Феномен альтруизма в культуре

Уместно задать вопрос, почему в каждом социуме при абсолютном преобладании эгоистов — культура (наука, искусство, религия, мораль и право) целиком опирается на концепции альтруистов. Безраздельно царствует альтруизм в образовательной сфере: трудно представить себе такую школу, где бы не учили ребенка азам альтруизма: будь честным, трудолюбивым, аккуратным, соблюдай правила приличного поведения, уважай старших, защищай младших, цени дружбу, люби близких, никого не обижай. Как же так? Неужели все учителя — исключительно альтруисты? Нет. Дело в том, что альтруизм как концепция соответствует соображениям выгоды и у альтруиста, и у эгоиста. Но выгода у них разная.

Альтруист следует обозначенным принципам самым непосредственным образом: это им выстраданные принципы, они соответствуют и удовлетворяют его внутренней природе. Альтруист глубоко страдает и даже испытывает физические мучения, когда они нарушаются. И чувствительность, и ассоциативность альтруиста таковы, что ему легче самому нести тяжелый рюкзак, чем видеть, как напрягается под тяжестью ноши рядом идущий. Ничего психологически необъяснимого в этом нет: большинству людей неприятно ощущать или осознавать чужие страдания. Но обычный эгоист не взгромоздит на себя чужой рюкзак, он по возможности или пройдет подальше вперед, или хотя бы отведет глаза в сторону.

Тем не менее, мотив психической «альтер»-доминанты, по-видимому может срабатывать у всех. В норме он совершенно очевиден у всех родителей и особенно сильно — у матерей. Думается, именно состояние родительской тревоги за выживание детей создает для всех людей ту экстремальную ситуацию, когда с наибольшей силой проявляются гены альтруизма. Как уже говорилось, это гены:

· способности с определенной силой ощущать страдание своего ребенка — другого, хотя и близкого, существа, и

· способности с определенной силой страдать от этого ощущения.

Есть и другая экстремальная ситуация, доступная для понимания большинства людей, пробуждающая «программу альтруизма» — это ситуация любви. В ней, по всей видимости, и женщины, и мужчины не уступают в альтруизме друг другу. Но, учитывая приведенные здесь данные о трехкратном преобладании альтруистов ср?µди подростков женского пола, — можно предположить, что «альтер»-доминанта в ситуация любви сильнее меняет психику мужчин, чем психику женщин.

В других житейских ситуациях у большинства людей, которых представляют нормальные эгоисты, эти гены обычно «молчат».

Отличие психики альтруиста, видимо, заключается, в том, что он находится в экстремальной ситуации внутреннего страдания и тревоги за других людей постоянно. Эту ситуацию в нем создают «играющие» рецессивные гены, определяющие необходимый уровень чувствительности и сострадательной ассоциативности. И, возможно, как уже говорилось, связующим звеном в альтруисте между этими генными признаками является генетическая «склонность к страданию», видимая как сила страдания. Не случайно и в исторических, и литературных примерах альтруизм в личности нередко соседствует с предельно выраженной внутренней напряженностью, рефлексивностью, исследовательской и умственной активностью, стремлением к истине, правдоискательством, преданностью идее, иступленной верой и даже фанатичностью и, в крайнем случае, безумием, жертвенностью и героизмом. Типичный альтруист — это норма на пределе, а крайний альтруист — это искренние прекраснодушные «безумцы», бессеребренники утописты, революционеры, бесстрашные реформаторы, политики борцы, сжигаемые на кострах еретики, святые мученики богоборцы, артисты, поэты и писатели, чудаки-ученые, первопроходцы, первооткрыватели и просто сумасшедшие.

На первый взгляд, главный признак альтруиста — отсутствие в его действиях корыстного мотива. Ведь, альтруист меньше всего печется о том, чтобы пожинать плоды своих трудов и, тем более, — чужих. Кажется, что он совсем не заботится о собственной пользе, и, с этой точки зрения, он абсолютный идиот. К тому же альтруисты далеко не всегда славны и святы. Напротив, и сума, тюрьма, и бесславие, и наветы, незаслуженные унижения, оскорбления, осуждения — все это выпадает им «по первое число». Тем не менее, корысть альтруисту есть и она велика. Для него главная цель и польза — избавиться от своего бесконечного страдания, которое он черпает отнюдь не от своей собственной жизни, а от жизни других людей. И это страдание помещает его в замкнутый круг: чем больше он ищет выхода — тем изощренней становятся его ассоциации, растет глубина и широта обобщений, все больше людей и их страданий попадает в его поле зрения, а, значит, и все больше и сильней он страдает, и все сильней опять же стремится к выходу из этого состояния. И только, когда этот изнурительный поиск приводит к социально значимым результатам, альтруисты бывают по настоящему счастливы, испытывая реальное облегчение.

