Основные этапы развития философии культуры

В современной философской литературе нет единой точки зрения относительно того, когда философия культуры конституировалась в качестве самостоятельной дисциплины. С нашей точки зрения, философия культуры приобрела свой статус в конце XIX – начале XX в., что стало возможным благодаря разработке теории ценностей, предпринятой В. Виндельбандом и Г. Риккертом – представителями баденской школы неокантианства. Термин же "философия культуры" стал употребляться значительно раньше: в конце XVIII – начале XIX в. В среде немецких романтиков. Что касается проблематики философии культуры, то она стала подниматься впервые еще в период античности.

Древнегреческие софисты, будучи странствующими философами, обратили внимание на многообразие нравов разных народов. На этом основании они сделали вывод о произвольности нравов и обычаев (т. Е. Культуры), об отсутствии в них абсолютного содержания. Этот культурный и этический релятивизм вылился у софистов в формулу "Человек есть мера всех вещей". Решительным противником подобных представлений стал Сократ, который искал общие универсальные основания человеческого существования. Понятия истины и добра, с его точки зрения, в своей основе одни для всех народов. Различия же в их понимании связаны с невежеством людей. Таким образом, уже в древнегреческой философии стала осознаваться проблема соотношения в культуре общечеловеческого и этнического содержания. В школе киников наметилось противопоставление природы и культуры. С точки зрения Антисфена и Диогена Синопского, человек должен вернуться к природе, отказавшись от благ цивилизации и культурных ценностей, извращающих его собственную природу. Увидев однажды мальчика, пьющего пригоршнями воду из источника, Диоген выбросил свою чашку и стал утолять жажду более "естественным способом".

В средние века проблематика философии культуры была вытеснена богословскими штудиями и снова актуализируется уже в эпоху Возрождения. Это было связано с тем, что в конце XIII– начале XIV в. Происходит открытие христианским миром наследия античной культуры, которое неизбежно порождало сравнение, сопоставление, противопоставление и попытки синтеза двух разных культурных эпох, двух разных систем ценностей. Эпоха Возрождения – это, собственно говоря, возрождение именно античной культуры и обогащение ее христианской традицией. Попытки синтеза христианской (религиозной) культуры с античной, преимущественно светской культурой создали предпосылки для секуляризации культуры, т. Е. Отделения ее от религии, которое в полной мере произошло в Новое время. На этой почве вновь актуализировались мотивы кинической критики культуры, предпринятые, в частности, Ж.-Ж. Руссо. В своей работе "Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов" французский писатель и мыслитель однозначно утверждает, что цивилизация губит чистоту взаимоотношений между людьми. В конце XVIII – начале XIX в. Центр философско-культурологических исследований переместился в Германию. И.Г. Гердер обратил внимание на качественное различие национальных культур, а йенские романтики (Ф. И А. Шлегели, Ф. Шлейермахер и др.) вначале провозгласили тезис о взаимной непроницаемости культур, но потом, чтобы избежать культурного релятивизма, совершили поворот к религиозному мировоззрению и религиозному обоснованию культуры. Новый всплеск культурфилософских исследований наметился во второй половине XIX в. Он в первую очередь связан с именем Ф. Ницше и философией жизни. В своей ранней работе "Рождение трагедии из духа музыки" Ф. Ницше на примере древнегреческой культуры показал наличие во всякой культуре двух взаимно исключающих тенденций, которые он назвал дионисическим и аполлоническим началами. Дионисийское начало выражает интуитивное, дорефлексивное познание и непосредственное живое переживание действительности, в то время как аполлоническое начало означает господство рассудочного и рефлексивного познания и рационально конструируемой среды обитания. Ф. Ницше и представители философии жизни (В. Дильтей, А. Бергсон, О. Шпенглер и др.) отдавали предпочтение дионисийскому началу в культуре, так как, с их точки зрения, культура, построенная на рациональных основаниях, не способна адекватно передать и отобразить динамизм и текучесть жизни.

