Хаммерсон хмыкнул. «Конечно, я видел. Не думай что я глуп только потому, что не владею твоими светящимися фокусами. Я могу зреть, правда я предпочёл бы не иметь этого дара.»

«Я никогда не видел ничего подобного», продолжил Гелт. «Стены между миром смертных и бессмертных должно быть тоньше, чем когда-либо.»

«Тогда ничего не измениться, если мы умрём сегодня, так?» Подытожил Хаммерсон мрачно. «Похоже, время заканчивается не только у нас, но и у всех остальных.»

 

Ещё одна более многочисленная волна Скарамор, обогнув башню, устремилась в выжженное огнём ущелье, но помощь защитникам уже пришла. Второй раз в этот день пламя окрасило небеса. Но это были не языки пламени Хаоса с их безумной цветовой палитрой, но яростный огонь фениксов. Клёкот полный гнева пронзил гул царящей битвы и огненные птицы ринулись в глубь ущелья подобно метеорам.

 

Атака была скоординирована идеально. Громадные птицы прошли над Скарамор в бреющем полёте, невольно повторив путь меча бога. Вслед за ними земля воспламенилась, поджегая кожу и шерсть. Боевые псы визжали, извиваясь на полу, пытаясь потушить огонь поглотивший их от хвостов до кончиков ушей, нордланцы падали зажаренные заживо. Однако огонь не коснулся ни одно из дварфов.

 

Достигнув середины ущелья, фениксы начали отделяться от стаи, летя в стороны, к стенам ущелья. И вот всё ущелье оказалось разделено пополам, заперев основную часть орды Скраамор между барьерами ревущего пламени. Фениксы продолжали летать из края в край, плетя свои огненные следы словно пауки паутину, поддерживая яростное пламя и не давая ему затухнуть. Некоторые Скарамор попытались прорваться сквозь огонь, но сгорели заживо. Им не удавалось преодолеть и половины пути, как они зажаривались и падали почерневшими головешками. Даже джагернауты не могли вынести жара, их сочленения плавились и слипались, делая их бронзовую шкуру их тюрьмой.

 

Пока огненные птицы были заняты тем, что отрезали путь к пополнению войска нордландцев, ледяной феникс Карадриана ринулся прямо в гущу сражения. Холодные когти Аштари (Ashtari) врезались в тела Скарамор, разметав попавшихся на пути варваров как сухие листья. Выжившие контратаковали, с проклятиями на губах, рубя ледяные чешуйки на крыльях феникса своими заговорёнными топорами. Лишь не многие остались в живых чтобы нанести по второму удару.

 

Алебарда Карадриана была размытым пятном стали, он орудовал ей с изяществом дуэлянта колющего рапирой. А под ним Аштари опрокидывал десятки дикарей на землю могучим взмахом своих крыльев, топтал и клевал их, разрывая тела на куски, ломая кости и давя черепа.

 

Едва Жуфбарак опомнились от неожиданного вступления в битву фениксов, как с западного конца ущелья послышались звуки боевого рога, оповестившие о вступлению в битву новой силы. Из чащи деревьев показалась колонна эльфов в высоких шлемах, их плечи были покрыты львиными шкурами, а в их руках зажаты острые топоры с широкими лезвиями. Они были на марше и бежали вперёд, их ноги безошибочно угадывали землю среди обманчивых кустарников, расщелин и сплетения корней. Следом за ними пришло ещё больше эльфов, они были облачены в накидки украшенные узорами пламени и несли высокие щиты, ярко сияющие на фоне почерневшего от огня ущелья.

 

Теперь Скарамор оказались в меньшинстве. Однако вид превосходящего численностью противника ни сколько не убавил воинственного духа и жажды крови северян. Новые враги значили для них лишь ещё больше черепов и больше пролитой крови. Это ещё больше распалило их, введя в состояние слепой ярости. Они сражались как звери загнанные в угол, завывая и бросаясь на всех кто подходил достаточно близко. Их разум был стёрт безумием берсеркеров и их дикарская жажда крови дарованная Кхорном исказила мир до неузнаваемости в их глазах. Загнанные в угол Скармор были страшным противником, но эльфы ещё не давно сражались со своими родичами, поддавшимися кровавой жажде Кейна и были готовы ко всему. Эльфы хладнокровно рубили Скарамор, словно бешеных зверей, которых можно было только убивать. Хотя эта битва всё-таки стоила жизни многим эльфам.

 

В это время заперты в огненной ловушке Скарамор продолжали неуклонно гибнуть. Жуфбарак в тайне были рады, что в этот день не отправились в залы предков, но тем неменее не желали полностью отдаваться на милость подоспевших так вовремя эльфов. Упрямство и гордыня дварфов не позволили им отсиживаться в обороне и вдохнули новую силу в их руки, заставив вновь поднять топоры и ружья против врага. Стена щитов вновь поднялась крепкая как и прежде и двинулась по трупам умиравших нордланцев. Боевая песня Казалида (Khazalid) грянула над строем.

