Глава XVII Как желтый корабль прошел через риф Жиронды  

 

В течение двух дней желтое судно, подгоняемое северо-восточным ветром, быстро бежало вперед, и на рассвете третьего дня туманные очертания гор Уэссана появились на сияющем горизонте. В середине дня внезапно полил дождь, бриз упал, но к ночи воздух снова посвежел, и Гудвин Хаутейн изменил направление судна и повернул на юг. Утром они прошли Бель-Иль и попали в гущу грузовых судов, возвращавшихся из Гиени. Сэр Найджел Лоринг и сэр Оливер Баттестхорн тут же вывесили на борту свои гербы и развернули знамена, как было в обычае, ожидая с живейшим интересом ответных знаков, которые сообщили бы имена рыцарей, вынужденных из-за болезни или ран покинуть Принца при столь критических обстоятельствах.

В тот же вечер на западе залегла большая серовато-коричневая туча, и Гудвина Хаутейна охватила глубокая тревога, ибо треть его команды была перебита, половина оставшихся в живых находилась на галеасах, а на поврежденном корабле трудно было выдержать такой шторм, какие налетают порой в этих краях. Всю ночь ветер дул резко и порывисто, накреняя судно так сильно, что в конце концов вода с подветренной стороны потекла ручейками через фальшборты. Так как ветер все свежел, то утром рей спустили до половины мачты. Аллейн все еще чувствовал себя совсем больным и слабым, голова у него еще ныла от полученного удара, но он выполз на палубу. Хотя ее заливали волны и она то и дело кренилась, здесь было все же лучше, чем в похожем на темницу трюме, где стоял непрерывный шум и бегали крысы. А на палубе, вцепившись в крепкие фалы, он изумленно смотрел на длинные ряды черных волн, с вздымающейся над каждой грядою пены: они без конца катились и катились с неистощимого запада. Огромная хмурая туча в мертвенно-белых пятнах затянула над морем весь западный горизонт, а впереди как бы извивались два длинных рваных флага.

Далеко позади с трудом ползли два галеаса, то опускаясь между валами так глубоко, что их реи оказывались на одном уровне с гребнем, то взлетая вновь судорожными рывками, так что каждый канат и каждая перекладина отчетливо выделялись на фоне туч. Слева низменность уходила в густой туман, местами в нем проступали более темные контуры холмов на мысах. Франция! Глаза Аллейна заблестели, когда он увидел эти берега. Франция! Самое слово это звучало для английского юноши, как зов сигнальной трубы. Страна, где проливали кровь отцы, родина рыцарства и рыцарских подвигов, страна отважных кавалеров, любезных женщин, царственных зданий, страна мудрецов, щеголей и святых! Там она простиралась, такая безмолвная и серая, отчизна деяний благородных и деяний постыдных, театр, на сцене которого может прославиться новое имя или быть опозорено старое. Юноша поднес к губам смятый шарф, хранившийся у него на груди, и прошептал обет, что если доблесть и добрая воля могут поднять его до его дамы, то лишь смерть помешает ему в этом. Он был мыслями все еще в лесах Минстеда и в старой оружейной замка Туинхэм, когда хриплый голос старшего шкипера снова вернул его мысли к Бискайскому заливу.

— Честное слово, сэр, — сказал он, — у вас лицо вытянулось, как у черта на крестинах, и не удивительно: я ведь начал плавать, когда был ростом вот такой, и все же не видел более верных признаков плохой ночи.

— Да нет, я думал о другом, — отозвался оруженосец.

— И так вот каждый, — воскликнул шкипер обиженно. — Пусть, мол, об этом заботятся моряки! Это — дело шкипера! Поручите все Хаутейну! Никогда на меня не сваливалось столько забот, с тех пор как я в первый раз привел судно с парламентерами к западным воротам Саутгемптона.

— А что же случилось? — спросил Аллейн, ибо слова шкипера были так же полны тревоги, как и погода.

— Что случилось? Да ведь у меня здесь осталась только поливина моих матросов, к тому же пробоина в судне от этого чертова камня, — в нее пролезет купчиха из Нортгема. Пока мы идем одним галсом, еще ничего, а как быть, когда галс придется переменить? Да нас зальет соленой водой, и мы будем в ней как селедки в рассоле.