А есть ли выгода от альтруистов и их альтруизма эгоистам? О, это как раз то, в чем они больше всего нуждаются! Правда, на уровне индивидов прямая связь эгоиста с альтруистом откровенно паразитарна. Грубым языком ее суть будет выражена прямо: обчисти «лоха», надуй «дурака», которому нравится быть лохом и дураком… Интеллигентный эгоист спрячет тот же корыстный мотив в изящные высказывания о свободе личности, о том, что каждый должен проявить себя так, как считает нужным. Конечно же, любому соседу, как и всем вокруг, эгоист от всей души пожелает быть только альтруистами. А, значит, та же паразитическая суть будет заложена и в отношение эгоиста к общественной морали: пусть все будут альтруистами, и при этом пусть никто не догадывается, что я — сущий эгоист! Убеждать всех быть альтруистами и скрывать собственный эгоизм, мимикрируя под альтруиста — это реальная формула самой корыстной заинтересованности эгоистов в том, чтобы общественная мораль была самой, что ни на есть альтруистической и гуманной.

Заключение

До сих пор никто не наблюдал связи альтруизма с тенденциями социальной дифференциации. Альтруисты редки, но встречаются повсюду. Пожалуй, художественная литература, как и другие виды искусства, давно подметили этот факт. Образы альтруистов или эгоистов, также как положительных или отрицательных героев, представляют в литературе любую социальную группу и социальную среду: и мужчин — и женщин, и черных — и белых, и бедных — и богатых, и воспитанных — и невоспитанных, и образованных — и необразованных, и грубых — и утонченных., и т.д.

Не выявлена связь альтруизма/эгоизма и с профессиональной деятельностью людей. Практически полная социальная неопределенность в ожидании рождения альтруиста или эгоиста достаточно хорошо подтверждается и объясняется полученными данными.

Менделевская модель дигибридного расщепления признаков и закон Харди Вайнберга отражают общегенетическую и общепопуляционную закономерность встречаемости альтруистов и эгоистов, независимо от того, какова социальная группа и социальная характеристика семьи, какова среда и условия воспитания. Постоянный скрытый характер носительства генов альтруизма у 88% популяции людей означает, что на 88% люди являются гибридами по признакам эгоизм/альтруизм и, в силу доминантности эгоизма, являются эгоистами и с соответствующей частотой 14/16 от них рождаются такие же, как они сами, дети-гибриды эгоисты. Однако, кроме того, с определенной частотой (1/16) от них рождаются дети — как генетически чистые эгоисты, так и альтруисты. Чтобы альтруист обязательно появился в одной семье, родителям надо родить не менее 16 детей. А чтобы альтруист обязательно появился в роду, в котором поколения семей имеют, допустим, только по 1 ребенку, — нужно, что бы прошло не менее 16 поколений.

Но как бы ни были редки альтруисты в популяции людей, нельзя отрицать, что они являются непреходящим — генетически запрограммированным источником морали гуманизма, более всего способствуя прогрессу цивилизации. В силу скрытого характера носительства генов альтруизма у большинства людей неальтруистов, эти гены невозможно уничтожить никаким способом. И до тех пор, пока будет существовать человечество, в нем всегда будет присутствовать заветная 1/16 людей-альтруистов, вечно страдающих и радеющих о всеобщем благополучии.

 

 

Литература

1. Герлинская Л.А. Изменчивость животных по стрессовым реакциям. Автореф. канд. дис. Новосибирск, 1987. 20 с.

2. Гмурман В.Е. Теория вероятностей и математическая статистика. М., «Высшая школа», 2000. 479 с.

3. Дембовский Я. Психология обезьян. М., «Наука», 1963. 320 с.

4. Лобашев М.Е., Ватти К.В., Тихомирова М.М. Генетика с основами селекции. М., 1979. С. 67-98.

5. Лоренц К. Ген агрессии. М., «Мир», 1994.

6. Уэлс Г. Павлов и Фрейд. М., «Прогресс», 1961.

7. Фогель М. Генетика человека (1, 2, 3 тома). М., «Мир», 1991.

8. Эспинас А. Социальная жизнь животных. Опыт сравнительной психологии с прибавлением краткой истории социологии. СПб, Тип. д–ра М.А. Хана, 1882.

9. Эфроимсон В.П. Родословная альтруизма // Новый мир. 1961. №10. С. 193- 214

10. Эфроимсон В.П. Генетика Этики и эстетики. СПб, «Талисман», 1995. 281 с.

11. Hamilton W.D. The genetical evolution of social behavior, I, II. J. Theoretical Biology, 1964, 1-52.

12. Hamilton W.D. Innate social aptitudes of man: an approach from evolutionary genetics. Biosocial anthropology. L., Malaby, 1975, 1-169.

13. Wilson E. Theory of Social Biology. NY., London, 1974.