Никита Никитич Демидов и его потомки

Никита Никитич прожил после смерти брата еще 13 лет и оставил все нажитое пятерым сыновьям – Василию, Евдокиму, Ивану, Никите и Алексею. А нажито было не мало. К детям от него перешло 11 заводов, из которых пять находилось в европейской части империи, а шесть – на Урале. Учитывая, что ему, в отличии от Акинфия, все проходилось пробивать самому, не прибегая к помощи батюшки‑комиссара, результат весьма впечатляющий.

О жестокости Никиты, как помещика и заводчика в народе ходили легенды. Сам Соловьев[141] включил его в свою знаменитую «Историю России» как образец безсердечия в отношении подчиненных. Для крепостного крестьянина понятия «быть купленным Никитой Демидовым» и «сдохнуть» были практически идентичны. В 1741 году крестьяне расположенного в Ромодановской волости Калужской провинции демидовского имения отказались работать на Никиту и подняли против него бунт. Для того, чтобы его подавить, пришлось привлекать войска. Было схвачено около тысячи крестьян, наиболее активные из которых были сосланы в Сибирь для работы на Демидовских же заводах. Когда через 10 лет осенью 1751 года заводчик купил у князя Репина в Обоянском уезде[142] село Ильинское и послал туда майора с отрядом солдат и Серпуховского воеводу, чтобы они довели до селян известие о смене хозяина, те представителей власти в село не пустили и объявили что они к Демидову иначе чем как через кровопролитие не перейдут. Через пару месяцев новый помещик послал к ним с тем же заданием советника вотчинной коллегии. «Встречать» его вышли в поле полторы тысячи человек, вооруженных дубинами, топорами и рогатинами. И снова крестьяне категорически объявили чиновнику, что в село к себе они никого от Демидова не пустят, переходить во владение к Демидову не станут, а если тот вздумает взять село силой, то они будут защищаться от такой напасти кто чем может. Удивительно, но даже правительство в этом случае встало на сторону крестьян. Оно постановило сделку ликвидировать, село на Никиту не отписывать, а самому Никите объявили «чтоб он вотчиной не не владел и сборов с нея не сбирал».

Василий сделал ставку на госслужбу. Заводы его не интересовали. Старший из сыновей Никиты Никитыча поднялся по карьерной лестнице довольно высоко и дошел до должности кабинет‑секретаря и чина Действительного статского советника. До нас дошли его письма, писанные лично императрице, из которых видно, что он не боялся бороться даже с графом Петром Шуваловым[143] и генерал‑прокурором князем Никитой Трубецким[144]. У Василия был сын Иван, о котором нам известно только то, что он толи умер бездетным, толи уехал в Америку и там пропал не оставив наследников.

Евдокиму, к моменту вступления в наследство, исполнилось 45 лет. Помещиком он был не менее, а то и более жестоким, чем отец. В 1852 году крестьяне Ромодановской волости подняли восстание против своего хозяина. Вот как его описал Соловьев:

«После этого Хомякову (бригадиру, возглавлявшему три полка солдат с артиллерией, – В. Ч.) дано было такое же поручение, только потруднее. Дворянин Евдоким Демидов подал просьбу: «В Калужской провинции куплена отцом моим у графа Головкина к железным нашим заводам волость Ромодановская; из крестьян этой волости треть, обученные мастерству, всегда находились в той провинции на наших заводах, другая треть – на сибирских заводах, остальные – на пашне. В 1741 году эта волость откладывалась от нас и крестьяне многие противности показывали, прикащика нашего до смерти убили; а в нынешнем апреле месяце с третьего числа та же Ромодановская волость самовольно от нас отложилась, воду из заводского пруда крестьяне всю выпустили, держащиеся в огне угольные дровяные кучи оставили, все люди разошлись, заводские работы остановились и крестьяне посланных наших к себе в деревни не пускают. Услыхав об этом самовольстве, крестьяне той же волости, обученные разным мастерствам и находящиеся на наших Брынских и Дугненских заводах, многие, покинув работу, ушли в свою Ромодановскую волость, а от этого многие работы остановились».

Примером для ромодановских крестьян служило сопротивление крестьян Репнинской волости, которые, как мы видели, достигли своей цели – освободились от Демидова. Как только пришел приказ от владельца всех крестьян Ромодановской волости выслать на работы на Дугненский завод, то волость и поднялась; репнинские говорили ромодановским: «Мы в челобитных писали, что Демидов грозил нас размучить, и тем от него отошли; и вы пишите, что знаете». Главными зачинщиками были крестьяне Горох, Рыбка, Бурлаков, Рыженков, Семенов, Рык, Чуприн и Волк; староста Бурлаков начал было отрекаться от бунта; но его стали бить и принудили продолжать дело. Живший в волости солдат Дмитриев обучал крестьян воинским приемам; вооружали не только всех мужчин, но женщин и девиц, нарядив их в мужское платье. Против возмутившихся был отправлен полковник Олиц с 500 человек команды; но он был разбит крестьянами и взят в плен; подполковник фон Рен, один капитан, прочих чинов и рядовых 30 человек были ранены тяжело, так что оказались к жизни безнадежны; 9 офицеров и 188 рядовых получили легкие раны; из крестьян было убито 59, ранено 42 человека. Тогда отправлен был бригадир Хомяков, усмиривший гончаровских крестьян. Демидовские крестьяне вышли и против него вооруженные, крича: «Мы ее императорскому величеству не противимся, да смерть себе от Демидова видим и в руки к нему нейдем». Река разделяла их от войска; солдаты начали стрелять, и видно было, что в крестьянских рядах было много убитых и раненых; но это не отняло духа у крестьян, и они ни на шаг не отступили от берега. Хомяков требовал, чтоб высланы были из них лучшие люди для истолкования им указа; лучшие люди пришли и объявили: «Мы ее императорскому величеству ни в чем не противимся и если за государыню будем взяты, а за Демидова нас не отдадут и о том объявят нам указ, то противиться не будем». Хомяков не решался напасть, ждал подкреплений; потом велел зажечь некоторые деревни и приступить к селу Ромоданову; крестьяне выступили из села, причем схвачено их было человек 200; но прочие разбежались и составили многочисленные разбойничьи шайки с огнестрельным оружием. В Петербурге нашли, что Хомяков действует очень слабо, и отдали его под военный суд. На его место явился генерал‑майор Опочинин, которому удалось поймать 674 человека из возмутившихся крестьян. Главные зачинщики сосланы были в Сибирь на железные заводы Демидова с приказом употреблять их в тяжкие работы. Жалобы на мучительство Демидова объявлены выдуманными, ибо 257 мастеровых и заводских рабочих показали противное». [145]

