В Мадриде мятежные генералы запираются в казармах

 

Если в Барселоне военный мятеж начался, когда рабочие организа­ции имели не больше тысячи ру­жей, то совсем иначе обстояло дело в Мадриде.

Как только утром 19 июля было сформировано правительство Хираля, добровольцы, которые до тех пор тщетно добивались оружия, получили его. Таким образом, вме­сте с верными республике ротами гражданской и штурмовой гвардии образовалась сила хотя и неодно­родная, но настолько боеспособ­ная, что мятежники вынуждены были много раз совещаться, отда­вать и отменять свои приказы и в конце концов запереться в казар­мах и занять выжидательную позицию, которая обрекла их на неиз­бежное поражение.

Чтобы представить себе события этих дней в Мадриде, следует знать, что гарнизон столицы был размещен в нескольких казармах, расположенных частью в разных пунктах вокруг города, частью в самом городе.

Собственно в Мадриде было че­тыре казармы: Монтанья, Савойя, Мария-Кристина и танковая казар­ма с военным автопарком.

Вне стен города находились пять казарм и лагерей: Леганес, Хетафе, Эль-Кампаменто, Викальваро и Пардо.

Хотя Мадрид был главным гар­низоном Испании, местонахожде­нием генерального штаба и воен­ного министерства, численность военных сил, расположенных в сто­лице и ближних пригородах, не превышала восьми тысяч человек. (Франкистский историк Гарсиа Венеро со своей стороны выдвигает цифру 6480; Рамон Салас — от семи до восьми тысяч.) Численность сил общественного порядка (граждан­ская гвардия, штурмовая гвардия, карабинеры и служба безопасно­сти) достигала почти такой же цифры (согласно Гарсиа Венеро, в общем — 7195 человек).

Что же касается численности бойцов рабочей милиции, то если в дни, предшествующие мятежу, их было около пяти тысяч человек, во­оруженных благодаря действиям полковника Родриго Хиля — на­чальника артиллерийского парка, сочувствующего КПИ, — то в конце боев 21 июля их насчитывалось уже несколько десятков тысяч, и все наблюдатели независимо от их ориентации сходятся в одном: не­смотря на недостаток настоящей подготовки, их отличали презрение к опасности и боевой пыл.

Такая расстановка сил неоспори­мо доказывает, что, если бы народ был вооружен по всей Испании в должное время, военный мятеж сразу натолкнулся бы на жестокое сопротивление; и тут невольно воз­никает вопрос, не был бы ли он подавлен повсюду так же, как в Мадриде.

Рамон Салас в цитированной вы­ше работе пишет: вследствие то­го что «силы сопротивления не­прерывно возрастали, у мятежни­ков, когда они решили выступить в Мадриде, были минимальные шансы на успех».

План осуществления заговора был, однако, подготовлен задолго. Во главе созданной верховной хунты стояли генерал Вильегас и два его помощника — генералы Фанхуль и Гарсиа де ла Эрран. Первый должен был захватить военное министерство. Второй — по­мещения I военного округа. Треть­ему был поручен контроль над лагерем Карабанчель, где были со­средоточены полк подвижной ар­тиллерии, артиллерийская группа № 1 и группа зенитной артилле­рии, кавалерийская дивизия, заня­тая перевозкой боеприпасов, са­перный батальон, воздушная база Куатро-Вьентос и различные специализированные военные школы.

На основе этого распределения задач был разработан план сраже­ния, согласно которому колонна, состоящая из сил легкой и полевой артиллерии и группы, созданной из инженерных частей и частей специализированных практических школ, должна была двинуться из Карабанчеля и Хетафе на столицу, где по ее прибытии восстали бы пехотные полки, расквартированные в казармах Монтанья, Савойя и Мария-Кристина.

План также предполагал, что от­ряды Фаланги, располагающие большим количеством легковых машин, промчатся по городу на большой скорости, стреляя на ходу из пулеметов, чтобы вызвать пани­ку среди гражданского населения, а затем возьмут штурмом при под­держке нескольких рот граждан­ской гвардии министерство внут­ренних дел и мадридскую радио­станцию.

Таков был план, оставалось его выполнить. И более того — сделать это внезапно.

Однако хотя Сантьяго Касарес Кирога 18 июля отказался воору­жить народ, он все же принял неко­торые предохранительные меры, такие, как отставка замешанных в заговоре высших офицеров, арест некоторых из них, назначение на их посты людей, верных респуб­лике.

Заговорщики, чья связь с Молой была, очевидно, плохо организова­на, не получая приказов из Памплоны, видя, что неожиданность — необходимое и обязательное усло­вие их предприятия — не удалась, начали обсуждать возможность успеха и потеряли в разговорах дра­гоценное время, лишив себя такого козыря, как инициатива в военном деле.

