Выступление апологета. Вопрос о душе

Колупаев приблизился к эстраде, где разместились все члены агитационного отдела во главе с Шмелькиным и Логиновым.

Последний тотчас же спросил Колупаева, заметив, что тот намерен вступить в диспут:

— Вы священник?

Нет-нет, не пугайтесь! — добродушно рассмеялся Колупаев. Рассмеялась и вся аудитория, знавшая хорошо Колупаева. — Я только дьячок, совсем маленький человек — псаломщик.

— Фамилия ваша? — снова спросил Логинов.

— Тоже не громогласная, — отвечал дьячок, — Колупаев, Карп Колупаев. Не бойтесь, ничего страшного нет, — шутливо успокаивал он Логинова. — Читали мы ваш циркулярчик, продолжал Колупаев, — в котором вы трясетесь перед попами, как бес перед заутреней. Немало мы похохотали над вашей заячьей храбростью.

— Вы что — хотите диспутировать? — строго оборвал Колупаева председатель Шмелькин и дотронулся до председательского звонка, лежащего перед ними на столе.

— Да, я хочу задать один вопрос докладчику.

— Именно?

— Скажите, пожалуйста, товарищ докладчик, — обратился Колупаев не к председателю, а к Хвостикову, тут же, за одним столом со Шмелькиным и Логиновым усевшемуся, — есть ли у вас душа?

Вопрос был совершенно неожиданным. Публика подумала, что Колупаев в шутку поставил его, и многие из публики засмеялись. Председатель опять взялся за звонок и слегка потряс им.

— Этот вопрос к теме доклада не относится, — деловито и властно заметил он Колупаеву.

— Именно относится! — возразил тот — если есть душа, то есть и Бог.

Колупаев при этом поднялся на эстраду и снова повторил свой вопрос докладчику. Хвостиков смутился и неуверенно ответил, точно он сомневался: с душой он или без души?

— Да есть, конечно, есть.

— Нужно знать, что такое душа, — вмешался в разговор Логинов, — о ней имеются различные представления разных эпох и разных культур.

— Что же такое она, по-вашему? — спросил Колупаев.

— Идея души возникла в давно прошедшие времена, когда человечество было еще в диком состоянии, — начал разъяснять Логинов, заняв кафедру и приняв привычную позу оратора.

— Я не об идее спрашиваю, а о душе, — возразил Колупаев, но его тотчас же остановил председатель.

— Прошу не перебивать и выслушать оратора до конца.

— Известный английский философ, — продолжал ораторствовать Логинов, — и в то же время всесторонний ученый, Герберт Спенсер, ярко рисует нам, как и почему возникла у дикарей идея души. Дикарь первобытных времен, когда еще не было земледелия, часто видел сны, что он подвизается на охоте, гоняется за теми или иными зверями, убивает их и т.п. Но, проснувшись, он видел, что он не на охоте, а в своей юрте, на постели. Отсюда он заключил, что в нем, в его теле, живет какое-то особое, отличное от него существо, которое по временам, и именно в часы сна, может оставлять тело и мчаться по полям и лесам, охотясь на птиц и зверей. Вот как возникла идея души. Она все больше и больше укреплялась в сознании людей и таким образом дошла до нашего времени.

Колупаев достал из довольно большой связки книг, принесенных им на диспут, сочинение Спенсера "Основы психологии" и, как только Логинов кончил, снова заявил:

— Я спрашиваю у вас не об идее души, а о самой душе. Спенсер мог что ему угодно наговорить на дикарей, благо, они безответны, особенно — покойники, жившие тысячелетия назад. Вы вот скажите, как это самая идея возникла у самого Спенсера, человека нашего времени и, как вы изволили его аттестовать, весьма ученого и даже философа?

— У него никакой собственной идеи о душе не было, — твердо и категорически ответил Логинов.

