Мертвая зона (отрочество) (ату Повешенный)

Мертвая зона. Так я назвал свое отрочество, время приблизительно между семью и семнадцатью. Время тяжелое, порой мучительное, порой унизительное, но уже неизмеримо лучшее, чем плюшевый ад. Здесь есть свобода, и ветер уже гораздо ближе.

Плюшевый ад закончился, когда я пошел в школу. Правда я там оставался недолго – не больше года, после чего испугавшись что покусавший учительницу ученик может быть опасен был отправлен на индивидуальное обучение. Может быть, плюшевый ад закончился с первого побега в другой двор, или первого взгляда на электричку, от которого в сердце забилось неизвестное доселе тепло предвкушения. Или с болезни бабушки, после которой Им наконец то стало не до меня.

В мертвой зоне ты представлен самому себе. Эту свободу отвоевываешь себе по капле, разрушая заготовленные разметки флажков внутри. Мертвая зона – это реальность в которой нет смыслов и ориентиров. Вообще. А поскольку их нет, их надо придумать. Даже если они нелепы и бессмысленны. Например поджечь все открытые подвалы в округе или узнать названия всех улиц в городе. Мертвая зона – это зона полной изоляции, где других просто нет. Другие люди, будь то ровесники или взрослые непонятны, словно существа с другой планеты, а никаких способов наладить хоть какое общение нет. Потому что в мертвой зоне есть только мир воображения, который погружает глубоко в безумие. Читая о «мистическом соучастии», досознательном состоянии, в котором по мнению многих этнологов живут так называемые «примитивные народы», я узнаю свою мертвую зону. Потому что здесь нет никаких границ между реальностью внутри и реальностью снаружи. Здесь говоришь с камнями и листьями, приписывая всему что есть вокруг свои мысли и свои мечты.

Но мертвая зона, это уже не плюшевый ад. Здесь даже есть своя свобода, пусть и во многом ограниченная и неполная. Здесь даже иногда бывает Ветер. Знаки на пути, знаки ветра и Лилит, сны и книги. И об этом – чуть позже.

Школа. Наверно все таки стоит вести отсчет отсюда. Я помню этот парад первоклассников, первое сентября, и свою попытку понять – куда же я попал и что я тут делаю. И – поиск глазами Ирины – ВДРУГ, она здесь?

Глупо было надеяться, что ребенок который до этого общался с одной единственной девочкой в песочнице, попав в школу поплывет как рыба в воде. Я просто не понимал окружающей меня реальности и их требований. И через полтора года, за неадекватное поведение я был успешно отчислен из школы, и переведен на индивидуальное обучение. Слишком уж больно кусал учителей пытавшихся поставить в угол, а в ответ на запрет выйти из класса с удовольствием справлял свою нужду прямо перед всеми.

Много ли я помню о школе? Помню, свой острый отказ играть по правилам которые для всех казались самоочевидными. Переходы, пролеты, непонятные мне дети живущие иной жизнью, неприятные взрослые.

Была единственная девочка в классе с которой я сдружился, и эта дружба наполняла меня гордостью. Наверное это то что спасло мой рассудок в то время, девочка, с которой мы противопоставлялись всем, и все время не разлучались. Она была такой же как и я, и это давало мне силы. Потом, я долго пытался найти её. В 16 лет, когда моя мертвая зона подходила к концу, у меня это даже получилось, но это совсем другая история, которая далеко не так интересна.

А потом, потом Света была отчислена и меня перевели на домашнее обучение. И сознание обрушилось вниз, проваливаясь в мир фантазий, переплетающихся причудливым узором. В пространство без других.

Вначале, утром я уходил из дома, говоря что буду в соседних дворах и бесцельно гулял по городу бродя в мире своих фантазий, перенося камни с места на место. Вечером возвращался обратно, и играл в свои игрушки, украденные в ближайшем детском садике.

В мертвой зоне было очень много игрушек. Куклы, звери, машинки, большой игровой мир мой, был королевством со своими сложными законами и противоборствами. Интересно, что в этих играх, комната моей матери всегда был враждебным королевством которое пытается захватить мир цыпленка. В своем уходе в фантазии я дошел до состояния первобытного человека, точно названного Леви Брюллем «мистическим соучастием» анимизм, в котором каждый камень на земле наделяется своей душой и каждая травинка имеет человекоподобные мысли. Мысли которые я приписывал всему и вся. Мысли только об одном – о путешествии. И выбирая наугад камни и травинки я фантазировал что исполняю их мечту многих миллионов лет – мечту о перемене пространства, перенося их с места на место.