— А что говорит на этот счет сэр Найджел?

— Он там внизу, разбирает герб дяди его матери. «Не лезьте ко мне с такими пустяками!» — вот все, что я от него добился. А потом сэр Оливер. «Поджарьте, — говорит, — эти селедки в масле и сделайте гасконскую подливку», — да еще выругал меня за то, что я не повар. «Ну и ну, — подумал я, — капитан плох, матрос хорош», — и пошел к лучникам. Увы и ах! Там дело оказалось еще хуже.

— Что ж, они вам не помогли?

— Нет, они сидели друг против друга за столом, тот, кого зовут Эйлвард, и этот рыжий великан, который сломал нормандцу руку, и чернявый такой, из Нориджа, и десятка два других; они бросали кости на рукавицу одного лучника за неимением ящика. «Судно едва ли долго продержится, господа», — заявил я. «Ну, уж это твоя забота, старая свиная башка!» — кричит чернявый нахал. «Le diable t'emporte!» [Чтоб тебя черт побрал! (франц.)  ] — говорит Эйлвард. «Пятерка и четверка — у меня больше!» — заорал рыжий великан, а голос у него — точно хлопает парус. Послушайте сами, сэр, и скажите, разве я не прав?

Покрывая вой шторма и скрип судна, с полубака донесся взрыв ругани и басовитый хохот игроков.

— Могу я помочь? — спросил Аллейн. — Скажите, что надо сделать, и все, на что годятся мои руки, будет сделано.

— Нет, нет, я вижу, голова у вас еще трясется, и думаю, вам плохо пришлось бы, кабы вас не защитил шлем. Все, что можно было предпринять, уже сделано, мы заделали пробоину парусиной и перевязали веревками снаружи и изнутри. Но когда мы будем менять курс, наша жизнь будет зависеть от того, не откроется ли снова течь. Глядите, как там сквозь туман надвигается полоса берега! Мы должны повернуть на расстоянии тройного полета стрелы отсюда, не то мы можем напороться днищем на камень. Ну, слава святому Христофору! Вот и сэр Найджел, с ним я могу посоветоваться.

— Прошу тебя меня простить, — сказал рыцарь, пробираясь вдоль фальшборта. — Я бы, конечно, не преминул быть любезным с достойным человеком, но я был углублен в обдумывание довольно важного дела, в отношении которого мне хотелось бы услышать и твое мнение, Аллейн. Речь идет о разделении или хотя бы об изменениях в гербе моего дяди сэра Джона Лейтона из Шропшира, взявшего в жены вдову сэра Генри Оглендера из Нанвелла. Случай этот горячо обсуждался среди придворных. А как у вас обстоят дела, шкипер?

— Весьма неважно, достойный лорд. Корабль должен сейчас повернуть на другой галс, а я не знаю, как сделать, чтобы вода не проникла в него.

— Подите и позовите сэра Оливера! — сказал сэр Найджел; но толстый рыцарь уже шел по скользкой палубе, широко расставляя ноги.

— Клянусь душою, господин шкипер, тут лопнет всякое терпение! — гневно завопил он. — Если это ваше судно должно прыгать, точно клоун на ярмарке, то прошу вас переправить меня на один из галеасов. Только что я сел, желая выпить флягу мальвазии и съесть соленой свинины, как привык в этот час, и вдруг толчок — и вино обливает мне ноги, фляга падает на мои колени, я наклоняюсь, чтобы подхватить ее, и опять проклятый толчок, и свинина чуть не прилипает к моему затылку. Тут два моих пажа, перебегая от борта к борту, погнались за ней, словно два охотничьих пса за зайчонком. Никогда живая свинья не скакала с такой легкостью… Но вы посылали за мной, сэр Найджел?

— Я хотел посоветоваться с вами, сэр Оливер, ибо шкипер Хаутейн опасается, что, когда мы будем поворачивать, эта пробоина в борту может нам грозить опасностью.

— Ну так не поворачивайте, — отозвался сэр Оливер. — А теперь мне надо вернуться и посмотреть, как мои мальчишки справились со свининой.