— Плохо же вы знаете своего ученого, — не без иронии возразил Колупаев и тотчас же обратился к публике, держа раскрытой книгу Спенсера.

— Товарищи…

Но ему не дал говорить к публике председатель Шмелькин.

— Вы не можете обращаться к публике, — весьма внушительно заявил он Колупаеву, — это право принадлежит только докладчику и официальным ораторам.

— А! Рот зажимаете! Боитесь! — воскликнул Колупаев. — Боитесь, что публика узнает вашу неправду.

— Ничего мы не боимся, — ответил Шмелькин, — но не можем дать равных прав всякому возражателю, затемняющему сознание темных масс.

— Это у вас и называется "равноправием", из-за которого мы делали революцию? — возразил Колупаев.

— Я прошу вас с председателем не пререкаться! — еще строже заявил Шмелькин, — и подчиниться его требованию.

Председатель даже потребовал, чтобы Колупаев сошел с эстрады. Но за него вступилась публика. Она, обиженная тем, что Шмелькин обозвал ее "темной массой", шумно потребовала, чтобы Колупаеву было предоставлено право наравне с агитаторами говорить к ней, к публике. Колупаев был рад, что ему хоть совсем не заткнули рта.

Субстанциальность души

Когда утих шум, Колупаев прочел из книги Спенсера следующие строки: "То, существование чего может быть утверждаемо в полном смысле этого слова, мы должны называть субстанцией души, в отличие от разнообразных форм, которые она принимает" ^[5].

Колупаев читал выразительно, сильным и приятным баритоном. Чтение его производило внушительное впечатление.

— Вот видите, — пояснил он, обращаясь к Логинову, — указанный вами философ признает субстанциальное существование души. Вы, конечно, понимаете, что такое субстанция. Это — неизменная и неуничтожимая основа изменяющихся явлений, — пояснил Колупаев, но не для своего собеседника, а для публики.

Знал ли Логинов, что такое субстанция, или не знал, этого он не обнаружил. Но из этого начала выступления Колупаева он сразу догадался, что это не шуточный возражатель, и хотя он только дьячок, но опаснее самого архиерея. Не возражая по существу на приведенный текст, Логинов только заметил:

— Спенсер — буржуазный ученый, он не изжил еще всех предрассудков буржуазии.

— А, теперь уже Спенсер нехорош! Вы же на него первым сослались. Совсем он не буржуазный ученый, а просто ученый и весьма знаменитый философ. Но вот я вам прочитаю социалистического философа.

Колупаев нагнулся к кипе своих книг, лежавших на полу, чтобы достать нужную книгу. Логинов насторожился, ожидая нового удара со стороны этого оказавшегося столь неожиданно серьезным противника. Хвостиков же до того смирнехонько сжался, что товарищи стали подтрунивать над ним: "Наш хвостик, — смеялись они, — совсем сократился, стал меньше мышиного".

— Знаменитый социалистический философ Иосиф Дицген, — начал Колупаев, — в своем сочинении: "Сущность головной работы человека" говорит следующее: "Всеобщее стремление духа… раскрывает в конце концов результат этого стремления — субстанцию, как собранную мыслью сумму акцидентов (случайных признаков, — пояснил Колупаев) и вместе с тем дух или мысль, как единственную, субстанциональную сущность" [6]

— Слышите?! — воскликнул Колупаев по прочтении, — ваш философ, а не буржуазный какой, говорит то же самое, что и Спенсер. Нужно знать, кроме того, что взглядам Дицгена открыто выражали свое сочувствие сами основоположники социализма, Маркс и Энгельс, о чем свидетельствует социалистический же писатель и философ А. Богданов ^[7]. Эту почтенную компанию вы уже ни в каком случае не обзовете буржуазной или дикой, которой Бог знает, какие снятся идеи о душе. Не так ли, товарищ агитатор?

Но тот не находил, что ответить на это Колупаеву. Его попытался выручить председатель, но весьма неудачно.