Проблемам философии культуры значительное место уделяли русские мыслители. И.В. Киреевский в своей работе "О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России" сделал попытку сопоставления западной и русской культуры, европейца и русского человека. При общности христианских судеб Европа и Россия обнаруживают весьма существенное различие, что обусловлено рядом факторов. На развитие Западной Европы оказали очень большое влияние католическое христианство и римское право, обусловившие внешний тип религиозности и приоритет правового сознания над моральным сознанием. Россия же оказалась под влиянием православной духовности, для которой были характерны религиозная углубленность и цельность нравственной жизни. В западном человеке взяла верх рассудочная деятельность, а русские являли в своем большинстве тип личности, построенный на сердечном созерцании высших истин. Единомышленник И.В. Киреевского А. С. Хомяков ввел в оборот понятие соборности для того чтобы обозначить принципиальное своеобразие русской культуры, не сводимой ни к западной, ни к восточной культурам. Линия славянофилов была продолжена в трудах Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева. С точки зрения последнего, каждое общество проходит в своем развитии три стадии: первичной простоты, цветущей сложности и вторичного упрощения, предвестника грядущей гибели социума. К.Н. Леонтьев был принципиальным противником буржуазной культуры с ее мещанскими идеалами, которые как раз и ведут общество к усреднению и обезличиванию человеческого материала. В конце XIX – начале XX в. В России родилось значительное культурное направление, именуемое символизмом. Основатель символизма Вл. Соловьев и поэты Серебряного века: В. Брюсов, А. Блок, А. Белый и др. Констатировали противоречивую сущность буржуазного общества, которое, способствуя развитию цивилизации, в то же время подавляет человеческую индивидуальность и ведет к гибели современную культуру. Спасение личности и культуры символисты искали на пути духовного самоуглубления личности, преображения жизни через искусство. Искусство воспринималось символистами как средоточие символического отображения действительности. Художественные образы и реальные предметы символичны: они свидетельствуют о существовании высшей духовной реальности и высших духовных смыслов, постижение которых невозможно рассудочным способом, но требует концентрации всех познавательных способностей человека, включая интуицию и религиозную веру. Русские религиозные философы (П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, В.В. Зеньковский. И.А. Ильин, А.Ф. Лосев и др.) пришли к выводу о необходимости возвращения культуры в лоно христианской традиции. Секуляризованная культура преобладающей тенденцией своего развития имеет ориентацию на невзыскательные вкусы массового человека, потакая часто его низменным потребностям. В результате искусство и культура в целом лишаются своего духовного и нравственного содержания. Эта тенденция крайне опасна для судеб не только самой культуры и личности, но и всей человеческой цивилизации. Обеспокоенность русских философов судьбами европейской культуры нашла отклик у их западных коллег. О. Шпенглер, М. Де Унамуно, Ж.-П. Сартр, А. Камю, Р. Гвардини, П. Тиллих и другие видные европейские мыслители писали на тему кризиса западной культуры и необходимости ее одухотворения.

 

Философия русской культуры

Понять сущность русской культуры – это значит исследовать ее предельные ценностные основания. Поскольку русская культура не одинока в мире, то постижение ее сущности неизбежно связано с сопоставлением ее, как это обычно делается, с западной и восточной культурами.

Специфическая особенность русской культуры, рассмотренной с точки зрения ее основополагающих ценностей, нашла выражение в идее соборности, введенной в культурный оборот А.С. Хомяковым и представляющей собой одно из величайших прозрений русской мысли. Именно в ней со всей отчетливостью просматривается уникальность России на фоне западной и восточной цивилизаций. Если Запад строится на принципе индивидуализма, индивидуальные свободы и личный интерес почитает больше других ценностей, а Восток, наоборот, опирается на принцип корпоративности (коллективизма), общественные интересы ставит выше личных, то Россия стремится к соборности. Вл. Соловьев так формулирует соборный идеал. "полная свобода составных частей в совершенном единстве целого". Таким образом, принцип соборности представляет собой попытку соединения личной свободы с социальным единством людей. Но в идее соборности имманентно содержатся и другие очень важные ценностные понятия, такие как добро и зло, справедливость, любовь, личность и др.