Расширение границ происходило не сразу. Сначала – ближайшие дворы. Казалось что свобода – она только в свободе ходить где угодно. Еще один шаг в неизвестный мир, еще одно движение за угол, еще один взгляд в подземелье подвалов. Дом который я не видел, улица которую я не знаю, двор который… Некоторое время, я боялся перейти через настоящую дорогу. Квадрат пяти дворов, волчий загон, с невидимыми флажками. Но Бабушка была уже при смерти, а матери было не до того чтобы пытаться как либо ограничить меня. Никакого влияния на меня не было.

И первый барьер, барьер нарушения границы был преодолен. Как одержимый метался по улицам и дворам, ища новые картинки которые могли бы хоть как то подстегнуть воображение. Хотя в то время наша семья была далеко не бедной и я имел хорошие игрушки, одной из моих странностей была странная привычка лазить по помойкам, принося оттуда самые худшие сломанные игрушки, которые мне были дороже и ценнее чем все что мне покупали.

Примерно к десяти годам, когда Бабушка уже была мертва, я изучил весь город, и говорил о том, что скоро поеду в Москву. Конечно взрослые не принимали мои слова всерьез, и это плохо скрываемый отказ принимать всерьез мои желания, становился еще одним вызовом. Мне казалось, что я если я все таки смогу это сделать, я смогу победить, нечто живущее во мне. Нечто от них.

И 23 Августа, в четыре утра, я неслышно выскользнул из дома, крадучись проходя по пустынным улицам, я шел на вокзал. Я хорошо знал правила игры этого мира, и потому беря билет в кассе я попросил пробить мне взрослый и детский, чтобы не вызывать подозрений. Ведь мне только что исполнилось 11 лет. Потом, четыре часа в дороге, ликующие разговоры сограждан о провале августовского переворота, за общей эйфорией никто не замечал маленького мальчика, гонимого навстречу новому опыту. В этот же день, прогулявшись по Москве несколько часов, я сел на электричку обратно и уехал домой.

Зачем я пишу об этом, и имеет ли этот в сущности банальнейший эпизод отношения к индивидуации, и дальнейшему становлению в мире магии? Что особенного произошло? Разве так уж редко ребенок в одиннадцать лет может убежать в другой город? Пустяк, ничего не значащий пустяк, всего-то прогулялся по красной площади, по метро, в большом, почти сказочном детском мире купил игрушки, бывшие чем то вроде трофеев.

Пришел, увидел, победил. Зачем пришел, кого победил? Четыре часа тряски в электричках, и в результате – острое, пронзающее насквозь наслаждение. В этом было что то от безумия. Но откуда взялось это наслаждение, можно ли рассматривать это по Фрейду, наслаждение дороги, как сексуальная сублимация? Право же господа фрейдисты, связать можно все со всем.

Но гораздо ближе к истине кажется мне мнение, что в своем первом опыте я открыл нуминозный архетип, архетип Дороги. Наслаждение – опыт нуминозного, результат прикосновение к одному из архетипов. Путь, странствие, одно из значений иероглифа Дао, и 7 аркан Колесничий. Дорога гениально воспетая Мартиэль и другими менестрелями.

С того самого момента, как я осознал себя, мать и бабушка, всеми силами пытались создать в моих глазах миф о своей всесильности. Ты все равно ничего не можешь изменить. И самое унизительное, самое отвратительное было в том, что это бессилие протекало еще и оттого что все было прежде всего во мне. Это я не разбил окно, это я не дошел до конца. Все под контролем. Я их. Плюшевый контроль ничем не легче железного. Все под контролем и «выброшенные игрушки» на следующий день вновь будут в игре, а подаренные значки принудительно возвращены обратно. Мир замкнутый на себе.

А здесь впервые система дала сбой. Конечно не впервые, первой была Ирина, но тогда они могли диктовать свои условия, показывая, что все бесполезно. А тут нет. Этот нелепый побег, был слишком невозможен, и играя в то, что «конечно же когда нибудь поедешь», никто не предполагал, что я поеду так скоро. И, проснувшись в десять утра, уже не было смысла звонить родственникам с просьбой перехватить меня с электричке, потому что я уже наслаждался прогулкой по красной площади.

