что тебе здесь надо? Янь-чжэн, увидев шелковую бумагу на табурете, молниеносно сделал несколько шагов по направлению к кровати и устремил взгляд на написанные иероглифы. Не говоря ни слова, он упал на колени перед отцом. Император поднял подушку и с силой бросил ее в распростертого на полу сына. От сильного волнения умирающий потерял сознание и, бездыханный, упал на постель. Когда приближенные осмелились войти в спальню, то увидели на кровати холодеющее тело императора. На полу лежали подушка и кисть, а на шелковой бумаге было написано три иероглифа: «ди-сы-цзы», т. е. «четвертый сын». Императорские сыновья были поражены, узнав о предсмертном завещании отца. Все знали: покойный не любил Янь-чжэна и у него не было никаких шансов сделаться наследником трона.

Император Канси.

 Братья собрались на совет, чтобы решить — что же предпринять? Но не успели они разойтись, как были схвачены телохранителями четвертого сына и взяты под стражу. Так Янь-чжэн на сорок четвертом году жизни стал императором Китая под девизом правления Юнч-жэн. Стараясь замести следы мошенничества, он обезглавил Лун Кэдо, хотя последний преданно служил ему и способствовал восхождению его на трон. Возможно, приведенный рассказ не лишен элементов вымысла, однако он присутствует в китайских источниках. Женщина не имела права занять престол, но могла быть регентшей при несовершеннолетнем императоре и от его имени править государством. Почти полвека, с 1861 по 1908 г., у кормила государственной власти стояла вдовствующая императрица Цыси, хотя в это время императорами Китая были ее сын Тунчжи и ее племяник Гуан-сюй. Полный официальный титул Цыси значился: Милосердная, Счастливая, Главная, Охраняемая, Здоровая, Глубокомысленная, Ясная, Спокойная, Величавая, Верная, Долголетняя, Чтимая, Высочайшая, Мудрая, Возвышенная, Лучезарная.

Император Юнчжэн.

 В 1925 г. в Нью-Йорке вышла в свет книга «Два года в Запретном городе». Ее автор — Дерлин, прожившая четыре года в Париже с отцом Юй Гэном, послом маньчжурского правительства во Франции, получила европейское образование, хорошо владела французским и английским языками. По возвращении в Пекин из Парижа в 1903 г. она была обласкана Цыси, выступала в роли переводчика во время визитов европейских дипломатов и за особое усердие получила титул принцессы при дворе. Ниже приводится ее рассказ о встрече с Цыси, которая о себе сказала следующее: «Я часто думаю, что я — самая умная женщина, которая когда-либо жила на свете, и никто не может быть сравним со мною. Хотя я много слышала о королеве Виктории и читала кое-что переведенное на китайский язык о ее жизни, однако я не думаю, что ее жизнь была хотя бы наполовину более интересной и содержательной, чем моя. Англия — одна из великих держав мира, но это не давало королеве Виктории абсолютной власти. Она во все времена имела способных людей за своей спиной в парламенте, и, конечно, они подробнейшим образом обсуждали все проблемы, прежде чем добиваться поставленной цели. А королева Виктория всего лишь подписывала необходимые документы и в действительности не могла судить о политике страны. Теперь посмотрите на меня. Я имею 400 миллионов подданных, и все зависит от моего решения. Хотя в моем распоряжении находится Верховный императорский совет, призванный давать мне рекомендации, однако он всего лишь занимается различными перемещениями чиновников. Все важные вопросы я должна решать сама».

Цыси в молодости.

 Так Цыси оценивала свою персону в управлении страной. Конечно, было бы неверно умалять государственный ум и недюжинные способности этой женщины. Даже тот факт, что в условиях феодального Китая, когда все законы были на стороне мужчин, а женщина рассматривалась как неполноценное существо, Цыси смогла оставаться первым лицом в стране столь длительное время, говорил сам за себя. И тем не менее она преувеличивала свои способности, которые замещались коварством, вероломством и жестокостью.

