Скрытое сокровище и жемчужина великой ценности (мф 13:44-46)

Эти два кратких сравнения настолько похожи и по структуре, и по содержанию, что их нужно рассматривать вместе. Несмот­ря на вариации вводной формулы («Царство подобно сокрови­щу/подобно человеку...») ясно, что Иисус уподобляет Царство Божье кладу и жемчужине. Человек, нашедший сокровище, и ку­пец, приобретающий жемчужину, означают любого, кто стано­вится «сыном Царства», то есть учеником Иисуса. В этом смыс­ле в каждой притче имеются два основных пункта, но мораль притчи легко передать одной короткой фразой: Царство Божье столь ценно, что нужно пожертвовать всем, лишь бы обрести егсР⁴. Можно возразить, что в этой фразе содержатся две мысли, а по­тому притчу следует рассматривать как диадическую, однако эти две мысли не так-то просто отделить друг от друга: центральной темой остается ценность Царства. Подобно тому, как первые две притчи, которые мы исследовали в данной главе, демонстри­ровали зыбкость границы между триадической и диадической структурами, так и эти два контекста обнаруживают плавный пе­реход от диадической формы к монадической.

Рефрен обеих притчей подчеркивает необходимость продать все, чтобы приобрести клад или редкостную жемчужину. Но ведь мы не «покупаем» Царство, напротив, Бог дарует его нам исклю­чительно своей благодатью. Это внешнее противоречие некото­рые исследователи преодолевают, превращая искателя сокрови­ща и купца в символы Христа, который искупил верующих своей смертью, но этот подход к истолкованию метафоры кажется чересчур прямолинейным"⁵.

Ранняя раввинистическая притча уподобляет исход Израиля из Египта в Ханаан купцу, который в далекой стране нашел и при­обрел сокровище (Мехильта Бешалла 2:142слл.). Ни один еврей не решился бы даже подумать, будто Израиль купил у Бога Зем­лю Обетованную. Однако в учении Иисуса присутствует и такой аспект: многим людям придется пойти на финансовые жертвы, прежде чем они сумеют ради Божьих ценностей отказаться от собственных приоритетов (например, Лк 19:1-10). Для неко­торых это будет означать даже необходимость продать все, что они имеют (например, Лк 18:18-30). И от тех, кто не продавал бук­вально свое имущество, чтобы сделаться учениками, требуется полная готовность поставить на карту все и ради Царства принести в жертву блага земного существования⁶⁶.

^ь5 Например, у Jeffrey А. Gibbs Parables of Atonement and Assurance: Matthew 13:44-46. CTQbl, 1987, 19-43. Также J. Dvvight Pentecost The Parables of Jesus. Grand Rapids: Zondervan, 1982. 60-61. который считает сокровище символом Из­раиля, а жемчужину — символом язычников!

^ш Perkins Parables, 28. Ср.: Otto Glombitza Der Perlenkaufmann NTS 7, 1960-1961, 153-161.

^1,7 J. D. Crossan Findingls the First Act. Missoula: Scholars; Philadelphia: Fortress, 1979. Критика Карсона направлена верно: «приписывать подобные экзи­стенциалистские выводы Иисусу или Матфею — чудовищный анахронизм, от которого вздрогнет любой историк» (Mathew, 329). Разумеется, Крос-сан отмахнется от подобной критики, ведь он вполне сознательно избе­гает традиционных, учитывающих исторический контекст методов.

Деконструктивистское истолкование Кроссана, в котором «от­казаться от всего» означает отказаться от притчи, а затем «отка­заться от отказа», демонстрирует не столько разумный способ интерпретировать притчу, сколько бесплодность данного метода⁶⁷.

Противоположная крайность — разновидность новой герменевти­ки, обнаруживаемая в попытке Фукса выжать из контекста смысл, явно противоречащий его содержанию, а именно: ученикам не сле­дует ничего делать, надо предоставить все Богу. Этот подход ка­жется столь же произвольным, как и первый™.