Ветер вновь был со мной. Это чувство Ветра, из первого детского сна невозможно спутать ни с чем. Надо ли говорить, что я захотел повторить свой опыт? Раз за разом я разыгрывал одну и ту же схему, убегая в соседние города на деньги от сданных бутылок, с каждым разом все дальше и дальше. Вначале – ближайшие пять областных городов. Потом – дальше, за пятьсот, шестьсот, семьсот. Бешеный бег от музеев до детприемников, от вокзалов до больниц. На рассказ о путешествиях понадобилась бы целая приключенческая книга. Но нужно ли. Самое главное – понять и передать зачем это было нужно. Мне казалось, стоит убежать дальше, пробыть дольше, увидеть что-то… А куда, сколько и что – я не мог даже представить.

Правда книги и сны, знаки ветра, знаки пути, постепенно подводили к тому, что свобода пространства, это еще не вся свобода. Чтобы стать свободным, нужно ПОЗНАТЬ. «Кто познал мир – нашел труп, кто нашел труп – мир недостоин его».

Познание – удивительный глагол. Поскольку применим к самым различным модусам. В библии познать – эвфемизм сексуальности.

В одном из снов в 14 лет мне приснилось, что я умираю от рака. Моя мать любила пугать меня смертью от рака даже в самых пустяшных ситуациях, потому сон сам по себе не удивителен. Самое страшное в этом сне – невозможность покончить с собой. Выпрыгиваю с огромной высоты, мне страшно, я все-таки прыгаю, но тело отскакивает от асфальта как мячик, и я в ужасе даже не от мысли о смерти, но от невозможности уйти самому, уйти по воле, уйти как подобает аристократу. Уже в детстве я знал эту маленькую эзотерическую тайну – аристократ должен успеть покончить с собой, хотя бы за миг до смерти. Чтобы вырвать власть над собой у Иалдабаофа.

Этот сон принес второе знание смерти. И новый страх. Когда я понял, что могу умереть в любую минуту, я испугался мысли, что могу умереть девственником. Умереть – это судьба любого из нас. Страшно обидно, но неизбежно, никуда не денешься, и никто не денется. Но умереть девственником – предел ущербности. Тогда я был слишком далек от жизни, я был невольно отрезан от людей и не знал, по каким законам следует заводить отношения, соблазнять женщин. Не знал и не надеялся узнать. Адаптация, сублимация, социализация – это все потом, после работы с Дмитрием когда ветер ворвался уже не во сне и не на уровне смутных ощущений, но когда я впервые увидел его образ. А в четырнадцать, в пространстве мертвой зоны – законы человеческого мира были непостижимы, как квантовая механика для первоклассника.

Сексуальный опыт был получен в одном из поездов трех вокзалов, когда я собрав нужную сумму поехал на площадь трех вокзалов. Цель нашел далеко не сразу. Далеко не сразу добился я своей цели, ибо как отличить, как подойти? Долго я бродил вокруг да около, нарезая круги и привлекая содомитов, думающих, что проститутка – это я. Впрочем, содомский грех меня не интересовал ни в какой мере, и непонимание решалось очень быстро. Трижды я принимал подошедшего ко мне содомита за сутенера, и только потом выяснялось недоразумение. К счастью, содомиты боятся закона, вопреки популярному мнению, и когда, даже оказавшись наедине из-за «слов непонятых», слышали твердое «нет», никто не смел настаивать. На четвертый раз, после того, как я ходил по вокзалу, мотая пачкой денег, меня таки позвала проститутка. Очень скоро я добился своей цели. Помню, после первого оргазма – мысль: «Ну вот, слава Богу, теперь можно и умереть, теперь не стыдно».

Наконец-то. Первая мысль – теперь можно и умирать – не стыдно. Хорошая, хотя изрядно ленивая ебля в вагоне на отшибе. По немыслимой иронии богов первую проститутку звали так же, как ту, которая будила меня в детстве. Боги явно имеют чувство юмора, и шутят изыскано.

А потом стало скучно. И просто стало ясно, что со дна больше брать нечего, что все долги отданы и очень скоро должна начаться другая фаза. Триппер, подаренный на прощание одной особой, казался чуть ли не знаком отличия, символ испорченности перед лицом двухмерной прозрачности, удушливой праведности, чтобы отделиться от которой – хорош даже трипер, который, впрочем, был очень быстро и старательно вылечен.

И Юнг и Кроули говорили о том, что надобно отдаться всем самым ужасным, самым темным страстям и тем самым их преодолеть. Для поверхностного наблюдателя, который не разу ни знал настоящей тьмы, это кажется не более чем самооправданием, дескать, подогнать под свою испорченность красивую философскую базу. Но для меня, еще в 15 задолго до ознакомления с «Новой этикой» Нойманна и законом «Делай, что изволишь», этот принцип стал ясен. За полгода чистого разгула я испробовал все, что можно, доходя в своем декадансе до невероятных проявлений, от одного описания которых у большинства читателей возникнет судорога ужаса. И, отгорев в этих страстях, я прошел сквозь них, исчерпав их. Мир порока более не несет для меня ни притягательной тайны, которой боятся праведники, ни ужаса отвращения. Там все известно, там все ясно, там все познано. Это уже неинтересно.