Хотелось бы особо подчеркнуть, что соборность, в отличие от принципов индивидуализма и корпоративизма, на которых построена жизнь на Западе и Востоке, имеет не столько нормативно-культурный характер, сколько духовно-идеальный. Иначе говоря, индивидуализм и корпоративизм – это принципы, реализующиеся в повседневной жизни людей, они практически составляют их норму Соборность же – это сфера устремлений русского человека, к которой одни ближе, другие – дальше, третьи – совсем в стороне. Вот отчего соборность как принцип организации жизни русского человека и русского общества порой очень трудно зафиксировать эмпирически, непосредственно и особенно в относительно благополучные периоды русской истории. Однако в полную меру он обнаруживает себя в периоды испытаний, войн, природных катаклизмов и т. Д. Необходимо отметить также, что соборность, будучи одним из принципов и признаков христианской Церкви, закрепленных в символе веры, имеет корни и связь с христианской (православной) традицией. Это обстоятельство вполне объясняет духовно-идеальный характер этого принципа и в то же время предостерегает от приземленного его толкования. Высшим смыслом и главной целью человека, согласно Евангельской истины, является спасение человека как личности. Только в этом контексте и можно понять русскую соборность в целом и основные ценностные понятия, ее составляющие.

Проблема свободы составляет один из важнейших компонентов сущности культуры. Для русской культуры характерно специфическое понимание свободы, не совпадающее с тем, как ее понимают, переживают и оценивают на Западе.

Для западного человека свобода есть нечто, имеющее предел. Каждый свободен ровно настолько, насколько позволяет ему его капитал. Другое ограничение на свободу накладывается правом. Человек свободен в рамках права. Это нужно, чтобы индивидуальные притязания на свободу не находились в состоянии антагонизма с притязаниями на свободу других людей. В русском же сознании свобода осмысляется и переживается иначе. Она не имеет столь жесткой фиксации с материальным богатством и правом. Очень часто на Руси богатство казалось тяжким бременем. Материально преуспевающий представитель правящих сословий мог испытывать угрызения совести перед бедным народом. Парадоксально, но факт, что крупные русские купцы и промышленники (такие как С. Мамонтов, С. Морозов, Н. Мешков) финансировали партии леворадикального толка, т. Е. Выступавшие против частной собственности. В русском народе самым свободным считался странник, полностью лишенный собственности. "Странник ходит по необъятной русской земле, никогда не оседает и ни к чему не прикрепляется. Странник ищет правды, ищет Царства Божьего, он устремлен вдаль" (Бердяев Н.А. Русская идея / Н.А. Бердяев // О России и русской философской культуре. – М., 1990. -С. 218). Русский жаждет безграничной свободы, ничем не скованной: ни собственностью, ни правом и законом. Безграничная свобода, по-русски – воля, манит его, и он очень часто из своей интенции свободы попирает законы. Собственно говоря, преодоление силы закона и составляет существо стремления к беспредельной, т. Е. Абсолютной свободе. Причем попирание или преодоление закона может осуществляться на разных уровнях. Во-первых, нарушаются юридические законы. Правда, главное тут не само нарушение закона, ибо везде, где действуют законы, есть нарушения и нарушители правопорядка, а в отношении к закону, праву и правонарушению. В русском сознании до сих пор не утвердилась идея верховенства закона над человеком. Русский человек, особенно наделенный властью, осознает себя выше закона. "Закон что дышло, куда повернул, – туда и вышло". В этой поговорке четко прослеживается характерное для русских пренебрежение к юридическим законам и установлениям. Было бы ошибкой интерпретировать это обстоятельство как признак криминальности русского сознания. Просто для широкой русской души всякий закон узок, к тому же никакой законодатель не способен уследить и поспеть за многообразием и текучестью жизни в России. Во-вторых, русский способен посягнуть и на социально-исторические законы. Петровские реформы, социалистическая революция в полуфеодальной стране, программа построения основ рыночной экономики в 500 дней – таков далеко не полный перечень примеров социально-исторического волюнтаризма в России, который, подчеркнем, не следует трактовать упрощенно: как проявление банального самодурства царя, маниакальной жажды власти большевиков и теоретической неискушенности молодых реформаторов-демократов. Имеются более глубокие причины, побуждающие русских пренебрегать юридическими и социально-историческими законами. Они-то и составляют третий, с нашей точки зрения, основной уровень, на котором русский стремится преодолеть закон. Речь идет в данном случае об онтологических законах, законах самого бытия. Русский понимает и чувствует свободу как избавление от всякого зла, включая и зло смерти. Смерть – это закон падшего бытия. Таким образом, абсолютная свобода оказывается, по существу, тождественной спасению, а своеобразие русского понимания и переживания свободы заключается в том, что ей (свободе) придается духовный, религиозный смысл, а не экономический и юридический, как на Западе. В таком восприятии свободы есть свои плюсы и минусы. Жажда воли побуждала русского к освоению новых земель, которые, в свою очередь, требовали мощного государства, способного управлять обширными территориями. Феномен русского космизма (весьма специфического и уникального явления русской культуры) также может быть объяснен интенциями русского сознания к абсолютной свободе: если она не достижима на земле, то, может быть, ей найдется место на небе? Н. Бердяев писал: "У русских всегда есть жажда иной жизни, иного мира, всегда есть недовольство тем, что есть" (там же. – С. 217). Жажда иного мира, иной жизни (читай: спасения или абсолютной свободы) из недовольства тем, что есть, приводили и приводят русских к самым разнообразным последствиям: святости и праведности, нигилизму и анархизму, западничеству и славянофильству, религиозному сектантству и богоискательству, бунтам и революциям… Чтобы русское понимание и переживание свободы носило конструктивный характер, его необходимо соединить с религиозным опытом и христианскими традициями. В противном случае искание абсолютной свободы на земле, как и искание абсолютного добра на земле, будет приводить к очередному рабству: какой-либо общественной идее, технике, моде, кумирам и вождям и т. Д. Эту альтернативную ситуацию лучше всего выражает русская пословица "Вольному воля, спасенному рай" (безудержная свобода без религиозной основы ничего не дает человеку, а свобода во Христе означает спасение его личности во времени и в вечности). В этом контексте понятно, почему в современной России трудно начинались экономические и политические реформы. Именно потому, что молодые реформаторы не учитывали своеобразие нашего менталитета и не опирались на духовные традиции предшествующих эпох. И действительно, как только стали у нас в стране обращать внимание на духовную сторону жизни людей, так в обществе установилась стабильность и наметились позитивные сдвиги в экономике и политике.