Во второй половине дня 19 июля, когда они вышли из состояния не­решительности, соотношение сил, которое — в добавление к эффекту

92

внезапности — было утром 17 июля для них благоприятным, резко из­менилось. Бойцы народной мили­ции — вооруженные благодаря ре­шению нового премьер-министра Хираля — теперь были на посту вез­де, у ворот казарм, в главных стра­тегических пунктах; они стали хо­зяевами улицы.

Генерал Вильегас, деморализо­ванный превосходством сил, вер­ных республике, кончил тем, что, даже по признанию Рамона Саласа, «ничего не делал». Что касается Фанхуля и Гарсиа де ла Эррана, то первый захватил казарму Монтанья, где в 13 часов 19 июля запер­ся вместе с отрядами фалангистов, вставших под его команду, а вто­рой — лагерь Карабанчель, где в час мятежа был убит солдатами: он со­бирался расстрелять их, но они его опередили.

Силой обстоятельств главная роль досталась Фанхулю. Обосно­вавшись в казарме Монтанья, он издал 19 июля приказ о введении военного положения, заявляя при этом о своей верности республике. Приказ, за отсутствием радиоуста­новки, не вышел за стены казармы. Это был просто жест, ритуал, ко­торый следовало выполнить в со­ответствии с взятыми на себя обя­зательствами и в ожидании помо­щи извне. О помощи Фанхуль про­сил 19-го ночью своего коллегу Гарсиа де ла Эррана посредством световых сигналов — за неимением телефона или какого бы то ни было другого средства связи, — ибо казар­ма Монтанья была окружена тыся­чами бойцов милиции. Но ни Гар­сиа де ла Эрран, который заперся в Карабанчеле и тоже ожидал помо­щи извне, ни Мола, чье продвиже­ние к Мадриду оказалось значительно труднее, чем он предпола­гал (оно задержалось у подножья и в ущельях Сьерры-Гвадаррамы), ничего не сделали для Фанхуля, предоставленного собственной судьбе.

Рамон Салас пишет по этому поводу:

«В такой обстановке и солда­ты, и штатские [то есть фалангисты, о которых упоминалось выше — Ж. С.]...с каждым часом теряли мужество... Воля к победе, вера в успех, энтузиазм, необходимый, чтобы преодолеть такие неблаго­приятные условия, испарились пол­ностью, если вообще когда-либо существовали. Больше не было и речи о том, чтобы осадить прави­тельственные здания, занять стра­тегические пункты столицы или за­хватить в свои руки высшее коман­дование; оставалось только сопро­тивляться, держать активную обо­рону и ждать чуда от Молы или из Карабанчеля, чуда, которое прине­сет с собой спасение».

 

Штурм казармы Монтанья

 

В Мадриде к мятежникам в ка­зарме Монтанья не пришло ни «чу­до», ни «спасение». Многие сол­даты в казарме отказывались вы­полнять приказы офицеров, ко­торые тоже далеко не все хотели восставать против республики.

С полудня 19 июля казарма была окружена силами АРКМ (Антифа­шистской рабоче-крестьянской ми­лиции), отрядами НКТ и ВСТ, а также добровольцами из всех пар­тий Народного фронта. Трехэтаж­ное здание казармы с его фасадом из камня и кирпича, бесконечным рядом окон и балконов, превра­щенных в огневые точки под защи­той мешков с песком, с его крыша­ми, на которых были установлены пулеметы, простреливающие об­ширную зону (они не могли обеспечить защиту только в случае воз­душной бомбардировки), предста­вляло собой грозную крепость. Она могла продержаться долго, поскольку склады ее были полны боеприпасов и запасов продоволь­ствия. И все же 20 июля после шестичасового сражения она была взята.

В пять часов утра 20 июля гене­ралу Фанхулю был послан офи­циальный ультиматум: ему давали один час для сдачи крепости. В шесть часов, не получив ответа, ко­мандование послало второй ульти­матум, заявив, что приступ начнет­ся немедленно, если сопротивление не прекратится. Ультиматум был отвергнут.

Первая волна осаждающих бро­силась с карабинами на штурм зда­ния. Это было отважно, но совер­шенно не достигло цели; мятежни­ки скосили штурмующих из пуле­метов. Опыт оказался слишком жестоким. Тогда на площади Испа­нии на боевую позицию выдвинули два 75-мм и два 150-мм орудия.

Большая толпа женщин, детей, стариков наблюдала за осадой, словно речь шла о веселом народ­ном празднике. С известным своим острословием мадридцы уверяли в то утро, что и копье статуи Дон Кихота, возвышающейся посреди площади Испании, тоже направле­но на казарму Монтанья.