Потому что по настоящему интересно – самопознание. Потому что по настоящему интересно – мир духа, мир символа, мир эйдоса, но не та ужасающая пародия смешанная с назиданием.

Воспоминания сплошной картиной идет перед моими глазами, а я все больше мучим сомнениями. Нужно ли записывать это, может ли оно быть интересным для того кто ищет в этой книги понимания как именно я стал Магом, как именно произошло то чудо которое называется пробуждение кундалини, сделавшее меня готовым встать на путь инициаций. А детство, отрочество… Хочется его проскочить как можно скорее, чтобы не тратить время, и перейти к описанию серьезных, взрослых событий. Предварительная мистерия Кундалини и Инициация. А в этих, уже почти забытых воспоминаниях, смущает не непристойность, а банальность, всего что может быть описано – детские влюбленности, детские конфликты, детский бунт, детский триппер, казавшийся признаком взрослости. Разве то что я описываю, это не то же самое что было у каждого из моих читателей, и разве в моих рассказах каждый второй не узнает себя, недоуменно пожав плечами – «ну и что такого собственно говоря»?

Но именно поэтому нельзя упускать ничего. Ведь только поняв как из личного прорастает глубинное, из детского бунта, метафизическая дерзость познания Яблок Змея, можно самому войти в эту тропу. Только здесь и только отсюда растут те корни которые дали питание моему древу познания. Бунт, неутолимая жажда познавать и превосходить, прорываясь за флажки запретов. Четыре закона мага – знать, сметь, желать и молчать. А источник – там, в обыденном, в банальном, не будь которого не было бы дивной розы искусства расцветшей у меня на груди, семиконечной звездой¹ (речи идет о татуировке Звезды Бабалон, символ преданности Шакти) Корни в земле, корни в свинце, и о них нельзя молчать. Этим упущением грешат слишком многие. И в итоге все великое делание висит в воздухе, словно воздушный замок. Тогда как лотосы всегда растут в земле.

Продираясь сквозь воспоминания, я пытаюсь понять, что же черт возьми меня спасло? Предопределенность? Но что такое предопределенность, как не общие слова. Как бы проследить процесс, причины, найти слово, которое бы могло определить это странное рвение, которое заставляла меня все сильнее пробивать скорлупу яйца в которую я был закрыт в силу своего рождения. Что было тем качеством, которое вырвало меня из плюшевого ада, сначала в мечтах а потом и в реальности? Этот ответ – в строках апокрифического евангелия «о человек, если ведаешь ты что творишь, то благословен ты, но проклят и нарушитель закона ты если не ведаешь что творишь», и взрывается в простой и в то же время сложнейшей формуле нового эона – «Твори свою Волю – таков закон». Я желал осознавать. Даже делая зло, даже сдаваясь я говорил себе – «Я проиграл», отказываясь от любого самоутешения, дабы не тратить силы и сохранить святую ненависть. Более всего я боялся утешится, больше всего – принять их представления обо мне за себя.

В мертвой зоне было еще кое-что. Раз за разом, возвращался я в двор своего детства, откуда мы уехали когда мне было восемь. Переход из плюшевого ада в мертвую зону. Неужели, там в прошлом что то вызывало ностальгию? Только одно. Ирина.

Как будто бы оставалось там что-то что я не успел взять, что не забрал в новую, жизнь. Конечно дерево, которое в детстве казалось огромным, теперь было небольшим кустарником, а другое дерево я и вовсе с трудом смог разглядеть, песочницы больше не существовала, ямы тоже, деревянный дом был разрушен, словом изменения уже коснулись мира который был разбитой скорлупой из которого понемногу выбиралось мое сознания. Ирина. Я пытался найти с ней контакт, но это было бесполезно. Мы жили в разных мирах – я в мертвой зоне, она на земле.