Со времен Аристотеля утвердилась традиция деления справедливости на уравнивающую и воздающую. На Западе, начиная с Возрождения и Нового времени, акцент был сделан на воздающей справедливости, что вполне объяснимо с точки зрения принципа индивидуализма. На Востоке, напротив, преобладала и преобладает уравнивающая справедливость. В русской дореволюционной культуре оба эти аспекта справедливости находились в более или менее сбалансированном состоянии, что вполне соответствовало духу и принципу соборности, учитывающей интересы и личности, и общества. Весьма показательными в этом плане являлись, например, нравы и обычаи рабочих артелей. В артели все заработанные деньги делились на две части. Из первой части все члены артели получали одинаковую сумму денег, т. Е. Каждый имел гарантированную плату за свой труд. Вторая же часть заработанных артелью денег распределялась сообразно профессиональному уровню, квалификации, личному трудовому вкладу и ответственности конкретного работника. В результате никто не был в обиде. Аналогичные принципы соблюдались в сельской общине, где на всеобщих сходах крестьян (на миру) принимались только такие решение, которые удовлетворяли всю общину в целом и каждого конкретного крестьянина. На этих же соборных началах строилась с конца XIX в. Система местного самоуправления (земство), где пропорционально были представлены все слои населения, сословия и профессиональные группы. Но все же самой адекватной формой выражения идеи соборности в аспекте проблемы справедливости являлся и является православный храм, где все люди равны перед Богом, будучи неравными между собой… На богослужениях в православном храме стояли рядом цари со своими придворными, дворяне, купцы, крестьяне и представители других сословий. Соборность как духовный принцип означает, что если в обществе нет веры в высшую Божественную справедливость, то существует реальная опасность перекоса и одностороннего понимания общественной справедливости. Дело в том, что русский человек очень чувствителен к несправедливости. Если в обществе нарушается принцип равенства, то народ впадает либо в апатию, либо способен на бунты и революции. Если вознаграждение не соответствует трудовому вкладу конкретного работника, то это также вызывает злобу или зависть. В советское время господствовал принцип равенства и люди равнялись по среднему или низшему уровню. Эта ситуация подрывала трудовую и творческую инициативу наиболее активных и одаренных работников. В конечном счете от этого страдало общество в целом. Когда не поощряется талант и инициатива, общество оказывается в состоянии застоя и упадка. В эпоху либеральных реформ формально был сделан акцент на воздающей справедливости: стала поощряться предприимчивость людей. Однако в силу того что произошел криминальный или незаконный дележ государственной собственности, в обществе возникло весьма существенное размежевание граждан по уровню доходов и величине собственности. Разительный контраст по уровню благосостояния между 3–5 % элиты и остальной частью граждан России является крайне опасным состоянием общества, чреватым социальными конфликтами. Таким образом, односторонность советской и постсоветской справедливости играли и играют негативную роль в жизни современного российского общества. Для успешного эволюционного развития нашего общества необходимо сбалансированное сочетание социального равенства и воздаяния по труду, таланту и инициативности конкретных граждан, которое должно подкрепляться духовно. Понятия справедливости и несправедливости, в свою очередь, восходят к еще более общим оценочным понятиям: добру и злу.

