Несколько заключительных пояснений

В развитии наших представлений о мире возможно два пути.

Первый путь заключается в обобщении эмпирических данных, в выдвижении гипотез и в разработке теорий, все более и более приближающих нас к единой всеобъемлющей теории. При этом одни исследователи считают, что приближение к такой теории является бесконечным процессом, другие – что такая окончательная теория в принципе может быть построена. Так или иначе, на этом пути, являющимся основным в современной науке, происходит движение от частного к общему, а затем происходит верификация этого общего с помощью новых, не учтенных ранее фактов.

Второй путь, по которому следует философия времени, является противоположным – от общего к частному. На этом пути мы пытаемся найти такие основные положения, которые могут составить достаточно полное основание для всеобъемлющей теории. При этом дальнейшее развитие научного знания предполагает получение из этой теории более конкретных результатов – в той степени, в какой это принципиально возможно. В философии времени избегаются обычно используемые в глобальных теориях общие слова – так как они не достаточно общи.

Философия времени захватывает собой самый неблагодарный участок на пути от общего к частному: участок, на котором мы еще не приблизились к конкретным животрепещущим проблемам нашей жизни, но уже отошли от «первого импульса» философствования, от озарения Единства. Однако, пройдя этот путь, исследователь получает возможность не только совершить транскрипцию известного знания на язык системы обоснованного знания, но и получить такие новые знания, которые могли быть «пропущены» при движении от частного к общему. Ценность философии времени в том, что в принципе она позволяет получать новые знания без использования всего массива полученных ранее результатов. При этом избегается какой-либо эзотеризм – в ущерб «интересности», но во благо убедительности. Развитие философии времени подразумевает получение в будущем конкретных результатов в различных областях знания, а также углубление и уточнение представленного в этой книге материала.

1991 г.

Игорь ШАШКОВ

ИЗ СБОРНИКА «ЭТЮДЫ»

Пробуждение

 

Время знает, на сколько поставлен будильник.

Во времени есть настоящий момент, которого достаточно для того, чтобы время могло быть.

Из настоящего момента времени рождается вся длительность, все прошлое и будущее. Обосновать его нельзя, он сам - первая и последняя причина.

Однако увидеть свое настоящее время - можно.

Настоящее время - на границе между собственной полнотой человека и тавтологией внешнего мира.

Настоящее время - на границе между сном и бодрствованием.

В момент пробуждения человеку открывается вся действительность ночи, все возможности дня.

Действительность ночи целостна и невидима. Прошлого еще нет, ночные сны еще предстоит вспомнить.

Но будущие дневные предметы уже есть - их можно разглядеть в виде их первой причины, не закрытой двусмысленной объективностью бодрствования. Они видимы, но не представимы; они делают взгляд неподвижным и приводят человека к последнему пониманию. Все будущие сравнения и умозаключения представляются бессмысленными, человека охватывает растерянность и холодный ужас - как же я не знал?

Предметы показывают свои действительные размеры, свой собственный абсолютный масштаб. Три пространственные измерения отделены от них и могут рассматриваться сами по себе.

Взгляд из оконного стекла

М. Хайдеггер: «Язык - дом бытия».

Следует, однако, уточнить - какой это дом? Насколько основателен его фундамент? Есть ли крыша? Сколько окон в нем и чисты ли они?

Мне этот дом представляется гостиницей. Здесь мало знакомых людей, но и полное одиночество недостижимо. В коридорах гостиничной действительности, в коридорах языка, говорить не с кем - язык вертится вокруг самого себя. Чтобы избыть свое время и достичь своей свободы, ищешь в словах и в людях то единственное, что может тебе реально принадлежать - ищешь свое второе Я.

Можно, конечно, коротать время, блуждая по бесконечным коридорам и удивляясь неожиданным поворотам, но смысла в таком движении найти не удается.

