Механизм наделения людей сущностью

Десятилетия экспериментов в социальной психологии пролили свет на то, как этот механизм работает. Во-первых, чрезвычайно быстро. Мы начинаем составлять свое мнение о людях в тот момент, когда впервые встречаем их, и в некоторых случаях умудряемся оценить их достаточно справедливо даже по крупицам информации. Например, если показать людям короткую запись чьего-либо разговора или другого социального взаимодействия, а потом попросить оценить, например, профессиональную компетентность этого человека или социальный статус, то оценки будут достаточно точно совпадать с более объективными данными. Причем это происходит даже в том случае, если показать видео без звука, то есть достаточно невербальных сигналов. И суждение, составленное после тридцати секунд, практически всегда будет совпадать с суждением, на которое ушло пять минут.

Два гарвардских психолога провели мета-анализ десятков подобных эпизодов и заключили, что даже после очень короткого наблюдения «судьи успевали ухватиться за определенную стабильную сущность»[83]. Под «судьями» они, конечно, подразумевали участников эксперимента, но могли бы назвать так и всех нас. Мы созданы для того, чтобы судить.

Наши суждения могут быть основаны на до смешного поверхностных свидетельствах. Например, признанные привлекательными люди почти всегда будут считаться компетентными. Это не лишено логики: привлекательные люди кажутся более успешными в социальном плане, а успех в обществе может быть важной составляющей компетентности.

Когда речь идет о нравственных характеристиках, мы не уделяем так много внимания внешности. Привлекательные люди вряд ли будут считаться более цельными натурами или более тактичными, чем непривлекательные. Это тоже справедливо, поскольку нет причины думать, что они более внимательны к окружающим или честны[19]. Так или иначе, у суждений о нравственности и суждений о компетентности и статусе есть нечто общее: часто мы судим исходя лишь из одного параметра. Пусть на эту тему проведено уже множество экспериментов, давайте попробуем еще один, мысленный. Представьте, как некто останавливается, чтобы помочь раненому, лежащему на тротуаре. Разве вы не подумали: «Ах, какой хороший человек!»? Если же кто-то быстро пройдет мимо, то, скорее всего, вы решите, что это «не очень-то хороший человек», верно?

Знаю, вы сейчас подумали, что люди, которые помогают нуждающимся, действительно хорошие. А те, кто идет прочь, совсем нет. На самом деле вы ошибаетесь! Знаменитое исследование, опубликованное в 1973 году, показывает, в чем именно. Два психолога в Принстонском университете поставили эксперимент, в ходе которого предоставили людям возможность побыть добрыми самаритянами и помочь незнакомцу в беде. Вот как они описывают условия эксперимента: «Испытуемый шел по аллее. На его пути сидела, опустив голову, закрыв глаза и не двигаясь, „жертва“. В тот момент, когда испытуемый проходил мимо, „жертва“, не поднимая головы, дважды кашляла и издавала стон»[84].

Кто-то из участников эксперимента останавливался, чтобы помочь, кто-то нет. Если бы вы наблюдали за происходящим, то, скорее всего, увидели бы «сущность хорошего человека» в первых и «сущность плохого человека» во вторых. Но на самом деле существует иное объяснение тому, почему кто-то помог, а кто-то нет.

Испытуемыми в этом эксперименте были студенты Принстонской семинарии. Их предупредили, что каждому будет необходимо выступить экспромтом с короткой речью в соседнем здании. Часть из них также предупредили, что они уже опаздывают, в то время как другим сообщили, что времени достаточно. В первой группе помочь остановились десять процентов участников, а во второй – шестьдесят три. Таким образом, было как минимум неправильно судить об этих студентах как о «хороших людях»; скорее это были «люди, которые не опаздывают».

Помимо степени опоздания у групп было еще одно различие. Половине участников, перед тем как они отправились произносить речь, велели прочесть библейскую историю о добром самаритянине и посвятить ей свое выступление. Вторая половина должна была прочесть отрывок, не связанный с альтруизмом. Как оказалось, даже размышления о добром самаритянине не повлияли на то, насколько охотно студенты хватались за возможность стать им.

Этот эксперимент входит в большой корпус психологической литературы о явлении под названием «фундаментальная ошибка атрибуции». Слово «атрибуция» относится к тенденции объяснять поведение людей либо с точки зрения «личностных» факторов – иными словами, исходя из того, что это за человек, либо «ситуационных» факторов, вроде того, опаздывает ли он на выступление. Слово «ошибка» отсылает нас к том у, что подобные атрибуции часто ошибочны, что мы склонны недооценивать роль ситуации и переоценивать роль личности. Другими словами, мы пристрастно судим о внутренней сущности человека.

Термин «фундаментальная ошибка атрибуции» ввел в 1977 году психолог Ли Росс. Эта ошибка может полностью сбить человека с толку. Например, большинство людей считает, что преступники и священники – это два совершенно разных типа людей. Но Росс и его соратник, психолог Ричард Нисбетт, предложили пересмотреть это интуитивное «знание». По их словам, «священники и преступники редко оказываются в идентичных или равноценных ситуациях, где к ним предъявлялись бы одинаковые требования. Преимущественно они сами или с посторонней помощью попадают в ситуации, которые вынуждают их видеть, действовать, чувствовать и думать в соответствии с собственными диспозициями: священники ведут себя так, как подобает священникам, а преступники – как свойственно преступникам»[85].