В восприятии добра и зла в русской культуре и народном сознании долгое время духовный момент преобладал над моральным. Н.О. Лосский, рассматривая специфику национального восприятия добра, писал: "Основная, наиболее глубокая черта характера русского народа есть его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра, которое осуществимо лишь в Царстве Божием" (Лосский Н.О. Характер русского народа / Н.О. Лосский // Условия абсолютного добра. – М., 1991. – С. 240).

Специфика русского понимания добра адекватно может быть понята только в контексте идеи соборности. Русские крестьяне, заставшие вора на месте преступления, не раздумывая, могли совершить над ним акт самосуда вплоть до убийства. Так проявлялась непосредственная реакция на зло и преступление. И в то же время в народе проявлялась удивительная мягкость и терпимость к осужденным преступникам, которых называли "несчастными". В этом контексте не стоит удивляться и тому обстоятельству, что после судебной реформы 1863 г. Суды присяжных заседателей очень часто выносили оправдательные приговоры. Народ тонко чувствовал сложную метафизику и драматизм жизни. Вот отчего на Руси так популярна была поговорка: "От тюрьмы и от сумы не зарекайся". У русских крестьян глубоко развито было чувство общей ответственности за зло и грех. Старец Зосима из "Братьев Карамазовых", выразивший эту интенцию национального сознания, поучал, что греха единичного нет, что все люди буквально перепутаны грехом. Вот почему и спасение (окончательное избавление от зла и греха) возможно только всеобщее, соборное, а не индивидуальное или групповое.

Если упускать из виду соборный, духовный характер восприятия добра и зла в русском народе, то многие его поступки и поведение могут восприниматься как жестокость или варварство. Сошлемся в качестве примера на рассказ А.П. Чехова "Дачники", где описана такая ситуация: молодая чета интеллигентных супругов поселилась в деревне, купив там дом в качестве дачи. После непродолжительного проживания в деревне молодые супруги стали объектом жесткой обструкции со стороны взрослой части деревенских жителей. Спрашивается, в чем дело? А дело заключалось в том, что молодые супруги, движимые жаждой "делать добро" людям, чересчур ласково общались со взрослыми сельчанами, а детей задаривали конфетами и прочей снедью. С крестьянской точки зрения, такое поведение молодой четы было неприемлемым, ибо взрослые (т. Е. Грешные люди) его не заслуживали, а детей оно приучало к дармовым подачкам (баловало их). Крестьян, как это ни парадоксально, гораздо больше устроил мелкий чиновник, вселившийся в дом молодой четы, уехавшей из деревни в полном недоумении от "жестокости" сельчан. Между тем этот самый чиновник ходил по деревне в форменной фуражке и презрительно посматривал на своих соседей.

Если же духовный аспект добра и зла затушевывался, то абсолютизировалось моральное или социальное добро (благо).

В стремлении к абсолютному добру есть положительная и отрицательная стороны. Положительная в том, что русские, осознав какое-либо моральное или социальное зло, могут напрячь все свои силы и искоренить его. Так, например, накануне Первой мировой войны в России было практически покончено со взяточничеством, в советское время – с безграмотностью населения, с отсталостью в сфере промышленности. Отрицательная же сторона обнаруживается в нетерпимости к людям, имеющим другие убеждения, в морализаторстве. Попытки построить на земле общество без всякого зла также вытекает из этой интенции национального сознания. Как показывает наша история, это приводит к еще большему злу и насилию над человеком. Рай на земле невозможен, а вот подобие ада – возможно, если стремиться к построению общества без зла.

