Завоевавшая или завоеванная?

 

 

Кто забывает уроки истории,

обречён на их повторение.

Джордж Сантаяна

 

 

Время неумолимо продолжало свой ход. Но величие и могущество города, стоящего на семи холмах, и его одноименной империи, казалось, были неизменными. Да, приходилось отбиваться от варваров. Да, практически каждый новый император ходил под Дамокловым мечом, пытаясь предугадать следующий заговор, и того, кто восстанет против него. Проблем было уйма. Но вместе с тем, казалось, что ничто и никто не сможет поколебать и в корне изменить саму суть великой империи. И пока Римское царство сохраняло былое величие, его незримо завоевывало иное царство. Царство – без всякой военной мощи, брони и оружия.

    Униженная и оскорбленная, гонимая и истребляемая – Церковь, ценой крови мучеников, которые стали её семенем, – пережила всех ненавистных императоров, восстала из пепла, одержала великую победу над язычеством и завоевала величайшую империю в истории того времени. 

    Вне всяких сомнений, Церковь судьбоносно изменила Рим. Это исторический факт. Однако у этой монеты есть и обратная сторона – Рим, в свою очередь, также оказал значительное влияние на Церковь. Об этих обоюдных метаморфозах этот краткий очерк.

 

I

    «В 313 году было официально возвещено о соединении христианской церкви с римским государством, церковь стала государственной организацией, руководимой императором»[52].

    Поразительное видение ярко-красного креста на фоне неба, и огненная надпись: «Сим победишь!» привело суеверного императора Константина к убеждению, что он должен стать христианином, категорически отвергнув язычество. Соединение религиозной власти со светской совершалось правителем с «надеждой, что христианский Бог, в силе Которого он убедился, поможет ему в битвах за обладание всем миром»[53]. Таким образом, христианство фактически станет всемирной религией, а Римская империя – мировой империей»[54].

    По мнению доктора Дж. Кароль, римская власть «буквально заигрывала с церковью и даже сделала ей предложение. «Дайте нам духовную силу, а мы поделимся с вами светской властью», – говорили церкви вожди государства»[55]. Так в 313 году Собор оформил объединение церкви с государством, создав иерархию. Далее, Дж. Кароль заявляет: «Иисус Христос как глава Церкви был отстранен, а император Константин поставлен (хотя и временно) главой церкви. Церковная иерархия стала определенным началом той системы, которая вылилась, в конце концов, в известную всем католическую или вселенскую церковь»[56].

    В своей книге «Бог и человек» доктор богословия Роман Дехтяренко, рассматривает философию библейской истории как конфликт царств: противостояние между Богом и сатаной. Все что происходит на земле есть закономерное отражение происходящего на небе.

    Итак, дойдя в своем историческом обзоре до периода, когда христианство стало государственной религией, автор проницательно усматривает и в этом стратегию сатаны:

 

    В 311 г. император Галерий издал указ, предписывающий снисходительное отношение к Церкви. Затем император Константин по Миланскому эдикту 313 г. дал христианству полную свободу. К 324 г. христианство стало официально почитаемой религией империи. Наконец, в 380 г. император Феодосий I издал указ, по которому христианство становилось официальной и единственной религией, разрешенной в империи. Теперь правительство начало преследовать другие религии.

    Поначалу казалось, что переход от состояния гонений к положению исключительной религии государства – это огромная победа Церкви. Однако время должно было показать, что эта «победа» была замаскированным поражением. Сатана понял, что союз церкви и государства – это блестящая возможность внедрить в церковь отступничество. Как только христианство стало единственной разрешенной религией, поместные церкви наводнились огромными массами язычников, которые хотели стать «христианами». В этом контакте язычники увидели, что поклонение в церквях значительно отличается от поклонения в их храмах. Если язычники поклонялись и молились изображениям своих богов, богинь и национальных героев, то в церквях не было никаких изображений. У язычников была одна богиня, которую они почитали как царицу неба; в их храмах проводились многочисленные языческие праздники; там были жрецы и кровные жертвоприношения. Ничего этого в церквях не было. Из-за этих различий язычники подумали, что церковь им не подходит.

