Пессимизм оптимизм в Европе в Новое время

Сам термин “Новое время” впервые стали употреблять некоторые гуманисты эпохи Возрождения ( XIV - XV века) для того, чтобы отделить новый период в истории Европы от античности и Средних Веков. Вехами Нового времени стали эпоха Возрождения, великие географические открытия, Реформация, контрреформация, а затем эпоха Просвещения ( XVII - XVIII века).

 

Последовавшая за Средними Веками эпоха Возрождения в целом была жизнерадостным временем, временем новых и великих надежд. Оптимизм эпохи Возрождения можно проиллюстрировать следующим идиотическим высказыванием итальянского философа Пико делла Мирандолы (1463 - 1493): “человек самый счастливый из всех живых существ и достойный всеобщего восхищения” (Эстетика Ренессанса. М., 1981, т. 1, с. 248). Однако даже в эпоху Возрождения находились влиятельные пессимисты. Это отчасти касается Франческо Петрарки (1304 - 1374), в творчестве которого оптимизм причудливым образом переплелся с пессимизмом. Меланхолические нотки в творчестве Петрарки можно обнаружить, в частности, в “Песеннике” и в исповеди “Secretum”.

Позднее пессимизм обнаружил себя в сонетах и пьесах Уильяма Шекспира (1564 - 1616). В литературе Нового времени первые образы разочарованных людей создал именно Шекспир в лице меланхолика Жака из пьесы “Как вам угодно” и в особенности в лице принца Гамлета. У Шекспира уже намечаются все основные элементы “мировой скорби”, столь характерной для литературы романтизма (конец XVIII - начало XIX века). Это, в частности, меланхолическое настроение, мучительные размышления над загадками бытия, внутренний разлад в душе и мысли о смерти.

Последующая за Возрождением эпоха Просвещения ( XVII - XVIII века) опять же была достаточно радостным периодом в культуре европейской цивилизации. Для этой эпохи были характерны надежды на прогресс. Просветители полагали, что человек при помощи разума, отказавшись от религиозных утешений, способен достичь счастья в земной жизни. Многие философы и поэты эпохи Просвещения были настроены весьма оптимистично. Примером в этом смысле может служить идиотическое высказывание, принадлежащее английскому поэту Александру Поупу (1688 - 1744):

“Вся природа — искусство, но неведомое нам; всякая случайность целесообразна, чего мы только не можем уловить. Всякий диссонанс — гармония, непостижимая для нас; всякое единичное зло — универсальное благо. И вопреки гордости, вопреки заблуждающемуся разуму, очевидна одна истина: все, что существует — прекрасно” (Селли Дж. Пессимизм: История и критика. СПб., 1893, с. 36).

 

Здесь можно сослаться также на оптимизм английских моралистов XVIII века, которые пересмотрели христианский догмат о врожденной порочности человека, о первородном грехе, совершенном Адамом и Евой в Едеме и передающимся из поколении в поколение. Философ и политэконом Адам Смит (1723 - 1790) вообще попытался обосновать свой оптимизм в цифрах — по его мнению на одного несчастного человека почему-то приходится двадцать счастливых (Там же, с. 38). Как он это измерил, для меня непостижимо.

Однако среди английских философов и писателей находились также откровенные пессимисты. Провозвестниками наступающей “мировой скорби” явились в XVIII веке некоторые английские философы и писатели, в частности, желчный и мрачный сатирик Джонатан Свифт (1667 - 1745). Пессимистические нотки можно обнаружить также в суждениях шотландского философа Дэвида Юма (1711 - 1776), который вообще не питал особого уважения к разглагольствованиям философов-оптимистов о всеобщей гармонии.

Теме масштаба человеческих страданий отчасти посвящен классический трактат Юма “Диалоги о естественной религии”. На страницах “Диалогов” в словесных поединках сошлись три личности, три философские позиции — “беззаботный скептицизм” Филона, “философский склад ум” Клеанфа и “твердая непреклонная ортодоксальность” Демеи.

