Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией

В скором времени на Астраханскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности были возложены задачи преследования и ликвидации всех контрреволюционных заговоров и выступлений, преданию суду революционного трибунала саботажников и контрреволюционеров, выработка мер борьбы с ними. Благодаря этому многих казаков арестовали в 1917 – 1918 годах по делу о «астраханском выступлении казаков против Власти Советов» и заключали в Саратовской Губернской тюрьме. После проведения следствий, некоторых людей освобождали из-под ареста «под подпиской о невыезде из своего указанного места жительства с обязательством немедленной явки по первому требованию следственных и судебных властей», а некоторым освобождённым ещё надо было уплатить штраф от 20 до 105 рублей. Как правило, освобождали людей из-за переполненности тюрьмы. И это было возможно только после предоставления показаний сходными собраниями сёл, станиц и деревень, в которых жили задержанные до арестов; на этих собраниях все высказывали своё мнение о том, что человек хороший и собрание ходатайствовало об его освобождении^[6].

Ещё 12 декабря 1917 года для борьбы против контрреволюционных сил и ограждения завоеваний революции, Совет народных комиссаров издаёт декрет об учреждении революционных трибуналов в составе 1 председателя и 6 очередных заседателей, избираемых Губернским или Городским Советами рабочих и крестьянских депутатов. Для производства по делам предварительного следствия при тех же Советах образуются особые следственные комиссии. В первые годы Советской власти в функции ревтрибунала входило: борьба с контрреволюцией, саботажем, спекуляцией, формирование и организация социалистического правопорядка. В мае 1918 года внесены дополнения к правилам о ревтрибуналах. В его функции были переданы вопросы по борьбе с погромами, подлогами, шпионажем, неправомерным использованием Советских документов. Но этим же декретом предусматривалось изъятие дел общеуголовного характера, и передача их судебным учреждениям. В 1922 Ревтрибунал ликвидировали.

Всё больше с течением времени тихий торговый город начинал ощущать на себе тяготы войны, когда две власти то и дело тянули на себя одеяло. Белые всеми силами старались сдержать наступление большевиков, долгое время ожидая подкрепления и обозы с продовольствием, но те не всегда доходили до нуждающихся белогвардейцев. Продовольствие реже стало доходить и до города, оставаясь лишнее время на досмотрах за стенами Астрахани. Пока офицеры выбирали приоритеты захвата железнодорожных станций (известна запись разговора офицера и прапорщика белой армии об удержании станции «Верблюжья» и подкреплении взводов, хотя впоследствии командование отдало приоритеты станции Баскунчак), Народные судья Губернского революционного трибунала «развлекались» по-своему, в открытых и закрытых заседаниях выносили приговоры: за кражу из домов – от 2 до 5 лет общественных принудительных работ под стражей, а если доказывали убийство или контрреволюционные действия – расстрел^[10].

Из дознаний, следствий и протоколов по борьбе с контрреволюционерами (29.10.1918): «Особо „умные“ и предприимчивые граждане, пользуясь сложной ситуацией в области с продовольствием, представлялись членами «секции снабжения Астраханской Красной Армии», выезжали в сёла и станицы Ставропольской губернии и брали продовольствие, при этом вместо денег писали расписки, что потом деньги заплатят (например Бирдеев, он же Билялов, которые неоднократно проводил подобные действия)» ^[3].

Во время гражданской войны и после её окончания Чрезвычайной комиссией рассматривалось много дел о том, некоторые командиры вели себя не как подобает командиру красной Армии. Один из таких примеров – дело об обвинении командира 68-го батальона Ефима Николаевича Федорова 24 лет. Он учился в реальном училище в Сибири в городе Красноярск. Был переведен в 156 полк в Астрахани, откуда был призван в 1918 году на фронт. Во время следствия выяснилось, что он был во главе белогвардейцев в январском восстании 1918 года в Астрахани и производил аресты и участвовал в расстреле толпы рабочих. Но в 1920 году красноармейцы весьма лестно отзывались о своем командире и «ненормальности с его стороны не встречали». На регистрацию офицеров старой армии он не являлся. «Поэтому вполне понятно, что он чувствовал себя виноватым…», так писал в Постановлении пом. Уполномоченного по следчасти Астраханской Губернской Чрезвычайной Комиссии Никулин. Он постановил «настоящее дело направить в Народный Ревтрибунал для привлечения виновного к законной ответственности». Окончилось это разбирательство 5 июля 1920 года тем, что дело было направлено на прекращение по амнистии.^[2]

«Астраханская трагедия»