Остается одно - смотреть в окна. И впрямь, если взгляд внимателен, то за их полупрозрачными стеклами можно различать множество пятен разного размера и формы. Взгляд составляет из этих пятен различные фигуры - вот уже видишь за окном предметы, людей - все, на что хватает фантазии. Не в бесконечных коридорах гостиницы, не в спешащих полузнакомых людях, а именно за окном можно увидеть наконец себя самого - создать и поместить свое второе Я в законный, в запредельный мир.

Этот запредельный мир притягивается к нашему миру по подобию; направление его противоположно, Я и второе Я сходятся на тонкой границе между мирами.

Чтобы собрать себя вместе, человек устремляется к краю, откуда он может увидеть свое двойное изображение: в действительности и в запредельности.

Взгляд из языка подобен двойному взгляду из оконного стекла - полупрозрачного и хрупкого. И вот еще что: человек может смотреть из всех окон, из всех слов своего языка - сразу.

Звезды

Если все провода перерезать - погаснут звезды.

Как жизнь человека зависит от расположения звезд, так и жизнь звезд зависит от человеческого взгляда. Достаточно человеку представить какую-либо звезду, так мгновенно изменяются ее физические характеристики. Это изменение, неуловимое для коллективного человеческого взгляда, тем не менее, совершенно реально - это соответствует результатам современной физики.

Более того: закрой глаза - и звезды исчезнут, весь внешний мир исчезнет. И не только для тебя, закрывшего глаза, исчезнет мир, но и для других людей, пусть не совсем, но исчезнет.

Для большей надежности этого исчезновения можно закрыть также уши, затем закрыть глаза и уши других людей…Закрыть глаза и уши у камней и других мертвых предметов.

Но вот теперь все закрыто - неужели исчезнет абсолютно все? Или есть нечто более независимое от нас, чем звезды?

Взгляд человека может воздействовать на все видимое, делая его прозрачным для себя. Но есть такая безусловная прозрачность, в которой взгляд бессилен - в ней он не находит предметов для воздействия, здесь он может встретиться только с самим собой.

Такая безусловность дальше от нас, чем звезды, дальше, чем пространство и время. Найти ее можно повсюду - достаточно попытаться увидеть свой взгляд. Обращая свой взгляд навстречу самому себе, стараясь разглядеть обратную сторону глазного яблока, мы обнаруживаем такую безусловность - даже полное отсутствие несоизмеримо с ее глубиной.

Мы не видим безусловность, а она видит и нас и звезды, она делает звезды доступными для нас.

За звездами, за всем тем, что хоть как-то доступно нашему взгляду, симметрия пространства кончается. Безусловность лишает наш взгляд точки опоры, мы никак не можем воздействовать на нее, а она медленно и незаметно притягивает нас к себе. Никакой диалог с такой безусловностью невозможен.

Звезды - это последнее, с кем мы еще можем разговаривать.

Круг и стрела

Самые глубокие изменения происходят в состоянии равновесия. Отклонения в неравновесной системе обычно оставляют эту систему в принципе такой же - неравновесной. В равновесной же системе любое заметное для нашего взгляда отклонение меняет ее основную характеристику скачком: она была равновесной, а теперь она стала неравновесной. Симметричное становится несимметричным, однородное - неоднородным…

Глубина бытия нашей Вселенной, глубина изменений в ней, глубина ее пространства и времени - все это связано с начальными представлениями о Вселенной, как о равновесной, симметричной, однородной системе.

Чтобы вывести такую систему из равновесия, достаточно одного взгляда человека, выделяющего направление в ее пространственно-временной симметричной событийности. Наличие наблюдателя во Вселенной разворачивает ее сферическую событийность в спираль. Представить такое движение в нашей обычной трехмерности нельзя; можно представить, как образуется цилиндрическая спираль, но не сферическая. В своей действительности человек разделяет невозможное представление о сферической спирали на два:

-представление о неподвижных концентрических сферах (круг);

-представление о радиальном движении сквозь эти сферы (стрела).

