Каталония во главе с Барселоной переходит на сторону республики

 

На рассвете 19 июля Барселона, которая уже два дня жила как в ли­хорадке после известия о мятеже африканской армии, тоже вступила в круг трагических событий воен­ного мятежа.

Обстоятельства моей профессио­нальной работы привели меня тог­да в каталонскую столицу. Я при­ехал накануне вечером и, выйдя из поезда, был поражен гнетущей тре­вогой, которая охватила этот го­род, всегда веселый и оживленный, с нарядными толпами на утопаю­щих в цветах бульварах, с продав­цами газет и лотерейных билетов, снующими среди влюбленных па­рочек и шумных семейств, верных неизменной вечерней прогулке.

Это поражающее театральное зрелище улиц, эти чисто средизем­номорские искусство и образ жиз­ни, сочетающие в себе пылкость чувств, желание покрасоваться, по­требность общения и разговоров, — все было словно стерто под давлением событий, о которых возвеща­ли специальные выпуски газет. Прохожие вырывали их друг у дру­га, громко и бурно обсуждая каж­дое сообщение.

Барселона в этот вечер была на­стороже. Настороженность охвати­ла не только рабочих, но и все насе­ление. Сторонники и противники республики следили, наблюдали друг за другом, начинали органи­зовываться.

Кроме того, уже тогда никто не верил, что мятеж африканской ар­мии был, как утверждал Касарес Кирога, «делом местным». Все бы­ли твердо убеждены в противном, считая мятеж в Марокко прелю­дией к пожару во всей Испании.

Бойцы рабочей милиции, воору­женные старыми ружьями и ре­вольверами, объезжали на грузови­ках большие улицы, призывая к бдительности и уговаривая прохо­жих принять участие в подготовке обороны. Общественные здания уже находились под охраной сил безопасности автономного прави­тельства, слишком малочислен­ных, как мне тогда показалось, по сравнению с нависшей опасностью.

Помещения левых партий, проф­союзов НКТ и ВСТ, организаций молодежи были полны народу; они походили на ульи с поминутно при­летающими и улетающими роями.

Я поздно вернулся в свой отель, расположенный в сотне метров от Каталонской площади. Через два часа меня внезапно разбудили пре­рывистые пулеметные очереди. Ранняя летняя заря занималась над полутемным городом. Я услышал топот шагов по асфальту и щел­канье револьверных выстрелов. Высунувшись в окно, я увидел воз­ле отеля «Колон» офицеров, ша­гающих посреди мостовой в сопро­вождении пехотинцев, с флангов по тротуарам двигались группы прикрытия. Они стреляли вдоль улицы, как бы желая очистить путь. С крыш то и дело стреляли из карабинов, всякий раз поднимая в воздух тучи голубей, уснувших на карнизах домов или на деревьях.

Отель «Колон» насчитывал по фасаду до сотни окон, его цент­ральная башня, похожая на гигант­ский ананас, господствовала над Каталонской площадью. Через не­сколько минут отель был превра­щен в крепость, ощетинившуюся дулами пулеметов и ружей, ко­торые перекрестным огнем про­стреливали огромную площадку, замыкавшуюся с одной стороны зданием центральной телефонной станции, а с другой — отелем «Эль­дорадо».

В этот самый час другие отряды мятежников, покинув свои ка­зармы, устремились к двум площа­дям — площади Испании и Универ­ситетской площади, — откуда они должны были двинуться на захват дворца Генералидада и дворца Депутации провинции, расположен­ных друг против друга в другом конце цветущего бульвара Лас Рамблас, выходящего к порту.

Вдруг с наступлением дня где-то загудела заводская сирена. За ней еще десять, потом двадцать, потом сто. Их мощные голоса возвещали тревогу — так в старину набат цер­ковных колоколов призывал горо­жан на борьбу с врагом.

О двух днях уличных боев в Бар­селоне у меня остались, несмотря на испытание временем, воспоми­нания необычайной яркости. Па­мять сохранила зрительные впе­чатления, звуки, запахи; порой эти образы разрозненны, порой сливаются в одну картину, воскрешая тот или иной момент бури, кото­рую я наблюдал лишь частично, в зависимости от подвернувшегося мне случая или собственной не­осторожности.

Зрительные воспоминания этих двух июльских дней (воскресенья и понедельника) преследуют меня до сих пор: бойцы всех возрастов, ра­бочие в синих спецовках, мелкие буржуа в рубашках или летних куртках, с разноцветными нару­кавными повязками бросаются на

89

пулеметные гнезда, преградившие улицу Диагональ; грузовики, на­битые бойцами милиции, они по­трясают ружьями (которые нако­нец получили или захватили сами), на капотах машин написаны бели­лами три буквы — СБП, напоми­нающие об Астурийской коммуне; два «кадиллака» на бешеной скоро­сти мчатся зигзагами посреди улицы под зловещий и потешный аккомпанемент клаксонов, а улицу преградили два выдвинутых на боевую позицию 75-мм орудия, прямой наводкой бьющих по оса­ждающим их рабочим; но вот ар­тиллеристы взлетают на воздух, как куклы, пушки перевернуты, а «кадиллаки» и их водители-самоу­бийцы разбиваются о портик дома.

