Глава VI : Экзамены, магистратура и вечная любовь

Наконец-то настала пора окончить бакалавриат или, как его называли филологи после изучения нескольких иностранных языков «бакалавриад», выделяя интонацией слог «ад». Сигурд сдавал выпускные экзамены и сдал все на отлично. Он с легкостью поступил в магистратуру, продолжая свое обучение под бережным контролем Винсента Вуда, который, в каком-то смысле, полюбил своего ученика, хотя и ненамеренно вызывал у него раздражение. Дело в том, что Винсент очень любил говорить про себя. И проблема была в том, что он пытался казаться другом Сигурда, хотя другом ему он не являлся. Кёниг хорошо понимал свое положение в иерархии университета и понимал, что ему нужно было сохранять расположение Винсента любой ценой. О какой дружбе может идти речь там, где имеют место начальник и подчиненный? Первый в таких отношениях может дать волю своим мыслям и чувствам, а второй – полностью заперт. Стоит ему нечаянно обидеть начальника, тот сразу же может ополчиться на него и доставить большие неприятности.

Сигурд на протяжении всей учебы видел такое множество раз. Преподаватели – очень мстительные и эмоциональные. Стоило какой-то студенточке перейти в дружеские отношения с преподавателем, он сразу же таял и предлагал ей вечную любовь и всего себя. Стоило ей отказать ему, сразу же шли обиды, которые безусловно сказывались и на оценках. То же было знакомо и тем студентам, которые по воле случая ссорились с преподавателями. Преподаватели, как ни странно, позволяют себе не рефлексировать над своими эмоциями по отношению к студентам. Они пускают свое отношение на самотек.

Сигурд даже переделал строки из «Горя от ума»:

 

Ах, от преподов подалей;

У них беды себе на всякий час готовь,

Минуй нас пуще всех печалей

Гнев лектора и лектора любовь.

 

***

 

Сигурд и в магистратуре любил сидеть в коридоре и читать книги. За последние годы он немного изменил стиль. Теперь он предпочитал носить черные брюки и рубашку, только без пиджака. Волос на его голове стало значительно больше, а солнечные очки давно потерялись. Однажды к Кёнигу подсела красивая молодая девушка. У нее были черные кудрявые волосы и большие глаза. Она была невысокой, но от нее веяло какой-то невероятной энергией. Сигурд сразу заметил её, но не решился знакомиться. И не нужно было.

Девушка обратилась к молодому человеку:

– Здравствуйте. Вы Сигурд Кёниг?

Сигурд думал несколько секунд. Он будто бы забыл свое имя, но в итоге ответил:

– Да, кажется, да…

Девушка улыбнулась.

– А я Октавия. Приятно познакомиться. У нас тут такое дело. Нужен красивый парень для фотосета.

– И…

– И вы более чем подходите. На филфаке очень мало парней. Тем более, мало красивых. Тем более…таких.

Сигурд молчал. Октавия понимала его негодование и удивление.

– Хорошо. Пойдемте со мной. Я отведу вас к фотографу. Это для рекламы нашего факультета. Фотографироваться будет много ребят.

Любому другому человеку Сигурд бы отказал. Он бы не стал тратить свое драгоценное время на такие глупости. Ну, какие фотографии? Какая реклама факультета? Это шутка такая? Но Октавия была просто изумительна. Её голос, её глаза, её волосы – даже если бы она предложила шагнуть в жерло вулкана, Сигурд бы согласился.

 

***

 

После фотосессии Сигурд и Октавия продолжили общение. Они регулярно прогуливались по улицам Аранео, по садам и паркам, по набережным рек и берегам прудов и озер. Вместе они прошли очень большое расстояние. Казалось, что они шли так всегда. Шли, держась за руку. Во время дождей они элегантно обходили лужи, периодически разговаривая. Но даже в молчании они выглядели достойно друг друга.

В саду Шестова они впервые поцеловались. Это был красивый и теплый поцелуй. До и после него глаза обоих горели, словно глаза охотящихся котов. Потом они смотрели на северо-западное ответвление моря Триады. Вода была черной.

Октавия закуталась в свое пальто.

– Мне кажется, что мы созданы друг для друга.

Сигурд кивнул.

– Мы созданы друг для друга. Это безусловно.

После Кениг прочитал отрывок из «Фауста»:

 

Двух сливая воедино,
Длит любовь блаженства миг,
Но конечная вершина –
Единение троих.

И тогда-то мы у цели:
Весь я твой и ты моя.
К этому и тяготели
Побужденья бытия.

 

Октавия улыбнулась.

– Твой любимый Гёте.

Сигурд кивнул.

– Мой любимый Гёте. И ты моя любимая. Мне кажется, что я никогда так не любил и никогда так не полюблю.

– Мне тоже так кажется. Сигурд, моя душа – твоя.

Кениг усмехнулся.

– А моя – твоя. Я люблю тебя всем сердцем. Сильнее любви я не могу представить. И, надеюсь больше всего на свете, что тебе хорошо со мной.

– Мне хорошо. Лучше не бывает. В тебе есть что-то родное.

– И в тебе я вижу это родное. Мы будто бы две стороны одной монеты. Или что-то такое.

Октавия посмотрела на небо.

– Как же хорошо, что мы встретились.

 

***

 

Эмелин вышла из комнаты. На пути у нее встал отец.

– Куда пошла?

Девушка усмехнулась.

– Куда захотела, туда и пошла.

– Я тебя не пущу.

– Старик, ты уверен, что ты хочешь повторить урок, который я тебе преподала уже много раз?