 

Клеанф — сторонник “естественной религии”— попыток увидеть в структуре природы свидетельства о существовании Творца. Один из его оппонентов — Филон — все время хитрит, избегая откровенно проявлять перед собеседниками свой беспредельный скептицизм. Споря с Клеанфом, он подыгрывает ортодоксу Димее, выступая как бы на его стороне. Между тем, скептицизм Демеи распространяется лишь на область вопросов философии и науки. Демея разоблачает нищету нашего разума, подчеркивает нашу способность заблуждаться даже в самом малом. Он надеется, что, убедившись в тщетности притязаний разума, человек сможет найти приют и успокоение в вечных истинах религии.

На какое-то время в фокусе спора оказывается проблема зла, которое оказываются заметным и могущественным элементом жизни в этом неблагополучном мире. По мнению Филона, обилие зла говорит скорее об отсутствии Бога, чем о том, что Вселенная была сотворена Им. Но дело не только в наличии откровенного зла. В природных существах согласно Филону вообще присутствует некий загадочный, странный изъян, делающий их счастье эфемерным, быстро превращающимся в страдание явлением. Филон по этому поводу замечает следующее:

“Взгляните на Вселенную! Какое неизмеримое обилие существ, одушевленных и организованных и действующих! Вы восхищаетесь этим чудесным разнообразием, этой плодовитостью? Но присмотритесь ближе к живым существам... Как враждебны и пагубны они по отношению друг к другу! Как неспособны создать собственное счастье! Какое презрение и отвращение внушают они наблюдателю! Все это вызывает у нас лишь идею о слепой природе, оплодотворенной великим животворящим началом и рождающей из своих недр искалеченных и недоношенных детей с полным безразличием к ним и без всякой материнской заботы о них” (Юм Д. Естественная история религии. Диалоги о естественной религии. Юрьев, 1909, с. 142).

Клеанф утверждает, что “здоровье, удовольствие и счастье более распространены, чем болезнь, страдание и несчастье”. Филон, однако, возражает: ”хотя страдание и менее обычно, чем удовольствие, зато оно несравненно сильнее и продолжительнее” (Там же, с. 131).

Если же теперь перенестись во Францию, то ситуация здесь опять же была не вполне однозначной. С одной стороны французские просветители были людьми по большей части оптимистично настроенными. Но даже от французских просветителей, философов и ученых можно было услышать вполне пессимистические суждения. Одним из примеров в этом смысле является математик и философ Пьер Мопертюи (1698 - 1759), который полагал, что плохого в жизни больше, чем хорошего. Симптоматично также одно письмо французского философа Дени Дидро (1713 - 1784) к Софье Волан, в котором есть следующие грустные строки:

 

“Жить среди горя и слез, быть на каждом шагу игрушкой неизвестности, ошибок, болезней, злобы и страстей, начиная с того момента, когда человек учится лепетать, когда коснеет его язык; жить среди всякого рода мошенников и шарлатанов; умирать в присутствии двух людей, из которых один щупает пульс, а другой наводит на вас ужас, не зная откуда вы явились, зачем явились и куда идем, — вот то, что называется самым драгоценным даром родителей и природы, — вот жизнь” (Селли Дж. Пессимизм: История и критика. СПб., 1893, с. 14).

 

Тем не менее Дидро все же обычно причисляют к оптимистам. То же самое часто говорят о Вольтере (1694 - 1778), но это опять же не совсем верно. Он, в частности, в пику немецкому математику и философу Готфриду фон Лейбницу написал философскую повесть “Кандид, или Оптимизм”, в которой едко высмеял суждение Лейбница о том, что мы живем “в лучшем из возможных миров”. Кроме того, ему принадлежит следующее суждение: “Я не знаю, что такое вечная жизнь, но настоящая — ничто иное как злая шутка”. А еще Вольтер написал поэму “О гибели Лиссабона” (1756), посвященную трагическому землетрясению, разрушившему этот город.