Для того чтобы нивелировать подобные отрицательные последствия, необходимо помимо одухотворения представлений о добре и зле развивать правосознание граждан. Вл. Соловьев одним из первых в России поставил вопрос о необходимости права с точки зрения утверждения морального и социального добра: "Право в интересе свободы дозволяет людям быть злыми, не вмешивается в их свободный выбор между добром и злом; оно только в интересе общего блага препятствует злому человеку стать злодеем, опасным для самого существования общества. Задача права вовсе не том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он – до времени не превратился в ад" (Соловьев В.С. Оправдание добра / В.С. Соловьев. – Соч. В 2 т. – Т.1. – М., 1988. – С. 454). Таким образом, духовно укорененные представления о добре и зле, а также развитое правосознание граждан являются важным условием ненасильственных отношений между людьми, т. Е. Содействует добру и справедливости.

Любовь является одной из важнейших ценностей культуры. Однако понимание и переживание любви также имеют свои вариации в разных культурных традициях. В трактовке любви европейскими народами огромное и решающее значение имеет христианство в целом и христианское богословие в частности. Важно подчеркнуть, что в христианской традиции тема любви неотрывна от темы личности.

В православии любовь была воспринята во всей полноте ее божественности. Не случайно на Руси весьма почитаемые храмы – это храмы Пресвятой Троицы (самый знаменитый из них – в Троице-Сергиевой лавре) и Христа Спасителя (в частности, недавно восстановленный в Москве). Надо сказать, что и православный народ тонко чувствовал Божественную любовь и понимал, что она непохожа на человеческую. Раньше простые крестьяне говорили сокрушенно, что "Бог их оставил", если в семье долго не было неприятностей или несчастий. Для правильно поставленного православного сознания естественно восприятие всего, что выпадает на долю человека или народа, как прямое и непосредственное воздействие и проявление Божественной любви. Поэтому за все надо благодарить Бога: за приобретения и потери, за удачи и за беды, за удовольствия и за страдания, за счастье и за несчастье, поскольку все это дается ради блага спасения человеческой личности.

У М. Волошина есть строки, которые прекрасно передают православное переживание любви:

"Нам ли весить замысел Господний?
Все поймем, все вынесем любя -
Жгучий ветр полярной преисподней,
Божий бич, приветствую тебя."

Бог изливает Свою любовь на всех и на каждого, любовь эта принимает такие формы и масштабы, такую ценностную окраску, какие могут послужить человеку или народу для их блага не только в пределах этой земной жизни, но и в вечном бытии. Пока русский народ жил этим восприятием Божественной любви, он был более человечным, более терпимым, более смиренно нес свой крест. Он был великодушен к пойманным и осужденным преступникам, называя их "несчастными". Он жалел плененных и раненных врагов. Не гнал нищих. Стоило ему потерять это ощущение земного присутствия Божественной любви, как оскудела его человечность. Достаточно указать здесь на то, как относятся порой наши соотечественники к беженцам и переселенцам из бывших союзных республик или с Северного Кавказа.

В зависимости от того, как трактуется и переживается любовь, происходит также культурное размежевание относительно понимания личности.

По устоявшейся традиции в христианской антропологии принято разделять природу человека и его личность. Природа человеческая у всех одна, и она выражается в том, что в каждом человеке есть образ Божий, образ Христов. В то же время каждый человек имеет свое лицо, он – личность, нечто уникальное и неповторимое. Однако эту уникальность человеческой личности надо понимать не в плане эмпирической непохожести на других людей, которая нередко, особенно в настоящее время, достигается посредством экстравагантности человеческого облика и поведения. Так понимаемая личность вполне укладывается в понятие индивидуальности. Но "личность" и "индивидуальность" не тождественные понятия. Личность – это человек, которого отличает Бог. Индивидуальность – тот, кто выделяется среди людей. Личность созидается с неба, разумеется, при участии человека. Индивидуальность – плод творчества самого человека.

