Безбожие — зубоскальство и похабщина

— А кто будет возражать на диспуте? — спросил Логинов.

— Не знаю, — ответил Хвостиков равнодушно, точно это его ничуть не касалось.

— Попы не выступят?

— Здесь нет попов, — ответил Хвостиков и тотчас же подумал: "Видно, попы доняли на диспутах: и в циркуляре предупреждают о них, и этот допытывается о попах: боится, что провалят его".

— Есть один только старообрядческий поп, — дополнил Хвостиков, — но он едва ли выступит, смиренный, как овечка. Что ни станешь ему говорить, он только одно отвечает: "На Господа уповах, не постыжуся".

— О Карпе Колупаеве Хвостиков ничего не сообщил: считал ли его несерьезным противником, или просто забыл о нем.

Логинов все-таки уговорил Хвостикова, чтобы он выступил со своим докладом на диспуте.

— А я дополню что-либо научное, — сказал он, — разъясню значение научных знаний в человеческом хозяйстве, может быть, вообще о культуре поговорю. Нужно толпу просвещать наукой, тогда не придется ей и о Боге говорить: сама забудет о Нем.

Снова пожурив Хвостикова за неудачную тему диспута, он условился с ним прийти на диспут заранее.

О том, что агитационным отделом получен циркуляр относительно диспутов и что отдел послал требование в Москву — прислать на диспут лучшего из агитаторов, заводское население узнало в тот же день. Многие из товарищей спрашивали Карпа Колупаева:

— Ну что — не трусишь? Придет, говорят, самый лучший агитатор, забьет тебя.

— Пускай хоть сам сатана приезжает, хвост и ему поломаю, да и рога собью, — отвечал Колупаев, смеясь. Он обстоятельно был знаком с атеистической литературой. С жадностью читал всю новую, выпускаемую коммунистическими издательствами антирелигиозную литературу, все их журналы, брошюры, листовки. Ему хотелось узнать, какие же именно основания существуют у безбожников для отрицания Бога: наука ли Его отрицает, разум ли человеческий не мирится с Ним, или сделаны атеистами какие-нибудь открытия, которые ясно и бесспорно показывают, что Бога нет? Но чем больше он читал атеистическую литературу, тем ярче видел ее неосновательность и пустоту. Ничего ни научного, ни разумного, ни просто дельного не находил он в ней. Насыщена она лишь ненавистью к религии. Вместо серьезных аргументов наполняют ее издевательства и насмешки над святынями веры. Вместо логических выводов — ругательства и даже похабщина, самая пошлая и гнусная. При чтении этой литературы Колупаев и возмущался, и радовался.

Верующий человек не может не возмущаться всей этой мерзостью безбожия, которая брызжет со всех страниц атеистической стряпни, как ядовитая слюна змеи. Нельзя спокойно видеть, когда безбожники топчут в грязи величайшие святыни человечества, харкают в душу верующих людей, бросают мерзость в самое лицо их. Но радовался Колупаев бессилию этих врагов Божиих: ничего-то убеждающего, ничего-то покоряющего в их литературе нет. Он даже сам рекомендовал товарищам, заразившимся безбожием, читать внимательно и критически эту литературу. И те действительно находили в ней одно лишь зубоскальство и злобные нападки.

Размышления агитатора

Замечательно, что и Хвостиков рассматривал именно эту сущность безбожнической литературы. К диспуту он совсем не готовился. Он знал, что называется, "назубок" все пройденные на курсах антирелигиозной пропаганды предметы. Что тут еще готовиться? Вышел и говори заученное, как хороший псаломщик читает все на память. Но разговор с Логиновым заставил Хвостикова серьезно вдуматься в им же самим поставленную тему: "Нет Бога".

Придя домой, он начал рыться в своих книгах, в изобилии привезенных им из Москвы. Тут были сочинения и старых вождей и писателей атеизма: Бюхнера, Молешота, Гольбаха, Геккеля, Энгельса, Лафарга, Куна и других, и новых, современных, выросших после революции, как черви дождевые: Степанова, Антонова, Минина, Бухарина, Логинова, Горева, Луначарского, Рейснера и др. Только теперь заметил Хвостиков, что все эти писатели, говоря против Бога, только критикуют веру в Него людей преимущественно христианского исповедания, но решительно ничем не доказывают Его несуществования. Представляют Его не-всемогущим, не-благим, жестоким и т.п.; подмечают противоречия в догматах о Боге, осмеивают и вышучивают эти догматы. Но все это не опровергает самого бытия Бога.