Круг и стрела - символ разделенной сферической спирали, символ парадоксальной незавершенности нашей Вселенной.

Между

Всякое событие есть результат «столкновения» во времени его начальной и финальной причин. Значение этих причин для каждого из событий различно; их «неравенство» приводит к расположенности событий во времени. Событие отталкивается от своего начала (утверждения) и притягивается к своему концу (отрицанию). Когда в событии финальная и начальная причины уравновешены, событие выпадает из временного событийного ряда - оно оказывается и в начале, и в конце, оно охватывает собой все существование. «Равновесная составляющая» каждого события как бы раздваивает его: оставаясь в конкретном моменте времени, оно выходит за его пределы. Событие двухмодельно: оно и «само по себе», и во множестве других событий, объединенных в общее событие существования. Глубокие, неоднозначные события единственны и неповторимы, но вместе они образуют единый ритм, в котором становятся неразличимы.

Существование - как струна, натянутая между своими начальной и финальной причинами, струна с основным звучанием и множеством обертонов. Первая «волна» по этой струне пробегает от ее начала; вызывается она множественным «ударом» внешнего мира. К концу эта волна затухает, но чистые ритмы - результат сложения начальной и финальной причин - остаются вне времени.

В любой момент своего событийного времени человек «сталкивает» между собой свою начальную (множественную) причину и свою конечную (единичную) причину - свое рождение и смерть. Человек, у которого есть события, живет перед лицом смерти, таящейся в событиях в обличии краевых ситуаций. Когда человек находит свои ритмы, его физическая смерть становится неразличимой: чистые ритмы выносят человека за ее пределы.

Время и безвременье

Современная историческая эпоха имеет для нашего взгляда существенные отличия от всех предыдущих эпох. К таким отличиям, в частности, относятся:

- восприятие человеком времени, как линейного и однородного, оказывается недостаточным; все большее значение приобретают «краевые эффекты», эффекты «насыщения»;

- свою недостаточность обнаруживают как представление о бесконечности полного знания, так и его конечности; принципиальная парадоксальность полного научного знания впервые раскрывается во всей полноте человеческой действительности;

- системное, «метафизическое» мышление достигает своих пределов и осознает свою недостаточность;

- утрачивает свое значение «интеллектуальный антропоцентризм»: процесс переработки информации отчуждается от человека; владение информацией во многих случаях оказывается важнее, чем ее создание - информация приобретает самоценное значение.

Эти и другие особенности современной эпохи имеют свой корень в одном и том же - человеку открывается принципиальная недостаточность логического описания мира; знание само показывает человеку свои границы.

Однако требование логической непротиворечивости, характерное для традиционной науки, заставляет удалять эти границы «в бесконечность». При этом «в бесконечность» удаляется и всякая краевая парадоксальность, всякая «метафизика» вместе с оформляющим ее отрицанием - вместе с Ничто.

Человеческая действительность подвергается при этом тотальной «позитивизации»; человек обращается к множественным предметам внешнего мира в их конкретной данности. Метафизика из общей науки становится «персональной» - свернутой в отдельной человеческой личности. «Разорванное» знание сводится к изображениям; «нехватка» онтологии восполняется всевозможными эзотерическими учениями.

Тотальная позитивизация приводит к «изъятию» исторического времени из Истории - ведь время принципиально парадоксально, оно должно содержать в себе свое собственное отрицание. «Положительное» время, лишенное своего отрицания, теряет направленность и становится инертным количеством, которое можно идентифицировать как пространство. Время оставляет после себя безвременье - постороннее время внешнего мира, недоступное для человека.

Г.,

Игорь ШАШКОВ

ИЗ СТАТЬИ «Присущее Ничто»

В этих заметках я обращаюсь к вопросу о метафизике - метафизике в том виде, как ее представлял М.Хайдеггер в статье «Что такое метафизика?»

