Император помедлил, потом коротко кивнул. На юге прозвучал второй рёв, возвестивший о том, что Жаждущий Крови покинул стену и направился к ним.

Гелт не стал терять времени и вновь потянулся к Хамону, глотая странный металлический привкус, который имел магический ветер. Его видение затуманилось золотым свечением, но он успел увидеть как на прощание Карл Франц отсалютовал Унгриму старым приветствием дварфов. Последнее, что услышал Гелт, были слова Унгрима, адресованные к Сынам Казакрендума: «Парни, топоры наготове. Мы дад им этим кринказ (krinkaz) бой, который они не скоро забудут!»

 

Далеко на востоке, Влад фон Карштайн подобрался достаточно близко к Аверхейму, чтобы оценить размах разрушений и понял, что опоздал. Дождь чуть поутих и вампир мог хорошо видеть буйствующую на стенах орду, а так же дым пожарищ поднимавшийся от зданий за стеной. Он мог чувствовать запах резни в ветре, запах того, что последний из великих городов Империи не пал без боя. Но всё равно, пал.

 

С уничтожением Аверхейма, присяга Влада исчерпала себя. Не способность сдержать данное им слово поселила некое подобие зуда внутри его иссохшего тела. Несомненно более низшее создание, например — человек, попыталось бы действовать, даже зная что проиграет, чтобы не запятнать некую честь, но Влад не видел в смысла в таких поступках. Сильвания нуждается в нём, если она хочет выжить. Когда первые лучи солнца наконец пробили облака, Влад увидел над горами на западе странное золотое свечение. Гелт всё же добрался до Аверхейма, по крайней мере так решил вампир. Мельком он подумал о судьбе волшебника, но затем отмёл эти мысли как бесполезные.

 

Влад уже приказал Дракнхофским Храмовникам двигаться на восток, когда не смог сопротивляться тому, чтобы бросить последний взгляд на труп Аверхейма. Он уже был готов отвернуться, как увидел на северо-западе огненный столб ударивший прямо в небо, свечение было таким яростным что его мощь ощущалась даже на таком расстоянии. Оранжевый огонь ударил вверх, точно фонтан, брызгая в разные стороны языками сверкающего пламени.

 

На мгновение Владу показалось что в языках этого пламени он увидел искажённое яростью бородатое лицо, вызывающее на поединок. В этом огне было что-то, сущность или душа, и она нанесла один единственный удар перед тем как кануть в небытие. Другой вампир наверное попытался бы заполучить эту высвободившуюся сущность, поработить её, но Влад просто наблюдал за тем, как она растворилась в потоках огня, а потом яростное, шумящее пламя накрыло лежащий внизу город.

 

Ревущий в дикой пляске чёрный огонь рвал улицы, точно обезумевший от голода хищник. Здания рушились под его напором, точно деревья сломанные ураганом, в воздух вздымался чёрный пепел и горящая каменная крошка. Этот раскалённый удушающий шлак окутал весь город и выплеснулся в долину Авер, оставляя за собой трупы задохнувшихся от удушья. А потом неожиданно огонь потух, сущность растворилась в ветре и тишина опустилась на долину. Развернув своего жеребца, Влад начал долгий путь обратно, домой.

 

Ч А С Т Ь 2

Край Ночи

Весна 2528 — Лето 2528

Когда-то, давным-давно Манфред фон Карштайн окутал Сильванию вуалью из тьмы и апостасии (apostasy – отказ индивида от религиозных взглядов), которая притупляла солнечный свет и не давала укорениться на своей территории никакой вере из вне. Как бы не был лорд вампир искусен в тёмной магии, его работа была лишь неумелыми попытками подмастерья по сравнению с работой мастера, которая теперь поглотила эту землю. Время от времени, в прошлом, заклятия вампира удавалось ослабить. Однако в нынешних реалиях на подобное не было никаких шансов.

Нагаш, древний Великий Некромант, превратил Сильванию в своё логово. Он восстановил заклятия Манфреда и усилил их с такой твёрдостью и вызовом, что удивил даже их горделивого создателя. Чёрная Пирамида Нагаша покоилась теперь в самом сердце Силвании, на полуразрушенном острове, на том месте, где когда-то стоял круг камней Девяти Демонов. Озеро магии смерти омывало берега острова, его уровень медленно уменьшался, в то время как Нагаш продолжал поглощать энергию Шайша и использовать для достижения своих эгоистичных целей.