Звуковые воспоминания — это возгласы команд, свист пуль, попа­дающих в стены или живые тела, прерывистые пулеметные очереди, ночное пение революционных пе­сен и сухие щелчки выстрелов с го­родских крыш, превращенных в ог­невые точки.

Я помню и запахи: меня продол­жает преследовать и ныне запах тления, исходящий от трупов, раз­лагающихся под жгучим июльским солнцем на Каталонской площади рядом с искалеченными мертвыми лошадьми, покрытыми тучей мух, и едкий запах дыма — это горят церкви, подожженные после подав­ления мятежа.

Что же действительно произош­ло в Барселоне, если отвлечься от никогда не оставляющих меня во­споминаний? Почему мятежные ге­нералы, уверенные, что победят, потерпели и здесь, как в Стране Ба­сков, поражение?

 

Кровопролитные столкновения

 

Надо сразу сказать, что из всех столкновений, последовавших за военным мятежом, бои в Барсело­не были самыми тяжелыми и кро­вопролитными. Барселона, центр IV военного округа, по численно­сти и вооружению расположенных в ней войск занимала второе место среди гарнизонов Испании: три пе­хотных полка, три кавалерийских полка, три артиллерийских полка — из них один полк горной артилле­рии и один легкой, — саперный ба­тальон, инженерная команда, от­ряд Центрального управления во­енно-медицинской службы, воз­душная база с истребителями, мор­ские суда. К этому следует приба­вить силы службы безопасности ( Seguridad ), насчитывавшие три пе­хотных полка, три кавалерийских эскадрона, девять так называемых городских рот и еще три так назы­ваемые специальные; силы гражданской гвардии, насчитывавшие 24 кавалерийских эскадрона; силы корпуса карабинеров из шести рот, расположенных в городе.

Принимая во внимание их дисци­плину, однородность, хорошую подготовку и огневую мощь, не­военные части, то есть соединения службы безопасности, граждан­ской гвардии и корпуса карабине­ров, могли бы и сами разбить военные силы, которыми командовал прореспубликански настроенный генерал Франсиско Льяно де ла Энкомьенда.

Штабные и строевые офицеры, с которыми Мола поддерживал кон­такт, в частности через своего бра­та Рамона, полагали, что они так же быстро справятся с сопротивле­нием горожан, как в 1934 году. Од­нако положение в Барселоне в ию­ле 1936 года существенно отлича­лось от положения в 1934 году, когда, как мы помним, революция потерпела в Каталонии полный провал. В 1936 году Народный фронт в последний момент перед выборами получил мощную поддержку анархо-синдикалистов, ко­торые после их призывов воздер­живаться от голосования все же пришли к избирательным урнам. И теперь этот значительный сектор рабочего класса готов был отча­янно драться рядом с членами профсоюзов ВСТ, социалистами из Объединенной социалистической партии Каталонии (ОСПК) и дру­гими организациями мира труда.

С другой стороны мелкая бур­жуазия Каталонии, которая видела в 1934 году устранение правитель­ства Генералидада и отмену стату­та автономии, считала армию своим злейшим врагом. Проголо­совав в феврале 1936 года за На­родный фронт, она отдала свои симпатии республиканскому пра­вительству.

Каталонские консерваторы, мно­гочисленные, но все же находив­шиеся в меньшинстве, держались осторожно. Очень немногие из них присоединились к военному перево­роту фашистского толка.

Три фактора определили в конеч­ном счете поражение мятежников в Барселоне, а следовательно, и во всей Каталонии. Первый — неожи­данный переход на сторону прави­тельства значительного континген­та внутри самой армии. Второй — позиция невоенных сил (службы безопасности, гражданской гвар­дии, карабинеров, каталонской полиции), благоприятная для респуб­лики. Третий — массовое участие народа Барселоны в уличных боях. И " last but not least ", как говорят англичане, — обострение националь­ного чувства каталонцев в резуль­тате отмены после восстания 1934 года статута Каталонии прави­тельством правых во времена «чер­ного двухлетия».

События, однако, начались для республиканцев не очень удачно. 18 июля, через двадцать четыре часа после мятежа африканской армии, президент Генералидада Луис Компанис, позабыв о том, что слу­чилось с ним самим в 1934 году, когда он отказал в оружии народу, прикрылся указанием правитель­ства Касареса Кироги, чтобы отделаться

90

от представителей рабочих организаций, которые пришли про­сить его о вооружении создавав­шейся в тот момент милиции.