А еще, очень рано я стал зарабатывать деньги. Еще в десять лет я изыскивал простые средства позволяющие извлечь для себя несколько лишних рублей – сбор макулатуры (обманывая людей говоря что собираем от школы), бутылок, банок. Были и откровенно криминальные методы, например регулярные похищения детских санок на металлолом от подъездов, поликлиник, улиц. Деньги буквально гипнотизировали меня, и уже в 12 лет, я перешел от этих малоприбыльных действий к самому эффективному на тот момент методу – торговле. Перепродавал газеты из киоска, потом стал покупать эти газеты оптом в редакции. И опять расширение границ – сначала пригородные поезда в своем городе, потом путешествия. Уже в 13 лет мои отъезды стали чем то настолько привычным, что даже мать смирилась с каждодневным отъездом за двести километров и не пыталась повлиять на меня.

Кстати по тем временам (а на дворе стояла первая половина девяностых) деньги которые я получал таким образом были далеко не такими маленькими как можно было подумать, настолько что оглядываясь назад непроизвольно скрипят зубы от осознания упущенных возможностей. Но тогда я не мог копить, я тратил деньги сразу и на месте, на дорогие и недоступные большинству людей заморские сладости и напитки, на никому не нужные сувениры которые терялись на следующий день. Казалось у меня внутри находится черная дыра, которую я не мог наполнить не смотря на то, что зарабатывал, как не странно зачастую больше взрослых.

Это была совершенно особое доведенное до предела ощущение жизни только здесь и сейчас. В прошлом – плюшевый ад, уже тогда я ненавидел свое прошлое и не мог простить матери и бабушке Ирины. В будущем – тотальная неопределенность, неизбежность смерти, банкротства, краха поезда на всех парах летящего к последнему взорванному Мосту. Потому – есть только скольжение от секунды к секунде, не то чтобы годы или десятилетия, даже месяцы, недели, казались нереально большим сроком. Был только один единственный импульс – Воля к жизни.

Возможно эта подростковая одержимость деньгами была своего рода компенсацией полной оторванности от реальности во всех остальных вопросах. Я не имел друзей, знакомых, лет до 16 общаясь только с двумя старухами двора моего детства. Волею судьбы я просто был изъят из мира людей в свою мертвую зону.

Вначале, после плюшевого ада, мертвая зона казалась мне землей обетованной, а внутренний сумрак – родным домом. Но по мере того как летели месяцы и годы, я начал ненавидеть свою мертвую зону, почти так же как ненавидел плюшевый ад. Мир фантазий и одинокой игры, казался мне ядом, которым была отравлена моя душа. Я сам стал выбрасывать свои игрушки, прижигать себе кожу за то что уходил в фантазии и мечтания.

Мне удалось закрыть дверь в сумрак и поставить жесткую границу между Я и тем что в юнгианской психологии называется бессознательным. Самонаказание в виде прижигания кожи спичками за уход в фантазии, начали делать свое дело, и сознание стало менять свои ориентиры. Забавно – выходит я самостоятельно открыл нечто похожее на практику Егорума (1) (Либер Егорум – набор инструкций для Мага цель которых воспитать Волю. Одним из таких советов является наказывать себя за ошибки порезом бритвы) которую направил на то чтобы заново пересоздать себя, когда прижигал себя спичками за любой уход в фантазии.

И как и в прошлой главе, не могу я удержаться от небольшого психологического экскурса. Так сказать взгляд на себя с точки зрения любимой науки. Почему я оказался в Мертвой зоне и почему смог найти выход в виде жестких самонаказаний.

Все рассказанное кажется подвешенным в воздухе и непонятным, наверное нужно объснить, нужно дать прямую отсылку на психологию, которая поможет читателю понять что же на самом деле происходило со мной.

Согласно Юнгу основа любого движения души, любого желания и стремления - психическая энергия. И эта психическая энергия, стремиться быть в определенном векторе, целью которого является созидание индивидуальности. Этот вектор мы можем видеть в древних мифах и сказках, в образе пути Героя, который уходит из дома, нарушает священный запрет, долго странствует, после чего встречается с неким чудовищем и побеждает его обретая сокровище. В наше время практически каждому известно что сказки представляют первичную матрицу психики, а путь героя – символическое отображение пути сотворения себя.

И все наше внутреннее движение, весь поток либидо – то есть психической энергии, устремлено к тому чтобы реализовать этот путь Героя.

Для абсолютного большинства вполне достаточно опосредованного восприятия этого пути – через проекцию культурных героев и религиозных верований. Это – пребывание в вечной потенциальности индивидуального, невозможность шагнуть в воды глубин. Однако во все времена были те кто проходили этот путь Сами. Некоторые добровольно, а некоторые по принуждению свыше. «О жесткой Охотник захвативший Меня», пишет Ницше свой «Плач Ариадны», и только полное ничтожество видит в этом всего лишь латентную гомосексуальность.