Некоторые детали не следует выделять особо, в том числе радость при обнаружении сокровища. Разумеется, обрести Цар­ство — всегда радость, но поскольку эта мысль не повторяется в притче о жемчужине, едва ли мы вправе считать ее главной и единственной темой обоих текстов''". Что касается этичности или неэтичности поведения человека, нашедшего клад и вновь его закопавшего, чтобы дешево приобрести это поле у ничего не подозревающего владельца, то подобного рода соображения и вовсе нас не касаются. Комментаторы радикально расходятся в оценках законности и этичности подобной уловки, но мы уже от­мечали такое количество «подозрительных» персонажей в прит­чах, что можем не отвлекаться ради них от основной темы, ко­торая отнюдь не сводится к земельному кодексу.

Можно было бы придать немалое значение тому факту, что сокровище оставалось сокрытым, и связать это обстоятельство с темой незаметного возрастания Царства в притче о втайне растущем семени. Но поскольку нашедший сокровище вынужден перепрятать его, чтобы потом завладеть кладом, не стоит захо­дить чересчур далеко в аллегоризации этой детали. Более важ­но для нас одно существенное различие между двумя историями: один из обретших сокровище специально искал «выгодной по­купки» (купец), а другой случайно наткнулся на клад. Возможно,это означает, что призыв Иисуса обращен как к людям, прилеж­но ищущим духовных сокровищ, так и к тем, кто апатично ждет, пока Бог уничтожит все препятствия, отделяющие их от Царства.

СТРОИТЕЛЬ БАШНИ И ЦАРЬ, СОБИРАЮЩИЙСЯ НА ВОЙНУ (Лк 14:28-33)

В 14:28-32 Лука излагает две краткие притчи типа тгс Ё£ rjurov («кто из вас..?»). Эти притчи также весьма схожи структурно; сходно и достаточно очевидно их основное значение: не затевай предприятия, которого не сможешь довести до конца. Однако эти две иллюстрации различаются по степени важности: чело­век, не закончивший строительства, рискует навлечь на себя на­смешки соседей и потерять деньги, в то время как царь, не со­образивший, что против него движутся превосходящие силы противника, рискует потерять в бою и войско, и царство, и жизнь. Это различие предполагает, что текст строится по нара­стающей, и кульминация возникает в крайне жестком заключе­нии: «Всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, — го­ворит Иисус, — не может быть Моим учеником» (ст. 33).

Этот вывод выходит за пределы, обозначенные в любой из двух притчей, но на этом основании его не следует отвергать: слова Иисуса завершают ряд из трех категорических высказываний (ст. 28-30, 31-32, 33). Характерная для притчей типа т!с Ё£ vjhcov ло­гика а fortiori вполне соответствует такому истолкованию. Если в серьезных мирских предприятиях человеку следует тщательно взвесить свои шансы на успех, то с тем большей серьезностью следует оценивать итоги предприятия духовного.

Однако ст. 33 ставит исследователей в тупик и по совершен­но иным причинам. Такое требование к ученикам кажется гораз­до более жестким и радикальным, нежели мы привыкли видеть в других контекстах. Некоторые комментаторы предполагают, что данная притча была первоначально обращена лишь к ближ­нему кругу учеников или только к тем, кто уже пришел к Нему, и предостерегала против опасностей недостаточной лояльности. Однако «отрешиться от всего» не означает буквально от всегоотказаться. Мы уже отмечали, что Иисус порой предъявляет такое требование к отдельным людям, но чаще всего Он этого не делает. Речь, по-видимому, идет о необходимости отказаться от всего, что мешает всем сердцем служить Христу. Конкретное применение этого принципа меняется в зависимости от человека и от ситуации, но. скорее всего, для многих европейцев и аме рикаицев исполнение этого принципа повлекло бы за собой го­раздо более сознательное распоряжение своим имуществом, не­жели они готовы понять и принять.