«Как, снова о метафизике?» - воскликнет современный читатель, подразумевая неактуальность и бесполезность подобных разговоров. И, в общем-то, этот читатель прав. По моему глубокому убеждению, метафизика, в которой каким-то образом определяются и разделяются сущее и Ничто, обладает свойством саморазрушения: вот сущее, вот Ничто, вот так они связаны, это отнесем к сущему, это - к Ничто, а дальше? Сколько бы такая метафизика не говорила о времени, самого времени в ней нет. Она неактуальна по самой своей сути. И тем более бесплодна: людей больше интересуют конкретные результаты относительно того сущего, к которому они вынуждены обращаться в своем обыденном существовании.

Когда Ничто определено и отделено от сущего, ужас (М. Хайдеггер), в котором человек прикасается к Ничто, оказывается довольно абстрактным, я бы сказал, элитарным ужасом, доступным, возможно, только самому М. Хайдеггеру, да еще тем мыслителям, которые привыкли ощущать свою органическую сопричастность высокой философии. Для людей же, незнакомых с таким ужасом в своей философской деятельности, занятия метафизикой больше напоминает игру, а мир - игровой зал: Ничто отделено, Ничто бушует за стеной, а здесь о нем говорить можно, здесь оно не опасно. Конечно, говорить о Ничто не совсем правомерно, но зато как удобно, когда тебе обеспечен такой опыт духовного развлечения. Конец XX века значительно сузил размеры игрового зала для таких мыслителей, и это понятно культурному человеку - вот основная причина неактуальности старой метафизики.

Но не бесплодны ли сами попытки изменить, «модернизировать» метафизику? - По моему мнению, такие попытки не только не бесплодны, но и неизбежны. XX век характерен тем, что именно теперь знание о конечности различного сущего подтверждается на языке самого этого знания. В рамках самого научного знания получено изменение хода времени для объектов, движущихся со скоростями, близкими к скорости света (теория относительности), получено огромное возрастание энергии при краевых физических процессах (ядерная физика), получено требование вероятностного описания микроскопических объектов (квантовая механика).

Когда человек оказывается перед отсутствием того или иного сущего, необходимого для его существования, для него встает вопрос о том, что есть такое отсутствие, как жить перед его лицом. То есть неизбежно ставится основной метафизический вопрос: о сущем и его причине.

В попытках «модернизации» метафизики необходимо сначала понять, почему старая метафизика не оказалась универсальной. Чего не мог М. Хайдеггер? Почему никаких существенных «модернизаций» не было проведено до сих пор? Признавая за Хайдеггером выдающиеся возможности в осмыслении человеческого бытия, мы должны признать, что ответы следует искать в его личной судьбе, но не в сентенциях типа «Время не пришло». Время уже давно пришло.

Попробуем отыскать в судьбе М. Хайдеггера главное, что определило характер его метафизики. Это должно быть не какое-то частное событие - ведь Хайдеггер в своей метафизике берет сущее в целом. Я склонен считать, что таким фундаментальным событием в судьбе мыслителя может быть само отношение его к философии, решение и решимость осуществить себя в философии, в вопрошании бытия. При этом личность мыслителя становится цельной, не-философия выталкивает за ее пределы. Философия, философский разговор, философский язык оказывается всем основным сущим, развивающимся и меняющимся внутри себя, но сохраняющим всегда философскую природу. «Лесные тропы» идут не по лесу, а по сущему, именуемому «лес», по словам, обозначающим лес и то, что в лесу находится. Любая вылазка в не-философскую жизнь является именно «вылазкой»: осуществляется обращение к жизни, но не из жизни. Именно в этом главная причина разделения Ничто и Нет, Ничто и отрицания, Ничто и отсутствия (- Ну как какое-то отсутствие, какая-то боязливость могут быть причиной Ничто с его подлинным ужасом?).