    Из-за такого отношения язычников многие христиане впали в панику. Они боялись, что, если церковь не станет приемлемой для язычников, они никогда не будут достигнуты для Христа. В своем рвении сделать церковь привлекательной эти христиане попытались христианизировать языческие религиозные обычаи и приняли их в церковь. Они выставили изображения апостолов и мучеников вместо изображений богов, богинь и национальных героев. Почитание Марии, как царицы неба, заняло место поклонения языческому божеству. Хлебопреломление из воспоминания превратилось в жертвоприношение, старшие братья из учителей превратились в священников, а языческие праздники были объединены с особыми церковными событиями.

    Поначалу казалось, что этот процесс принятия методов сатанинского царства с целью привлечения новых членов этого царства был правильным. Немедленные результаты были потрясающими. Теперь, когда церкви казались более приемлемыми для язычников, язычники начали массово исповедовать себя христианами, и поместные церкви стали расти, как на дрожжах. Однако время должно было показать, что большинство этих людей по-прежнему оставались язычниками в сердце – то есть христианизированными язычниками, но все же язычниками. В конечном итоге, церкви стали в значительной степени языческими как по своей практике, так и по характеру преобладающих членов. С течением времени честолюбивые, мирские, бессовестные люди стали претендовать на высокие должности в церкви для получения общественного и политического влияния. В Западной Европе они построили церковь, которая постепенно узурпировала реальную власть у государства. Таким образом, организованная церковь средневековья стала характеризоваться не истинным, Библейским христианством, а более или менее коррумпированной иерархией, контролирующей народы Европы [57].

II

    Объединение Церкви с римской империей оказалось роковым. «Если уже во втором и третьем веках наблюдались некоторые уклонения христианской церкви от первохристианства, то со времен Константина началось величайшее падение церкви»[58]. Количественно христианские церкви стремительно возрастали, но их духовный уровень трагически скатывался в пропасть. Численно христианские общины стали быстро расти, но духовный их уровень катастрофически падал.

    Писатели Александр Карев и Константин Сомов отмечают, что император «Константин фактически руководил всем епископатом христианской церкви, без его ведома не решался ни один церковный вопрос…. Он обещал почетные должности всем тем, кто примет христианство. Ради выгоды многие римские чиновники и офицеры стали объявлять себя христианами, на самом деле, в сердце своем оставаясь язычниками»[59].

    На этом монарх не остановился. В добровольно-принудительном порядке, язычников заставляли переходить в христианство. Константином овладела амбициозная идея, одним росчерком пера, всех подданных Римской империи, в административном порядке зачислить в христианство. «Узкие врата, – пишет историк Хусто Гонсалес, – о которых говорил Иисус, стали настолько широкими, что через них устремились бесчисленные толпы людей, многих из которых привлекали привилегии и особое положение, но не интересовало глубокое изучение смысла крещения и христианской жизни под крестом. Епископы боролись друг с другом за влияние. В церковной жизни главную роль все чаще играли богатые и сильные»[60].

    Считается, что начиная со времен Константина, богатство и пышность стали считаться признаками божественного расположения. Обладая богатствами огромной империи, Константин щедро вносил пожертвования на строительство христианских храмов и содержание «священнослужителей».

    Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» подвергает резкой критике деяния императора:

 

Низвергли вы все истины основы,

Вас, пастыри, наместники Петровы,

В видении своем узрел пророк

Он видел Рим блудницей семиглавой,

Блистающей своей позорной славой

И с десятью рогами на челе,

Любовь свою всегда делить готовой

Меж многими царями на земле.

Язычество своею верой новой

Вы сделали, но богу одному

Язычники приносят поклоненье,

А вы себе нашли кумиров тьму.

О Константин, ты миру дал крещенье,

Но для чего имевшим папский сан

Тобою был и дар богатый дан! [61]

 

    Многие христиане были ошеломлены благосклонностью императора, и прочно укоренились в понимании того, что император Константин был избран Богом, «чтобы привести историю церкви и империи к наивысшей точке развития, в которой они соединились»[62]. Иными словами, христианство – есть конечная цель человеческой истории, и Римская империя тому пример. Историк Евсевий Кесарийский (ок. 263-339) рассказывает, что один из епископов в лести императору зашел так далеко, что вызвал укор даже от самого императора, который был вынужден прервать его[63]. Хотя и сам Евсевий был знаменит своими панегириками в адрес Константина. 

