Восприятие профессионального спорта

Несмотря на то что по поводу материального благополучия спортсменов в СССР в обывательском сознании встречалось искаженное и неприязненное мнение, в целом спортсмены высокого уровня, особенно в игровых видах, были народными любимцами. Успех на международной арене поднимал популярность. Думаю, что спортивные звезды тех лет были ярче, а уж горели они тогда точно ярче на общем «усредненном» фоне.

Дело в том, что по-настоящему ярких впечатлений в жизни нашего народа было тогда немного. Телевидение было в ограниченном доступе, а такого изобилия спортивных каналов, как сегодня, не было и подавно. Лучшие спортсмены, лучшие спортивные команды были легендами. Порой эти легенды обрастали и откровенными небылицами (наподобие «правдивых» историй о том, что у бразильцев на воротах стоит обученная обезьяна, или о забинтованной ноге — «левою ногой ломает штанги, правой бить ему запрещено»). Я думаю, что в спорте люди находили некую мечту, сказку. Если хотите, как-то дореализовывали себя в дополнение к окружающим их серым будням.

Сегодня отношение к звездам иное — к ним привыкли. В чем-то плохую службу сыграло обилие информации — взгляд болельщика, пресыщенный десятками спутниковых каналов, «замыливается», привыкает к шедеврам спортивного мастерства, перестает воспринимать игру должным образом. Пропадает ощущение восторга, тайны, детской радости. Сегодня можно купить майку с фамилией и номером любой звезды, ребята стараются подражать своим героям прической, одеждой, манерой поведения.

В самом по себе подражании нет ничего плохого, плохо то, что теперь мало стараются подражать звездам по сути, т. е. перенять их мастерство, характер, силу духа. В конечном счете, должно быть желание перенять лучшее от своего героя, а затем и превзойти его. Не просто преклоняться перед Джорданом, а отчистить его — вот что казалось бы мне достойной мечтой. Кроме того, преклоняясь перед зарубежными звездами, не стоит забывать и о своих, как былых, так и нынешних. Мы по-прежнему великая спортивная страна, и к героям спорта сегодняшнего дня, как и к игрокам моего поколения, я отношусь с огромным уважением.

 

 

Кандель и старый «Уралмаш»

Возможность вплотную соприкоснуться с такими мастерами, перенять от них все лучшее, чего они достигли, стала еще одним безусловным плюсом моего пребывания в свердловском клубе. Только ради одного этого стоило бы бросить ненавистный «Лестех».

Одним из подлинных профессионалов, мастеров баскетбола был лидер «Уралмаша» Александр Ефимович Кандель — уникальный человек, легенда. К моменту моего появления в Свердловске ему было около тридцати. При росте 195 см он обладал такой физической мощью и неординарностью игры, что легко играл основного центра в «Уралмаше», был 15-кратным чемпионом РСФСР, одним из самых результативных игроков в советском баскетболе, забивая по 30-40 очков за игру. В 1961-м Кандель в составе сборной СССР стал чемпионом Европы.

Основной чертой его фирменного игрового стиля был знаменитый «крюк», которым он мог бросать с обеих рук и отовсюду — со штрафной, с «усов», с 5-6 метров. Накрыть его «крюк» не удавалось практически никому. Отчасти этот феноменальный бросок был выработан им не от хорошей жизни: относительно невысокий для центрового рост не позволял ему на равных биться с «большими» под кольцом, эффективно бросать он мог, только отойдя от опеки на некоторую дистанцию.

Это был уникальный человек и в жизни. Еврей по национальности, Кандель в детстве играл на скрипке и с детства же сохранил необъяснимый страх по отношению к отцу. Чудовищная физическая сила, огромные плечи и бицепсы не вязались с этими чертами личности. Кандель долго не был женат и жил один в выделенной ему заводом двухкомнатной квартире, обстановкой которой были телевизор, две кровати с продавленными панцирными сетками и две двухпудовые гири. Спал он всегда с открытым окном под тонкой простыней даже при «-40» за бортом и своей физической мощью напоминал кряжистый дуб. Еще у Канделя были 21-я «Волга» (как у ветерана и основного игрока «Уралмаша») и. известное увлечение, с которыми и связано одно из моих наиболее ярких жизненных воспоминаний.

Дело в том, что помимо слаженной, упорной игры, дружного коллектива «Уралмаш» тех лет имел также и другую славу, негативную. Как пили в этой команде, я никогда в своей жизни больше не видел. Это были не люди, просто былинные богатыри какие-то! В их обиходе рюмок не было, вот что я могу о них сказать. При тренере они пили коньяк под видом чая.