Философ Гилберт Харман после изучения литературы, посвященной фундаментальной ошибке атрибуции, поднял вопрос о том, существуют ли на самом деле такие черты характера, как честность, щедрость и дружелюбие. «Поскольку можно объяснить определенными иллюзиями нашу привычную веру в черты характера, – писал он, – мы можем заключить, что для их существования нет никакого эмпирического базиса»[86].

Подобная точка зрения звучит слишком уж резко; конечно, многие другие ученые менее радикально интерпретируют литературу, посвященную фундаментальной ошибке атрибуции. Большинство психологов, изучающих это явление, скажут вам, что некоторые личностные черты у среднестатистического человека практически не меняются с течением времени. Однако не приходится сомневаться, что наша атрибуция нравственной сущности других людей – воспринимаем ли мы их как милых, противных, дружелюбных, или враждебных – происходит раньше, чем мы получаем какие-либо реальные тому подтверждения. Я сам под влиянием сильного стресса неоднократно вел себя грубо и бесцеремонно. Однако я не стал считать себя плохим человеком – по меньшей мере плохим по своей сути – даже вспоминая об этом позднее.

А дело в том, что я понимаю – мое поведение изменил стресс; все эти плохие вещи сделал «не настоящий я». Однако в отношении других людей я рассуждаю иначе. В этом и заключается фундаментальная ошибка атрибуции: я связываю поведение других с их личностью, а не с ситуацией; я вижу плохое в людях, а не в обстоятельствах.

Почему человеческая психика «спроектирована» таким образом, что мы отрицаем или преуменьшаем значение обстоятельств, составляя мнение об окружающих? Ну, для начала давайте вспомним, что безошибочная оценка других людей не являлась целью, для которой естественный отбор сформировал нашу психику. Цель заключалась в том, чтобы, составляя свое мнение о людях, мы включались во взаимодействия, которые будут выгодны нашему генофонду.

Рассмотрим самый, на мой взгляд, глупый спор из тех, какие только случаются между людьми. Начинается все обычно с утверждения типа «она очень хорошая» или «он отличный парень». Потом кто-нибудь скажет: «Нет, она плохая» или «На самом деле он гад». Эти споры могут продолжаться бесконечно, если никто из участников не скажет: «Может, она только со мной добра, а с тобой ведет себя ужасно?» или «Может быть, я имел с ним дело в удачных обстоятельствах, а ты – нет».

С точки зрения естественного отбора, нет никакой причины для того, чтобы люди придавали много значения подобной возможности – возможности, что доброта или порядочность в большей степени ситуационные, а не личностные параметры. В конце концов, сущностная модель – вера в то, что каждый человек по своей сути скорее хороший или скорее плохой, – довольно сносно работает. Если кто-то всегда любезен с вами, имеет смысл вступить во взаимнолюбезные отношения, то есть подружиться. И вера в то, что конкретный человек в целом хороший, подтолкнет вас к том у, чтобы завести с ним дружбу.

Более того, та же самая вера позволяет вам рассказывать окружающим, что конкретно вон тот человек хороший. Это очень удобно, поскольку хорошо отзываться о друге – это часть взаимного альтруизма, из которого дружба и состоит. Нам это совсем не трудно, ведь мы видим в друзьях хорошее. Вдобавок это помогает избавиться от ощущения, что, пока вас нет рядом, друзья подло обманывают старушек.

В то же время, если кто-то постоянно поступает по отношению к вам подло, видение в нем плохой сущности приводит к оптимально-эгоистичному поведению с вашей стороны. Вы не только не станете делать этому человеку любезностей, которые, скорее всего, так и останутся не взаимными, но еще и будете уверенно рассказывать другим, что он плохой. В том, чтобы считать своих врагов плохими людьми, тоже есть смысл – чем больше вы сможете понизить их статус, тем меньше они смогут причинить вам боли.

На самом деле в современном мире подобная стратегия уже не будет столь эффективной. Но в замкнутом обществе охотников и собирателей, где развивался человеческий вид, люди, о которых постоянно отзывались плохо, могли действительно лишиться своего социального статуса. А для других это послужило бы предупреждением, что не стоит переходить вам дорогу.

Суммируя все вышесказанное, можно сделать вывод, что существует лишь одна ситуационная переменная, которая всегда будет влиять на то, как мы оцениваем других людей: каждый раз, когда мы видим, как они что-то делают, они делают это в нашем присутствии, и мы не знаем, будут ли они вести себя по-другому с другими людьми. Но в том, чтобы игнорировать эту переменную и связывать поведение людей с их личностью, есть определенный эгоистичный смысл. Так мы сможем видеть в людях ту сущность – плохую или хорошую, – которая нам в них выгодна. Как удобно: наши друзья и союзники будут по своей сути хорошими, а враги и соперники – плохими.