 

Даже сквозь кровавый туман ярости берсерка, Скарр чувствовал, что победа ускользает от него. Он взмахнул своими топорами, раскрутив их на цепях и обезглавив сразу трёх дварфов подобравшихся к нему слишком близко. Но эти убийства уже не были столь приятными. Пусть он убил многих, но в итоге его ждало поражение. Путь Кровавый Бог и предпочитал черепа всему остальному, но Скарр, как и все смертные, прежде всего искал славы. А в поражении не было славы. Однако славу можно было заполучить, убив могучего противника. Вдруг Скарр осознал, что должен сделать.

 

Спрыгнув с груды трупов и умирающих, Скарр бросился прямо через стену щитов, пролетев над головами Огненосцев в глубину строя дварфов. Он яростно орудовал топорами, прорубая себе дорогу сквозь сбитые порядки коренастых бойцов. Каждый сражённый противник приближал его к намеченной цели. Скарр не чувствовал топоров рубивших его плоть или молотов, сминавших пластины его брони — он видел перед собой только свою добычу. Наконец Скарр Кровогнев пробился сквозь Огенносцев и попав в толпы Скарамор, принялся расталкивать их в стороны. Достигнув намеченного места, он прыгнул вперёд, раскручивая свои топоры для удара.

 

Полностью сфокусировав своё внимание на уничтожении окруживших его нордландцев, Ашатари не заметил приближения Скарра. Зато Карадриан заметил. Лезвие Феникса сверкнуло и с глухим лязгом парировало один из топоров. Другой глубоко врубился в шею Аштари. Феникс взвизгнул от боли. Осколки осТрогго точно бритва льда с треском отскочили от доспеха Карадриана и вонзились в плоть Скарра. Нордландец тяжело приземлился на крыло Аштари и покатился по ледяным перьям, когда феникс попытался стряхнуть его с себя.

Топор Скарра жадно врубился в крыло, его лезвие засветилось кроваво красным, когда проникло в ледяную плоть феникса. На мгновение Скарр бесконтрольно повис, ухватившись за рукоять своего топора, пока Аштари извивался под ним. Но в следующий миг, подтянувшись вновь оказался на поверхности крыла и бросился к Карадриану.

 

Лезвие Карадриана ударило по дуге, цлясь в ноги Скарра, но тот был готов к такому приёму. Один из топоров сверкнул, покидая ладонь Скарра. Цепь обвилась вокруг древка алебарды, топор закрутился вокруг, вырвав инерцией кручения оружие из рук капитана. До того как Карадриан успел восстановить равновесие, Скарр атаковал вторым топором сверху вниз, целясь в череп противника. Поняв, что сейчас умрёт, Карадриан дёрнулся вбок и кубарем покатился со спины Аштари на землю. Падая он почувствовал волну рассекаемого воздуха, когда лезвие топора прошло над его головй.

 

Аштари вздыбился и извивался всем телом, но Скарр не сдавался. Взяв оставшийся топор в обе руки он нанёс фениксу второй удар прямо в шею. Раздался звук похожий на разбившееся стекло и ледяная вспышка отбросила чемпиона Кхорна на землю. Издав жалобный клёкот, Аштари встрепенулся и рухнул замертво. Скарр заорал в триумфе и этот вопль подхватили сотни глоток оказавшихся свидетелями этой схватки Скарамор.

 

Карадрин не произнёс ни слова, вскочив на ноги, но гнев на его лице был красноречив. Высвободив свою алебарду из цепи, капитан бросился по направлению к Скарру; звук его сапог утонул в оглушительных триумфальных воплях. Лезвие Феникса полфыхнуло яростным пламенем, когда со всего размаху врубилось в тело Скарра рассекая мышцы и позвоночник, убив воеводу Скарамор на месте (в спину ударил, трус — прим. Переводчика). У Карадриана не было времени насладиться местью, ибо не успело тело Скарра ещё упасть на землю, как окружающие Скраамор бросились на него со всех сторон. Карадриан успел прошептать молитву своему богу, который больше не существовал, а потом Скарамор накрыли его.

 

Готри Хаммерсон видел гибель Аштари, видел как Карадриан исчез под грудой тел облачённых в красную броню нордландцев. Он знал, что самоуверенность эльфа привела его к таком исходу, но его собственная честь не позволяла бросить союзника. Рунный жрец знал, что мало чем может помочь. Неожиданное прибытие эльфов выиграло Жуфбарак временную передышку, но между трупом Аштари и стеной щитов нордландцев по прежнему было слишком много. К счастью не все были такими нерешительными как Хаммерсон. Рокоча моторами, эскадрон Черноводья направился к позиции Карадриана, поливая орду свинцом из носовых пушек.