Впервые я столкнулся с этой дружиной как раз на тех играх в Череповце, незадолго до памятного предложения о переходе в «Уралмаш». Около 10 утра после игры я по какой-то надобности заглянул в один из номеров гостиницы, где жили свердловчане, и с порога двери увидел такую картину: накрытая поляна (в 10 утра!), и уралмашевцы во главе с Канделем, чинно и строго сидящие вдоль нее, готовые начать.

Я попытался немедленно исчезнуть, но не тут-то было. «Э, ты куда? — настиг меня голос Канделя, — а ну, иди к нам. Будешь?» Тогда надо мной еще довлели авторитеты старших товарищей, и отказаться я не сумел — быстро заглотил стакан и выскочил из номера. Не исключено, что этот утренний «декохт» сыграл свою позитивную роль в последовавшем приглашении Александра Ефимовича.

Уже став игроком свердловской команды, я увидел весь трагизм алкогольной зависимости не только игроков, но и подавляющей части мужского населения города. Перед проходной машиностроительного гиганта была площадь, по окружности которой веером располагались распивочные и магазины, где из конусообразных колб, в которых тогда обычно продавали фруктовые соки, наливали портвейн. Они-то и принимали на себя первый удар завершившей трудовую вахту смены, далее городские кварталы с другими заведениями поглощали в себя все менее трезвых по мере удаления от площади работяг.

Однажды, пробираясь через эти трущобы и проходя череду частных гаражей, из одного из них я неожиданно услышал сдавленный крик: «Серега! Давай сюда!» В автомобильной яме под 21-й «Волгой» сидел Александр Ефимович Кандель с двумя мрачного вида людьми и гнал самогон. Приготовленный напиток разбавлялся малиновым вареньем и немедленно выпивался.

Пожалуй, это было самое тяжелое приключение в моей жизни. После чудовищного провала в памяти я очнулся на следующее утро в собственной кровати. Все мои вещи и кости, как ни странно, были целы, и только отвратительный запах самогона с малиновым вареньем пропитал меня, как казалось, насквозь. От ощущения этого запаха я не мог избавиться с месяц, а когда намного позднее впервые попробовал виски, немедленно снова вспомнил вкус самогона и невзлюбил шотландский напиток навсегда и лютой ненавистью.

Забавно, что при могучем телосложении и еще более могучем характере Кандель, как я уже упоминал, до трепета боялся своего отца. Однажды Александр Ефимович экстренно вызвал меня к себе домой и в нескрываемом смятении объявил: «Отец завтра приезжает. помоги бутылки вынести из квартиры». Полночи мы с Канделем выносили на помойку пустые бутылки из полностью заставленной ими кухни.

Поразительно, как фактический алкоголизм сочетался у этих игроков с бешеным здоровьем, профессиональным отношением к играм, невероятной волей к победе и спортивным мастерством. «Уралмаш» имел славу не только сильно пьющей, но, главное — сильной духом команды, в которой играли свободолюбивые, непреклонные, в хорошем смысле «безбашенные» люди, способные обыграть кого угодно и не разменивавшиеся на ерунду.

В команде были и другие монстры — например, уже упомянутый мной Толя Еремеев; Вячеслав Новиков, чемпион Европы, как и Кандель; Николай Маркадеев; Лев Решетников — игрок сборной СССР, впоследствии закончивший белой горячкой. Вспоминаю, как выходили эти старые мастера на тренировку — расслабленно, вразвалочку, первый десяток бросков — все мимо кольца. Не теряя ни на йоту спокойствия и достоинства, небрежно бросали тренеру: «щас, щас пойдет». И, действительно, шло.

Практически все эти игроки, обладая мощным потенциалом, прошли через соблазн предложений от других клубов, в основном столичных. Все они сохранили верность своей команде. Думаю, что важным мотивом для них был при этом подлинный, а не показушный патриотизм по отношению к родному городу, заводу, команде. Сплоченность коллектива, общая ответственность за результат, ощущение себя неотъемлемой и незаменимой частью командной игры, — все это создавало неповторимую атмосферу, ради которой, возможно, стоило пожертвовать отдельными предложениями. Впрочем, я с самого начала понимал, что это не мой путь. Мои амбиции простирались значительно дальше, и «Уралмаш» я рассматривал как этап игрового роста.