В 1761 году приписанные к Авзяно‑Петровскому заводу крестьяне объявили забастовку, отказываясь выходить на заводы. Поводом послужил слух о якобы принятом указе об освобождении их от заводских работ.

Дабы утихомирить рабочих и разобраться в вопросе, на завод был командирован ни кто‑нибудь, ни какой‑то средней руки чиновник, а сам генерал‑квартирмейстер, то бишь высший штабной офицер, ближайший помощник начальника генерального штаба, князь Александр Вяземский[146]. Ему дано было поручение прекратить волнения, наказать подстрекателей, после чего тщательно расследовать причины, из‑за которых начался бунт и осведомится у хозяина завода «не лучше ли горные работы производить вольнонаёмными работниками, чтобы этим, если можно, отвратить на будущее время все причины к беспокойствам, и работу сделать и прочнее, и полезнее».

Однако этот пример не научил Евдокима благоразумию и не сделал его более мягким, скорее наоборот. В 1765 году бежавший от заводчика крестьянин Тунгусов подал Императрице ченлобитную на своего хозяина. За что был приговорен к наказанию плетьми и к двум месяцам принудительных работ на Монетном дворе. В приговоре было сказано, что решение такое было принято в связи с тем, что «недавно учрежденная коммиссия о горных заводах в мнении своем заявила, что, по ея наблюдению, во многих подобных крестьянских жалобах главными виновниками бывают те дерзновеннейшие и ухищреннейшие крестьяне, которые, желая получить от товарищей своих награждение, нарочно уговаривают их к принесению жалоб от всего общества и вызываются быть поверенными, будучи готовы за полученные деньги сносить иногда и некоторое страдание».

Евдокимовские крестьяне питали к своему хозяину самую наилютейшую ненависть. Когда к его заводам подошли отряды Пугачева, крестьяне и рабочие с радостью влились в ряды повстанцев и снесли до основания несколько оренбургских демидовских чугуноплавильных заводов.

Недовольны деятельностью заводчика были не только рабочие и крестьяне, но и его соседи дворяне. Тульское дворянство требовало отобрать у Евдокима железный завод в Алексинском уезеде по экологическим причинам. Завод за год сжигал почти полмиллиона бревен, а о восстановлении вырубленных лесов сей из Демидовых ни мало не беспокоился. Он понимал, что на его век тульского леса хватит, о том, что будет после его ухода, он не думал, и пейзаж за окном его тоже не беспокоил, тем более, что жил он постоянно вовсе не в Туле и не в Оренбурге, а в Москве, в четвертом доме по Гороховскому переулку. Дом этот был построен по проекту знаменитых архитекторов Матвея Казакова[147] и Александра Кокоринова[148], с которым заводчик находился в родстве. Архитектор был женат на дочери его двоюродного брата Григория Акинфиевича Демидова Пульхерии. Дочери Григория вообще питали страсть если не к архитектуре, то точно к архитекторам: сестра Пульхерии, Наталья Григорьевна так же вышла за известного зодчего, Ивана Старова[149]. Умер Евдоким 29 января 1789 года, оставив после себя шестерых сыновей.

Надворный советник (в переводе на армию – подполковник, «Ваше высокоблагородие») Иван Никитич владел 5 железными заводами, из которых два построил сам, и шелковой фабрикой. Умер он позже всех из братьев – в 1807 году. Два построенных отцом завода его сыновья Иван и Петр продали в 1789 году за 600 000 рублей.

Никита Никитич в наследство от отца получил два металлургических завода, Каслинский и Кыштымский. В 1755 году он купил в «Исетской провинции в Мякотинской волости, у Башкирцев старшины Юная Азнаева с товарыщи землю… где поблизости имеются сысканные железные руды» и построил спустя пять лет еще два завода – Асят‑Уфимский и Кеолимский. Судя по опубликованной переписке жившего в Санкт‑Петербурге Никиты с его сибирскими управляющими, он был довольно толковым предпринимателем, хорошо соображавшем как в вопросах металлургии, так и в проблемах управления. Но по отношению к рабочим и крестьянам и он особой доброты не проявлял, требуя в письмах от приказчиков за лень, побеги, прогулы, непослушание, беспорядки, порчу имущества и растрату «рассекать плетьми в проволоку» так, чтобы «искоренить род и не оставить праху канальского, упрямого и нечестивого», «а буде плут… в скорости всех вышеписанных штрафов не заплатит под разными плутовскими отговорками, что по справедливости доправить подлежать будет, то продать все его имение до щеблетки, да и у всей его родни, не взирая ни на что, ибо знаю, что брюхо крепко воровством набил, и не приму ничего в резон». Умер Никита Никитич 20 декабря 1804 года не оставив после себя наследников.

Часть четвертая

Чудак‑человек