Глава VIII : Магистерская диссертация и переросшая ненависть

Сигурд и Октавия встречались лишь раз в неделю. Октавия очень сильно уставала от присутствия Кёнига в её жизни, а Кёниг воспринимал это как вызов. Он писал все больше и больше стихов, посвященных любви, и даже не подозревал, насколько это было напрасно. Октавия была с ним из жалости или по привычке, впрочем, какая разница? В итоге она не хотела быть с ним. Точнее, ей было плевать. Он иногда её веселил, иногда заставлял что-то чувствовать, но в целом ей было плевать.

 

***

 

Однажды Октавия и Сигурд сидели в коридоре филологического факультета. Вдруг к ним подошел Винсент Вуд, взявшийся из ниоткуда. Он поклонился перед девушкой и представился, а после выслушал её представление. Потом научный руководитель обратился к Кёнигу:

– Как идет работа над магистерской диссертацией? Давно ты мне не писал.

– Я работаю. Уже готово пятьдесят страниц.

– Хорошо, но ты помни, что это не работа. Это любовь. Ты должен полюбить то, что ты делаешь, чтобы достигнуть наивысших успехов! Любовь заставляет нас превращать работу в искусство.

 

***

 

На несколько недель Сигурд был заперт у себя в общежитии. Ему пришлось срочно дорабатывать диссертацию, после многочисленных комментариев Винсента Вуда. Винсент же был достаточно хитер. Заняв своего ученика делом, он сразу же написал Октавии Елизаровой и пригласил её на прогулку. Сначала они долго гуляли по набережной, а после зашли в ресторан. Винсент пообещал все оплатить. Девушка согласилась. Они сидели друг напротив друга.

– Знаете, – начал Вуд, – а я известен в России, как главный исследователь творчества Иоганна Вольфганга фон Гёте. Благодаря мне переведены многие важные труды этого великого человека. Если уж и не я сам переводил их, то это делали либо мои ученики, либо мои друзья под моим началом. И они постоянно советовались со мной.

– Это интересно.

– Очень интересно. Еще я владею пятью языками помимо русского. Немецким и английским владею в совершенстве, а вот итальянский, латынь и персидский знаю довольно поверхностно, но для чтения мне хватает. Вы же согласны с тем, что филология – это в первую очередь любовь к языкам и желание их выучить?

– Да.

– Вот и я согласен. Знаете, чего не понимают многие технари? Они думают, что язык нам дан изначально. Они не ценят труд филологов. Они думают, что они уже мастера слова, раз умеют просто говорить. На самом деле, филология – это та наука, которая важнее и первичнее даже математики. Вот вы подумайте, как мы обучаемся математике? На словах. Именно! Математике нельзя научить, не используя слово. Филология – это начало педагогики, а педагогика формирует психику. А вот уже с помощью психики мы и познаем. Все эти технари, на самом деле, глубоко зависят от нас, филологов, хотя и сами не понимают этого.

– Тогда все от нас зависят, получается.

– Да, так и есть. Все от нас зависят. Филология – главная наука, которую современное общество недооценивает и недолюбливает. Филологию нужно любить, тогда и научное познание расцветет. И преподавать станет легче. Но большинству людей наплевать на науку вообще. Им интересен только тот заработок, который они получают на своих научных местах. И по заработку они измеряют полезность. Наивные люди.

– Наивные.

– Но любовь не знает того, что такое деньги. И филология не знает. Вы согласны?

– Согласна.

– Истина филологии в любви к слову, в любви к языку. Тот, кто любит язык и слово, тот и филолог по своей сути. Читать, читать и еще раз читать, а читая – любить. Вот каков должен быть наш девиз. Вам так не кажется?

– Кажется. Я тоже люблю филологию. Люблю язык.

– О, у нас с вами общая любовь! Общая страсть! Это просто прекрасно! Прекрасно, что мы с вами любим что-то одно. Хотя, если честно, я не представляю себе человека, который бы не любил книги. Для меня люди, не любящие книги, и не люди вовсе. О чем с ними говорить? Как поддержать с ними разговор? Для меня это загадка. Я вообще удивляюсь, как современное поколение докатилось до того, что оно практически не читает. Без чтения в человеке умирает самое важное!

 

***

 

Эмелин шла по улице, слушая плейер. Она не заметила, как сама налетела на молодого человека. Они столкнулись лбами, но боевая феминистка не могла признать свою вину. Она сразу же достала кастет и мощным апперкотом выбила прохожему зубы. Парень заплакал и спросил, плюясь кровью:

– За что?!

– Ты решил пристать ко мне, кусок мужского дерьма?! Я таких, как ты, хорошо знаю! Специально столкнулся со мной, чтобы за грудь полапать! Извращенец!

– Нет… что вы… я просто смотрел в телефон. Простите… ай… больно… говорить…

В молодого человека был очень жалкий видок. Он был абсолютно беспомощным и, скорее всего, не заслуживал такой агрессивной реакции, но что сделано, то сделано. Эмелин пошла дальше.