Как я уже говорил, поначалу я немало натерпелся от «стариков» свердловской команды, особенно в первые полгода. Если ты не отдавал в игре пас кому-то из этих мастеров, находившемуся в атакующей позиции, твоей немедленной участью было одно — скамейка. Но. я молчаливо играл по своим правилам: бешено тренировался, а главное, когда предоставлялась возможность, забивал, забивал, забивал. В итоге через год моего пребывания в команде меня зауважали. Я нигде не прогнулся, не сломался, никого никогда не сдал, но и под дудку «стариков» не стал плясать, в том числе не разделил их увлечение спиртным. Кроме мяча и кольца для меня ничего не существовало. Чудо- богатыри поняли, что «чморить» меня бесполезно, к тому же моя игра все больше и больше становилась определяющим фактором успеха команды.

 

 

Прощание с «Уралмашем»

В адрес команды «Уралмаш» я хочу сказать слова искренней благодарности. Воспоминания о ней у меня самые теплые. В команде не было непорядочности, нечестности, нездоровой конкуренции. Период жизни, проведенный мной в Свердловске, помог мне встать на ноги, снова обрести уверенность в себе, вырасти до больших результатов в спорте. С особыми уважением и теплотой я вспоминаю Александра Ефимовича Канделя и Юрия Георгиевича Густылева. Обоих уже нет в живых. Кандель, закончив играть, женился поздним браком и работал тренером «Уралмаша» и сборной РСФСР. Он умер в 2005-м. Густылев ушел еще в 1973-м, в неполные 50 лет. Нервные клетки, обильно растраченные во время матчей, как известно, не восстанавливаются.

Можно сказать, что в «Уралмаше» я привел в порядок, систематизировал то, что уже умел раньше, и вышел на новый виток спортивной карьеры. Именно в играх за свердловскую команду меня заметили тренеры сборной СССР, в составе которой я, оставаясь игроком «Урал- маша», покорил первые мировые вершины — стал чемпионом мира в 67-м и бронзовым призером Олимпиады в Мехико (об этом — в следующей главе).

В 2009-м суперфинал Ассоциации студенческого баскетбола, в которой я занимаю пост спортивного директора, проходил в Верхней Пышме, пригороде Екатеринбурга. В паузе между играми я посетил свой старый уралмашевский стадион, который нашел полностью разрушенным. Это потрясло меня. Я понимал и раньше, что упадок спортивных клубов предприятий — это большая трагедия, но здесь я увидел уничтоженным то, что было частью моей жизни, что стало в какой-то степени трамплином для моего взлета.

Я ушел из «Уралмаша» после Олимпиады 1968 года. После того, как я прочно вошел в состав сборной СССР, вокруг пошли разговоры о моем скором переходе в ЦСКА или «Динамо». Но разговоры эти возникали на пустом месте — с тренером свердловской команды у меня была негласная договоренность о том, что, собравшись уходить, я предупрежу его по меньшей мере за год. Так я и поступил, когда почувствовал, что по уровню игры готов к решению больших задач и для этого нужен переход в ЦСКА. Отыграв последний сезон, я оставил «Уралмаш» честно, спокойно, без взаимных обид и претензий.

Период становления и поисков заканчивался. Передо мной открылись по-настоящему большие вершины мирового баскетбола. Я собирался их покорить.

 

Глава 5

«КРАСНАЯ МАШИНА»

 

 

Русские идут

Начиная с 50-х годов, на протяжении многих лет сборные СССР по игровым видам спорта, в особенности по баскетболу и хоккею с шайбой, доминировали на мировых аренах. Сделанная в Советском Союзе ставка на фактический профессионализм спортсменов, огромные тренировочные объемы, готовность положить на алтарь победы сборных любую жертву — интересы национальных чемпионатов, клубов, не говоря уже об отдельных игроках, — создали уникальные условия. Члены сборных на протяжении многих лет играли друг с другом, добиваясь фантастических слаженности и взаимопонимания. Основой игрового стиля служила мощнейшая функциональная подготовка. В баскетболе и хоккее только сильнейшие команды Нового Света — из США и Канады — оставались для русских серьезными соперниками. Преимущество над всеми остальными странами было безоговорочным и подавляющим.

Любая советская сборная при любых обстоятельствах была нацелена только на победу. Если другие страны могли позволить себе роскошь «обкатать» экспериментальную команду или пропустить тот или иной турнир, то в СССР политическое руководство всегда настраивало спортивных функционеров и тренеров исключительно на наивысший результат. Советская сборная, советский спортсмен не имели права проигрывать. Они представляли самую счастливую страну с самым лучшим из возможных государственным и экономическим устройством.