Час за часом — ибо день и ночь боле не имели никакого значения в этом забытом богом месте — пустынная береговая линия избавилась от признаков присутствия фиолетовых оттенков запретной магии, свидетельствуя об укреплении мощи Нагаша и его воли в этом месте. Теперь Сильвания была воистину землёй мёртвых. Царство лишённое движения и погружённое в тень, земля абсолютного порядка, защищаемая бесчисленными армиями.

Всему ччто двигалось под сенью мрачных деревьев Сильвании, жизнь была дарована волшебством Нагаша, а всё остальное оставалось неподвижно, подчиняясь его абсолютной воле. В дни когда Архаон только вторгся на земли Империи, некоторые из его союзников — вожди отчаянно желавшие побыстрее окутать себя воинской славой и богатством, заходили за стену из костей, в глубины пустынных лесов и заброшенных полей. Ни один из них не вернулся. Земля Сильвании была набита мёртвыми которых было не счесть и каждый из этих мертвецов подчинялся Великому Некроманту, был его оружием. Те кто пришёл в Сильванию, в ища жаркой схватки во имя своих богов, отыскал тут лишь вечное безвольное рабство.

Были в Сильвании и такие в ком ещё теплилась собственная жизнь и воля, однако они предпочитали оставаться в тени и не привлекать внимания своего нового монарха. Правление Нагаша особенно сказалось на вампирах. Поначалу они с радостью приветствовали его возвращение ибо купаясь в магии смерти, что окружала его, паразиты стали чувствовать себя особенно сильными, как никогда раньше. Однако сущность вампиров была в утолении своих потребностей, они плохо подходили в слуги кому-то кроме себя самих. Вскоре их безбожные сущности стали недовольны абсолютным контролем, который получил Нагаш над их землями и созданиями, однако они ненавидели его молча не решаясь на открытое противостояние, хорошо запомнив судьбу тех, кто поначалу вздумал ему перечить.

Даже Манфред, чью власть Нагаш узурпировал без малейших усилий, не пытался открыто бросать ему вызов. Конечно Манфред был гордецом, однако он так же был дьявольски умён. С самого начала он понял, что не существовало сценария в котором он мог бы бросить вызов Нагашу и выжить. Вампир предпочёл служить правой рукой этой тёмной сущности, нежели быть прахом развеянным на ветру и позабытым навеки. По крайней мере, пока.

Именно Манфред был тем, кто заметил отбытие Влада в Аверхейм, и он позаботился о том, чтобы весть о таком открытом неповиновении эдиктам господина достигла ушей Великого Некроманта. Он не рассказал об этом непосредственно Нагашу, который всё своё время восстанавливал силы для предстоящей битвы с Тёмными Богами, укрытый в глубинах своей Чёрной Пирамиды. Весть об измене Манфред нашептал вершителю воли Нагаша и проводнику его голоса во всех делах, Аркану Чёрному. Манфред пообещал себе, что однажды проклятый лич станет кучей праха, который развеет ветер, за то что посмел обмануть его. Но возможность лишить Влада главенствующего поста в их семье оказалась превыше личных счётов. Аркан должен был стать его оружием против Влада. А когда его надобность отпадёт, лича можно будет уничтожить и самому занять его место возле Нагаша.

Манфред ожидал что получит приказ немедленно преследовать своего вероломного отца и приволочь того за ноги, для того чтобы гнев Нагаша покарал его. Однако он был разочарован. Аркан сказал, что Нагаш приказывает Манфреду взять на себя командование обороной северных границ, которая была вверена Владу. Силы хаоса не успокоятся на уничтожении одной Империи — особенно если их завистливые боги предвидели стратегию Нагаша. Атака была ожидаема, и теперь Манфреду пришлось стать тем кому предстояло отражать её вместо Влада.