    Духовно Церковь неуклонно продолжала деградировать. Вернувшись из путешествия по Иерусалиму, Елена, мать Константина, уверяла, что она нашла тот самый крест, на котором был распят Спаситель Иисус Христос. «Эта история положила начало почитанию так называемых "священных предметов". Церкви стали состязаться одна с другой в приобретении священных реликвий. В ход пошли и гвозди, которыми якобы был пригвожден ко кресту Христос, и камешки от пещеры, в которой Он был погребен, и многое другое. Перед этими предметами люди преклоняли колени; язычники, ради выгоды перешедшие в христианство, решили, что они эти предметы должны почитать вместо прежних идолов»[64]. Существуют печальные исторические сведения, что вожди церкви поощряли, а не останавливали эти языческие тенденции[65].

    Имперская Церковь перестала быть исполнительницей Нового Завета, но стала законодательницей. Законодательницей новых и чуждых Евангелию заповедей. Дж. Кароль отмечает, что один из первых законодательных постановлений оказалось одним из самых губительных. Речь идёт об учреждение в 416 году закона о крещении младенцев. «Неизбежным следствием учения и закона о крещении младенцев было наполнение церквей необращенными членами. Прошло не так много лет, и большинство членов в каждой общине были необращенными людьми. Так духовное дело Божьего Царства оказалось в руках невозрожденных руководителей, обладающих светской властью»[66].

    Наряду с другими заблуждениями различного характера, в этот период произошла смена парадигмы в понимании Миллениума, Тысячелетнего Царства Христа, оказавшая влияние на библейскую эсхатологию. «Есть немало свидетельств того, что ранняя Церковь начинала с веры в буквальное будущее Царство Христа на земле длиной в тысячу лет»[67]. Затем от этой позиции стали отходить под влиянием непоследовательной герменевтики и изменяющихся обстоятельств окружающего мира.

    В своей книге «Вестники Царства: Богословие ветхозаветных пророков», доктор богословия Алексей Прокопенко говорит с уверенностью о том, что большинство христианских авторов первых трех веков христианства выражали надежду на буквальное исполнение пророчеств о Мессианском Царстве.

 

· В частности, этому учил Папий (ок. 60-150 гг. н.э.), епископ города Иераполя. (Cвидетельство о его вере в земное Мессианское Царство сохранилось у Иринея Лионского, который тоже поддерживал эту точку зрения)[68].

· Иустин Мученик (ок. 100-165) в «Диалоге с Трифоном иудеем» упоминает, что все «здравомыслящие христиане» верят в буквальное понимание Тысячелетнего Царства, следующего за первым воскресением из мертвых. Он также связывает такое понимание в ветхозаветными пророками:

 

А я и другие здравомыслящие во всем христиане знаем, что будет воскресение тела и тысячелетие в Иерусалиме, который устроится, украсится и возвеличится, как объявляют то Иезекииль, Исаия и другие пророки [69].

 

· Ириней Лионский (ок. 115-202) придерживался той же традиции. В своих книгах, объединяемых под заглавием «Обличение лжеименного знания», он старается объяснить и аргументировать здравое христианское учение, как это понималось в его время. В эсхатологической сфере он отстаивает тот взгляд, что Царство Христово придет на смену четырем земным царствам, описанным у пророка Даниила, что в конце четвертого царства будет семилетний период скорби и что затем Христос будет со святыми на земле, прежде чем наступит вечное Царство. В этом земном Царстве исполнятся обетования о земле, исполнения которых не увидел ни Авраам, ни его потомки-израильтяне. Ириней одобрительно ссылается на толкование Папия, что в Царстве Мессии с природы будет частично снято проклятие, так что животные станут травоядными и лев будет есть солому. Как и Иустин, он подтверждает свою точку зрения многочисленными свидетельствами из ветхозаветных пророков – Исаии, Иезекииля, Иеремии и Даниила, а также новозаветными примерами[70].

· Тертуллиан Карфагенский (ок. 150-230) «исповедовал», что «нам обещано царство на земле», в котором мы будем жить тысячу лет, однако в новом состоянии – после телесного воскресения[71].