Официальная идеология сформировала и моральный облик атлета, выступающего на международной арене. Советский спортсмен должен был быть честен и справедлив, сдержан в проявлении эмоций, не имел права ввязываться в драки и грубо нарушать правила игры. Он всегда обязан был помнить о том, какая великая честь и какая великая ответственность возложены на него.

Раз за разом суровые неулыбчивые парни в красном выходили на спортивные арены в соревнованиях самого разного уровня и, демонстрируя феноменальную слаженность доведенных до автоматизма действий, физическую мощь силовой станции, невероятную психологическую устойчивость, безжалостно размазывали, словно асфальтовым катком, одного соперника за другим. После очередной победы они с такими же суровыми лицами выслушивали на пьедестале величественный гимн «Союз нерушимый» и. отправлялись готовиться к следующим стартам.

Так сложился легендарный образ непобедимой «Красной Машины» — сборной команды СССР.

За парадной витриной советского спортивного официоза скрывались чудовищные объемы тренировочных и соревновательных нагрузок, безжалостное отношение к спортсменам, их деформированная годами сидения на спортивных сборах психика. Искалеченные судьбы, разрушенные семьи, выброшенные на свалку жизни сотен талантливых спортсменов, «не прошедших» спортивную закалку в сборных или выжатых, как лимон, многолетними выступлениями. Мегатонны поднятого в залах штанги железа и декалитры выпитой спортсменами водки. Все, кто приближались к сиянию славы национальных сборных команд, знали, чего будет стоить эта слава. Но никто и никогда, имея шанс стать элементом «Красной Машины», не пренебрег этой возможностью. Не всем удалось реализовать свой шанс, многие, ухватив удачу, потом ее не удержали, но все, кто видел себя в спорте, стремились к этой великой цели. Потому что только в этом был смысл само- преодоления, самореализации, смысл подвига спортсмена.

 

 

Сбывшееся предсказание

В конце 1963-го, еще выступая за «Лестех», я, наблюдая за «Красной Машиной» с трибуны, сказал находившемуся рядом приятелю: «Через два года я тоже буду в сборной». Такое заявление в тех условиях должно было выглядеть более чем самонадеянным и утопическим. Однако мое предсказание сбылось.

В мае 1965-го в Москве проходил чемпионат Европы. Для молодежной сборной, в состав которой я тогда входил, будучи игроком свердловского «Уралмаша», были устроены в те же сроки учебно-тренировочные сборы, чтобы мы могли посмотреть игры и подтянуться к баскетбольной элите. В сборной уже играли ребята моего поколения — Палаускас и Саканделидзе, оба 1945-го года рождения. У меня перед глазами был их пример. Видя их в деле, я понимал, что, в принципе, готов не хуже и близок к уровню сборной.

Летом того года я удачно выступил на турнире Спартакиады профсоюзов в Москве. Вероятно, меня заметили, и я оказался на сборе резерва национальной команды, проходившем в Леселидзе, в 11 км от Адлера. Сбор произвел на меня удручающее впечатление. Безумные нагрузки — постоянный бег втупую по гаревым дорожкам стадиона, нечастый выход с мячом на деревянный помост в дырах, на котором невозможно было играть (в распоряжении резерва сборной Союза даже игрового зала не было), жесткая градация на новичков и «ветеранов», — усваивались мною тяжело.

Пусть это не выглядит рисовкой, мне действительно не приглянулась атмосфера в коллективе, коробило грубое отношение к «молодым» со стороны тренеров и ветеранов команды, не показалась интересной тренировочная программа. Как я уже говорил, при всем моем уважении к успехам других, мне всегда хотелось играть по-своему и готовиться к такой моей игре соответственно, развивая свои лучшие качества. В «Уралмаше» я привык к индивидуальным тренировкам, которые по объему и интенсивности превышали тренировочную программу, которую я проходил вместе с командой.

Сыграло свою роль и то, что я, судя по всему, не произвел впечатления на руководство национальной команды. По итогам того сбора Гомельский отбирал двух «молодых» для участия в заграничном турне «основы». Как я узнал позднее, это было в стиле Александра Яковлевича — постоянно стимулировать игроков внутренней конкуренцией, борьбой за лучшие места и его доверие. Итогом всех этих впечатлений и стало то самое заявление партнерам по «Уралмашу» — «в сборную больше не поеду».

Тем не менее в октябре-ноябре того же года я был приглашен в состав второй сборной страны для участия в учебно-тренировочном сборе и поездки на игры в Китай. В декабре я оказался уже в составе национальной команды, хотя и в экспериментальном его варианте, на играх в Италии. Так или иначе, это было мое первое полноценное участие в программе подготовки основной команды страны под руководством А. Я. Гомельского.