В связи с этими двумя притчами возникает также проблема, возможно ли заранее учесть «стоимость» христианского учени­чества. Большинство людей, принимая веру, понятия не имеют о том, что ждет их в будущем, каких жертв потребует от них это обращение. Вероятно, дело не в каком-то противоречии внутри Иисусовой притчи, а в том, что обращение в веру зачастую оста­ется поверхностным. Нужно учесть также Sitz im Leben Jesu, в ко­торое Лука помещает притчу: Иисус, продолжая свою миссию под нависшей тенью креста, достаточно ясно намекает толпе на суть своего служения, чтобы все могли распознать его роль Мессии, принимающего страдание, прежде чем вернуться во славе. Если слушатели готовы к отождествлению с Ним, они так­же должны принести любые жертвы, чтобы сохранить верность пути креста.

Мимоходом хотелось бы отметить, что этот текст предпола­гает наличие временного интервала, в течение которого люди успеют откликнуться на призыв Иисуса и исполнить его требо­вания. Верность Ему подтверждается лишь на протяжении дол­гого времени. «Отсрочка» возвращения Иисуса уравновешивает тему скорого суда, которую обычно чересчур подчеркивают в других высказываниях.

Новый подход к истолкованию этих двух небольших притчей представляет собой попытку устранить проблемы с их применени­ем, увидев в строителе башне и воюющем царе Иисуса или Бога, а не потенциальных учеников. В таком случае, Бог во Христе и есть тот, кто решился пожертвовать всем, приняв крест. Дж. Дерретт находит множество доводов в пользу тако­го истолкования, указывая, в частности, что а) другие притчи типа Tic ei; vpöv обычно учат нас каким-то аспектам природы Бога на основании поступков главного героя (вспомним спяще­го в Лк 11:5-8 или пастуха и женщину в Лк 15:3-10); Ь) царь по­стоянно обозначает в притчах Иисуса Бога, и с) Иисус, как правило, призывает своих последователей к вере, а не к тща­тельному расчету.

С другой стороны, против довода а) можно возразить, что Лк 12:25 начинается аналогичным риторическим вопросом, но здесь внимание сосредоточено на поведении человека, а не природе Бога («Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе времени жизни хотя на один локоть?»).

Что касается довода Ь), в ст. 31 речь идет даже о двух ца­рях. Оба они не могут обозначать Бога, так что разумнее бу­дет видеть в том царе, который признал свою слабость, алле­горию человека, а никак не Бога: если уж один из царей обозначает Бога, то, конечно же, второй, более могуществен­ный. Однако, учитывая тот факт, что в притче рассматрива­ется скорее природа Царства, нежели царя, мы могли бы при­дать этому образу не столь узкое значение, ведь в других контекстах Иисус не загоняет учеников в Царство угрозами, вопрошая, выдержат ли они грозное нападение Бога, да и ка­кой смысл уточнять, способен ли человек противостоять это­му могущественному натиску или нет? Гибель его очевидна заранее.

Последний аргумент Дерретта, с), опирается на ложную дихо­томию. Иисус и в других случаях учит как вере, так и расчету; это очевидно в предостережении об отсутствии места для ночлега, в наставлении не оглядываться назад, положив руку на плуг (Лк 9:57-62 пар.). Более того, синтаксис ст. 31-32 предполагает, что именно тот царь, который пытается решить, воевать ли ему или вовре­мя запросить мира, выступает в роли Бога, по версии Дерретта, но трудно себе представить, чтобы Бог сдался своим врагам (а именно это подразумевает выражение «просить о мире»).

Итак, правильнее всего понимать эти притчи как притчи о лю­дях и их поступках, и тогда единственную главную тему можно будет сформулировать так: будущему ученику нужно подумать, что оз­начает следование за Христом. Рефрен «не сядет прежде и не вы­числит/ не посоветуется» подкрепляет именно это тему. Кейрд соединяет смысл и значение притчей, а потому его вывод жела­тельно процитировать полностью:

Двойная притча о строителе башни и о царе направлена не на то, чтобы отпугнуть всерьез принявшего решение человека от учени­чества, но на то, чтобы предупредить его: ученичество — самое важное предприятие в жизни человека, а потому готовиться к нему следует по меньшей мере столь же обдуманно, как к сделке или политическому шагу. Не надо мчаться в Царство на гребне эмоций, нужно войти в него сознательно и обдуманно⁷''.