Безбожие — бред и сумасшествие

Козырев только этого и ждал. Он стремительно бросился к кафедре и, заняв ее, начал говорить горячо и торопливо, местами даже с надрывом:

— Товарищи и граждане! Это бессмысленнейшая и ужаснейшая нелепость — признавать нашу разумную и мыслящую душу материальной, состоящей из физических элементов. Это — бред и сумасшествие. В самом деле: если в нас мыслит и понимает кислород или азот, фосфор или сера, то они в таком случае являются не только нашими богами и творцами, но и нашими заместителями. Собственно, людей нет, а есть только деятельность этих элементов. Вот я рассуждаю, говорю, соглашаюсь или протестую. Кто же это во мне действует? Я ли, живой, разумный и сознающий человек? Или только мой мозг, противная серая масса, состоящая из разных элементов? Если я, тогда имеют смысл мои рассуждения и мои утверждения. Если же не я, а элементы, то все наши мысли и чувства, все наши познания и верования, вся наша наука — все это один только бред или иллюзия, обман, какой-то сон, никому не нужный и ни к чему не приводящий. Это же ужасно!

Тогда вся наша жизнь какой-то страшный кошмар, какая-то смеющаяся над нами дьявольщина! О каких тогда ценностях, да еще духовных, идеальных, может быть речь. Ничего подобного не может быть, раз не мы их создаем и не от нас они исходят, а от материи, от элементов: фосфора, хлора, серы и др. О каких тут божествах и божественных достоинствах можем мы говорить, когда нет даже человека с его духом и разумом. Он становится лишь черепом — безвольным и мертвым вместилищем материи. Как мы можем утверждать, что человек превосходнее всего мира, когда он ничто. Превосходство его было бы лишь тогда несомненным, когда он, и именно он, был бы разумным, мыслящим и самосознающим существом. Тогда он действительно отличался бы от всей материи этими исключительными свойствами, только ему одному, как разумному существу, присущими. Он был бы воистину божественным, т.е. не материальным — духовным. Если же не он как духовная сущность мыслит и познает, а сидящая в его черепе материя, то в чем же его отличие от материи? Только в том, что она мыслит, а он нет, она познает, а он нет, она сознает, а он нет. Она все делает, а он ничего! Стало быть, она ценнее его; не он ее, а она его превосходит. Такой неизбежный вывод убийственен для человека и для всего человечества.

Нужно или признать, что человек действительно отличен от материи, т.е. имеет в себе разумную, духовную сущность — душу, и тогда есть смысл в его существовании, тогда на самом деле есть его история, его жизнь со всем ее богатым разнообразием. Или же признать, что ничего нашего нет в мире, нет человеческого творчества, а есть только игра слепой материи, или каких-то там дьяволов.

Мы даже не знаем, кого. Может быть, совсем ничего нет. Вот сейчас я говорю и мыслю, даже волнуюсь при этом! Но, по учению материализма, все это дело не мое, а материи, ее элементов. Стало быть, ни моих собственных мыслей, ни самого меня как самосознающего существа нет. Нет и вас, нет вообще людей, а есть только глупые марионетки, которыми двигает и играет материя посредством своих элементов. Вот и все, больше ничего нет.

К счастью, это бредовое учение материализма решительно опровергается фактом нашего существования, нашим собственным самосознанием. Все мы, до единого человека, отлично сознаем, что именно мы, а не материя, не мозг, делаем и совершаем те или иные поступки. От нас, от нашего разумного духа,исходят наши деяния и решения. Это сознание так прочно, так несомненно, что его не могут поколебать никакие теории материалистов. Сами они вынуждены признавать, что человек превосходнее материи.

Но чем же он ее превосходит, как не мыслями, как не сознанием, т.е. теми качествами, какими не обладает она, не обладает весь внешний мир, несмотря на его невообразимое величие и всю его беспредельность. Материалисты признают человека божественным именно за эти его качества, которые действительно божественны, т.е. духовны — не материальны, не вещественны. Если бы в нем не было этих качеств, то он был бы не человеком, а просто машиной, бездушной куклой. Признанием человека богом материалисты сами себя опровергают. Это признание свидетельствует, что они имеют верное суждение о человеке, правильно оценивают его достоинства, и только не могут правильно решить, откуда в человеке эти великие и исключительные достоинства, которыми он так ярко и поразительно отличается от всей окружающей его материи, от всего мира.