"В самом деле, правду сказал Логинов, что безбожие недоказуемо", — подумал Хвостиков. Он припомнил все, что выслушал и что изучил на своих курсах. И там увидел одно и то же: язвительные насмешки над верой в Бога и ни одного серьезного или осмысленного доказательства в опровержение бытия Божьего. Раньше он считал самым сильным и неопровержимым аргументом тот всем известный и несомненный факт, что Бога никто не видел. Но этот аргумент лопнул, как мыльный пузырь, от одного указания Логинова, что есть тысячи вещей и явлений, невидимых, неосязаемых и, однако, несомненно существующих. "Чем же я буду доказывать, что Бога нет?" — спросил самого себя Хвостиков.

Но долго размышлять ему было некогда, время подходило к диспуту, а он еще условился с Логиновым прийти заранее. Нарядившись по-праздничному, он отправился в заводскую аудиторию рабочих, где был назначен диспут. Там он уже застал весь агитационный отдел и несколько коммунистов. Тут же был и Логинов. Начала и публика наполнять огромный зал.

Логинов посоветовал Хвостикову говорить больше о том, что в нашей жизни, в наших трудах, хозяйстве, в культуре мы, коммунисты, обходимся без Бога.

— Но это будет не на тему, — попробовал возразить Хвостиков.

— Пустяки! — ободрил его Логинов. — Об этом никто не догадается. Впрочем, говори, что знаешь.

Хвостиков, идя на диспут, дорогой решил: "Скажу то, что получил на курсах. Возражателей серьезных не будет. Да и на всякий случай Логинов выручит. А после нужно будет хорошенько обмозговать эту тему и выяснить ее серьезно и научно".

Открытие собрания и речь агитатора

Агитационный отдел решил ни в коем случае не допускать возражателей-попов, если они придут на диспут. Этим и будет в точности исполнен полученный циркуляр. Председательствовать же на диспуте поручено Шмелькину. Он был весьма опытный председатель, к тому же Логинов дал ему кое-какие указания и наставления.

Попов агитационный отдел напрасно пугался. Пришел на диспут один лишь старообрядческий священник, которого Хвостиков рекомендовал Логинову как смиреннейшую и безответнейшую овцу. Он действительно пришел очень скромно, почти никем не замеченный и занял в аудитории очень скромное место — вдали от кафедры. Зато псаломщик его, Карп Колупаев, вошел в аудиторию довольно шумно — с толпою товарищей-рабочих, громко разговаривая с ними. Он прошел прямо к кафедре и занял место на передней скамье.

Когда весь зал наполнился публикой, Шмелькин объявил заседание открытым. Сейчас же коммунисты, члены агитационного отдела, сгрудились на возвышенности, где стояла кафедра, и дружно запели, как того требует коммунистическая религия, "молитву святому интернационалу", причем лицом обратились к висевшим на передней стене "иконам" своих "верховных апостолов" — Ленина и Троцкого.

"Ну, и обезьяны, — сказал про себя Колупаев и засмеялся под свои густые усы. — Все от нас переняли: и пение, и иконы, и порядок, и даже благоговейное, молитвенное настроение. Наверное, скоро начнут возжигать перед этими своими "святынями" и свечи, и лампады, и ладан".

Уже собираясь на диспут, он вычитал в атеистическом журнале большевиков "Вавилонская Башня" такую фразу: "Наши революционные святые, атеисты, мученики за угнетенных, бестрепетно выходят на Голгофу" ^[3]. Это же говорят про себя и меньшевики, и эсеры, однако большевики предают их проклятию как шарлатанов и соглашателей-предателей. В этом же журнале Колупаев нашел такое заявление: "Просто не верить недостаточно. Никакой скот не верит в Бога. Надо знать, что нет Бога" [4]. Но в журнале не приведено никаких доказательств в подтверждение этого знания. "Не приведет ли их Хвостиков или приехавший из Москвы агитатор? — сказал себе Колупаев. — Послушаем".