Оптимизм Вольтер назвал “верой дураков”. Философ также заметил: “Мухи рождаются для того, чтобы их съдали пауки, а люди – для того, чтобы их глодли скорби ” (Матвеева В.Е. Пессимиз в философии А.Шоп t нгауэра// https://cyberleninka.ru/article/n/pessimizm-v-filosofii-a-shopengauera ). Вольтеру приндлежит также следующее выказыание: “Каково течение и какова цель жизни? Пустяки и затем ничто. О, Юпитер, нас создав, ты злобно пошутил” ( https://vikent.ru/enc/641/ ).

Пессимизм Вольтера обнаруживал себя также в суждениях о ничтожестве человеческой жизни, которую ожидает неминуемая смерть (Там же, с. 40). Замечу также, что именно в полмике с Вольтером некоторые авторы-иезуиты придумали сам термин “пессимизм” (от латинского “pessimus” — “наихудший” ).

Жан-Жак Руссо (1712 - 1778), человек, верящий в добро в человеке и в целом настроенный оптимистично, в письме к Вольтеру писал, что библейская Книга Иова его “смягчает” и “учит терпению”, а поэма Вольтера — “обостряет мои муки”. Он также высказывал в этом письме вполне идиотические соображения. В частности, Руссо утверждал, что зло от землетрясений можно устранить, в частности, мерми по рассредоточению населения, а еще у него была глупая мысль о том, что зло для нас может оказаться добром для Вселенной в целом (Там же, с. 41).

И все это при том, что в “Новой Элоизе” и ”Исповеди” Руссо высказывал также явно меланхолические суждения. Кром того, слудует вспомнить раннюю работу Руссо "Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов", в которой он утвврждал, что прогресс человека только ухудшил.

Если теперь перенестись в Германию, то самым известным трубадуром оптимизма, влияние которого перешагнуло далеко за пределы этой страны, был уже упомянутый выше философ и математик Готфрид фон Лейбниц (1646 - 1716). Он уверял, что мы живем в “лучшем из возможных миров”. На самом деле это еще не означает того, что добро в жизни человека существенным образом превосходит зло. Даже мучительная жизнь в принципе может быть лучшим из возможных состояний. Тем не менее сам Лейбниц полагал, что удовольствий в жизни явно больше, чем страданий, а потому наш мир в принципе хорош. Замечу также, что сам термин “оптимизм” ввел в обиход именно Лейбниц.

Прославленный немецкий философ Иммануил Кант в целом тоже был оптимистом, хотя в поздний период своей жизни он все же писал о “радикальном зле” в природе человека. Были в немецкой классической философии также фигуры, в высказываниях которых тоже присутстввовали явно пессимистические нотки. Так, Иоганн Фихте (1762 - 1814) писал в том числе о “тщете и эфемерности жизни” (Там же, с. 44). Пессимистичные суждения можно обнаружить также у Фридриха Шеллинга (1775 - 1854), который писал в числе прочего о “темной стороне Бога” и о “бездне” вв душе человека, хотя в целом его философия была опять же оптимистичной. Еще более это относится к Георгу Гегелю (1770 - 1831), которому принадлежит идиотическая формула “все разумное действительно, все действительное разумно”.

 

Однако в немецкой философии присутствует также пессимистичная традиция. Она обнаружило себя уже в начале XIX века в философии Артура Шопенгауэра, а позднее — в философии Эдуарда фон Гартмана. Речь о них еще пойдет ниже.

Если же говорить об изящной литературе, то пессимистичные настроения проявили себя в литературе романтизма, популярного в конце XVIII и начала XIX века. Яркий пример в этом смысле — книга “Страдания юного Вертера” Иоганна Гете, который затмил менее рельефные и плаксивые фигуры героев Жан-Жака Руссо. Речь о пессимизме в философии романтизма опять же еще пойдет ниже.

Философы эпохи Просвещения были не только убеждены в способности человека благодаря разуму счастливо устроиться в этом мире. Среди них получила особое влияние также идея научного и социального прогресса. Так, французский философ Мари Жан Кондорсе (1743 - 1794) вообще полагал, что прогресс сможет со временем уничтожить неравенство людей и существенно улучшит качество жизни человека. Он даже полагал, что прогресс со временем решит даже проблему смерти (Там же, с. 45-46).