Модель Ничто оказывается «черно-белой»: есть сущее (Что) и есть Ничто. Ничто проникает к частичному сущему, воздействуя на него, но при этом уже не воспринимается как Ничто, и тем более, не принадлежит частичному сущему. Ничтожение (М. Хайдеггер) частичного сущего есть по сути ничтожение слов, относящихся к этому сущему, но делается это в рамках отнюдь не ничтожного языка. Я не призываю принизить язык, тем более перейти к «молчанию», к «не-знанию». Есть такая своеобразная заносчивость, высоколобость не-знания - когда не-знание принципиально, когда оно оказывается целостным сущим. Такое «не-знание» столь же метафизично, как и метафизика Ничто по Хайдеггеру - и так же не несет в себе времени.

Новые подходы в науке настоящего времени характерны тем, что осуществляются они на языке, в котором аксиоматика выведена за пределы описания, в разговоре же остается слепая дискурсивность. Однако можно утверждать, что доказательства не полны, если они строго логичны.

На мой взгляд, решительная «модернизация» метафизики возможна на таком пути: необходимо сделать Ничто присущим (при-сущим), т.е. допустить его к любому сущему, а не только к сущему, как философскому (родовому) понятию. Ничто в нашем языке должно стать условным (у-словным). Его единственным свойством в разговоре о нем должно быть то, что любое упоминание делает его у-словным, отодвигает его от самого себя. Чтобы сохранить Ничто, мы его теряем в условности нашего языка. Вместо Нет, вместо отсутствия мы говорим теперь об условном Ничто, присущим всякому частичному сущему. На возражение, что не все ли равно, как называть: отсутствие или условное Ничто, отвечу так: не в отсутствии, не в отрицании, а именно в условном Ничто может осуществляться связь частичного сущего с безусловностью целого. Условное Ничто есть путь к безусловному Ничто; вместе с той или иной условностью в нем всегда присутствует и безусловность. Именно в различном «удалении» от безусловного Ничто, именно в у-словности, возможно различие и определение сущего.

Метафизика должна принять в себя свое отрицание как чего-то безусловного - переставая быть вопрошанием сверх всего сущего, становясь вопрошанием в том, в чем оно и есть: в языке, в словах.

Нельзя отвергать безусловность Ничто, но нельзя и оставить Ничто бесконечно далеким от сущего: должно быть двухмодельность - наряду с «черно-белой» моделью должна быть «ступенчатая» модель, в которой безусловное Ничто является пределом множества условных Ничто.

«Удаленность» различных видов частичного сущего от «сущего в целом», равно как и «удаленность» условных Ничто об безусловного Ничто, может быть идентифицирована именно как удаленность - в пространстве и времени. Обращаясь к любому виду сущего, находясь в любой точке пространства и времени, человек может найти у-словное Ничто и востребовать его безусловность.

Когда Ничто присуще всякому сущему, когда оно повсюду, места для духовного развлечения нет. Развлекаться теперь можно, только отказавшись от принятия окружающего сущего в его конкретной определенности - определенности, создаваемой условными Ничто. Развлекаться можно в своем кабинете, но достаточно выйти на улицу, чтобы убедиться в жесткой реальности того, что мы называем условным, что принадлежит людям и предметам, и принадлежит словам.

Когда Ничто «пронизывает» сущее своей у-словностью, всякие предметы получают обоснование. Получают обоснование и слова. Слово тогда лишь слово, когда у него самого есть у-словность. Слово находится в самом себе, в отличии от предметов, условность которых относительна - слово «вьется» около предмета, удаляясь и приближаясь к нему, но не сливается с ним. Ничто доступно каждому человеку, но ближе оно к тем, кто владеет словом. К безусловному, к молчанию, в котором нет и внутреннего монолога, следует подниматься по лесенке слов, но не отказываясь от них. Высокомерный отказ от слов лишает человека сущего.

Если же мы преодолеваем в словах пространство и время, если мы находим единственный для себя путь, в котором наша логика и не-логика уравновешиваются и больше не нуждаются в пространстве и времени, то мы можем приблизить для себя условное Ничто к безусловному Ничто.