Но этот вопрос правильно решен нашим коммунистическим философом Дицгеном, которого, кстати сказать, высоко ценил сам Маркс. Дицген писал: "Наше учение о разуме знает дух, который мы имеем в голове лишь как проявление Мирового Духа" ^[52]. Духа, а не материи, Духа разумного, свободного, мыслящего и сознающего. А материя сама по себе бессмысленна, безжизненна, мертва. Это прекрасно знают даже школьники, знают дети, знают все люди, до дикарей включительно. Утверждать, что материя мыслит — бессмысленнее этого и нелепее ничего нельзя и придумать.

Я уже говорил, какого совершенства в настоящее время достигли естественные науки. Они даже атомы материи изучают. Химия теперь знает, что атом представляет из себя некоторое центральное ядро с положительным зарядом электричества, вокруг которого на громадных, сравнительно с его размерами, расстояниях вращаются по некоторым его орбитам электроны[53]. Ядро и электроны занимают в атоме незначительную часть его объема, только одну десятимиллиардную долю всего пространства, занимаемого атомом. Но сам атом невидим ни в какой микроскоп. Стало быть, наука имеет возможность исследовать даже не воспринимаемую зрением материю. Ясно, что если бы наши мысли были материальны или душа наша состояла из материальных атомов, то наука давно бы их изучила и раскрыла: какие мысли в какую форму облекаются, какие они имеют заряды, какое строение и т.д. Но ничего подобного наука не знает. И ни мыслей, ни разума, ни сознания не видела и видеть не может, потому что все это духовно, состоит не из материи и не из атомов материальных, а из духа. Только душой мы познаем свои мысли и чувства, только духом мы знаем свое сознание и самосознание. И других средств к их познанию нет. Духовное познается только духовным. Все, в ком есть самосознание, это отлично знают, по собственному ежедневному опыту. И наш дух, и наш разум, и наши чувства, и наше самосознание, самая жизнь наша сознательная, разумная, вся история человечества и даже весь мир решительно опровергают материализм, как грубое, дикое заблуждение, как бессмысленнейшую ложь, как страшное безумие! Да, это безумие!

Всеобщность веры в Бога

Козырев почти истерическим криком закончил свою речь. Публика и в этот раз шумно ему аплодировала. Аплодировали и товарищи, но уже слабо и неохотно. Очевидно, они, наконец, поняли, что выступление Козырева и его горячие и взволнованные речи были для них, как атеистов и материалистов, своего рода смертельным приговором. Но они в то же время видели, что Козырев говорит не пустые слова, а основанные на науке и — что особенно для товарищей непререкаемо — на заявлениях и утверждениях социалистических авторитетов — философов, писателей, вождей и основателей коммунизма. И они были в большом недоумении, которое и принялся рассеивать Колупаев, внося большую ясность и большую определенность в речь Козырева.

— Вот мы теперь, — начал он еще при не совсем затихших аплодисментах публики, обращаясь к товарищам, — вот мы теперь и подошли вплотную к теме нашего диспута: есть ли Бог или Его нет?

Как выяснили наши прения и рассуждения, Бога никто не отрицает, все его признают: и верующие и неверующие, признают и материалисты, и атеисты, и социалисты, и коммунисты, и все прочие "исты". Но только по-разному его понимают.