 

 

Первые испытания

В 1966-м в программе международных соревнований ФИБА произошел сбой, и чемпионат мира, который должен был состояться в том сезоне, был перенесен на следующий год. В связи с этим в календаре сборной отсутствовали серьезные соревнования, команда готовилась по программе учебно-тренировочных сборов, участвовала в товарищеских турнирах. Возможно, и в этом, как и в случае с вылетом «Уралмаша» в первую лигу, мне улыбнулась удача, и я имел время на адаптацию в новых для меня условиях.

Тем более, что эта адаптация была непростой. Отношение ко мне тренеров сборной поначалу было, мягко говоря, сдержанным. Позднее

Гомельский говорил мне, что в начале нашего сотрудничества он вообще не предполагал во мне большого игрока.

Оказавшись на время за рамками сборной, я не сидел без дела и продолжал тренироваться на сборах, организуемых профсоюзами. Осенью я вновь был включен в сборную страны для участия в «зимнем всесоюзном турнире» (это был последний раз, когда в год Спартакиады народов СССР союзный чемпионат не проводился, и команды «разминались» в соревновании рангом ниже). Разумеется, команда заняла первое место. В ходе этого соревнования в декабре 1966-го я был признан лучшим защитником одного из туров, проводившегося в Каунасе, что стало первым признанием моих индивидуальных успехов на национальном уровне.

В октябре я выезжал вместе со сборной на товарищеские игры за океан — в Мексику и на Кубу.

По итогам сезона я возглавил пятерку лучших защитников в составе списка 25 лучших баскетболистов СССР, традиционно составленного президиумом федерации баскетбола. На второй позиции оказался Александр Травин, далее — Саканделидзе и Селихов.

Место в составе сборной СССР для меня не было гарантированным (тем более, что я выступал за клубную команду, не входившую в число грандов отечественного баскетбола), но я готов был биться за него. Школа «Уралмаша», успешно пройденная мной, мне пригодилась и пошла впрок. Я готов был отстаивать свое право на место в составе ставшим привычным для меня способом — упорнейшими тренировками, оттачиванием индивидуального мастерства и, главное, хорошей результативной игрой.

Меньше всего я собирался доказывать свою правоту словами. Должен признать один факт — до 30 лет я вообще очень мало разговаривал с кем бы то ни было. Я считаю это достижением, хотя многие обижались.

 

 

Мнение специалиста

В целом в течение 1966 года я заявил о себе как нестандартный самобытный игрок. Важное значение имел для меня отзыв знаменитого югославского специалиста Ранко Жеравицы, которое он высказал дома после возвращения из СССР после товарищеских игр сборной РСФСР и сборной Белграда в Иваново и Ленинграде в январе 1966-го. Игры были достаточно заурядными и не должны были бы запечатлеться у меня в памяти, если бы не два обстоятельства. Первое — команда Белграда была, как выяснилось позднее, фактическим прототипом знаменитой сборной Югославии, выигравшей чемпионат мира у себя дома в Любляне в 1970-м. Второе — в тех играх на меня сошло какое-то озарение, и я играл в них, как не играл никогда.

В итоге, как мне рассказали позднее, югославы, вернувшись на родину, поделились впечатлениями о «появившемся молодом русском, уже сейчас готовом играть в NВА». Жалею, что об этом отзыве мне стало известно слишком поздно. Тогда, в период моего закрепления в элите советского баскетбола, мнение авторитетнейшего специалиста добавило бы мне уверенности в том, что я на правильном пути.

 

 

Й

В сезоне 1967-го я не стал ведущим игроком в сборной, но почувствовал определенную уверенность. Сезон выдался очень насыщенным и напряженным. Как я уже говорил, первым соревнованием для сборной стал двухтуровый «Всесоюзный турнир». Справедливости ради надо сказать, что формат этих соревнований, которые рассматривались как подготовительные перед основным внутринациональным стартом сезона — Спартакиадой народов СССР, — был лоялен и к другим командам, позволяя экспериментировать с составами и наигрывать их под Спартакиаду. Например, от Украины выступали не «Строитель» и СКА в их привычном виде, а своеобразные сборные профсоюзов и армии; под наименованием тбилисского «Динамо» выступала фактически вся сборная Грузии.