Всякий раз, как снаряд достигал цели, толпа разражалась рукопле­сканиями и криками: «Смерть фа­шизму! Да здравствует Республи­ка!» Чтобы создать у осажденных впечатление, будто республиканцы обладают большим количеством орудий, артиллеристы после не­скольких залпов меняли позицию. Грузовики для доставки пива буксировали пушки с одной улицы на другую под крики «ура!».

Установленные на крышах до­мов на площади Испании громко­говорители призывали солдат по­вернуть оружие против своих на­чальников. «Бросайте своих на­чальников и офицеров и выходите к нам навстречу! Мы ваши братья! Оставьте казарму без оружия. Не бойтесь ничего. Правительство распустило ваши полки. Вы може­те хоть сегодня вернуться домой,

93

обнять своих родителей, сестер, жен, невест».

В девять часов утра воздушная эскадрилья сбросила бомбы в центр казармы. Эта бомбарди­ровка ускорила развязку, мятежни­ки поняли, что военная авиация осталась верна республике. Гене­рал Фанхуль, командовавший действиями внутри крепости, тут же велел объявить, что колонна под началом генерала Молы прибли­жается к Мадриду и до конца дня войдет в столицу. Это была ложь во спасение.

Вскоре осаждавшие направили в крепость парламентера, который, размахивая белым платком, потре­бовал встречи с одним из высших офицеров, чтобы вручить ему при­каз военного министра. К парла­ментеру вышел полковник, окру­женный офицерами, и тот выпол­нил порученную ему задачу — полу­чить немедленный ответ на приказ министра, который давал осаж­денным возможность сдаться; если они откажутся, через двадцать ми­нут бомбардировка с воздуха и об­стрел из орудий возобновятся с но­вой силой. Полковник ответил, что жребий брошен, и высокомерно от­верг предложение избежать нового кровопролития.

После интенсивной бомбарди­ровки запертые в осажденной ка­зарме 1364 человека — начальники, офицеры и солдаты — разделились на несколько кланов. Те, кто были за сдачу, вывесили в окнах белые флаги. Те, кто хотели сопротив­ляться до конца, вступали с ними в стычки. Иные все еще искали выхо­да. Разброд был полный.

Несколько сот бойцов народной милиции, решив, что белые флаги означают общую капитуляцию, устремились к большим входным дверям. Никто не добежал до них. Пулеметы казармы скосили и по­вергли на землю всех, кто бросился вперед, доверившись охраняющим символам. Эта бойня вызвала воз­мущение в рядах республиканцев. Толпа на площади Испании и окру­жающих улицах вопила: «Предате­ли! Убийцы! Отмщение!»

Бомбардировка возобновилась, широкие бреши были пробиты в фасаде здания. Верные правитель­ству гражданские гвардейцы про­никли через бреши в казарму, а за ними волна бойцов народной ми­лиции и гражданских. И тут начал­ся разгул слепого насилия, каждый хотел отомстить за тех, кого скоси­ли пулеметы.

Многие офицеры были убиты на месте. Генерала Фанхуля, раненно­го утром осколком снаряда, с тру­дом удалось спасти от самосуда; его увели, чтобы предать суду во­енного трибунала.

Все оружие казармы Монтанья расхватали буквально подчистую, в атмосфере какого-то коллективного безумия. Присутствующие на месте фоторепортеры сделали не­мало поразительных снимков, на самом известном запечатлен молодой дружинник, бросающий из ок­на в стоящую внизу толпу ружья, ничуть не задумываясь о том, что оружие было бы разобрано и без него или, упав на мостовую, мог­ло оказаться в плачевном состоя­нии.

Когда осаждающие ворвались в казарму, было чуть больше один­надцати часов. В полдень трехцвет­ное знамя республики развевалось над казармой Монтанья, а на боль­шом дворе начали подсчитывать лежавшие вперемешку трупы осаж­денных и осаждающих.

И тогда, согласно таинственно­му ритуалу, требующему, чтобы в великий час жизни любой столицы люди устремлялись к определенно­му пункту — улице, площади, свиде­телям великих событий прошло­го, — победители Монтаньи в сопро­вождении ликующей толпы напра­вились к площади Пуэрта дель Соль.

На всем пути от площади Испа­нии до геометрического и эмоцио­нального центра Мадрида царил праздник, раздавались привет­ственные клики и революционные песни. Шагающий праздник, ко­торый едва не превратился в трагедию: мятежники, взобравшись на крыши зданий вокруг Пуэрта дель Соль, принялись обстреливать тол­пу. Но тут же им ответили штур­мовые гвардейцы, стоявшие на ча­сах у министерства внутренних дел. Манифестанты бросились на зе­млю. Как только плотный огонь карабинов заставил стрелков умолкнуть, шествие продолжило свой путь под лучами палящего солнца.

В других казармах Мадрида и крупных пригородов все попытки мятежа провалились. Везде верные правительству офицеры при под­держке милиции остались хозяева­ми положения.