– Я вызову полицию.

– Вызывай. Мне уже больше восемнадцати. Что они мне сделают? Домашний арест? Не смеши.

– Ты моя дочь. Ты должна уважать отца. Я тебя не пущу.

Эмелин достала из кармана кастет и ударила отца в живот. Он не успел защититься и снова оказался на полу. Девушка переступила через него и покинула квартиру.

 

***

 

Она добралась до своей любовницы, с которой спала уже несколько месяцев. В среде радикального феминизма лесбийские отношения были нормой. Любые отношения с мужчинами презирались, поскольку презирались и сами мужчины. Подруга Эмелин была покрупнее и тоже являлась феминисткой. После проведенной вместе ночи, Эмелин проснулась, накинула красный халат. Её подруга дернула девушку за руку:

– Ты останешься здесь.

Эмелин вырвала кисть из ладони любовницы.

– Не указывай мне.

Девушка встала.

– Ты у меня дома. И ты сейчас ляжешь со мной на кровать. Мы будем смотреть в потолок и…

– Пошла ты. Я не позволю собой командовать.

Подруга ударила Атталь обратной стороной ладони.

– Быстро легла. Я не буду тебя упрашивать.

– Ты совсем охерела?

Эмелин сжала кулак и направила его в живот любовницы. Началась довольно ожесточенная драка. В ход шли ножи, подносы, ложки, вилки и небольшая мебель. Особенно примечательным было фехтование стульями, в котором обе девушки показались умелыми бойцами. Эмелин пробилась к коридору и достала из своей куртки кастет. Одного удара хватило, чтобы лишить любовницу сознания. Больше они никогда не встречались.

 

***

 

Сигурд и Октавия сидели на скамейке в парке и смотрели на небо сквозь паутину веток. Октавия улыбнулась.

– Как же красиво. Вечереет. Краснеет. И потом темнеет. Я в предвкушении.

Сигурд кивнул.

– Я тоже. Люблю небо.

– Я тоже его люблю.

– В нем невероятная мощь.

– И красота.

– И красота.

– Любое небо прекрасно.

– Любое. Белое, облачное, голубое, красное, звездное.

– Многие люди не замечают небес.

– Они живут здесь. В своем маленьком мирке. У них свои дела. Они работают, зарабатывают деньги. Это для них целая вселенная. Вселенная одного мгновения. Для них жизнь складывается из мгновений, но как они не правы.

– Согласна.

– Глупо ценить только мгновение. Люди, живущие лишь сейчас, являются лишь людьми одного мгновения. А в небесах вечность и продолжительность, изменчивость и статичность. На небесах не бывает мгновений. Они всегда представляют собой говорящую вечность.

– Или молчащую.

– Да. Молчащую. Молчание здесь точнее. Но небеса пишут.

– Пишут.

– Только вот мало кто смотрит на их письмена. Да и текст этот непонятен.

– Я пытаюсь его расшифровать.

– Я тоже пытался, но в итоге сдался.

– Почему?

– Потому что я ничтожен по сравнению с небесами. Я не считаю, что вообще можно расшифровать их текст. Я им наслаждаюсь, но не тороплюсь расшифровывать. Слишком сложно и слишком сомнительно.

Октавия прижалась к Сигурду крепче.

– Знаешь, это с какой-то стороны мудро. Но я хочу узнать, о чем же они пишут нам. И зачем пишут? Зачем небеса пишут нам?

– Может быть, они пишут не нам. Возможно, для их текстов нет адресата. Этим они и отличаются от людей. У человека, даже прячущего свои письмена, всегда есть адресат, а у небес его нету, потому что они пишут в вечности и для вечности.

– Умная мысль. Может быть, и так. И если мне не предназначен этот небесный текст, то я не смогу его расшифровать?

– Почему нет? Нужно пытаться. Если не попытаешься, тогда точно ничего не расшифруешь.

– Это точно. Точнее некуда.

 

***

 

Эмелин вернулась домой. Отец заперся в комнате. Через несколько часов приехала полиция. Полицейские вломились в комнату Эмелин и начали её допрашивать. Отец написал на дочь заявление.

 

***

 

Сигурд никогда не был так счастлив. Наконец-то он нашел свое место в мире. Точнее, своего человека. Все остальное казалось бессмысленным и переходящим. Он думал только о своей возлюбленной Октавии. Все в ней нравилось ему. Особенно его поражала глубина её рассуждений. Она так тонко и точно говорила о небесах, о людях, обо всем вокруг. В это хотелось верить, но еще больше хотелось верить в любовь, похожую на непрекращающуюся сказку.

Но, как вы знаете, omnia orta cadunt — «всё рождённое обречено гибели», даже любовь. Особенно любовь. Сначала она нарастает, подобно сверхновой, собирая все больше и больше смыслов вокруг себя, а потом разрывается на части, уничтожая все на своем пути. Такая судьба должна была постигнуть и эту прекрасную любовь двух молодых людей, нашедших друг друга в неутомимой пустоте. Их отношения могли бы прерваться сразу, но далеко не всегда происходит так. Очень часто уже законченные отношения продолжаются много лет. И самое страшное, что один из пары может даже не подозревать о том, что отношения давно закончились.

 

***

 

Октавия сидела на своем подоконнике, пила чай и гладила кошку. Получив предложение отправиться на прогулку от Сигурда, она сказала, что заболела. Конечно, она была больна, но только причиной этому были не вирусы и не бактерии. Она чувствовала внутри себя невероятную гнетущую пустоту, от которой лишь на некоторое время её смогли спасти отношения с Сигурдом.