— Да нет, — воскликнул шкипер, — не так это просто! Если мы не повернем, то через час наскочим на камни.

— Тогда поворачивайте, — сказал сэр Оливер. — Вот мой совет; а теперь, сэр Найджел, я, кажется, умру с…

В эту минуту два матроса, стоявшие на полубаке, испуганно завопили, тыча в воздух указательными пальцами:

Скалы прямо перед нами!

Из брюха огромной черной волны, меньше чем в ста шагах от них высовывалась зубчатая коричневая глыба, она плевалась пеной, словно присевшее чудовище, а воздух был полон угрожающим громом и ревом бившихся об нее валов.

— Живо! Живо — крикнул Хаутейн, наваливаясь на длинный шест, служивший румпелем. — Руби фал! Поворачивай круче к ветру.

Над головою у них скользнуло толстое рангоутное дерево, судно содрогнулось и закачалось на расстоянии пяти копий от бурунов.

— Оно не может отойти! — снова крикнул Хаутейн, переводя взгляд с парусов на шипящую кайму пены. — Да помогут нам святой Юлиан и трижды святой Христофор!

— Если опасность столь велика, сэр Оливер, — сказал сэр Найджел, — то было бы уместно и вполне по-рыцарски поднять наши стяги. Прошу тебя, Эдриксон, прикажи носителю моего флага, чтобы он вынес мое знамя.

— И пусть трубят сигнал! — воскликнул сэр Оливер. — In manus, tuas, Domine! [В твои руки, господи! (лат.)  ] Мой покровитель — Иаков из Компостеллы, и я даю обет совершить паломничество к его раке и в его честь обещаю каждый год в день его памяти съедать карпа. Но, боже мой, как ревут волны! Наши дела теперь лучше, господин шкипер?

— Нас сносит, сносит, — ответил возгласом шкипер. — О пресвятая матерь божья, спаси!

В это время корабль заскрежетал о край рифа, и от шкафута до кормы, скручиваясь, отскочила деревянная планка, сорванная острым выступом скалы. В то же мгновение судно легло на другой борт, парус наполнился ветром, и под радостные возгласы матросов и лучников корабль устремился в открытое море.

— Хвала пресвятой Деве! — воскликнул шкипер, вытирая потный лоб. — За это уж будет колокольный звон, и свечу поставлю, когда опять увижу Саутгемптонские воды. Веселее, ребятушки! Проворнее натягивайте булинь!

— Клянусь спасением души, я бы предпочел сухую смерть, — сказал сэр Оливер. — Хотя, Mort Dieu [Черт возьми (франц.)  ], я съел столько рыбы, что, по справедливости, рыбы должны были бы съесть меня. А теперь мне пора вернуться в каюту, ибо там ждут меня чрезвычайно важные дела.

— Нет, сэр Оливер, лучше останьтесь с нами, и пусть будет на виду ваш стяг. — возразил сэр Найджел. — если я не ошибаюсь, одну опасность только сменила другая.

— Уважаемый шкипер Хаутейн, — крикнул боцман, подбегая сзади, — вода быстро наполняет судно! Волны выбили парус, которым мы пытались заделать пробоину…

Шкипер не успел договорить, а матросы уже высыпали на корму и на полубак, убегая от потока воды, ворвавшегося в широкую пробоину. Заглушая вой ветра и плеск воды, донеслось напоминавшее человеческие крики пронзительное ржание лошадей, увидевших, что вода поднимается вокруг них.

— Задержите воду снаружи! — приказал Хаутейн, хватая за край мокрый парус, которым была закрыта пробоина. — Живо, ребятушки, или нам конец!

Они быстро привязали веревки к углам паруса, а затем, бросившись вперед, к носу, завели их под киль и прижали парус к пробоине, так что он вплотную прикрыл ее. Это препятствие задержало бурный напор воды, но все равно она обильно просачивалась со всех сторон. Возле бортов вода доходила лошадям выше брюха, а посередине едва можно было достать дно семифутовым копьем. Судно теперь сидело очень низко, и волны свободно перекатывались через фальшборт с наветренной стороны.

— Боюсь, что мы едва ли сможем идти этим галсом, — заявил шкипер, — а другой бросит нас на скалы.