В заявку сборной СССР, выступавшей в турнире, были включены 14 человек: защитники Травин и Селихов из ЦСКА, Саканделидзе (тбилисское «Динамо»), Крикун («Калев») и Белов из «Уралмаша»; форварды Вольнов и Липсо (ЦСКА), Паулаускас и Венсбергас («Жальгирис»), Томсон («Калев»), Болошев («Динамо», Волгоград); центровые Андреев (ЦСКА), Поливода (киевский «Строитель») и Иванов (ленинградский «Спартак»).

В апреле сборная провела два товарищеских матча в Лахти против сборной Финляндии. В первом мы выиграли 88:63, я принес команде 18 очков. Второй матч, в котором я вышел в старте (вместе с Селиховым, Паулаускасом, Липсо и Поливодой), завершился разгромом соперника 91:39. Без проблем для нас завершились и товарищеские игры в мае против сильной сборной Чехословакии.

В апреле же проходили баскетбольные турниры республиканских спартакиад. Победителем Спартакиады РСФСР в Казани стала сборная Свердловской области, за которую под руководством Густы- лева выступал в основном весь «Уралмаш». Победа досталась нам в упорной борьбе, по разнице забитых и пропущенных мячей при равенстве очков с соперниками. Я был признан лучшим защитником турнира.

Несмотря на еще нестабильное положение в элитной группе баскетболистов СССР, я был включен Гомельским в состав сборной, отправлявшейся на чемпионат мира в Уругвай. Вероятно, Александр Яковлевич все-таки начал разглядывать во мне какие-то признаки будущего мастера и решил дать мне почувствовать вкус Большой Игры.

 

 

Команда чемпионов

Команда, собранная Гомельским, была «сплавом молодости и опыта». Ведущие роли в ней играли опытные, проверенные игроки. Самым опытным в команде и ее капитаном был Геннадий Вольнов (28 лет, 201 см) — чемпион Европы 1959, 1961, 1963, 1965 годов, бронзовый призер чемпионата мира 1963-го, серебряный призер олимпиад в Риме и в Токио. Двукратным чемпионом Европы, бронзовым призером чемпионата мира и серебряным призером Олимпиады был Александр Травин (30 лет, 187 см). Серебряным медалистом Токио, двукратным чемпионом Европы был также Яак Липсо (27 лет, 200 см).

В то же время в сборной оказалось 9 новичков мирового первенства. Группа игроков еще не успела проявить себя на мировой арене, но уже с успехом выступала на соревнованиях рангом ниже. Чемпионами Европы 1964-го среди юниоров и чемпионами Европы 1965-го среди взрослых успели стать Зураб Саканделидзе (22 года, 186 см) и Модестас Паулаускас (22 года, 194 см). Юниорское первенство Европы вместе с ними выиграл Анатолий Поливода (20 лет, 202 см).

Большая группа игроков, половина состава команды — армейцы Рудольф Нестеров (22 года, 204 см), Юрий Селихов (24 года, 185 см) и Владимир Андреев (20 лет, 216 см), Прийт Томсон из «Калева» и Геннадий Чечура из киевского СКА, равно как и Сергей Белов, опыта выступлений за национальную сборную в официальных турнирах не имели.

Ветераны сборной были по-настоящему уникальными людьми. Геннадий Вольнов — это целая эпоха в отечественном баскетболе. Он был, пожалуй, первым универсальным игроком, способным сыграть на разных позициях, имевшим хорошее ведение, отличный дальний бросок, уверенный слэм. Его слабостью была некоторая мягкость в игре, он прекрасно играл против Бразилии, Югославии и порой тушевался, встречая жесткое силовое сопротивление.

Не менее легендарным человеком в сборной был Александр Травин. По сути, он произвел в советском баскетболе революцию. До него основными функциями защитника на площадке были только вывод мяча из зоны и первый пас. Благодаря Травину с его великолепным броском позиция второго номера стала восприниматься как грозная атакующая единица. В значительной степени я пошел по проторенному им пути, состоявшись на площадке в первую очередь как снайпер.

К ветеранам Травину и Вольнову я всегда испытывал глубочайшее уважение.

Молодые игроки Саканделидзе и Паулаускас быстро влились в состав «Красной Машины» и стали ее важными составляющими. Во многом это было обусловлено их неуступчивыми характерами настоящих победителей. Тбилисец Саканделидзе и в игре, и в жизни полностью оправдывал свое прозвище «князь», демонстрируя как некоторое высокомерие по отношению к окружающим, так и подлинные аристократизм и яркость на площадке.

