Und die Knechtschaft hat kein Ende.

Тиран умирает улыбаясь; потому что он знает, что после его смерти тирания лишь перейдёт из рук в руки, и рабство не прекратится никогда. Хозяева различаются по способам своего господства, но они остаются хозяевами, владельцами власти, осуществляемой по частному праву. Величие Ленина несомненно происходит от его романтического отказа от абсолютной власти, которую подразумевала его чересчур иерархичная организация большевистской группы; и именно этому величию рабочее движение обязано Кронштадтом 21–го, Будапештом 56–го и батюшкой Сталиным.

Отсюда, их общее место становится точкой снижения давления. Отождествление противника со Злом и присваивание себе ореола Добра предполагает наверняка стратегическое преимущество гарантированного единства действий путём поляризации энергий бойцов. Но маневр требует уничтожения противника. Подобная перспектива заставляет засомневаться умеренных. Оттого что радикальное уничтожение врага может означать и для дружественного лагеря уничтожение того общего, что есть между антагонистами. Большевистская логика должна была получить головы лидеров социал–демократии. Эти же поспешили стать предателями, как раз потому что были лидерами. Анархистская логика должна была добиться ликвидации большевистской власти. Она же поспешила уничтожить их, и сделала это потому что была иерархической властью. Та же предсказуемая цепь предательств бросила анархистов Дуррути под объединённые дула республиканцев, социалистов и сталинистов.

Как только лидирующий игрок стал шефом, иерархический принцип спас свою шкуру, и революция председательствует на казни революционеров. Об этом стоит вспоминать постоянно: повстанческий проект не принадлежит никому кроме масс; лидер укрепляет его, шеф предаёт его. С самого начала, истинная борьба происходит между лидером и шефом.

Для специалиста по революции, отношение силы измеряется количественно, так же как количество подчинённых указывает, для военных, ранг офицера. Шефы так назывемых повстанческих партий в своих претензиях предпочитают потерять в качестве ради количественного измерения своего ясновидения. Если бы у «Красных» было на 500000 человек с современным оружием больше, испанская революция всё равно была бы проиграна. Она погибла под каблуками народных комиссаров. Речи Пасионарии уже звучали как похоронные молитвы; жалкие заявления затопили язык фактов, дух арагонских коллективов; дух радикального меньшинства решительно настроенного одним ударом отсечь все головы гидры, не только её фашистскую голову.

Абсолютной конфронтации так никогда и не произошло, и не без причины. У последнего боя были лишь фальстарты. Всё нужно начать сначала. Единственное оправдание истории в том, что она поможет нам.

*

Под процессом снижения давления, антагонизмы, непримиримые вначале, стареют бок о бок, затвердевают в своём формальном противостоянии, теряют свою вещественность, нейтрализуются, перетекают друг в друга. Большевик с ножом в зубах, кто узнает его в гагаринизме чокнутой Москвы? По милости экуменического чуда, девиз «пролетарии всех стран соединяйтесь!» сегодня цементирует союз всех начальников. Трогательная сцена. Общая часть в антагонизмах, эмбрион власти, который радикальная борьба вырвала бы с корнем, разросся, примиряя враждующих братьев.

Так просто? Не совсем. Фарс утратил бы свою компетентность. На международной сцене, дряхлые капитализм и антикапитализм, обогащают зрелище своей галантностью. Чтобы зрители дрожали при мысли о их несогласии, чтобы они топали ногами от радости, когда мир снисходит на переплетённые народы! Интерес ослабевает? К берлинской стене добавляется кирпич; отвратительный Мао скрежещет зубами, хор маленьких китайцев славит свою родину, семью и труд. Залатанное таким образом, старое манихейство следует своим путём. Идеологичесое зрелище увеличивает, для того, чтобы обновиться, виды обезвреженных антагонизмов: вы за или против Бриджитт Бардо, Джонни Холлидея, «Ситроэнов 3 СВ», молодёжи, национализации, спагетти, стариков, ООН, мини–юбок, поп–арта, термоядерной войны, автостопа? Нет таких людей, к которым в какой–то момент дня не обращалась бы афиша, новости, стереотипы, призывая занять ту или иную сторону по отношению к префабрикованным деталям, которые тщательно скрывают все источники повседневной созидательности. В руках власти, этого ледяного фетиша, крупицы антагонизмов формируют магнетическое кольцо, обязанное дерегулировать индивидуальные ориентиры, абстрагировать каждого от самого себя и изменять контуры силы.