Но что происходит если весь поток либидо, встречает затор? Когда нет возможности реализовать не то что высшую, но и человеческую программу? Согласно архитепическому закону, в первой половине жизни основные силы должны быть брошены на экстраверсию, то есть реализацию себя в мире. Но что если изначальное сопротивление среды оказывается сильнее? Это как если бы на пути реки была поставлена дамба и река превращается в болото. В такой ситуации энергия начинает разворачиваться и преждевременно (поскольку своевременная Некея происходит где то от тридцати до сорока пяти лет, когда на смену биологической задачи приходит задача культурная) идти в глубины бессознательного.

Это и есть мертвая зона. Мистическое соучастие в неразделенности индивидуального. Как я узнал потом, изучая и наблюдая, слишком многие проживают в мертвой зоне всю жизнь. Жизнь по инерции.

В самом по себе погружении в мир бессознательного нет ничего плохого – напротив – открытие внутренней бездны одно из условий индивидуации. Но все должно быть в свое время. И до тех пор пока сознание не окунется в жизнь, до тех пор пока не отведает восторг побед и горечь поражений, здесь в материальном мире, уход в бессознательного означает крах. И горе тому, кто откроет для себя эзотерику и оккультизм до того как попробует вкус полноценной жизни. Потому и Регарди, великий маг и посвященный, рекомендовал обращаться к магии и оккультизму только людям уже отдавшим долг Малкут, а желательно еще и прошедшим свой психоанализ, потому и Юнг говорил о задачах первой половины жизни как задачах активного движения в мир, а Дион Форчун предупреждала что те кто не стоят твердо на ногах, в своем так называемом духовном росте идут не в Кетер а в Клиппот Кетер.

Но тот кто сможет вырваться из мертвой зоны, имеет гораздо больше сил души, потому получает шанс реализовать высшую программу. Рубедо. Мистерия. Но только при условии соблюдения баланса.

И мне повезло, что первым что я узнал была именно психология. Все должно иметь свою последовательность, вначале психология сознания, потом психология бессознательного, и только потом, когда индивидуальность будет иметь свою силу, можно позволить себе открыть тайную дверь мистерии.

Выходил я из мертвой зоны постепенно. Даже в играх и фантазиях, неосознанно, красной нитью проходила одна тема – стремление отделиться от мира матери. В этих играх я выстраивал целые миры, сражающиеся друг с другом, но забавная тонкость – центром «злых героев», в моем воображении была комната моей матери, куда я проникал всякий раз с своими героями.

Как я уже писал, несколько лет я искал психолога. Зачем? Тому было две причины. Первой причиной был прочитанный Берн и Фрейд, память о пантере и убежденность что материнский сценарий, обрекает меня на роль неудачника.

Второй причиной был тяжелый невроз, название которого я узнал у все того же Берна. Невроз навязчивых состояний. В психотерапии это называется «невроз навязчивых состояний». Вдруг ниоткуда появляются «навязчивые мысли», смысл которых сводится к оскорблению и обесцениванию всего, что казалось важным и значимым. Или вдруг появлялась мысль, сделать, что-то бессмысленное и вредное. Эти мыли казались «приходящими из за угла», они не казались «своими» и были тем мучительнее и досаднее. После – мучительный скрежет в голове. Заноза.

Психолог должен был стать тем кто вытащит занозу. Того кто сможет дать реальные ответы, которые будут исцелением. Это была особая проекция фигуры спасителя, и то как я ждал появления аналитика в моей жизни было сравнимо с ожиданием второго пришествия.

Найти психолога было не так то просто. В начале несколько психологов дававших свои объявления отказывались со мной работать, ссылаясь на «недостаток квалификации». Но в своих поисках я был достаточно упорен.

И первый серьезный психолог был найден. Дмитрия я переодически посещал около пары лет, пока в этом не отпала необходимость. Талантливый психолог НЛПер, он успешно ликвидировал некоторые простейшие комплексы, вроде страха темноты, но «физик» до мозга костей, он был слишком «человеком разума», чтобы понять когда действительно мог бы начаться процесс трансформации и стать «Акушером Самости», просто стоя рядом и создавая условия для проявления мистерии.

Однако работа с ним приносила свои плоды. Возможно именно благодаря нашим сеансам, я смог наконец адаптироваться в мире.