Модестасу Паулаускасу его истинно бойцовский характер, желание всегда и во всем быть первым позволили быстро стать основным третьим номером в сборной и тащить ее в качестве локомотива вплоть до 1972-го. Он великолепно боролся за мяч, и если бы в его времена действовало правило «2+1», он, безусловно, был бы лучшим снайпером, так как всегда умел забивать с фолами буквально висевших на нем соперников.

Как уникальный игрок вошел в историю советского баскетбола центровой ЦСКА и сборной Владимир Андреев. Впервые я увидел его 16-летним на соревнованиях в Москве в 1963-м — при росте

216 см Володя весил 58 кг! Не то, что полноценно играть, он до центра площадки доходил с трудом, я не преувеличиваю. В его судьбе роковую роль чуть не сыграл идиотский совет какого-то горе-врача, который диагностировал у него в детстве патологию позвоночника, якобы способную при любом неосторожном движении привести к перелому. В результате парень до 15 лет вообще не двигался, лежал на диване и деградировал до крайней степени атрофии мышц и общей дистрофии.

К счастью, ему вовремя встретились хорошие спортивные специалисты, которые сумели рассмотреть в этом чуде природы нормального, здорового и очень одаренного человека. Откормив Володю за короткое время и обучив азам баскетбола в Алма-Ате, они дали ему, при столь уникальных физических данных, гарантированную путевку в большой спорт. Уже по итогам сезона 1966-го Андреев был включен на четвертой позиции в пятерку лучших центровых страны по списку президиума федерации.

Выступая в «зимнем всесоюзном турнире» сезона 1966/67 года за сборную СССР, Андреев еще не очень хорошо вписывался в состав, не успевал за скоростными действиями команды. Однако в состав сборной, отправившейся в Монтевидео на чемпионат мира, Андреев был включен и разделил с командой ее первый мировой триумф, вполне удачно выходя на замену основному центру Поливоде, в особенности на последних минутах решающего матча с югославами.

 

 

Уругвай

Мировое первенство проходило в мае-июне 1967-го в Монтевидео. Веселым было начало нашего турне. По решению организаторов, квалификационный турнир перед финальной стадией уругвайского чемпионата должен был для нас пройти, в Аргентине, в городке Байя-Бланка. Однако попасть туда мы не смогли — аргентинское правительство потребовало для оформления въездных виз прохождения нашей делегацией процедуры дактилоскопирования.

Это показалось нашим руководителям неприемлемым, и они потребовали переноса места проведения турнира. Удивительно, но авторитет СССР был так высок, что нашему руководству пошли навстречу и провели квалификационные игры в Монтевидео. Наша команда легко обыграла сборные Перу и Японии и досрочно вышла в финальную часть чемпионата. В последнем матче квалификации мы разгромили Аргентину, перевалив «гроссмейстерский» рубеж в 100 набранных за игру очков.

Дальше начались игры основной сетки группового турнира. «Красная Машина» последовательно прошлась по сборным Польши, Бразилии и Аргентины. Наступала пора решающих игр.

Первой из них стала встреча с самым главным соперником — США. Игра шла очко в очко и за две минуты до конца при счете 48:48 ознаменовалась грандиозным скандалом, устроенным американцами после отмены судьей назначенных им было штрафных бросков в кольцо СССР. Тренер увел американскую команду с площадки и отказывался возобновлять матч в течение 20 минут, пока злополучные штрафные не были назначены вновь. Судья встречи дал в этот момент слабину, явно пойдя на поводу у американцев.

Наши тренеры попытались устроить ответный демарш, но без особого успеха. В концовке нервной игры были качели до последней секунды, когда американцы одновременно с сиреной занесли мяч в наше кольцо и победили 59:58.

После досадного поражения команда смогла собраться и победила хозяев чемпионата. Это создало уникальную ситуацию перед последним игровым днем турнира. Дело в том, что сборная Югославии, выступавшая неровно, одержала сенсационную победу над США 73:72, но проиграла Уругваю 57:58, чем сохранила для нас шансы на победу. Для этого нам нужно было в последнем туре обыгрывать югославов и надеяться на поражение Штатов от Бразилии.

Невероятно, но так все и произошло. Сначала сборная СССР уверенно победила братьев по социалистическому блоку. В старте вышли Саканделидзе, Селихов, Вольнов, Томсон и Поливода. Их подменяли Липсо и Паулаускас. Первая половина прошла в упорной борьбе и закончилась со счетом 33:26 в нашу пользу. Ничего еще не было ясно. Во второй половине пошла такая битва, что с площадки один за другим стали уходить с пятью фолами наши лидеры — сперва Вольнов, за ним Поливода. В этот момент прекрасно проявил себя Володя Андреев. Выйдя на замену, он сыграл очень полезно и набрал последние очки для СССР в этом матче. 71:59.