Как только кончилось пение интернационала, Хвостиков занял кафедру и начал говорить. Он видимо волновался. Но начал высокопарно, как и подобает казенному проповеднику:

— Товарищи! Мы назначили диспут о самом существенном и самом важном вопросе всех религий, от решения которого зависит само существование их. Есть ли Бог, в которого они веруют, или Его совсем нет? Это фундаментальный вопрос, это — центр всякой религии! Важнее и существеннее этого вопроса и быть не может. Это общечеловеческий, мировой вопрос. Мы, коммунисты, решительно заявляем, что Бога нет, потому что Его никто никогда не видел.

— И мы так учим, — не вытерпел Колупаев, но сказал вполголоса тихо, — в Евангелии прямо сказано: "Бога никто же, нигде не видел" (Иоанна, I:18).

— Утверждение, что Бог существует, — продолжал Хвостиков безостановочно, — основывается только на вере. Но вера противна разуму, она слепа, потому что ничего не видит и ничего не знает, она утверждает только невидимое, только то, что никак нельзя увидеть. Ясно, что она — полная противоположность разуму, который утверждает только то, что несомненно знает, что видит.

— Вот так штука! — опять вполголоса, точно для себя только, сказал Колупаев, — разум у него, значит, с глазами — видит, не в очках ли еще?

Колупаев поднял голову на ораторствовавшего Хвостикова и засмеялся. Тот действительно был в пенсне. Надел он его не по необходимости, а для шику и более внушительного, как ему казалось, вида. На этот раз Хвостиков заметил, что Колупаев что-то ворчит, но не обратил на это внимания и продолжал:

— Нужно знать, откуда возникла идея Бога. Конечно, она не могла возникнуть в развитом, культурном обществе, в котором господствует и управляет всеми поступками людей разум — этот единственный светоч на историческом пути человеческого развития. Идея Бога возникла в глубокой древности, когда не было культуры даже в зачаточном состоянии, возникла она в среде грубых дикарей, у которых разум был еще не развит и которые жили еще, как животные. Они сначала боготворили души своих предков, приносили им съедобную жертву, а потом стали боготворить силы природы. Это боготворение у них возникло уже тогда, когда они стали заниматься земледелием и когда они при этом стали в зависимость от сил природы, земли, солнца, дождя, росы и т.п. Собственно, ведение хозяйства имело огромное влияние на создание религий. Экономический фактор в жизни людей играет огромную роль: он творец всего, он сотворил и разных богов, которым поклонялись дикари.

— Мели, Емеля, твоя неделя, — опять проворчал себе под нос Колупаев. Он с явным нетерпением слушал Хвостикова и, кажется, готов был сейчас же схватиться с ним.

Когда же народы перешли на жизнь более культурную, — продолжал Хвостиков, искоса взглянув на ворчавшего Колупаева, — тогда они пришли к вере в Единого Бога. Она совпала с мечтами древних народов создать единое всемирное государство во главе с единым самодержавным монархом; идея единого Бога есть измышление монархическое, носящее в себе все черты монархического самодержавия.

Распространившись о всевластии Божием и о воинствах небесных, поговорив еще немного о разных верованиях дикарей, Хвостиков быстро закончил свою речь.

— Итак, товарищи, из сделанного мною обзора ясно, что идея Бога измышлена людьми в давно минувшие темные века. На самом же деле Бога нет, поэтому Его никто и никогда и не видел.

Коммунисты наградили Хвостикова жидкими аплодисментами. Он говорил всего не более получаса, и хотя речь его лилась плавно и местами красиво, но без подъема, без ораторского воодушевления. Не трудно догадаться, что его страшно тяготила мысль, что он говорит не на тему; что у него решительно никаких нет доказательств в опровержение бытия Божия. Он покинул кафедру сконфуженным и недовольным самим собой. А тут еще Колупаев громко и с явной насмешкой сказал:

— Доказал! Ну и доказал! Лучше бы не брался!