Свойства предмета не есть лишь принадлежность этого предмета - они принадлежат также человеку, соотносящемуся с этим предметом. Главное свойство предмета - это само его наличие или отсутствие для взгляда человека. Когда предмет наличествует, то является для человека сущим; когда отсутствует (но есть слово, обозначающее его), то человек соотносится с условным Ничто. Но когда для человека предмета нет, есть место и время, в котором осуществляется это «нет». Присущее предмету условное Ничто раскрывается как пространство и время. Условное Ничто определяет свойства предмета в пространстве и времени.

Пространство и время есть до-предметное порождение Ничто. Путь к безусловному Ничто лежит через снятие сначала предметов, затем пространства и времени, и далее, абстрактных (логических и не-логических) умозаключений.

Человеческое существование, расположенное в иерархии сущего, удерживается в самом себе иерархией Ничто. Человеческий взгляд с доверием и любовью открывает в сущем свое присутствие, свои слова, свое «Да», но это открытие невозможно без страха и ужаса отсутствия, без условного «Нет». Человек в своем времени разделяет «Да» и «Нет», но полнота существования в их слиянии, в остановке времени на реальных событиях жизни.

Вернемся к началу этих заметок. Разве не мог М.Хайдеггер построить такую довольно простую «конструкцию» из множества присущих Ничто? - Конечно, мог. Но, построив ее, он никогда не принял бы ее. Здесь есть принципиальный барьер для мыслителя, который живет наукой и в науке (имеется ввиду традиционная теоретическая наука). Для такой науки отрицание конкретного сущего принципиально ничего не меняет - ведь сущее, как родовое понятие, как слово «сущее», не исчезает, предмет научного исследования остается. Принципиальным научным фактом могло бы быть только отрицание целого - и тогда появляется метафизика, появляется безусловное Ничто. М.Хайдеггер не мог бы принять не только приведенную в данной статье «конструкцию», но и любую другую конструкцию, если она претендует на собственную «метафизичность», если через нее осуществляется «перемешивание» сущего и Ничто, если вместо строгой и глубокой «черно-белой» двойственности осуществляется ступенчатый переход от «абсолютно черного» к «абсолютно белому» (издали такой переход кажется просто «серым»). Либо метафизика, либо частные выводы специальных наук. Совместить это – значит, не осуществить свою научную задачу. Как, каким образом Ничто действует на сущее – сие есть тайна.

Однако, отвергая, в погоне за глубиной реальности, рационализацию (точнее – «схематизацию») этой «тайны», Хайдеггер теряет саму реальность. На мой взгляд, теоретизирование в своей последней глубине должно открывать конкретные предметы, а не прятать их. Слово должно стать равным делу не на словах, а на деле.

Что касается специальных наук, то у них, на мой взгляд, проблема противоположного толка.

В специальных науках к частному сущему привносится пространство и время, и далее - логические умозаключения. Но поскольку специальные науки никогда не касаются Ничто, предмет их остается неоформленным в реальности; предметов, собственно, и нет, как нет пространства и времени; есть только фантастический мир абстрактных умозаключений. Лишь тогда, когда ученый в своих рассуждениях, а точнее, в своем жизненном опыте сталкивается с вненаучным конкретным явлением, в специальную науку прокрадывается Ничто, прокрадывается метафизика - и прокрадывается страх, как перед ядерным взрывом. Наука страшна (и тогда жизненна), когда в ней присутствует метафизика.

Новая метафизика должна быть наукой-ненаукой. В ней должны парадоксальным образом объединиться обращение к частному сущему и к сущему в целом: всякое сущее должно быть оформлено присущим ему Ничто; множество у-словных Ничто должно составлять конструкцию, в которой осуществляются пространство и время, осуществляются законы природы и законы человеческого существования. Новая метафизика должна нести в себе свое утверждение и свое отрицание - на каждом участке, во всем своем времени.

Г., весна

Игорь ШАШКОВ

ИЗБРАННЫЕ РАБОТЫ, 2000 г.