 

    «Помимо вышеназванных авторов, – продолжает А. Прокопенко, – веры в тысячелетнее царство Христа на земле придерживались Ипполит, Мефодий, Коммодиан, Лактанций. Эта точка зрения, судя по всему, была самым распространенным эсхатологическим взглядом в первые три века христианской эры. Представление о том, что Христос придет и уничтожит земные империи, установив Свое Царство праведности и справедливости, давало огромное утешение верующим, подвергавшимся преследованиям в Римской империи»[72].

    Как писалось выше, в IV веке произошла переломная веха, которая коренным образом изменила политический ландшафт и духовную обстановку во всей Римской империи: наделение христианства статусом официальной религии на территории всей империи. «При таких обстоятельствах для христиан стало невозможно и даже противоестественно ожидать, что Царство Иисуса Христа, подобно нерукотворному камню в пророчестве Даниила, разрушит истукана мирских империй. Как могли христиане в IV веке молиться, чтобы Христос пришел и уничтожил Рим, если Рим у них на глазах становился все более христианизированным, да еще и с христианским монархом во главе? Не могли же они ожидать разрушения самим себе!».[73]

    Как следствие, в воздухе начинает витать внутренняя потребность новой интерпретации учения о Царстве. И здесь-то, как нельзя кстати, на помощь пришел метод аллегорического толкования. «Иисус не придет для земного Царства видимым образом, а будет царствовать "духовно" через Церковь и обращенное к вере правительство»[74].

    Одним из наиболее заметных выразителей этого взгляда стал, ранее упомянутый, епископ ЕвсевийКеcарийский. По случаю тридцатилетия воцарения Константина, он опубликовал «Похвальное слово императору», в котором он сравнивает правление Константина с правлением Иисуса Христа:

 

От Него-то и через Него заимствует образ верховного царствования сам друг Божий, василевс [т.е. царь] наш и всем, что на земле подчинено его кормилу, управляет, подражая Всеблагому [75].

 

    По мнению историка Евсевия, «Царство существует как бы в двух параллельных, но взаимосвязанных мирах: Иисус – царствует на небе, а Константин – от Его имени на земле. Иисус приводит людей к Отцу и открывает им двери неба, а Константин заботится о спасении своих подданных на земле»[76]:

 

Спаситель всех приготовляет своему Отцу благоприятными все небо, мир и вышнее царство, а друг Его приводит к единородному и спасительному Слову подвластных себе жителей земли, и через то делает их готовыми для того же самого царства. <..> Спаситель всех переходящим отсюда туда отверзает небесные врата Отчего царства, а ревнитель Всеблагого, очистив от всякой нечистоты безбожного заблуждения земное свое царство, сонмы святых и благочестивых мужей призывает в царские чертоги и заботится о спасении каждого на управляемом им корабле жизни [77].

 

    Евсевий отчетливо узрел в правлении христианского императора исполнение пророчества Даниила об установлении Божьего Царства:

Распространяя царствование обильным общением рода и назначением кесарей,Он приводит предречения божественных пророков, которые давно уже и очень давно взывали: И примут царство святые Всевышнего [Дан. 7:18] [78].

 

    Таким образом, по мнению Евсевия, пророчества Ветхого Завета о царствовании Мессии уже исполнились, благодаря обращению в веру земных монархов.

III

    Не стоит полагать, что все христиане римской империи, как один, были очарованы новым политическим курсом Константина. По убеждению инакомыслящих, «тот факт, что императоры объявляют себя христианами и в результате люди толпами приходят в церковь, свидетельствует не о благословении, а о великом отступничестве»[79]. Таковые напрочь отказывались разделять наспех сфабрикованное имперское видение обмирщенной Церкви.

    Постепенно к ним приходило осознание, что эпоха мученичества прошла. Иронично, но радостней от этого им не становилось. Чем крепче укреплялся союз власти и религии, чем пышней показная роскошь завладевала сердцами многих иерархов, тем более в сознании христиан-диссидентов «укоренялось представление, что безопасная и спокойная жизнь – злейший враг церкви и что сильнее всего этот враг, в период относительного затишья. Теперь же, когда мирной жизни церкви как будто бы ничего не угрожало, многие увидели в этом происки сатаны»[80]. Именно поэтому они были уверены, «что истинные последователи Христа должны продолжать готовиться если не к мученической смерти, то к монашеской жизни»[81].