Хотя и расстроившись, что плоды его предательства оказались не такими,как ожидалось, Манфред находил положительные моменты, что заменил нагашу Влада. Он полагал, что будучи бастардом никогда не займёт место своего отца в глазах Великого Некроманта, однако он ошибался. Влад был упрям и обладал странными понятиями о чести, поэтому Нагаш никогда не доверял ему. А вот Манфред был совершенно иным. Нагаш чувствовал что Влад стремиться к чему-то большему чем удовлетворение собственных желаний, даже если и сам пока не понимает этого. Великий Некромант считал что Влад станет служить лишь если окажется сломлен или переубеждён каким-то образом. Манфред же — существовал лишь для удовлетворения своих амбиций и никогда не станет другим. Если взять Манфреда, сорвать одежду, шкуру, мясо и кости, то осталась бы всё равно его змеиная сущность.

Архаону, одержимому уничтожением Империи не было дела до Сильвании. Однако среди сил Хаоса были те, кому она стала комом в горле, кто видел опасность которую представлял Нагаш. Сам могучий Нургл, отвлёкся от своих творческих экспериментов, почувствоав что его болезни больше не собирают столь пышный урожай в землях Сильвании. Он принял меры.

Так Сильвания оказалась под атакой демонического войска отряженного непосредственно Отцом Чумы. Это была растянувшаяся на лиги лавина хромающих, гниющих кадавров, с гноящимися ранами и опухшими конечностями, укрытых облаками жужжащих мясных мух. Это войско было Инкарнатом ходячей чумы. Там где оно прошло, поля засохли и сгнили, все животные населявшие их разложились заживо и умерли. И всегда в воздухе можно было слышать монотонный бубнёж счетоводов, подсчитывавших сколько же болезней им удалось наслать на обитателей мира живых в этот раз.

Это воинство вели два существа, но не одно из них не было тем, чем казалось на первый взгляд. Укрытая вуалью графиня почти не разговаривала, хотя именно её воля двигала всей этой массой войск — а правильнее сказать воля демона Болорога (Bolorog), которого Нургл привязал к её душе. Она была облачена в обветшалые изысканные наряды, привезённые из мест, которые были давно уничтожены, её бледная красота контрастировала с гноящейся нарывающей плотью воинов, в рядах которых она путешествовала.

Графиня была недавним приобретением Отца Чумы и его самым главным оружием в этой войне с нежитью. Она была сосудом полным энтропийного обновления, и способна одним лишь своим прикосновением обратить мёртвую чёрствую плоть в причудливую искажённую (twisted) жизнь. Там, где она проходила, могилы и курганы Сильвании расцветали странными растениями. Кости, лежавшие в земле растворялись в жижу, давая питаться микроскопическим формам жизни, порождая нечто неописуемое. Обладая специфическим юмором, Отец Чумы видел нечто особенное в том, чтобы один из предводителей нежити Сильвании, помогал ему преобразовывать эти мёртвые земли в цветущие сады жизни.

Дух графини по своей собственной воле покинул чёрную пустоту смерти и принял дар жизни от Всесильного Нургла, однако её служение ему не было беспрекословным. В конце каждого дня, когда бледная ночь опускалась на землю и её силы становились на пике, она начинала разговаривать двумя голосами одновременно. И голоса эти спорили. В этой борьбе двух сущностей, дух графини пытался освободиться от присосавшегося к нему демона, который в свою очередь отчаянно боролся чтобы не выпустить из когтей её разум и тело. Пока, каждый такой бой заканчивался его победой над графиней. Однако она не желала сдаваться.

Женщина была несомненно странным контрапунктом гниющему воинству, но её компаньон смотрелся ещё более неуместно. Пусть его бритая голова напоминала теперь гниющий паштет, но дополнявший черты твёрдый взгляд всё же позволял угадать в нём Боевого жреца Зигмара, вооружённого двуручным молотом, отдалённо напоминавшим легендарный Гал Мараз. Можно было с уверенностью сказать, что горемыка Лютер Хас был ещё меньше хозяин самому себе, чем та, которой он теперь служил.

Разум, тлевший по другую сторону глаз боевого жреца не принадлежал ему, им владел дух того, кто когда-то служил одним из Мортархов Нагаша. Безымянный (Nameless) не имел никакой любви к Великому Некроманту, но служил лишь за обещание восстановления своего истинного «я». Он какое-то время помогал Владу фон Карштайну в защите северной границы Империи, но когда защита была пробита, он забавлял себя прыгая из оболочки в оболочку тех, кто попадался ему на пути. Дух был сильным и очень злобным, используя новые тела для посвящения себя целиком пыткам и жестокости, не стесняясь утолять свои людоедские аппетиты. А потом ему попался Лютер Хас. На протяжении веков существования духа, никому не удавалось ранить его больнее, чем это сделал боевой жрец. В наказание за эту дерзость Безымянный поселился в мёртвой оболочке Лютера, чтобы его руками творить те бесчинства, против которых он боролся всю жизнь.