Фейербах, Маркс, Энгельс исповедуют богом человека; Луначарский — человечество в его высшей потенции. Дицген — Мировой разумный Дух, а материалисты веруют в материю, как в Бога. Например, сам основоположник Российской социал-демократической партии, Плеханов, исповедовал материю как Всемирную Субстанцию, из которой все исходит: и жизнь, и разум, и законы движения, и развитие всей Вселенной, и наше сознание, и самосознание. Он представляет, однако, эту материю каким-то загадочным, таинственным Существом. Совершенно основательно большевистские философы и писатели отмечали и разъясняли, что в этом исповедании Плеханова "…мы имеем дело с религиозной верой, постулируемой, как опора всякого познания и всякой вообще человеческой деятельности". Послушайте-ка, товарищи, что пишут об этой вере самого родоначальника российского социализма ваши философы! И Колупаев прочел пред самым лицом Шмелькина следующие строки из книги "Очерки по философии марксизма":

— «Никоим образом нельзя поэтому согласиться с Плехановым, что его философия не считает Субстанции Богом. Плеханов не хочет только употребить слово "Бог". Но, в сущности, Плехановский материализм борется не против Бога вообще, а против ложных богов во славу Бога Истинного". Истинным Богом он исповедует только "Св. Материю"[54]. Большевистские писатели уверяют, что Плеханов, как истинный мистик, верует даже в чудеса, признавая, что материя действует на наши органы чувств"[55].

Колупаев и эту книгу положил перед председателем Шмелькиным и продолжал:

— Вот видите, товарищи, в чем заключается религиозная вера Плеханова, которую опровергают и высмеивают ваши большевистские писатели. В том, что он признавал материю каким-то Таинственным Чудотворцем, от которого все происходит: и всякое познание, и всякое сознание, и даже самый разум, познающий и мыслящий. Ясно для вас это, товарищ председатель? — спросил Колупаев Шмелькина и уставился на него глазами.

Шмелькин смутился, но ответил довольно внятно и смело:

— Ясно, даже очень ясно.

Но посмотрел в сторону Козырева, словно говоря ему: "Выручай, товарищ, на тебя только надеюсь".

— Ну вот, — продолжал Колупаев, — материя, значит, и есть, по Плеханову, Истинный Бог, а все остальные боги ложны. Но ведь такую же именно веру исповедуют и сами большевистские писатели. Энгельс провозглашает, что единственно истинный Бог — сам человек, а все остальные боги — лишь мнимые, обманные. Рейснер вызывающе восклицает: "Всем старым богам мы объявили войну, да здравствует единый истинный бог — сам человек". Луначарский исповедует, что истинный Бог, и именно Всемогущий, Всезнающий, Всеобъемлющий, Всеблаженный и Вечный, заключается в потенции человечества ^[56], как заключается, например, цыпленок в яйце или растение в семени.

Видите, все ваши вожди ратуют, как и Плеханов, за единого истинного Бога. Плеханов только лицемерит: не называет прямо Богом свою чудотворную Материю, но по существу приписывает ей все божественные свойства, а коммунистические писатели откровеннее — прямо называют Богом свое божество — человека. Вот только Луначарский не открывает секрета, откуда взялись в человечестве божественные, всезнающие и всемогущие потенции. Если их вложил в человечество Тот Всемирный разумный Дух, в Которого верит Дицген, то Луначарский, значит, приписывает все божеские свойства именно Этому Духу и должен прямо, без всяких обиняков, признать, что собственно этот Разумный Дух и есть исповедуемый им Бог, как Всезнание, Всеблаженство, Всемогущество, Всеобъемлющая Вечная Жизнь. Если же Луначарский верует, что божественными и всемогущими потенциями наградила человека Материя, то его вера ничем не отличается от Плехановской веры. Он — чистый плехановец. Да и все вы со всеми вашими писателями и вождями, по существу, исповедуете плехановскую веру, ту самую, которую зло и ядовито вышучивают ваши материалисты и философы.

Чудеса безбожия

— Помните, товарищи, — мягко, ласково и отечески заговорил с ними Колупаев, — помните в комедии Гоголя "Ревизор" городничий с сожалением говорит своим сослуживцам: "Над кем смеетесь? Над собой смеетесь". Это самое мог бы Плеханов сказать вашим коммунистическим писателям: "Вы смеетесь над моим Богом — Св. Материей — и над Его чудесами, а сами верите в этого же Бога и признаете все его чудеса".