    Так в IV веке наблюдался массовый исход всех тех, кто не желал мириться с таким положением дел. Их путь вел в пустыню, где они вели аскетический образ жизни и предавались размышлениям. «Таким образом, в то время как тысячи людей, требующих крещения, осаждали церкви в больших городах, происходил настоящий исход других тысяч, искавших блаженства в уединении»[82].

 

Вместо заключения

    Обращаясь к дням минувших лет, часто существует искушение превратить историю в суд потомков над своими предками. Однако мы не исторические прокуроры или адвокаты, обвиняющие или оправдывающие своих клиентов посмертно (Г. Макмиллан). Хотя предмет наших исследований был довольно спорный, голосов может быть множество. Кто-то обрушит сокрушительную критику в адрес Церкви, другие станут её оправдывать, мол, Церковь просто-напросто не была готова к такому. Она не могла поверить, что три столетия гонений позади; она не имела исторического прецедента в прошлом, как ей поступить в настоящем, поэтому поступила так, как поступила. Пожалуй, всё это имеет место быть.

    Мы лишь хотим вернуться к эпиграфу данного очерка. Гораздо важнее то, что происходит в настоящем, а именно, заигрывание Церкви с государством. Мы имеем ввиду церкви ЕХБ и евангельских христиан индивидуально. В последние годы христиане стали слишком увлекаться политикой. Вместо того, чтобы «совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех людей, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу» (1 Тим. 2:1-3), христиане стали проявлять небывалую политическую активность, высказывать никому не нужное политическое мнение, участвовать в митингах, или чего хуже, в революциях, публично агитируя за ту или иную политическую кандидатуру или партию. Самое страшное, когда кафедра церкви превращается в политическую трибуну. Печальный пример церкви «Храм мира» (Киев), где на одном из богослужений, где присутствовали Петр Порошенко (тогда еще действующий президент Украины) и Александр Турчинов, как раз в период выборов, Валерий Антонюк прямо с кафедры тонко намекает, за «кого» нужно голосовать. Все материалы в открытом доступе[83].

    Таких примеров множество. Неужели Антонюк и ему подобные, благополучно забыли историю, в которой дружба государства и Церкви, не приводила ни к чему хорошему? Неужели христиане и вправду считают, что новая политическая система сумеет изменить мир к лучшему? О каком вообще изменении к лучшему может идти речь, если все политические системы состоят из алчных и лживых людей, чьи руки, как правило, замараны кровью? Писание категорически запрещает надеяться на человека: «Перестаньте вы надеяться на человека, которого дыхание в ноздрях его, ибо что он значит?» (Ис. 2:22); «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения» (Пс. 145:3). Когда мы видим «христиан» агитирующих за какую-либо политическую кандидатуру, всегда любопытно, до какой черты они готовы дойти? Неужели они не читали, что однажды, все президенты и государства на земле отдадут власть единому мировому правителю – Антихристу?! «И десять рогов, которые ты видел, суть десять царей, которые ещё не получили царства, но примут власть со зверем, как цари, на один час. Они имеют одни мысли и передадут силу и власть свою зверю… потому что Бог положил им на сердце исполнить волю Его, исполнить одну волю, и отдать царство их зверю, доколе не исполнятся слова Божии» (см. Откр. 17:12-13, 17).

    Наша единственная надежда – только Мессия Иисус, чье Царство «вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно» (Дан. 2:44).

 

В ожидании варваров

 

 

«Я должен и эллинам,

и варварам, мудрецам

 и невеждам»

Римлянам 1:14

        

 

   Вот и всё. 24 августа 410 года по Р. Х. король вестготов Алларих, вошёл в Рим. Минует не многим более 60 лет, и 4 сентября 476 года, вождь германцев Одоакр заставит последнего императора Западной Римской империи Ромула Августа отречься от престола. Так завершится многовековое владычество Рима.

   Зарождение, развитие, расцвет и угасание – таковы четыре основных этапа развития цивилизации и империи. Следовательно, распад империи входит в прямую зависимость от зарождения. Иными словами, первый этап неизбежно, как домино, повлечет за собой другие. Поэтому, секрет незыблемости империи – в её отсутствии.

   Но ни одна империя не хочет умирать, поскольку считает, что именно должна существовать пока стоит мир. Так думали и римляне, и крушение своей империи воспринимали как конец света. Символично, что именно в это время, Блаженный Августин склонялся над своим грандиозным трудом «О граде Божьем», непосредственным поводом для написания которого послужило падение Рима.