 

Асуриан не слышал молитвы Карадриана. Пламя создателя было потеряно навечно, когда он исчез из мира смертных. Однако в нескольких лигах к северу, был кто-то кто услышал мольбу. Обладая толикой сознания, Акшай почувствовал отчаяние родственного духа и рванул на юг, к Ущелью Эха. Набирая скорость с каждой секундой, оставляя за собой огненный след, растянувшийся в небе. Совсем скоро ветер достиг назначенного места в самой гуще битвы, он прошёл сквозь свалку тел Скарамор и завладел Карадрианом.

 

Небесный огонь ударил в ущелье. В следующее мгновение точка удара родила огненную нову, которая затопив ущелье, выплеснулась через его края, сжигая Скарамор и обдала пламенем крайние ряды Кровощитов. И из эпицентра этого взрыва поднялся Аштари, пылая огнём, словно в дни своей юности. Верхом на фениксе восседал Карадриан, его глаза полыхали огнём, его душа сплавилась воедино с огненным ветром. Игнорируя норндалдцев завывавших вокруг, новое Инкарнат подняло руки к небу. По его команде стена огня начала двигать с восточного края ущелья, сжигая всё на своём пути.

На восточном краю ущелья находилось несколько вождей и их воинства, но огонь превратил их всех в чёрные обугленные останки. Видя что происходит, все их последователи бежали в горы. На западе несколько групп жнецов черепов продолжали битву и Карадриан послал огонь на их головы. Пламя пришло, оставив невредимыми союзников, оказавшихся на его пути. Дварфы и эльфы атаковали врага одновременно, огонь плясавший на кончиках их клинков придал им сил и решимости. Ослеплённые кровавой яростью жнецы черепов продолжали сражаться, но их бой был уже проигран а время безвозвратно потеряно. К тому времени как Аштари вновь поднялся в небо и, присоединившись к остальным фениксам, повёл их в битву, её исход уже был известен.

 

Б'елакор не сидел без дела, пока Скарр погрузил Сосновый Утёс в хаос войны. Хотя Перво-проклятый предпочёл бы выждать ещё немного, в целом он оценил возможность, предоставленную ему тем, таким отвлекающим манёвром. Эльфы бросили в бой более значительную силу чем ожидал демон. Кроме Алариэл и Малекита, в Атэл Лорен было с дюжину ярких и авторитетных лидеров и не менее шести из них были вовлечены в битву со Скраамор. Пока большинство лесных эльфов были заняты отражая набеги боевых гуртов Моргура на западе леса, образовалось маленькое, но вполне реальное окно возможности действовать.

 

Б'елакор боялся что время уходило. Он хорошо знал о задачах, которые поставили Тёмные Боги перед Вечноизбранным и надеялся опередить его. Пусть Архаон копается в камнях Мидденхейма сколько хочет. В это время Б'елакор уничтожит Дуб Веков (Oak of Ages). Он вырвет и разорвёт саму Сплетение, превзойдя смертного, который украл внимание богов.

 

Когда первая кровь пролилась в Эсдари Корин, Б'елакор облёк себя в тени. Невидимый никому кроме безумцев, он призраком пролетел по тайным тропам Атэл Лорен, собирая давно подготовленных союзников. Последним приобретением демон принца была Хэлеброн, она была так же самой его ярой последовательницей ибо обида за унижение пристала к ней словно мокрое одеяние. С другими дела обстояли сложнее. Демоны Зимних Темниц давно были знакомы с Б'елакором и знали о том, что в последнее время он впал в немилость Тёмных Богов. Однако они жаждали разрушения Векового Дуба слишком давно. Они так сильно хотели поглотить его сладкую магическую эссенцию, что нехотя попали в лапы Б'елакора.

 

Драйча и Коедил были самыми несговорчивыми из тех, кого привлёк на свою сторону Б'елакор. Демоны и духи Атэл Лорен были древними врагами. Поначалу падший старейшина и хозяйка терна (briarmaven) не поддавались на его уговоры. Но Б'елакор был Принцем лжи, а Драйча и Коедил — через чур нетерпимы к эльфам. Слишком охотно они поверили в то, что демон хочет лишь указать эльфам их место, отдав их души вечно голодной Слаанеш. Драйча и Коедил не увидели более глубоко зарытых истинных желаний в чёрной сущности Б'елакора, иначе ни за что не согласились бы помогать ему. Однако они согласились принять участи в плане Б'елакора и предоставили в его распоряжение силы падших духов леса.