После этого судьба еще раз улыбнулась русским — победители двух последних мировых первенств бразильцы уверенно обыграли США 80:71. В результате советская команда впервые в своей истории заняла первое место, места со второго по четвертое заняли соответственно югославы, бразильцы и американцы. Модестас Паулаускас, набравший в играх чемпионата 126 очков, был признан самым полезным игроком турнира, Анатолий Поливода — лучшим центровым.

 

 

Недовольный триумфатор

Не могу сказать, что этот турнир мне запомнился собственной хорошей игрой. Игрового времени я получал мало. Дело в том, что направлением тренерской тактики Гомельского тогда был некий аналог хоккейного варианта — пятерки в основном выходили на площадку в строго фиксированном составе, парами защитников и тройками нападающих. В частности, мы с Травиным образовывали вторую пару в защите.

Во всех играх до чемпионата мира «звенья» получали одинаковое игровое время, однако, когда дело дошло до ответственных матчей, он стал доверять только паре Селихов — Саканделидзе, давая нам с Травиным лишь по паре минут в концовках таймов, да и то лишь если победа команды была уже несомненной. Понятно, что в таких условиях проявить себя было непросто, к тому же в Уругвае мы имели дело с бичом для снайперов — супержесткими кольцами. Кроме того, сыграл свою роль синдром первого крупного соревнования.

Одним словом, это была не моя игра, хотя команде в меру сил и оказанного мне доверия я помог, а главное, выиграл вместе с ребятами чемпионат мира. Для первого же значимого старта в составе сборной это было более чем блестящим результатом. Не случайно на банкете в честь сборной Александр Яковлевич мимоходом, ожидая услышать слова восторга и благодарности, бросил мне: «Ну как, доволен?» Чтобы услышать поразительный по наглости ответ: «А чем?»

Конечно, я сразу же смягчил ситуацию, добавив, что доволен результатом команды, тем, что помог ребятам победить, но только не собственной игрой и не собственным вкладом в победу. Думаю, что эта дерзкая реакция не осталась бесследной, во всяком случае, она добавила свою лепту к «теплым» отношениям, которые уже тогда начали складываться у меня с А. Я. Гомельским.

 

 

Маятник Гомельского

Звание заслуженного мастера спорта, полагавшееся мне после победы на чемпионате мира, мне не присвоили, в отличие даже от тех, кто был в составе команды, но практически не вставал со скамейки.

Позднее, во время какого-то коммерческого турне, Гомельский сказал мне, что обошел меня этим званием для моей же пользы, чтобы я не зазнался и не остановился в развитии. Не знаю, может быть, существовала какая-то разнарядка на присвоение званий, не стану врать. Отмечу только, что неприятный осадок от того эпизода у меня остался. Тем более, что присвоение звания мастера спорта за выигрыш в одни ворота европейского первенства того же года, на котором я был включен в символическую пятерку лучших игроков чемпионата, видимо, в версии Гомельского, по-прежнему могло мне навредить. Почетное звание мне присвоили только в 1969-м после второй победы на чемпионате Европы.

В июле прошли игры баскетбольного турнира Спартакиады народов СССР. Я выступал за сборную РСФСР. Команда была сформирована на базе «Уралмаша». Для Александра Канделя это была четвертая Спартакиада, он был в числе нескольких участников соревнований, которые играли во всех баскетбольных турнирах главного соревнования в СССР. На предварительном этапе мы обыграли сборные Азербайджана, Армении, Киргизии, а также главного конкурента — сильную команду Ленинграда 82:80, отодвинув ленинградцев со второго места в таблице (после Украины) и получив право на продолжение борьбы в главном финальном турнире за 1-6-е место.

В нем наш путь оказался менее успешен (я в самом начале розыгрыша получил травму голеностопа и в большинстве игр участия не принимал). Проиграв все матчи, сборная России заняла 6-е место, что тем не менее было расценено нашим спортивным руководством как успех. Этот турнир был знаменателен тем, что стал первым крупным соревнованием в составе сборной Латвии для знаменитой Ульяны Семеновой, лишь годом раньше взявшей в руки мяч, а также тем, что в составе команды Узбекистана раскрылся Алжан Жармухамедов, в том же году прочно вошедший в состав «Красной Машины».

После этого настало время для очередного качка маятника в отношении ко мне А. Я. Гомельского. После Спартакиады он вызвал меня к себе и сообщил, что недоволен моей игр