Я не помню большинство наших сеансов. Как правило это были различные НЛПерские техники «разговора от двух субличностей», различные тесты и ассоциативное исследование. Помню, что когда Дмитрий попросил нарисовать «несуществующее животное» я нарисовал три головы на одном туловище – кошку, цыпленка и дракона, назвав это существо Дредидом. Три головы в этом тесте – очевидный внутренний конфликт, о котором впрочем я прекрасно знал.

Но самым главным было одно из самых последних занятий. Эта практика называлась «лестница». Суть практики была в том, что на полу выкладывалось пять ступеней, которые следовало поочередно пройти. На первой ступени нужно было самым подробным образом отследить ощущения тела, на второй – мысли, на третьей – убеждения и ценности, на четвертой – кем я себя считаю. Время от времени я ловил себя на раздражении: «Черт возьми, что я здесь делаю? Ни тебе анализа снов, ни тебе погружения в воспоминания Что это вообще такое?». Однако и прерывать работу не хотелось – в конце концов «копаниями» я был уже сыт с Константином, а здесь было что то реально новое, что вполне возможно сможет помочь.

Наконец, я дохожу до пятой ступени – и собирался шагнуть на неё, не понимая что от меня вообще тут требуется. Пятая ступень называлась сущность. Сущность – это что?

Легкое чувство ошарашенности, и к чему это все, и что это такое. А ведущий улыбается – спокоен совсем – говорит: «Подожди немного, расслабься, все нормально». И через несколько минут я почувствовал внутри себя нечто вроде свежего ветерка, который стал усиливаться. «Представь как это было бы если бы ты это видел», - сказал психолог, и, не успел я сказать привычное «у меня ничего не получится» перед моими глазами появился четкий образ – я увидел мужчину с длинными седыми волосами, держащегося за вершину скалы. Его белые, как снег, волосы развиваются по ветру, и кажется, что он сам и есть этот ветер, свободный дышать там, где хочет. Он стоит на скале и его страсть – это неистовая страсть опьянения ветром, небом, вершиной, словом, знанием и Волей, словом то, что Ницше называл «дионисийским экстазом».

Это видение действительно поразило меня, но странное дело – тогда, в состоянии еще фрагментированного сознания я не придал ему значения, и восторг который спустился на меня на несколько дней, ушел и долгое время не вспоминался. Только через много лет понял как много поменялось во мне после первого «опыта ветра». Только сейчас, собирая мозаику памяти, и заполняя лакуны, понимаю я, как много значил этот эпизод, в котором я впервые соприкоснулся с нуминозным. С Иным. С Ветром.

Ему бы уцепиться за этот опыт, заставить меня нарисовать, протанцевать, вылепить этот ветер, подключится к нему, по формуле «Алхимического бассейна» записать его во все свои записи и повесить на самое видное место и как знать может быть процесс трансформации был бы запущен на несколько лет раньше. Но прошлое не знает сослагательного, и видимо, инкубационный период должен был продолжаться.

Но опыт ветра и без того, стал выходом из мертвой зоны. Конечно жизнь изменилась не сразу, ибо не так то просто после долгих лет изоляции, адаптироваться среди людей. Но изоляция окончилась – ярко выраженный экстраверт, я наконец то вернулся в своё природное состояние. Новые друзья, новые компании, женщины. Мир жил по неизвестным мне правилам, которые я с интересом открывал, попытно забывая о другой реальности – реальности символа.

 

Мой Магистерий - Нигредо

Сны мертвой зоны

Что такое сны? С самого первого сновидения-ветра, я хотел найти ответ на этот вопрос. Каким то глубинным внутренним чувством я знал что сны, это не только игра воображения, и даже то что они иногда сбываются это далеко не самое главное. Главное, и это знал я задолго до того как прочитал Фрейда и Юнга, что понимание снов может дать свободу, от оболочек.

И правда, что же такое сны? Народная «мудрость» верит в вещие значения снов, и хотя иногда большие сны действительно обладают прогностической функцией, обилие сонников с противоречивыми интерпретациями, позволяют судить о масштабах человеческого невежества. Традиционная психология видит в них «небывалую комбинацию бывших впечатлений». Однако многие из нас знают, что порой приходят сны, которые не могут быть объяснены таким образом. Религия видит в снах либо божьи откровения, либо, вслед за Святым Августином бесовские искушения.

Современный эзотерический дискурс, буквально одержим идеей сделать сны осознанными, что в большинстве случаев не более чем желание подчинить бессознательное контролю сознания. Юнг не раз говорил, об опасности такого подхода – ведь сновидения конструирует Самость, а попытка Эго стать на место Самости, означает неизбежный крах. Вот почему практика ОСов, если она не есть часть служения, как в тибетской йоге – одна из самых опасных и разрушительных ветвей современного оккультизма. Сама идея осознанных сновидений неплоха – вопрос что движет – служение Духу, поиск чистого знания, или всего лишь воля к власти.