Снижение давления в общем является ни чем иным как манипуляцией антагонизмов властью. Конфликт двух сил обретает свой смысл в введении третьей. Пока существует только лишь два полюса, и тот, и другой аннулируют друг друга, поскольку обретают свою ценность друг в друге. Невозможно отдать предпочтение и мы входим в царство терпимости и относительности, настолько дорогих буржуазии. Насколько же понятен интерес апостольской иерархии к манихейству и тринитаризму! В беспощадном противостоянии Бога и Сатаны, что осталось бы от клерикальной власти? Ничего, это доказали милленарные кризисы. Вот почему мирская рука осуществляет священную службу, вот почему горели костры для мистиков Бога или дьявола, для тех отважных теологов, которые осмеливались усомниться в принципе «три в одном». Только временные повелители христианства могли трактовать разницу между повелителем Добра и повелителем Зла. Они были великими посредниками, через которых в обязательном порядке осуществлялся выбор одного или другого лагеря; они контролировали распределение спасения и проклятия, и этот контроль был для них важнее, чем сами спасение и проклятие. На земле, они объявляли себя безаппеляционными судьями, так как они решили, что в потустороннем мире будут судимы по законам, изобретённым ими.

Христианский миф обезвредил жестокий манихейский конфликт предложив верующим возможность индивидуального спасения. Это была брешь пробитая Шелудивым из Назарета. Человек избежал жестокой конфронтации, которая неминуемо вела к уничтожению ценностей, к нигилизму. Но благодаря тому же удару, он утратил шанс вновь отвоевать самого себя посредством всеобщего восстания, шанс занять своё место во вселенной, изгнав оттуда богов и их супервайзеров. Поэтому, движение понижения давления словно бы обладает основополагающей функцией сковать самую неодолимую волю человека, волю быть самим собой безраздельно.

Во всех конфликтах между одним лагерем и противоположным, в игру вступает неукротимая часть индивидуальных требований, часто принимая угрожающие размеры. На этом этапе можно говорить о третьей силе. Третья сила с индивидуальной точки зрения будет тем же, чем является и сила снижения давления с точки зрения власти. Благодаря этой спонтанной общей точке в каждой борьбе становятся радикальными восстания, выходят на свет фальшивые проблемы, угрожает ей в самой её структуре. Именно на неё намекал Брехт в одной из своих историй о г–не Кейнере: «Как в ответ на вопрос, заданный одному пролетарию, вызванному в суд, хочет ли он поклясться в религиозной или мирской форме, он ответил «Я не на работе»». Третья сила направлена не на изнашивание препятствий, но на их преодоление. Досрочно уничтоженная или интегрированная, она станвится, путём переключения силой снижения давления. Точно также, спасение души не является ни чем иным, как волей к жизни интегрированной мифом, опосредованной, лишённой своего реального содержания. Напротив, вечное требование полнокровной жизни объясняет ненависть по отношению к некоторым гностическим сектам или Братьям Свободного Духа. Во времена упадка христианства, борьба, которую вели Паскаль и иезуиты противопоставила необходимость реализации Бога в нигилистичном преобразовании мира и реформистской доктриной спасения и примирения с небесами. Наконец, освободившись от теологического балласта, третья сила выжила.чтобы вдохновить борьбу бабувистов против позолоченного миллиона, марксистский проект цельного человека, мачты Фурье, взрыв Коммуны, насилие анархистов.

*

Индивидуализм, алкоголизм, коллективизм, активизм… разнообразие идеологий доказывает: существуют сотни способов быть на стороне власти. Есть лишь один способ быть радикальным. Стена, которая должна быть разрушена, необъятна, но в ней уже пробито столько брешей, что достаточно одного крика для того, чтобы увидеть как она рушится. Пусть выйдет наконец из туманов истории третья сила, та, что наполняла индивидуальными страстями восстания прошлого! Вскоре мы узнаем, что повседневная жизнь содержит в себе энергию способную двигать горами и покрывать расстояния. Длительная революция готова писать фактами действий анонимных или безвестных авторов, присоединяющихся к компании Сада, Фурье, Бабёфа, Маркса, Ласенера, Штирнера, Лотреамона, Леотье, Веана, Анри, Вильи, Сапаты, Махно, Коммунаров, повстанцев Гамбурга, Киля, Кронштадта, Астуриаса – всех тех, кто не закончил игру, вместе с нами, кто только начал эту великую игру, поставив на свободу.