 

***

 

Ночью девушка не могла заснуть. У нее перед глазами мелькало лицо бедного паренька, которому она выбила зубы. Она поняла, что злоба стала частью её натуры. Она была слишком злой и хотела преодолеть эту злобу. Эмелин знала, что если она продолжит в таком же духе реагировать на все поступки мужчин, то у нее будут проблемы с полицией. Да и относительно невинного человека можно ранить или убить, если ярость завладела твоим разумом. Она подумала:

– Радикальный феминизм мне не подходит. Он злой. Он накапливает мою злость, а не дает мне от нее избавиться. Он превращает мое недовольство в ярость, а яростью я не могу управлять. Я становлюсь рабыней радикального феминизма, честь возьми. Это ловушка. Капкан.

Эмелин кивнула.

– Но мужчины все равно виноваты. Патриархат никто не отменял. Надо переходить на умеренный феминизм, иначе меня затащат на поле боя. Буду воевать с мужчинами не на жизнь, а на смерть. И это хорошо не закончится. Но мне будет плевать. Еще немного, и я бы могла оставить человека инвалидом. Хотя, без зубов тоже нелегко… Бедный.

Девушка покачала головой.

– Стоп, хватит жалеть мужчин. Может, он был насильником или, того хуже, шовинистом? Но я ударила его не поэтому. Я ударила его, потому что я была Невероятно зла. Полиция уже забирала меня. Отец… Ах, я била отца. Но он заслужил. Плевать на отца. Из-за этого мудака я просидела в участке пятнадцать суток. Это даже не по закону. Он просто уговорил знакомого так сделать. Козел. Но я все равно их всех не убью. Не видать радикальным феминисткам победы в их войне. И вся эта злоба мне только навредит… Пора взрослеть. Пока отвернуться от утопии. Для женщин есть достойное место в мире, но радикальными методами его не добиться. Нужно действовать хитрее, мягче и эгоистичнее.

 

***

 

Сигурд защитил магистерскую диссертацию и поступил в аспирантуру. Празднуя поступление, он пригласил Октавию к себе в комнату. Он купил вино за две тысячи, приготовил ужин и с улыбкой смотрел на нее. Октавия стала больше молчать. С каждым новым месяцем общения она молчала все больше, пока не замолчала насовсем. Ей не хотелось говорить в компании с Сигурдом, а Сигурд больше всего в жизни мечтал её услышать.

Он спросил:

– Как прошла неделя?

– Хорошо.

– И что ты делала?

– Много чего.

– Слушай, почему ты так холодно со мной разговариваешь?

– Потому что я устала от всего. Наши отношения утомляют меня. И очень давно. У меня есть свои дела в жизни, а ты мне предлагаешь свою любовь. Будь твоя воля, я бы из твоей постели не вылезала.

– Это так, но есть еще и твоя воля. И я готов прислушаться.

– Я рада, что готов. И это мне в тебе нравится, но я устала. Устала от всего. Для меня наши отношения – тяжкий груз, который мне нужно тащить.

– Прости, что?

– Говорю, что я устала от наших отношений.

– Но я думал, что ты любишь меня. И я люблю тебя…

– Ты ничего не заметил?

– Я думал, что у тебя какие-то проблемы, но боялся спросить. Я не хотел все испортить.

– Понимаешь, я приняла тебя за другого.

– Как это?

– Я думала, что ты величественный гений, знаешь Гёте наизусть…

– Я и знаю!

– Но этого недостаточно! Сначала я придумала тебя. Создала из кусков своих мечтаний. Благо, подходящая внешность у тебя уже была. Остальное придумать было несложно. И я влюбилась в твой образ, а ты влюбился в мой образ, который ты создал сам. Но что в итоге? Я протрезвела. Я начала понимать, какой ты! И я поняла, что я придумала. Но ты так и не понял, что придумал ты.

– Я…

– Это все не любовь. Это иллюзия. И я устала от иллюзий. Прости, но я пойду. Может быть, ты найдешь, что мне ответить потом. Сейчас я хочу побыть одна.

Октавия ушла, захлопнув за собой дверь. Сигурд сидел неподвижно в течении нескольких минут. Только его руки, лежащие на столе, легонько дрожали. Он смотрел в пустоту, не понимая, что только что произошло. Он, что было для него не свойственно в других отношениях, уже спланировал всю жизнь с Октавией наперед, он хотел, чтобы она была вместе с ним всю жизнь, но сейчас он понял, что этому не быть. Он не хотел отпускать свою любимую, но что ему еще было делать? Положительная часть их истории любви была закончена, началась темная полоса. Только вот жизнь не зебра. И темные полосы, даже если по счастливой случайности они прерываются белыми, намного длиннее и мучительнее. А кто-то вообще предпочитает не рисковать попаданиями во тьму, а потому выбирает беспросветную серость, идущую бесконечной полосой.