СОДЕРЖАНИЕ

От «целостности» к «полноте»

Возможна ли «творческая машина»?

Полнота и время

О тождественности уровней

От «целостности» к «полноте (тезисы для интернет-конференции «Как возможно творческое воображение?», 1999-2000 гг.)

Абсолютно ли прав Кант в своём указании на невозможность творческого воображения?

В работах С. Катречко это указание Канта преодолевается, главным образом, путем введения и развития представлений о «целостностях» – не-«физических» объектах, которые конституирует философ [1]. С «целостностями» можно работать, их можно конструировать, причём «Метафизические «объекты»-конструкты не могут быть даны в рамках «физического» опыта; изучение-конструирование этих объектов происходит путем умопостижения, умозрения».

Такой глубоко философский подход (в некотором роде «вненаучный»), на практике, тем не менее, ведёт к акцентации внимания на таких принципиально важных вещах, как различение типов знания, нестатический характер «краевого» знания, «мерцание», необходимость трех уровней, понятие о «творческой ошибке»,... [2].

С другой стороны, «иномирная» обособленность «целостностей» («пограничность» не спасает!) соответствует некоторому «табу» на «проникновение» в них, на возможность их структурирования. Рассмотрение натуральных (физических) аналогов считается ошибкой. В наше время перехода к новой (= творческой!), информационной эпохе это накладывает серьезные (и не всегда обоснованные) ограничения не только в научной, но и в собственно философской практике.

В частности, отсекается, по сути, возможность создания каких-либо физических устройств, имитирующих творческую «работу» человеческого сознания; невозможным оказывается и построение адекватной схемы сознания.

По нашему мнению, всякая предметная работа с объектом возможна в том случае, если объект имеет структуру, причем эта «структура» может быть внутренней (отношения между «частями» объекта) и/или внешней («реакции» объекта, его связи с другими объектами). Возможность такого понимания структурности для «целостностей» связывается нами с краевым характером «целостностей» (можно предположить, что на краю внешнее и внутреннее неразличимо).

В некотором смысле дополнительной к теории С. Катречко является попытка выявления структуры сознания, предпринятая В. Лефевром [3]. По нашему мнению, недостаточная «философичность» этого полуэмпирического подхода приводит не только к ограниченности и недостаточной обоснованности модели В.Лефевра, но и к принципиальной невозможности осуществить из неё прорыв к пониманию творчества и к созданию действительно творческого «искусственного сознания».

В конечном счете, предпочтительным является подход С. Катречко, «продолженный» на уровень связей между различными положениями его теории - на основе творческого подхода к самим «целостностям», к самому творчеству как «целостности». Невозможность творческого воображения (Кант) преодолевается «вхождением» в творчество, при котором оно раскрывает свою структуру – структуру «неделимого». Необходимы принципиально новые решения, которые не могут быть достигнуты «аддитивно» - путем сложения и накопления знаний на традиционных направлениях.

Таким «неаддитивным» шагом представляется введение понятия «полноты» – в некотором смысле развивающем понятие «целостности». Полнота парадоксальна – она включает в себя всё, но не является единственной. Полнота может быть достигнута в принципе на любом уровне множественности и для любого сущего – как на уровне сознания, так и на «физическом» уровне. Полнота целостностна, но при этом и структурна – в зависимости от точки зрения...

Некоторые результаты такого подхода в приложении к проблемам творчества и структуры сознания будут представлены нами в ходе настоящей дискуссии. Здесь же только отметим, что отдельные конкретные результаты В. Лефевра получаются из нашей теории без дополнительных математических предположений.

Литература:

• Катречко С.Л. Философия как метафизика.//Материалы межвузовской научной конференции «Философия: её предмет, методы, язык».- М.: Изд-во УРАО,1998.
• Катречко С.Л. Знание как сознательный феномен. – На сервере «Философия в России»: www.philosophy.ru.
• Лефевр В.А. От психофизики к моделированию души. – «Вопросы философии», №7,1990.