В то время, пока Руководство РСФСР аннулировало Брестский мирный договор, а в Сибири Колчак начал захватывать власть, в Астрахани после затишья начинала накаляться обстановка. Город был окружён продовольственными обозами, которые реквизиционные отряды не пускали, расстреливая и продавцов, и покупателей. В январе 1919 года астраханская власть, в лице Шляпникова, уже планировала ослабить путы советов для горожан и разрешить свободный закуп продуктов, но центр назначил на место главы края К. Мехоношина. Этот новый глава, а после и именитый палач, на всех распоряжениях и приказах полностью помещал свой громкий титул: Член Всероссийского Ц. И. К. Советов раб., крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов, Член Рев. — Воен. Совета Республики, председатель Кав. — Касп. фронта и пр. и пр. От рабочих приказом по заводам требовали максимума производства. «Голодные, усталые, озлобленные, стоя после работы у пекарен за восьмушкой хлебного пайка, они свои «очереди» превращали в митинги и искали выхода из невыносимого положения. Власть назначила особые патрули, которые должны были разгонять импровизированные митинги. Наиболее активные рабочие были арестованы».^[11]

Новая власть перестала ограничивать себя одним лишь усмирением рабочих в городе – большевикам требовался не только труд, но и место, которое ещё не принадлежало им полностью. Потому и после захвата «почты и телеграфа», красные принялись за дома горожан. Газета «Коммунист» №10 (110) 1919 года: «Обязательное постановление исполнительного комитета Астраханского Совета рабочих и красноармейских депутатов „Об отмене частной собственности на городские домовладения“. С 1 января 1919 года отменяется право частной собственности на все домовладения, расположенные в пределах города Астрахани при оценке владения от 10 000 рублей. Действие не распространяется на помещения, являющиеся необходимой принадлежностью промышленных предприятий. Дома переходят в достояние Советской Республики».^[1] Т.е. арендаторы квартир должны вносить плату не хозяину дома, а в кассу Совета рабочих и красноармейских депутатов. Если жильцы вносили деньги не в кассу Совета, а отдавали прежнему хозяину, то они наказывались: тюремное заключение от 7 до 30 дней, лишение права занимать квартиру, денежный штраф в двойном размере. Если деньги получал прежний хозяин, то его тоже наказывали – выселяли из квартиры, конфискация всего имущества и тюремный срок до 1 года.

Продовольственное положение ухудшалось, репрессии усиливались, и в конце февраля 1919 года рабочие, переизбрав Прав. союза металлистов, заговорили определенно о забастовке. В последних числах февраля на совместном заседании Губ. сов. проф. союзов с заводскими комитетами представитель матросов волжского флота заявил рабочим, что матросы в случае забастовки выступать против бастующих не будут», - писал в своих воспоминаниях Силин в сентябре 1920 года^[11].

Когда Колчак начал своё мартовское наступление от Урала к Волге, в голодающей Астрахани начали вставать заводы. Пока изнуренные рабочие обговаривали требования к власти, сами большевики стягивали к заводам военные силы. Вот как гласило сообщение о расстреле: «10 марта сего 1919 года, в десять часов утра, рабочие заводов „Вулкан“, „Этна“, „Кавказ и Меркурий“ по тревожному гудку прекратили работы и начали митингование. На требование представителей власти разойтись рабочие ответили отказом и продолжали митинговать. Тогда мы исполнили свой революционный долг и применили оружие…» К. Мехоношин (с полным титулом).

Даже знаменитое Кровавое воскресенье 1905 года, которое стало одним из толчков к революции, оказалось менее жестоким и смертельным для митингующих. Если при отсутствующем в Петрограде императоре агрессивных митингующих сначала запугивали выстрелами и лишь потом стреляли в первые ряды живой стены, то в Астрахани пулемётчики матросы и гранатчики, отцепили толпу рабочих, не давая возможности сбежать. «Митинг дрогнул, прилег и жутко затих. За пулеметной трескотней не было слышно ни стона раненых, ни предсмертных криков убитых насмерть… Вдруг масса срывается с места и в один миг стремительным натиском удесятеренных ужасом сил прорывает смертельный кордон правительственных войск. И бежит, бежит, без оглядки, по всем направлениям, ища спасения от пуль снова заработавших пулеметов. По бегущим стреляют. Оставшихся в живых загоняют в помещения и в упор расстреливают. На месте мирного митинга осталось множество трупов. Среди корчившихся в предсмертных муках рабочих кое-где виднелись раздавленные прорвавшейся толпой и „революционных усмирителей“. Весть о расстреле мигом облетает весь город»^[11]. Многие историки назвали эту часть истории «Астраханской трагедией» и не зря: почти вся толпа митингующих была уничтожена чередой громких пулемётных очередей и залпами снарядов, которые добили бегущих. Остальных рабочих, которым удалось уйти от пуль и выстрелов нашли и взяли в плен. Людей разместили на пароходах и баржах, а в Центр отослали телеграммы с последними вестями о восстании. Современники отмечали особую лаконичность в ответе Троцкого: «Расправиться беспощадно».