* * *

Хотя император обладал неограниченными правами распоряжаться своими подданными, он, разумеется, не мог сам, непосредственно управлять страной. С этой целью при императоре были созданы органы исполнительной власти. Высшим органом, который решал наиболее важные государственные дела, был Верховный императорский совет. В него входили члены императорской фамилии и высшие сановники. Ниже следовали исполнительные органы: Императорский секретариат, Приказ иностранных дел, Чиновничий приказ, Налоговый приказ, Приказ церемоний, Военный приказ, Уголовный приказ, Приказ общественных работ, Коллегия цензоров. На русском языке чаще всего вместо слова «приказ» говорили «палата» или «министерство». Например, начальник Военного приказа, т. е. военный министр, начальник Палаты церемоний, т. е. министр церемоний и т. д. По установившимся традициям в феодальном Китае все документы заверялись не подписью, а печатью, которая имела квадратную или круглую форму. На нижнем основании императорской печати вырезали иероглифы в старинном стиле, обозначавшие различные изречения, вроде: «Вечное житие, процветание и мир», «Воцарение — дар неба, сопровождающийся долголетием и вечным благоденствием». Каждое казенное учреждение имело огромную печать, вручение ее чиновнику при его вступлении в должность рассматривалось наиболее важной частью церемонии. Получивший назначение чиновник обязан был иметь при себе печать; в случае ее потери он зачастую лишался своей должности. При правительстве находились так называемые цензоры. Они имели право высказывать порицание членам императорского дома и даже самому императору. Но это не означало, что Сын неба был ответствен перед ними: критика со стороны цензора скорее являлась моральной оценкой действий императора. Если цензор решался подать правителю Китая свои советы или выступить перед ним с какими-то пожеланиями, то он действовал в основном на свой страх, рискуя быть изгнанным или даже казненным. Право императора на жизнь подданных и их собственность поддерживалось военной силой. Опорой маньчжурского господства были «восемь знамен» — так назывались маньчжурские войска, специально предназначенные для охраны династии. Вначале знаменные войска были объединены в четыре корпуса, обладавшие не только военными, но и административными функциями. Корпус состоял из пяти полков, каждый полк — из пяти рот. Каждому корпусу было присвоено знамя определенного цвета: желтое, белое, красное, синее. Затем к этим четырем корпусам было добавлено еще четыре, которые получили знамена тех же цветов, но с каймой. «Восемь знамен» делились на две группы: «высшие три знамени» и «низшие пять знамен». «Высшие три знамени», куда входили желтое знамя без каймы, желтое знамя с красной каймой и белое знамя без каймы, составляли личную гвардию императора в его непосредственном подчинении. Под командованием назначенных императором военачальников находились «низшие пять знамен»: 1) белое знамя с красной каймой, 2) красное знамя без каймы, 3) красное знамя с синей каймой, 4) голубое знамя без каймы, 5) голубое знамя с красной каймой. Воинам знаменных войск запрещалось заниматься земледелием, торговлей, ремеслом. Их обязанность, состояла в воинской службе. Если же они владели землей, то ее обрабатывали пленники или наемные работники. По национальному составу знаменные войска состояли из маньчжуров и зарекомендовавших себя преданностью маньчжурскому трону монголов и китайцев. Все маньчжурское население считалось военным сословием. Маньчжуры пользовались в войсках особыми привилегиями. Маньчжурское правительство предоставляло знаменным войскам значительные льготы, и этим самым поощрялась военная служба. Но не только военной силой поддерживалось маньчжурское господство. В Китае издавна, со времен династии Сун (960–1279) существовала система круговой поруки и коллективной ответственности, называемая по-китайски «баоцзя». Что означала эта система? Круговой порукой связывались не только родственники и соседи, но и все жители, живущие в данной местности. Пять семей составляли «пятидворку», а десять семей — «десятидворку». Каждая из семей, входящая в «пятидворку» или «десятидворку», должна была вести наблюдение за другими. При нарушении закона или совершении преступления кем-либо из членов, входящих в баоцзя, остальные должны были сообщить об этом местным властям, в противном случае они подвергались такому же суровому наказанию, как и совершивший преступление. Система баоцзя была унаследована маньчжурскими завоевателями в целях укрепления своего господства и пресечения антиманьчжурских выступлений. За нарушение установленных маньчжурским правительством порядков отвечали не только лично нарушитель, но и вся его семья и все жители, проживавшие в данном районе. «Можно с полным правом