— А может быть, нам убрать паруса и подождать, пока улучшится погода? — предложил сэр Найджел.

— Нет, нас все равно будет сносить на скалы. Тридцать лет я плаваю, но ни разу не попадал в такую переделку. И все же наша судьба в руках святых угодников.

— А из них, — воскликнул сэр Оливер, — я взираю с особой надеждой на святого Иакова Компостеллского, который был уже сегодня к нам благосклонен и кому я обещаю в день его памяти съедать не одного, а двух карпов, если он вторично вызволит нас.

Разбитый корабль уходил в отрытое море, и берег уже казался стертой чертой. Два смутный силуэта вдали — это были галеасы; их качали и швыряли высокие валы Атлантики. Хаутейн внимательно посмотрел в их сторону.

— Будь они поближе, мы могли бы спастись на них, даже если бы корабль затонул. Я сделал все, что только может сделать хороший шкипер, и вы это подтвердите моему хозяину в Саутгемптоне, достойному Уизертону. Хорошо, если бы вы сняли плащ и ножные латы, сэр Найджел, а то, клянусь черным крестом, как бы нам не пришлось пуститься вплавь.

— Нет, — ответил маленький рыцарь, — едва ли приличествует рыцарю снимать свои доспехи из-за порыва ветра или какой-то лужи. Я предпочел бы, чтобы мой отряд собрался здесь, на корме вокруг меня, и мы вместе примем то, что господу будет угодно послать нам. Но certes, хотя зрение у меня отнюдь не самое лучшее, я уже не в первый раз вижу вон тот мыс слева.

Шкипер из-под ладони внимательно стал вглядываться вдаль сквозь брызги и туман. Вдруг он воздел руки и радостно воскликнул:

— Это же коса Ла-Трамблад! Я не думал, что мы уже дошли до Олерона. Перед нами Жиронда, а когда мы минуем рифы и окажемся под защитой Турде-Кордуан, мы можем быть спокойны. Поворачивайте еще раз, ребята.

Парус еще раз повернулся, и корабль, разбитый и израненный, полный воды, словно ковыляя, направился в желанную бухту. Устье благородной реки было обозначено с севера крутым мысом, с юга — длинной отмелью, а посередине лежал остров, образованный наносным песком, весь исполосованный и обвитый пеной валов. Линия волн показывала, где опасные рифы, о которые даже в ясный день и при отличной погоде разбивал себе днище не один большой корабль.

— Там есть проход, — сказал шкипер, — мне его показал собственный лоцман Принца. Заметьте себе вон то дерево на берегу и взгляните на башню, которая высится за ним. Если держать их на одной линии, хотя бы как сейчас, можно пройти, несмотря на то, что наше судно сидит в воде на добрых два элла глубже, чем когда оно вышло.

— Бог да поможет вам, добрый шкипер! — воскликнул сэр Оливер. — Дважды спаслись мы от гибели, и я в третий раз вверяю себя благословенному Иакову Компостеллскому и даю обет…

— Ну уж нет, старый друг, — прошептал сэр Найджел, — вы еще навлечете на нас беду этими своими обетами, которые не в силах выполнить ни один человек. Разве я уже не слышал ваше обещание съесть в один день двух карпов, а теперь вы намерены рискнуть еще и третьим?

— Прошу вас приказать отряду лечь! — крикнул Хаутейн, который взялся за румпель и напряженно глядел вокруг. — Через три минуты мы или погибнем, или будем спасены.

Лучники и матросы легли на палубу плашмя, ожидая в глубоком молчании, что им принесет судьба. Хаутейн низко склонился над румпелем, он присел на корточки, чтобы заглянуть под раздувающийся парус. Сэр Оливер и сэр Найджел стояли, скрестив руки, лицом к корме. И вот огромное судно нырнуло в узкий проход, в эти врата, ведшие к спасению. У обоих бортов ревели волны. Прямо впереди маленькая черная воронка воды показывала курс, взятый лоцманом. Снизу донеслось глухое царапанье, корабль вздрогнул, затрясся сперва шкафутом, потом кормой, а позади него мрачно ревели волны. Нырнув, желтое судно миновало рифы и быстро заскользило по широкому и спокойному лиману Жиронды.