В ту же ночь анархо-синдика­листы смело продолжили начатую борьбу. Они завладели винтовка­ми, которые имелись на судах, стоявших в порту, опустошили все оружейные мастерские Барселоны и добились от Генералидада выда­чи некоторого количества оружия из департамента обороны. По под­счетам франкистского историка Рамона Саласа, количество винто­вок, которым располагали рабочие организации Барселоны утром 19 июля, «не превышало тысячи». «А это, — добавляет он, — было мало для сражения с силами гарнизона».

Такое смехотворное количество оружия определило тактику, из­бранную рабочими в воскресенье утром. Когда первые отряды мя­тежников, принадлежавшие к кава­лерии (два полка), артиллерии (два полка) и пехоте, завладели намеченными для них объектами, рабо­чие начали непрерывно их трево­жить и обстреливать из укрытия, порой обращая в бегство; а всту­пившие в бой силы службы безо­пасности оказывали мятежникам кое-где на перекрестках сопроти­вление, так как были хорошо во­оружены.

В первые часы соединенным си­лам штурмовой гвардии, службы безопасности, а также плохо воору­женной милиции не удалось, одна­ко, помешать мятежникам захва­тить несколько стратегических пунктов, но главная политическая задача последних — захват Генера­лидада и радиостанции — была сор­вана.

Характер борьбы совершенно изменился, когда, с одной стороны, в два часа дня тысяча гражданских гвардейцев с флагами и трубами под командой полковника Эскобара вышла на Каталонскую пло­щадь и окружила отель «Колон», центральную телефонную станцию и другие здания, обрамляющие сады, а с другой — десятки тысяч безоружных бойцов получили или захватили оружие в казармах ча­стей, не примкнувших к мятежу.

Генерал Годед, покинув Мальор­ку, где он добился присоединения гарнизона к мятежу, прибыл в Бар­селону на гидросамолете около ча­су дня; он был уверен, что ему остается только сделать смотр по­бедившим войскам.

Генерал Фернандес Бурриель, инициатор барселонского пронун­сиаменто, арестовав начальника IV военного округа (Льяно де ла Энкомьенду) и взяв на себя командо­вание мятежными войсками, не­сколько поторопился объявить Годеду о победе мятежа.

Вместо того чтобы торжество­вать победу, Годед был вынужден вступить в борьбу с городом, где его положение ухудшалось с каж­дым часом: мятежники не могли ни координировать свои действия, ни сообщаться друг с другом, ни рассчитывать на помощь извне, по­скольку вся Каталония оставалась верна республике.

К концу дня роли переменились. Нападающие, превратившись в осажденных, начали сдаваться мел­кими группами. То, что граждан­ская гвардия предоставила свои ударные силы в распоряжение Ге­нералидада, окончательно демора­лизовало мятежников.

Годед сначала тщетно пытался привлечь на сторону мятежа части, оставшиеся верными республике. Потом он с тем же успехом обра­тился за помощью к генералу Кабанельясу в Сарагосу и в Пальму на Мальорке, но довольно быстро понял, что партия проиграна. Около восемнадцати часов Годед из помещения военного округа, где он укрылся, вызвал по телефону начальника гражданской гвардии генерала Арангурена и сказал, что, если ему гарантируют жизнь, он сдастся. Утром, покидая Пальму, он, однако, заявил: «Каков бы ни был исход борьбы, никто не дол­жен сдаваться. Если вам скажут, что Годед сдался, не верьте. Годед не сдается и никогда не сдастся».

Вечером того же дня Годед в об­мен на жизнь сдался. Он сделал да­же больше. Когда его под конвоем привели в Генералидад, он встре­тился там с президентом Луисом Компанисом, который предложил ему обратиться по радио к мятежникам и приказать им прекратить всякое сопротивление. Генерал Го­дед минуту подумал и согласил­ся. Он прочел перед микрофоном барселонского радио следующую краткую декларацию:

«Судьба была ко мне неблаго­склонна, и я был взят в плен. Те, кто хочет избежать нового крово­пролития, могут считать себя сво­бодными от всяких обязательств передо мной».

Слова Годеда были равны свиде­тельству о смерти мятежа в Барсе­лоне. Последние очаги сопротивле­ния были подавлены на следующий день не без ожесточенных боев, особенно при взятии казармы Атарасанас. Анархо-синдикалисты от­личились в этом бою, в котором участвовали их лидеры, братья Аскасо и Дуррути. Один из братьев Аскасо погиб при штурме; накану­не погибли несколько лидеров Объединенной социалистической партии Каталонии, которые вместе с гражданской гвардией участвова­ли в захвате отеля «Колон».

Когда разгром мятежа был окончательно завершен, победите­ли организовали торжественное шествие по улице Кортесов. Ли­кующая барселонская толпа при­ветствовала бойцов рабочей мили­ции, теперь вооруженных захва­ченным в казарме оружием, бойцов гражданской, штурмовой гвардии и службы безопасности, проходив­ших, подняв в приветствии сжатый кулак.

91