сказать, — писал в 1909 г. английский китаевед Д. Макгован в книге „Светлые и темные стороны китайской жизни“, — что нет ни одного человека в стране, который бы так или иначе не нес ответственность за другого. В этом отношении китайский народ можно сравнить с очень сложным часовым механизмом, в котором зубчики отдельных колесиков в высшей степени точно приложены друг к другу. Начиная от императора и кончая последним из подданных все жители страны являются лишь отдельными зубчиками того колоссального механизма, который может быть назван китайской нацией». Каждое домовладение получало табличку, в которой было написано количество взрослых мужчин. В случае отъезда или прибытия кого-либо из них все фиксировалось в табличке. Запрещалось принимать незнакомцев или подозрительных лиц до тех пор, пока не будет произведен их подробный опрос. Все население по системе баоцзя подразделялось на единицы: десять дворов составляли пай во главе со старшим — пайфу, десять пай — цзя во главе со старшим — цзянчжан, десять цзя — бао во главе со старшим — баочжан. Выше бао стояли волостные власти, т. е. волостной староста — сянчжан. На основании дворовых табличек (мэньпай), прикрепленных к воротам дворов, начальник бао составлял десятидворные списки жителей (пайцэ) которые направлялись затем в вышестоящие инстанции. Каждый житель был обязан сообщать своему старосте о наличии преступников, о нарушении закона, а староста бао, в свою очередь, нес ответственность за своевременное сообщение об этом вышестоящему начальству. Система баоцзя позволяла маньчжурским властям осуществлять свой полицейский надзор за самыми отдаленными местами без увеличения полиции и чиновников, держать всех жителей в постоянном страхе, знать и пресекать антиманьчжурские выступления на самом низком уровне как в деревне, так и в городе. Вот как один из наблюдателей оценивал в начале XX в. систему баоцзя: «Взаимная ответственность связывает правящий класс и все группы населения наподобие сети, отдельные нити которой так хитро переплетены между собой, что не видно ни начала, ни конца нитей». В 1873 г. один китаец в Пекине был признан виновным в том, что осквернил могилу родственника императора и украл оттуда драгоценные украшения. Хотя не было ни малейших подозрений на то, что родные его знали об этом, тем не менее все они рассматривались как соучастники преступления. Все 13 членов семьи, принадлежавшие к пяти поколениям, в том числе девяностолетний старик и двухмесячный ребенок, были приговорены к смертной казни. Сам преступник и его отец были четвертованы, остальные мужчины обезглавлены, а женщины и дети — удавлены. Китайская пословица гласила: «Когда один человек привлекается к суду — десять семей делаются несчастными». Кроме семейной круговой поруки в феодальном Китае существовала так называемая соседская круговая порука. В случае какого-либо преступления живущие поблизости считались за него ответственными, так как признавалось, что они могли заблаговременно знать о преступлении и донести об этом властям. Большое значение в жизни императорского двора имели евнухи, которые набирались только из китайцев. Институт евнухов существовал в Китае еще во времена династии Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.) и оказывал сильное влияние на все стороны дворцовой жизни. В последние годы династии Мин от имени императора страной фактически управлял евнух Вэй Чжунсянь. Бедные родители, не имевшие средств к существованию, продавали своих детей — их кастрировали для службы при дворе. Если в Персии и Турции евнухи могли поступить на службу ко всякому, кто мог им платить, то в Китае только император и члены его семьи имели право пользоваться услугами евнухов. По некоторым источникам, император мог иметь до 3 тысяч евнухов, князья императорской крови и принцессы имели по 30 евнухов, младшие дети императора — до 20, их двоюродные братья — до 10 евнухов. Во времена китайской династии Мин при императоре находилось до 10 тысяч евнухов. После установления в Китае в 1644 г. власти маньчжуров влияние евнухов значительно ослабло. Однако при царствовании вдовствующей императрицы Цыси институт евнухов при дворе вновь стал играть большую роль. Когда Цыси переступила порог императорских дворцов, в них насчитывалось 4 тысячи евнухов. Евнухи делились на две категории. Принадлежавшие к первой категории обслуживали императора, императрицу, мать императора и императорских наложниц; принадлежавшие ко второй категории — составляли низший слой евнухов. И если подавляющая масса евнухов влачила жалкое существование, то верхушка евнухов жила в полном довольстве. О своем приближенном евнухе Юань Цзиныпоу последний маньчжурский император Пу И в своей книге «Первая половина моей жизни» писал: «С наступлением зимы он каждый день менял шубу. Он