Наконец, фрейдовский психоанализ, видит в сновидениях, механизм только механизм исполнения желаний, когда же желание запретно, суперэго превращает сон в кошмар.

Из всех снотеорий, есть одна которая кажется мне наиболее глубокой и точной. Это теория Юнга. Юнг, на своем опыте и на опыте тысяч своих клиентов, смог вывести несколько важных закономерностей. Сон по Юнгу не просто выражение симптома, как полагает Фрейд, но ключ к исцелению, подсказка глубинного бессознательного, и более того – попытка бессознательного исправить ситуацию. Бессознательное по Юнгу – всегда компенсирует сознание, и если установка сознания стала слишком односторонней, сновидение всегда представляет противоположную сторону.

Таким образом, сновидение, это архитектура, которую проектирует Самость (1) (в Юнгианстве Самость фактически Синоним «Бога внутри нас» или «печати Бога в душе».), проектирует с одной единственной целью – хоть как то уравновесить неустойчивое сознание и подготовить устье потоку психической энергии.

В то время как сознание оказывалось все больше изолировано от какой либо жизненной активности, главной темой сновидений была Анима, которая всеми силами звала к жизни.

Изнутри, я уже знал то о чем говорил Юнг, знал на своем опыте, ища в снах источник силы. Да, сны не только показывают и отражают – сны творят нас, творят по неведомым до поры законам, направляя туда куда мы не знаем. Вначале кристаллизуется как символ, в модусе сновидения, и только потом этот символ становится явью, как бы воплощаясь. Дерзкое открытие Юнга что сны не просто предсказывают, они формируют нас по законам которые мы можем понять только отчасти, до сих пор остается непонятым большинством психологов. Но я, в глубине своего естества знал это с того момента как узнал что такое сны. Потому снам которые я увидел в своей мертвой зоне я посвящаю отдельную главу.

Сны которые я привожу здесь не случайны. Это те сны, после которых я просыпался немножечко другим человеком, даже если сам этого еще не знал. Сны после которых моя реальность незримо менялась, и мертвая зона теряла свою власть и силу, уступая место Воле к Жизни, которая выступала в моих снах как главная женская фигура. Анима и есть Воля к Жизни, но она же, потом становится проводником к самым глубоким откровениям с той стороны зеркального стекла.

Первый сон, о котором я хочу написать, я увидел когда мне было девять лет. Кажется, даже бабушка еще была жива, а я только начал делать первые шаги по расширению границы, уходя все дальше от дома.

Я увидел себя, где то неподалеку от дома, в роще, куда я тайно убегал переходя запретную дорогу. И там, в этой роще, я знакомлюсь с девочкой, которая тут же ведет меня на вокзал. По какой то непонятной причине, мы не можем войти в электрички и довольствуемся тем, что поднимаемся на дебаркадер, откуда начинаем кидать маленькие камушки по проезжающим грузовым поездам со словами «Пусть хоть они попутешествуют». Затем картинка меняется, и я оказываюсь дома. Раздаётся звонок в дверь, и я вижу одну старую родственницу, которая говорит, что я хулиганил на вокзале с одной мерзкой девчонкой, бросая камни по поездам, и она хочет найти эту «девчонку, которая учит плохому». Я прихожу в ярость и с отчаянным криком, исполненным безнадежности, прыгаю на эту родственницу с четким намерением выцарапать ей глаза, на чём сон и заканчивается.

Только сейчас по прошествии почти двух десятков лет, я могу сказать себе что полностью понимаю этот сон, как и большинство своих детских и подростковых снов. Чтобы понять сон полностью, должно пройти много времени.

Конечно, основываясь на прочитанном внимательный читатель без труда поймет, некоторые очевидные отсылки к прошлому. Девочка, нарушение запрета, наказание – уж не прямое ли это возвращение к воспоминанию о своем унизительном бессилии, когда впервые попытался подарить Ирине значки.

Но, если мы вспомним Юнга, мы должны знать что сон – это не только напоминание о детской травме, но и указание на её преодоление. Даже если между сном и преодолением лежит десять лет.

«Они придут и накажут» - фактически прямое воспоминание о не подаренных значках, взгляд Януса сновидений назад, но «пусть хоть камешки попутешествуют», это иной символ, взгляд вперед. Это – граница между плюшевым адом и ме<