 

И всё же приблизиться к Вековому Дубу было серьёзным испытанием. Тайны тропы, которые вели к нему были самым охраняемым местом во всём Атэл Лорен. Глаза следили из укрытия за каждым уголком троп, а каждый перекрёсток просматривался со сторожевых башен. Даже Дрэайча не могла проскользнуть незамеченной, ибо если бы могла — давно сделала бы это сама. Б'елакор, укутавшись в первородную тень мог проскользнуть мимо всех охранников, но он не мог взять никого из союзников вместе с собой. Несколькими неделями ранее Хэлеброн могла бы беспрепятственно провести своих нынешних союзников по более простому маршруту, подведя на расстояние удара к Вечной Поляне и находящемуся на ней Вековому Дубу. Однако впав в немилость, она оказалась в списке врагов и могла рассчитывать на недобрый приём, особенно если бы объявилась во главе собственной армии.

 

Было ещё одно препятствие, но Б'елакор уже знал как его преодолеть. Растворившись в тенях, Перво-проклятый пробрался в залы Пророчицы Нает (Naieth) и слился с её снами. Для такой как Нает между сном и зрением почти не было границы, Б'елакору было не сложно подтолкнуть её в нужную сторону.

 

П рорицательнице Нает снился Мидденхейм, точнее то, что от него осталось. Город Белого Волка был разорён. Там где когда-то стояли дома, таверны, бараки и торговые ряды зиял теперь колоссальный чёрный провал, вырытая яма, уходящая в глубину скалы Фашлаг (Fauschlag). Оставшиеся на поверхности здания лежали в руинах. Единственным сооружением сохранившим крышу был Харам Ульрика, чьи стены были заляпаны кровью и отходами, украшенные трупами его жрецов, подвешенными за собственные внутренности.

Повсюду средь руин бывшего города полыхали бивачные костры нордландцев, тотемы Тёмных Богов были подняты высоко на шестах, усаженных черепами. Боевые псы выли, а ревущие монстры безуспешно пытались порвать цепи, приковывавшие их к скале. Магия, визжа и извиваясь, носилась сквозь пространство погибшего города, вызванная кровавыми ритуалами собравшихся в круг распевающих аколитов и рогатых колдунов.

Когда её «спящее я» подлетело к самому краю ямы, Нает увидела работавших в поте лица, скованных между собой цепями, рабов, которые тащили обломки камней из глубины провала. Рабы были в большинстве людьми, которых Архаон захватил в плен во время набега на Империю, но среди них были и гномы, и даже огры — последние были закованы в более грубые и толстые цепи, чем все остальные. Все они были покрыты слоем грязи, крови и пота от тяжёлого и продолжительного труда, их проглядывавшие сквозь посеревшую кожу рёбра выдавали голод и жажду которую они испытывали. Следя за работой с возведённых из обломков домов неказистых башенок, над рабами властвовали надзиратели скавены - они регулярно хлестали своих подопечных кнутами или тыкали наконечниками копий.

«Спящее я» Нает продолжило спускаться в глубины провала, летя по вырытым тоннелям, в которых гулял ветер. Вскоре она была на глубине, которой ещё никогда раньше не достигал человек, но даже там копошились рабы, тащя на себе наполненные землёй корзины или толкая тележки доверху полные камней. Мёртвые лежали там, где тяжёлый труд убил их, в их внутренностях копались грязные крысы.

Она спускалась всё дальше, и тоннели стали то и дел уступать место обширным пещерам. Хотя стены были покрыты мхом и странными пульсирующими пиявками, они не могли скрыть геомантическую природу этих новых тоннелей. Из стен торчали светящиеся камни, наполовину скрытые флорой пещер, кальцифицирующиеся (c alcification) здесь на протяжении веков — Нает поняла, что эти пещеры образовались ещё до появления эльфов.

Наконец «спящее я» Нает очутилось в полу вырытой утыканной сталагмитами пещере. Пол был усеян осколками сталагмитов, сбитых видимо, для того, чтобы облегчить доступ к сердцу пещеры. Там, удерживаемое на месте двумя золотыми полусферами, Нает открылось то, ради чего нордланцы зарылись в землю так глубоко.

Шар был чёрным словно ночь, его поверхность пульсировала и шла рябью, словно была жидкой. Каждая следующая пульсация посылала тусклые волны света, бликами скользящие по каменным стенам. Этот свет был бесцветным и в то же время заключавшим в себе все цвета. Даже через своё «спящее я» Нает могла чувствовать магию исходящую от шара и скверну, пропитавшую затхлый воздух пещеры. Её «спящее я» подлетело ближе, желание коснуться шара было ноющим и вязким — но Нает знала что это убьёт её.

Облетая вокруг шара, Нает вдруг заметила закованную в чёрную броню фигуру, стоявшую на противоположном краю пещеры. Ковен колдунов стоял в молчаливой покорности, их головы были низко опущены, пока их золотоголовый хозяин изучал своё сокровище. «Спящее я» Нает могло слышать, что владыка обратился к своим слугам, но звук был далёким и неразборчивым, так что прорицательница не поняла смысла услышанного.