День второй. 15 июля, вторник. Обыденный улей.

Мне не то чтобы нравилась моя работа, но я никогда не обладала талантами тех, кто «профессионально ходит на собеседования». Поэтому, хоть это и считается неблагоприятным, я работала у своего троюродного дяди уже три года.

Человек я довольно заурядный, если смотреть со стороны. Но человек, по мне, вообще довольно зауряден до тех пор, пока не замыслит что-нибудь из ряда вон выходящее. Что-нибудь помимо работы-дома-работы. Но из всех из-ряда-вон-способов моему пониманию были доступны только мероприятия всяческих некоммерческих обществ или даже местных отделений партий. Неделя оставалась до следующей акции помощи, к которой я прилепилась случайно, узнав о ней в Интернете. Я с нетерпением ждала шанса проявить себя.

Я хотела потратить себя именно на это, милосердие казалось ближе для меня, нежели бизнес. Никаких подвижек в карьере мне в ближайшем будущем не светило. Я и не хотела ею заниматься.

В размышления о трате жизненных сил на благотворительность вклинивались образы вчерашней аварии. Я пыталась отогнать от себя образ нового знакомого, памятование о нем было неприятно, как заноза под ногтем. Несмотря на видимое дружелюбие, которое он проявил вчера, я чувствовала неловкость. Скорее, я была настроена против него, потому что была виновницей поломки его авто, а так неприятно сознавать, что ты кому-то что-то должен, тем более, если это сумма твоей получки. Но дядя взял ответственность на себя, поскольку и раньше знал о моей некомпетентности водить машину.

Размышления об ударе по самолюбию, которой постиг меня вчера, перемежались воспоминанием того кошмарного шоу, которое я устроила в тягостные минуты, когда мужчины задержались для разговора. Вчера, пока шла по коридору, мне, малопьющей, захотелось выпить граммов сто коньяка. Но пришлось обойтись без допинга, и я решительно представила себя уже выпившей, чтоб не струсить.

Нервической походкой выйдя на сцену, я дикторским голосом, не торопясь, объявила, что собрание несколько задерживается, но лишь на четверть часа. Раскинув руки в стороны, я предложила присутствующим «вспомнить особенности нашей работы в юмористическом ключе». Далее ничтоже сумняшеся я стала рассказывать все анекдоты из строительного фольклора подряд. Некоторых баек партнеры не знали, потому что приехали из другого региона. К моему удивлению, собравшиеся солидные мужчины, в том числе начальство Валентина, звонко хохотали над моей ребяческой выходкой. Я с облегчением перевела дух. Дальше можно было пороть любую горячку, и, когда двое опоздавших наконец вошли, они увидели в самом разгаре скетч-сценку из жизни Чебурашки и Крокодила Гены «Строим дом дружбы», с участием руководства - нашего и партнеров. Дядя едва не лишился чувств. Впрочем, встреча, заданная в оптимистическом тоне, прошла как по маслу. Дяде силились приписать роль генерального директора Дома дружбы, и он в отместку посоветовал мне после заседания подумать о работе в детском садике.

Мой Бог, как же я устала. Я не рождена быть тамадой, эта открытость выжала из меня последние силы. Если в последние недели у меня было полно работы, то вчера вечером и сегодня я просто изображала видимость деятельности, тупо уставившись в противоположную стену.

Из транса меня вывел Валентин.

- Привет, - сказал он, сощурившись, и довольно злорадно обрушил на стол круглый тяжелый мяч желтого цвета, обернутый в целлофан. У меня отнялся язык от такой внезапной атаки.

- В расчете! - с желчью добавил он, отсалютовав.

Я ничего не ответила, только доложила по внутреннему телефону Юрию Николаевичу о посетителе. Задержался Валентин ненадолго, так что, когда он вышел к себе, я перестала прятать сырную голову на коленях и стала запихивать ее в пакет, дабы унести в общий холодильник на втором этаже в маленькой кухоньке, где наши сотрудницы привыкли пить чай. В этом неловком положении меня застал дядя. Я едва не выронила голову на пол – твердая, зараза, она весила несколько килограммов.

Через пару секунд дядя увязал факты воедино и даже присвистнул.

- Ого! Никогда не видел раньше, чтоб юноша ухаживал за девушкой, которая поцарапала его автомобиль. Ты у меня просто мастер флирта, племяш. Должно быть, он действительно принял это всё близко к сердцу. Но зачем, черт возьми, приносить целую сырную голову? Хоть бы букет притащил, а не вот это безобразие. Умом он тронулся, что ли? Немедленно прекрати мучить бедного парня! И да, Цветочек, помни о корпоративной этике. Я на тебя надеюсь.

Он ушел, а я со злостью стала прикидывать, сколько же продуктовых в округе обошел наш новоявленный партнер, прежде чем сумел найти целый шарик сыра, притом, как я успела заметить, не самого дешевого, сливочного... Когда я подумала, что он ведь еще и договаривался с продавцами, чтобы сыр ему продали неразрезанным, стало совсем мерзко. От стыда я закрыла лицо руками, опершись на столешницу, и постаралась отрешиться от всех мыслей. И только сейчас, прислушавшись к своему телу, я поняла, что меня лихорадит.

От копившихся долго переживаний и стрессов, в которых недавнее приятное и необременительное знакомство стало последней каплей, я заболела.

Дядя, обозрев мой унылый вид, отпустил меня сразу. Он, воспитавший наравне с женой двух дочерей, сам осмотрел мое горло и на свой страх и риск написал список лекарств, которыми они уже много раз лечили простуду девочкам. Мне он дал указание отдыхать и не беспокоиться до тех пор, пока не почувствую себя хорошо. Конечно, мое положение на фирме было привилегированным, но весьма относительно. Больничный лист выписывать было не нужно, но дядя пользовался моей привязанностью и уважением к нему, а потому, хоть болела я вроде бы часто, но очень быстро выходила на работу.

Забрав с работы сыр и флешку с очередными договорами, которые нужно было приводить в божеский вид еще около часа – монотонная, но необходимая работа – я, конечно, забыла купить лекарства.

Придя домой, я заметила, что держу список в руке, и только напилась горячего молока на ночь.