Так сложилось исторически, что на Западе личность, особенно начиная с Возрождения, под влиянием идей гуманизма стала пониматься фактически как индивидуальность. Человек все больше и больше полагался на себя, развивая (иногда до высот гениальности) свою индивидуальность в разных сферах общественной жизни и творчестве. Это, безусловно, дало свои положительные плоды, о чем свидетельствуют достижения западной цивилизации в экономике, науке и технике. Но отсюда берет начало и большая часть глобальных проблем.

В православной же традиции каждый человек своим бытием обязан Божественной любви и несет в своей глубине эту любовь. В своем же земном существовании, омраченном грехопадением прародителей, человеку необходимо сохранить свою человечность, не утратить этот дарованный свыше образ Божий, не погасить в себе искру Божественной любви. Таким образом, личность есть не что иное, как от-к-лик человека на дар и зов Божественной любви. Личность – это бытие в общении с Богом. Данные суждения не следует трактовать в том духе, что только верующие в Бога суть личности, а индивидуальность есть участь неверующих. Личность есть там, где присутствует любовь. Любовь же в ее эмпирическом выражении есть не что иное, как желание вечной жизни с любимым. Иначе говоря, в простом переживании любви отмечается присутствие Бога, потому что только Он вечен и, следовательно, то, что приобщено Ему, также вечно. Любовь – это живое единство любящих лиц в общении, опосредованное Богом, Божественной любовью. Итак, личность и любовь существуют, потому что есть Бог. Человеческая личность сильна только любовью и в любви, ибо любовь – сущность, содержание и стержень личности. Без любви нет личности. Таково православное понимание любви и личности, которое было глубоко укоренено в русской культуре и народном сознании. В XX в. В силу известных обстоятельств такое понимание и переживание личности было существенно подорвано. Однако тяга русских к общению до сих пор остается одной из характернейших национальных черт. Эта жажда общения делает русских чрезвычайно восприимчивыми к разным идеям, которые нередко занимают место Бога. Тогда становится возможной болезненная трансформация человеческой личности, которая вместо созидания несет в себе хаос и раздор. Она становится опасной для себя и окружающих. Или постепенно, опошляясь и приземляясь, вырождается в индивидуальность не самого лучшего образца. Не случайно немецкий философ Вальтер Шубарт, пытавшийся соединить положительные качества европейцев и русских, призывал накануне Второй мировой войны: "Русских нужно завоевывать для мира, примирить их с ним так, чтобы они больше не стремились к его гибели. Европейцев же, наоборот, надо от него отдалить, чтобы они не терялись целиком и полностью в мелочах временного и бренного. Русский должен стать более деловитым, а европеец более добродетельным. Русский должен сконцентрировать свое чувство всеобщности, а европеец расширить свое точечное чувство. Один должен снова начать видеть и почитать землю, а другой – небо" (Шубарт В. Европа и душа Востока / В. Шубарт. – М., 1997. – С. 81).

Человеческая личность утверждается в бытии благодаря любви. Все отданное в любви содействует обретению, укреплению и росту личности, ипостаси, соразмерной Божественным Ликам. Любовь Божественная и человеческая раскрывается только в общении. Личность открыта в общении, поскольку она источает любовь (бескорыстную и жертвенную) и в силу этого, как это ни парадоксально, она непостижима рационально. Индивидуальность же требует автономности, изолированности, замкнутости человека на самом себе. Индивидуальность жива самоутверждением человека, которое может осуществляться социально приемлемыми (труд, творчество, спорт, путешествия и т. Д.) и асоциальными (эпатаж, скандальность, девиантное поведение, преступления и т. Д.) способами. Индивидуальность в силу замкнутости на самое себя закрыта и поэтому, как это ни парадоксально, она может быть понята рационально. Это происходит потому, что индивидуальность самоутверждается через интересы, имеющие земной и, следовательно, конечный набор потребностей, поддающихся исчислению и распознаванию.

Не трудно догадаться, что судьбы человечества будут во многом зависеть от того, пойдет ли развитие мировой цивилизации по пути развития человеческой личности или же путем утверждения индивидуальности, будет ли она одухотворяться или, напротив, стремиться к комфорту и роскоши. В том, каким образом суждено разрешиться этой альтернативе, немалую

положительную роль может сыграть и русская культура во всей совокупности ее основополагающих ценностей.

 

Глава 14

Социальная философия

 

14.1. Общество как система. Основные модели общественного устройства

14.2. Исторические формы общности людей

14.3. Учение о государстве