Отцу Чумы удалось заполучить злой дух себе в союзники довольно легко. Как и Влад, Безымянный негодовал по поводу того, что Нагаш не стал выполнять свою часть сделки; но в отличие от Влада, он был готов присягнуть любому другому, кто согласиться исполнить её. Хотя Безымянный не верил, что Нургл собирается в итоге даровать ему знания, которых он искал, Отец Чумы по крайней мере, сразу наделил его новым могуществом, которое позволило его бесформенной сущности боле менее комфортно переносить своё прибывание в этом мире. Лютер Хас не знал ничего из вышесказанного, его спящий разум находился в клетке тёмной воли духа, который овладел его телом.

Манфред почувствовал своих оппонентов, как только те проникли через стену кости, граничащую с Рекой Стир (Stir). Сразу же, он понял, что среди демонического войска был один из его бывших союзников Мортархов, но это не сильно его удивило. Были и другие, кто восставал против Нагаша в прошлом, и без сомнения найдутся те, кто ещё восстанет в будущем — Великий Некромант имел редкий дар вселять отвращение к себе в души своих подчинённых. Манфред так же отметил, что женщина знакома ему, хотя её личность продолжала бешено отбиваться от щупалец его воли пытавшихся опознать её. Манфред фон Карштайн неохотно признавал, что Нагаш был более могущественен чем он, по крайней мере сейчас. Кроме него, он никого не боялся.

Манфред даже не пытался защищать укрепления вдоль берегов Реки Стир, как и полуразрушенную крепость Ейзиграфт (Eisigruft). В обоих этих местах, он легко мог угодить в ловушку, которую организовал сам - прими битва дурной оборот. Поражение оказалось бы неминуемо; поражение, или что ещё хуже — внезапное освобождение одно из вновь пробивших ему на помощь Мортархов. Вместо этого, он предпочёл не ставить преград на пути своих оппонентов а наоборот поспособствовать их продвижению к Девяти Демонам и Чёрной Пирамиде.

Первые схватки с врагом наполнили Манфреда уверенностью. Хотя он сам не участвовал в боях, его траллы (thralls) докладывали о том, что демоническая колонна оказалась медлительной и неповоротливой, почти не способной отвечать стаям волков и приведений, атаковавших их фланги. Более того, Нагаш оказался настолько могучим, что гнилостная магия самог о Нургла не смогла пустить корни в безжизненной почве Сильвании. К тому времени, как захватчики достигли города Тэмплхоф (Templehof), Манфред посчитал, что перестраховывался достаточно и решил уничтожить врагов одним стремительным ударом.

Медленно но уверенно, Манфред выстроил свои войска на краю Мрачной Топи (Grim Moor). Он реанимировал изъеденных червями мертвецов этой болотистой местности, дополнив их численность умертвиями (wights) Дракнхофа (Drakenhof), Темплстада (Templestadt) и Воренхейста (Vorenhgheist), поручив командование каждым из подразделений вампирскому траллу, верному одному Манфреду. Гули вскрыли гробницы находящиеся под Нахтрехтом и притащили Манфреду в цепях тамошних вампиров, которых он подчинил и поставил в строй. Беспокойные духи топей и болот были призваны для того чтобы выгнать каждого вампира из его логова. Над болотистой местностью развивалось множество изорванных обветшалых знамён и поднимались всё новые. А в это время демоническое войско продолжало продвигаться на юг, и монотонное жужжание счёта было их предвестником.

Манфред так сосредоточился на построении своих армий, что не заметил возвращения Влад в Сильванию. Старший фон Карштайн без остановки скакал день и ночь с того момента как наблюдал падение Аверхейма. Он держался теней там, где это было возможно и превозмогал жестокий солнечный свет, там где укрыться от него было нельзя. Он продвигался так стремительно, что бросил позади многих из своих рыцарей, кто оказался слишком слаб чтобы справиться с солнечными ожогами или кровавой жаждой.

«Т ы спешишь так, потому что боишься опоздать на свою смерть?»