В самом деле, посудите сами, товарищи, — Колупаев еще ближе придвинулся к ним, держа в руках книги, — в отличие от Плеханова, вы исповедуете самого человека богом, единственным и истинным, но в то же время не признаете в нем никакого духовного, бестелесного, нематериального начала: он, этот всемогущий ваш бог, — бездушный. Но откуда он взялся? Мы сегодня очень подробно выяснили, что он произошел от материи, т.е. от плехановского же бога. Дальше этого бога вы никуда не можете ступить. Вот даже новейший ваш писатель, Третьяков, заявляет: "Мы видим, что все психические явления, душевные явления тесно зависят от материальных, что в конце анализа так называемой души мы все-таки приходим все к той же материи" ^[57]. Приходите на поклонение все к тому же "Единому Богу Плеханова — Св. Материи"; у вас все материально: и мысли, и чувства, и познание, и сознание, и все прочее. Все это у вас то от фосфора, то от азота, то от серы. Это — все ваши боги, а они — настоящая материя.

Вы еще больше, чем Плеханов, приписываете материи чудес: у вас сам хлор, сама сера мыслят, понимают, познают, сознают, т.е. имеют божеские свойства. Но откуда они получили эти свойства? Ведь нигде в мире материя не мыслит и не сознает. А как только попала в пустой человеческий череп, так сейчас же стала мыслить и самопознавать. Появились у нее эти чрезвычайно ценные качества из ничего. Разве это не чудо? Да что может быть чудеснее этого! Неправда ли, товарищ председатель?

— Да-а! — протянул Шмелькин. Ему действительно казалось это большим чудом. Он даже замотал головой.

— Но вы исповедуете еще большее чудо, — продолжал Колупаев. — Ведь вы учите и веруете, что материя, этот бог ваш, была раньше вся мертвой, но потом стала живой — сама собой. Никто другой не оживлял ее, да и сама она ничего о себе не знала и не гадала: она же была вечно мертвой. И вдруг — стала живой; а потом стала даже мыслить и сознавать. Это же — великие чудеса!

И все боги ваши — так же чудесны: все эти азоты, серы, фосфоры. Посудите сами: они родились от мертвой материи, а сами — живые; родились от тупой, бессмысленной материи, а сами мыслят, познают, сознают; произошли от слепой и глухой материи, а сами и видят, и слышат, даже предсказывают будущее, науку создали, культуру выработали. Все это сера наделала да хлор. Чудеса, да и только!

— Опять вы за серу взялись, — с неудовольствием заметил Шмелькин.

— Позвольте! Да ведь это же — ваш бог, а тема диспута о Боге. Вы объявили: "Нет Бога", а оказалось, у вас так много богов, как деревьев в непроходимом лесу. Да еще боги-то какие? Все чудотворные, какие-то фокусные: слепые, а видят; глухие, а слышат; бессмысленные, а мыслят; бессознательные, а сознают. Прямо волшебники какие-то! И вы во все эти фокусы и волшебства горячо и фанатично веруете!

Да и еще в какое великое чудо вы веруете! Ужас даже берет, во что только вы веруете!

Колупаев обвел глазами товарищей, а те удивленно слушали его.

— Что, если бы мы увидели, — продолжал Колупаев, — что не лошадь везет повозку, а повозка — лошадь, ведь это же было бы диво! И не автомобиль какой-нибудь, который человек разумно устроил и которым он же управляет, а простая повозка сама бы ехала, куда хотела, да еще зрячую лошадь за собой тащила бы. Это была бы удивительная сказка, а вы в нее верите, как в догмат. Да что эта сказка? Пустяки. Вы веруете еще в более поразительные диковины. Представьте, идем мы и вдруг — видим: мертвый пень или колода командует живой армией! Может же быть такая история?!

— Этого не может быть, — закрутил головой Шмелькин.

— Правильно, товарищ! — воскликнул Колупаев. — А вы в это верите.

— Басни рассказываете, — возразил нерешительно Шмелькин.