   Епископ Гиппонский твёрдо стоял на позициях того, «что существует два города, основанием которых служит любовь. "Град Божий" строится на Божьей любви, "земной град" – на любви к себе. В человеческой истории два эти града всегда взаимосоединялись, но несмотря на это, между ними существует непримиримое противоречие и ведется смертельная борьба. В конечном счете, останется только град Божий. Человеческая история представляет собой построенную на себялюбии историю царств и народов, выражающих лишь мимолетность земного града. Все эти царства и народы, какими бы могучими они ни были, прейдут и исчезнут к концу истории, когда сохранится только град Божий. Что касается Рима, то Бог обеспечил ему и его империи процветание, чтобы служить средством распространения Евангелия. Но теперь, когда эта цель выполнена, Бог отдал Рим на волю судьбы – судьбы всех человеческих царств, которая заканчивается не чем иным, как наказанием за грехи»[84].

   Когда настал смертный час, и лишь мгновения отделяли Августина от водворения в великолепный град Божий, у ворот Гиппона стояли вандалы, возвещая тем самым начало новой исторической вехи. Так ушел в вечность наиболее влиятельный богослов всей западной Церкви, а с ним и целая эпоха.

 

Они на горизонте

   «В середине IV века из-за Волги и Дона на Восточную Европу двинулось азиатское племя – гунны. Они покорили остготов (племена, расселившиеся к востоку от Днестра) и начали теснить вестготов (к западу от Днестра), которые вошли в Римскую империю на территории современной Румынии, как союзники (федераты) с разрешения императора Валента». Однако вскоре вестготы взбунтовались из-за притеснений местных чиновников и, опустошая Фракию и Македонию, подступили к Константинополю. В сражении с ними погиб Валент, и только Феодосию Великому удалось остановить их на короткое время.

   Но в 395 году по Р. Х. последний император единой империи Феодосий умирает. Этот год принято считать началом конца могущественной Римской империи, поскольку именно его смерть ознаменует фактическое разделение империи на две части, и учащение набегов свободных племен на пограничные области, которых римлянам не удалось сдержать, тем более покорить. «Некоторые римские сенаторы стали говорить, что Римскую империю постигла кара богов за то, что римские императоры отвергли древнюю римскую веру, при которой было заложено могущество Римской империи»[85].

   «Вскоре под предводительством своего короля Аллариха они двинулись на Запад. Пройдя по территории современной Югославии, они вторглись в Италию и в 410 году захватили Рим. Впервые со времен нашествия галлов, более 900 лет спустя, врата "Вечного города" пали от вражеской армии»[86]. После смерти короля Аллариха, в 411 году, вестготы повернули на север и вторглись в Южную Галлию и Испанию. Стоить отметить, что племя вестготов исповедовало христианство арианского толка, и от них многие другие германские племена восприняли арианство. Таким образом, всё складывалось довольно иронично: вестготы захватывали территорию империи не как варвары-язычники, а как христиане –последователи Ария[87].

   Не успело закончиться нашествие вестготов, как в Галлию вторглись племена вандалов. Они «перейдя Рейн в 407 году, прошли по Франции и Испании, затем в 429 году переправились через Гибралтарский пролив и в 439 году захватили Карфаген. Они стали хозяевами почти всего северного побережья Африки от Гибралтарского пролива до границ Египта. Затем они обратили взор на море и заняли Сицилию, Корсику и Сардинию. В 445 году они разграбили Рим, оставив разрушений даже больше, чем готы сорок пять лет назад»[88].

   «В V веке в империю вторгались и другие германские племена. Бургуны обосновались на территории современной Западной Швейцарии… В Британии в середине V века высадились германские племена англов, саксов и ютов и начали завоевывать остров, не встречая сопротивления, так как еще в 406 году остров покинул последний римский воин»[89]. Империя, которая была образована преимущественно из бродяг, преступников и беглых рабов, впоследствии пала от рук таких же варваров. История замкнулась. «Трагедия – излюбленный жанр истории»[90] – писал И. Бродский.

   Таким образом, «между V и VIII веками Западная Европа неоднократно подвергалась нашествиям, гибла сложившаяся цивилизация, а многие знания древних оказались утерянными. С завоевателями вернулись и, казалось бы, оставшиеся в прошлом язычество и арианство»[91]. Новые нашествия варваров, ставили перед Церковью новые задачи. Как она употребит данную ей власть? Какие методы использует Церковь, чтобы буквально покорить «вере все народы» (Рим. 1:5)?