никогда не надевал дважды одну и ту же соболью куртку. Одной только шубы из морской выдры, которую он однажды надел на Новый год, было достаточно для того, чтобы мелкому чиновнику прокормиться всю жизнь. Почти все управляющие придворными евнухами и некоторые начальники отделений имели в своем распоряжении собственную кухню и младших евнухов, обслуживавших их. Некоторые из них имели даже свой „штат“ горничных и служанок. Жизнь же евнухов низших рангов была горька. Они всегда недоедали, терпели побои и наказания, а в старости им не на кого и не на что было опереться. Жить им приходилось лишь на крайне ограниченные „подачки“, и если их выгоняли за какой-нибудь проступок, то их ждало нищенство и голодная смерть». Обязанности евнухов были чрезвычайно разнообразными. Помимо присутствия при пробуждении императора и его еде, постоянного сопровождения, несения зонтов и других императорских атрибутов в их обязанности входило: распространение высочайших указов, проводы чиновников на аудиенцию к императору и прием прошений, ознакомление с документами и бумагами различных отделов Департамента двора, получение денег и зерна от казначеев вне двора, обеспечение средств от пожаров. Евнухам вменялось также в обязанность следить за хранением книг в библиотеках, антикварных изделий, надписей, картин, одежды, оружия (ружей и луков), древних бронзовых сосудов, домашней утвари, желтых лент для отличившихся воинов. Евнухи должны были сопровождать всех императорских докторов по различным палатам дворца. В их обязанность входило сжигание ароматных свечей перед табличками духов императоров-предков, проверка прихода и ухода чиновников всех отделов, хранение императорских драгоценностей, уборка дворцовых палат, садов, парков, стрижка императора, приготовление лекарств, исполнение опер, чтение молитв и т. п. При императоре Сяньфэне 300 евнухов служили артистами. Они давали представления для самого императора, а также для его жен. Эти занятия для евнухов не всегда заканчивались благополучно. Один известный актер-евнух получил 20 палочных ударов за то, что «нагнал озноб» на императора Сяньфэна во время представления историко-драматической пьесы. В книге Пу И о роли евнухов в императорском дворце говорилось: «Описывая мое детство, нельзя не упомянуть евнухов. Они присутствовали, когда я ел, одевался и спал, сопровождали меня в играх и на занятиях, рассказывали мне истории, получали от меня награды и наказания. Если другим запрещалось находиться при мне, то евнухам это вменялось в обязанность. Они были моими главными компаньонами в детстве, моими рабами и моими первыми учителями». Император по установившимся обычаям кроме главной жены имел еще двух «второстепенных». Главная жена занимала среднюю часть дворца — ее так и называли: «императрица Среднего дворца». Восточные апартаменты считались почетнее западных, поэтому вторая жена жила в восточной части дворца и ее называли «императрицей Восточного дворца»; третья занимала западные покои и называлась «императрицей Западного дворца». Император «обзаводился» большим количеством наложниц. Существовало такое правило: дочери маньчжурских семей в возрасте 12–16 лет обязаны были в сопровождении родителей явиться в императорскую регистратуру, где чиновник записывал в специальную книгу их имя, возраст, внешние приметы и занятие родителей. Это делалось с одной целью — когда приходило время выбора жены или наложниц для императора или служанок для дворцовой службы, чиновники знали, кого вызывать во дворец. Некоторые маньчжурские семьи старались уклониться от регистрации своих дочерей, боясь потерять их навсегда. Иногда матери шли на всевозможные уловки. Они посылали дочерей с грязными лицами, нерасчесанными волосами и в неопрятной одежде: пусть их дочь произведет неблагоприятное впечатление на чиновников и, возможно, ее оставят в покое. Вот как одна маньчжурская женщина, мать малолетней дочери, выразила свои чувства по поводу такого правила: «Когда наших малолетних дочерей берут во дворец, они потеряны для нас до двадцатипятилетнего возраста — только в таком возрасте им разрешается навестить семью. Если во дворце они нерадиво выполняют свои обязанности, их строго наказывают. Они могут заболеть и даже умереть, и об этом не извещают родителей. Если же они проявят себя и будут оценены императорскими чиновниками, их оставят во дворце и родители никогда не смогут их увидеть». Состав императорского гарема периодически обновлялся. Во времена династии Цин каждые три года во дворце происходили своего рода смотрины, на которые высокопоставленные чиновники обязаны были приводить своих молоденьких дочерей. Из их числа и пополнялся императорский гарем. Избранницы находились там примерно до двадцатилетнего возраста, после чего, если они оказывались бездетными, их просто