 

До края земли

 

    «Допустив разгром римлян, Бог совершил великое дело»[92]. Поразительно, но вторгшиеся варвары стали довольно быстро обращаться в христианство. В чем причины такого удивительного обращения? Историки объясняют это тем, что, во-первых, языческая религия не давала удовлетворения и люди искали чего-то лучшего. Во-вторых, тем, что на темном фоне испытаний многие христиане засветили светом Христа[93].

    Историк Сергей Санников в своём фундаментальном труде «Двадцать веков христианства» пишет:

 

Как известно, широкое распространение христианства в Римской империи началось задолго до Константина, но с IV века оно происходило особенно бурно. По подсчетам историков, если к началу домината Константина христиане составляли в среднем 10 %населения империи, то уже к концу IV века их насчитывалось не менее 90 %, то есть за столетие христианство возросло примерно с 5 до 45 млн. приверженцев. Как оценить столь впечатляющий успех внутренней миссии церкви того времени? [94]

Отвечая на вопрос, С. Санников утверждает, что обращение в христианство в IV веке приобрело иной смысл по сравнению с I веком:

 

Приобщение к церкви в апостольские времена осуществлялось через евангелизацию, то есть посредством проповеди Евангелия, подкрепленной действиями Святого Духа. При этом евангелизация носила ярко выраженный эсхатологический характер: христиане провозглашали лучшую жизнь в Царстве Небесном и жили этим блаженным чаянием, несмотря на земные скорби [95].

 

Далее автор предлагает сравнение методологии евангелизации, превалирующей в послеконстантиновскую эпоху:

 

Миссионерская парадигма церковного руководства послеконстантиновской эпохи была философски идентична тем воззрениям, которые в эпоху Нового времени назывались контекстуализацией, или культурнойадаптацией, христианства. В те времена не использовали таких терминов, но миссионерские наставления папы Григория Великого показывают его понимание контекстуализации. В 601 году он приказывал абба т у Меллитию при обращении язычников разрушать только их идолов, оставляя храмы, и заменять жертвоприношением истинному Богу те жертвы, которые ранее приносились там дьяволу. Тогда можно было надеяться, «что народ, лишь недавно ставшийхристианским, привыкшийк своим храмам, станет приходить в них, как бы следуя обычаю, но уже для того, чтобы поклоняться истинному Богу». Весьма выгодная для численного роста церкви теория, при которой перед язычниками не ставилось никаких требованиий к перемене жизни, кроме веры, но цена, которую пришлось заплатить церкви за массовое обращение, оказалась слишком высока [96].

…

 

Но все же христианизация принесла немало добрых плодов: начала развиваться общественная нравственность, появились государственные формы милосердия, человеческая жизнь стала приобретать ценность, были заложены основы цивилизации и культуры и многое другое. Но самое главное заключалось в том, что для многих людей формальное вхождение в церковь со временем становилось путем духовного просвещения. Проповеди, чтение Писания и действие Святого Духа безусловно возрождали многих из тех, кто думал о себе, что они давно христиане. Церковное пение и обряды для многих становились не только кратковременным очищением души, но и истинным просвещением духа [97].

 

 

Европа

Германцы: остготы, вестготы

    Считается, что к одному из самых сильных германских племен – готам, разделенным на вестготов и остготов, христианство пришло с одним из пленных каппадокийских христиан – Евтихом – в середине III века. Но всё же массовое обращение вестготов в христианство произошло благодаря самоотверженному труду Ульфила (311-383), наполовину гота, который изобрел готскую азбуку и перевел книги Священного Писания на готский язык. Справедливости ради стоит заметить, что христианство Ульфила было арианским.

    Однако пройдут два века, и станет ясно, что хранителями культурных ценностей были покоренные вестготами коренные жители и что для достижения хоть какой-то стабильности требовалось их участие. «Это привело к обращению вестготского короля Рекареда (586-601) в никейскую веру, которую он торжественно провозгласил на соборе в Толедо в 589 году. Вслед за королем ортодоксальную веру приняло большинство знати, и арианство вскоре исчезло»[98].