выгоняли. Наложницы жили в специальных помещениях, за ними строго надзирали евнухи. За нарушение установленных правил наложниц выдворяли из императорского дворца. Молоденькие девушки, забранные в императорский дворец, оказывались на положении рабынь: многие исполняли обязанности бесправных служанок. Над ними стояли евнухи. Хотя они и были кастрированы, однако некоторые из них не потеряли полового инстинкта. Они преследовали дворцовых девушек, избивали и царапали их, наносили им раны ножами и хлыстами, оставляя на теле своих жертв шрамы. И когда этих девушек отпускали домой, они становились несчастными и беспомощными существами. Им трудно было выйти замуж; никто не хотел брать в семью «сорванный цветок», тем более со шрамом. Точных данных о количестве наложниц в императорском гареме официально не объявлялось. По некоторым источникам, помимо законной жены император имел до 280 наложниц. Они делились на пять классов: наложница первого класса называлась «хуангуй-фэй», наложница второго класса — «гуйфэй», наложница третьего класса — «фэй», наложница четвертого класса — «бинь», наложница пятого класса — «гуйжэнь». Во времена правления императора Сяньфэна количество наложниц по классам распределялось так: первого класса — одна, второго класса — 4, третьего класса — 72, четвертого класса — 84, пятого класса — 120. Неправильно думать, что наложницы в императорских дворцах только наслаждались бездельем, нарядами и развлечениями. Во времена царствования Сяньфэна его наложницы исполняли различные работы: выращивали шелковичных червей, окрашивали шелк, шили одежду, обувь и головные уборы для придворных, изготовляли духи, различную косметику для дворцовых дам. Наложницы отвечали за убранство императорских покоев, за подготовку банкетов императора и т. п. Бывало и так, что наложница не удостаивалась разделить императорское ложе и до старости сохраняла девственность. Сын неба, желая провести ночь с какой-либо наложницей, повелевал главному евнуху доставить ее в свои покои. И делалось это по особому правилу. В приемной комнате императора на небольшом столике находились нефритовые жетоны, на которых были выгравированы имена наложниц. Когда император делал выбор, он вынимал соответствующий жетон — по этому жетону дежуривший тут же евнух находил нужную наложницу. Ее обнажали с целью безопасности: в таком виде она не могла прихватить с собой холодное оружие. Обнаженное тело завертывали в покрывало, и наложницу приносили в специальное помещение, где она омывалась ароматической жидкостью. Затем ее вновь завертывали в покрывало и доставляли в опочивальню императора. Здесь евнух снимал с нее покрывало и сам удалялся. Ее имя записывали в специальную книгу, а также отмечался день и час пребывания наложницы в императорских покоях: таким путем определялась законность рождения ребенка от императора. При представлении императору его подданные совершали церемонию, называемую по-китайски «сань-гуй цзю-коу», что по-русски означало: «три раза встать на колени и девять раз сделать земной поклон», т. е. три раза встать на колени и каждый раз трижды коснуться лбом земли. Высокопоставленные чиновники и даже князья императорской крови на аудиенции у правителя Китая должны были пасть ниц. Стоя на коленях, они три раза били челом об пол. Особенно нелегким делом было челобитье для сановников в преклонном возрасте. Этикет требовал, чтобы сановник сходил с паланкина у ворот Запретного города, которые отстояли от дворца на расстоянии 700 с лишним метров. Такое расстояние он должен пройти пешком в знак почтительности к императорскому трону. Это сделать было особенно трудно зимой. Богатые и знатные сановники в зимнее время носили тяжелую меховую одежду: их дома зимой, как правило, не отапливались. Такие утомительные и длинные «прогулки» от ворот до императорского дворца разогревали человека. Поэтому, когда перед ликом правителя появлялся сановник, он весь был в поту; его разгоряченное тело оказывалось в холодной Тронной палате, и это часто заканчивалось простудными заболеваниями. Зафиксирован такой курьезный случай. Уже будучи в преклонном возрасте, видный сановник Ли Хунчжан направился на прием к императору. Подъехав к воротам Запретного города, он сошел с паланкина, оставил своего слугу и один, без чьей-либо помощи, пошатываясь, неуверенной походкой направился по длинной Императорской дороге. Дойдя до прихожей, Ли Хунчжан почувствовал, что силы его покидают. Представ перед императором, он опустился на колени, но не мог удержаться в таком состоянии: от слабости он рухнул на пол. Попытка императора помочь ему выйти из Тронной палаты не увенчалась успехом. Тогда был вызван евнух, который помог старому сановнику подняться и выйти в прихожую комнату: здесь Ли Хунчжана напоили мясным бульоном и он около двух часов отдыхал на стоявшей в комнате кушетке. Затем, придя в себя, сановник медленно поплелся по «императорской дороге» к выходу, пока не встретил своего слугу, который усадил его в паланкин. После такого курьезного случая Ли Хунчжану разрешили являться на аудиенцию со слугой. Очно и заочно император получал от своих подданных доказательства нижайшего к нему почтения. Самые высокие сановники империи совершали земные поклоны даже перед пустым троном императора или стоявшей рядом с троном ширмой из желтого шелка, которую украшали изображения дракона (символ могущества) и черепахи (эмблема долголетия). В провинциях Срединного государства при получении императорского указа чиновники курили фимиам и били челом об пол, обратившись лицом к Пекину. Имя государя считалось до такой степени священным, что иероглифы, употреблявшиеся для его обозначения, уже не могли служить для других слов. «Всяк да повинуется со страхом и трепетом!» — такой фразой обычно заканчивались указы Сына неба. «Властелин всей земли» считал для себя унизительным отвечать на письма глав иностранных государств. Он поручал это делать своим министрам. На дипломатических представителей западных государств в Пекине смотрели как на посланцев вассальных правителей, которые управляют варварскими народами, находившимися на низшей ступени цивилизации. Поскольку маньчжурские правители «не знали себе равных» за пределами Китая, представители других государств не имели права обращаться к ним стоя. Все без исключения иностранные послы, прибывшие в Китай, рассматривались как данники. Чтобы подчеркнуть подчиненное положение их правителей по отношению к Сыну неба, была разработана целая система унизительных Церемоний. От иностранных послов требовали выполнения сложного этикета. По команде специального чиновника посол и сопровождающие его лица должны были встать на колени, после чего сделать три земных поклона (кэтоу). Затем произносилась новая команда, и посол вставал, чтобы тут же вновь два раза опуститься на колени и отвесить каждый раз по три земных поклона. Тот, кто обращался к императору, обязан был совершать челобитье в знак покорности, подчинения и благоговения перед Сыном неба, который выполнял на земле волю неба и считался владыкой не только Китая, но и всего мира. В древности этот этикет имел также другое предназначение: чтобы предохранить правителя от неожиданного на него нападения, его подданным вменялось в обязанность обращаться к нему на коленях — это затрудняло попытки покушения на правителя. Во время царствования императора Тунчжи спорным вопросом в отношениях между маньчжурскими правителями и иностранными представителями стал вопрос об этикете — челобитье. Иностранные дипломаты противились исполнению правил этикета, унижавших престиж их правительств. По этому поводу между представителями ряда держав и маньчжурским правительством велись долгие дебаты, в результате которых в 1873 г. оскорбительный этикет «три раза встать на колени и сделать девять земных поклонов» был отменен. Сын неба вынужден был «великодушно» отойти от установленного правила. И тем не менее от иностранного дипломата требовалось соблюдать на аудиенции у императора определенный ритуал: три низких поклона головы. Первый — при входе в аудиенц-зал, второй — через два-три шага, третий — на некотором расстоянии от трона. По окончании аудиенции повторялся тот же церемониал, причем дипломат должен был удаляться, пятясь спиной к выходу из аудиенц-зала. Но возникло другое непредвиденное затруднение: дипломатам в парадной форме полагалось быть при шпаге (тупой и безобидной), но по китайскому этикету не допускалось ношения оружия в присутствии императора, нельзя было также являться в очках или в пенсне. Вообще очки запрещалось носить в присутствии более высокопоставленных лиц: близоруким приходилось снимать их перед начальством. На суде, например, человек не мог надеть очки, не испросив на то предварительно разрешения судьи. Очки считались как бы знаком отличия, высшего достоинства. Как только человек получал ученую степень, он обзаводился очками, даже если обладал превосходным зрением. Зафиксирован случай, когда на аудиенцию к императору прибыл иностранный посол в очках — он настолько страдал близорукостью, что не мог обойтись без них. И тем не менее он был вынужден снять очки: его ввели в аудиенц-зал под руки.

Так император вспахивал первую борозду.

 Вот, например, как проходила аудиенция императора Гуан-сюя с иностранными послами. Император восседал в Павильоне цветов литературы (Вэньхуа дянь) на троне, перед которым стоял покрытый желтым шелком столик. Позади трона размещались императорские атрибуты: зонтик и высокое опахало из павлиньих перьев. Рядом с троном стоял на коленях великий князь Гун или великий князь Цин. По обеим бо<