Часть 2. Откуда над вами эта сила?

       ЛК: От первого лица расскажите, что ваш контрагент о себе думает.

       Нина (от лица учредителя): Я Сергей. Внешне я вполне успешен. Внутри у меня много сомнений, переживаний, но об этом никто не знает. Трудно жить на свете, когда кругом одни дураки. Но мне нравится ими управлять. Нравится сталкивать людей и смотреть, как они выкручиваются из тех интриг, в которые я их втравливаю. Нужно дать им высказаться. Но, конечно, только я знаю, как правильно… Семью я перевез в Швейцарию.

       ЛК: Надолго вы сюда приезжаете?

       Нина (от лица Сергея): В связи с кризисом я подписал контракт еще с одной компанией, там я наемный работник. Уже восемь месяцев я в Москве.

       ЛК: А на какой машине вы ездите?

       Нина (от лица Сергея): Недавно купил «Вольво» последней модели.

       ЛК: А как вы любите отдыхать?

       Нина (от лица Сергея): Я практически не отдыхаю…

       ЛК: У вас несколько бизнесов или один?

       Нина (от лица Сергея): Бизнес теперь один. У меня был жизненный перелом, я пережил очень тяжелую ситуацию, вышел победителем, и сейчас у меня остался небольшой личный бизнес.

       ЛК: Что вы думаете о Нине? Вы давно знакомы?

       Нина (от лица Сергея): Она неплохая девочка, правда, уже сейчас не девочка… Вот вырастил…

       ЛК: Это прямо вы ее вырастили? Не то что она сама, как девчонка на пустыре?

       Нина (от лица Сергея): У нее были кое-какие задатки… Я дал ей возможность вырасти.

       ЛК: Она вам нравится?

       Нина (от лица Сергея): Как женщина? Она многим нравится. Она такая активная, со всеми находит общий язык.

       ЛК: Не убежит? Вкопана надежно?

       Нина (от лица Сергея): Сейчас чувствую, что не так крепко у меня получается ее удерживать…

       ЛК: Почему? Вы же чуть голос повысите – она уже дрожит вся.

       Нина (от лица Сергея): Она пошла учиться на психолога, что-то ей там рассказывают…

       ЛК: Да это просто бабские дурости! Ну пошла учиться на психолога. Вам-то что? Вы же ее как облупленную знаете. А все же – надежный она человек?

       Нина (от лица Сергея): Ну да.

       ЛК: А может, она дурочка?

       Нина (от лица Сергея): На дурочку не похожа, но косит под дурочку.

       ЛК: И все же – не боитесь, что она от вас убежит?

       Нина (от лица Сергея): Она уже уходила и там успешно выросла, в итоге через два года ушла. Мне стоило больших трудов заманить ее обратно, в свой новый бизнес.

       ЛК: Это за счет обаяния или за счет денег?

       Нина (от лица Сергея): Нет, обаяние у нас не работает. Я предложил ей хорошие условия. Ну, а она же практичная. А то, что я ей доверяю и могу ожидать выполнения поставленных задач, мне нравится. Но мне хотелось бы большей отдачи, преданности. Она все пытается зубы показать, а они такие маленькие, смешные.

       ЛК: Спасибо. А теперь какой-нибудь диалог покажите между вами.

       Нина (от своего лица): Добрый вечер, Сергей! Мы с вами давно не виделись. Я рада, что вы нашли время со мной поговорить, у меня два важных вопроса. Судьба нашего регионального менеджера под вопросом – мне хотелось бы сказать о своем видении ситуации.

       Нина (от лица Сергея): Говори, я послушаю…

       ЛК: Нина, ваш учредитель вам кого-нибудь напоминает из вашего прошлого? Откуда у него над вами та сила, которой вы его наделяете?

       Нина: Нет, он один такой, единственный.

       ЛК: И никого, похожего на него, у вас не было?

       Нина: Нет. Но мне кажется, за столько лет я многое подмечала и научилась у него…

       ЛК: И это сделало его в ваших глазах роковым мужчиной?

       Нина: Он не роковой мужчина.

       ЛК: Что делает его для вас в некоторых ситуациях удавом?

       Нина: Он умеет выслушать, ответить кратко на все вопросы. А потом очень долгий его монолог – как бы вокруг этих вопросов, но немножко на другую тему. И получается абсолютно как у удава с мартышкой.

       Он умеет говорить мягко, медленно, двигать руками, и я чувствую, что просто отключаюсь. Потом начинаю вспоминать все, что он хотел от меня, но это уже потом. Вернуться к разговору я не могу, потому что новый произойдет только через полгода.

       ЛК: Сделаем маленькую остановку. (К группе.) Впечатления, ассоциации? Что это за два человека – Нина и Сергей?

       Татьяна: Очень большая дистанция. Нет впечатления, что их отношениям 15 лет. Я бы так разговаривала при первой встрече или при второй. Огромная дистанция просто.

       Андрей: Мне показалось, что позиция Нины ему вообще неинтересна, он из каких-то других источников многое знает. Это некая формальность.

       Оксана: Мне кажется, что Нина приносит с собой установку «меня не очень интересно слушать», «меня сейчас не будут слушать».

       ЛК: Мое впечатление такое, что, когда Нина начала говорить с позиции Сергея, она стала описывать все в категориях его внутреннего мира. То есть для самой Нины характерно, что у нее в сознании есть взвешивание поступков, визуализируются разные картины, происходит расчет, – у нее богатый внутренний мир. Там плотно, как в барабане, вращаются различные вещи, в которых есть содержание. А Сергей (такова моя гипотеза) – человек действия и стремится поменьше думать. Он как бы выжидает, когда этот барабан прокрутится, и неважно, что оттуда Нина достанет.

       Его поведение сигнализирует, что она заранее идет против ветра. Будет трудный разговор, это ему известно. Но все ее аргументы для него – ничто.

       Абсолютно чужой, непонимающий человек, который мог бы и понять, но не поймет: такова его роль инспектора.

       У Нины есть как бы две стороны. Одна – живая, раскованная, четко принимающая решения, яркая. А другая – размазанная, которой нужно рассказывать стишок или отвечать урок, показывать графики, и все это заведомо безнадежно, потому что здесь яркой быть нельзя, здесь, наоборот, нужно изобразить девочку с косичками, «черный низ – белый верх». Инспектор все равно тебя накажет, и поскорее бы наказали. Получить бы «тройку» – и опять лететь в свой яркий мир. А инспектор тебя насквозь просвечивает, и с тебя все слезает. Слезла косметика, слезли твои графики, слезли твои намерения. Поскорее бы выйти из этой злосчастной комнаты.

       Нина: Ну, частично так, да.

       ЛК: Почему так происходит? Что дает этому человеку такую магическую роль инспектора вашей жизни? Почему, идя к нему, вы заранее сдавлены, у вас спертое дыхание, вы смотрите в сторону и знаете, что все, что вы скажете, ему неинтересно?

       Вы говорите длинными фразами, как на уроке, у вас нет ощущения собственной яркости.

       Вы не ведете с ним диалог, а мучительно воспроизводите свое заведомо худшее состояние, играете «худшую себя». Это же для вас нетипичная ситуация? Нельзя сказать, что вы всегда такая?

       Нина: В жизни я вообще не такая.

       ЛК: Откуда эта ситуация экзамена, подросткового медосмотра, когда вы, пятнадцатилетняя девочка, не знаете, что с вами происходит, не знаете вообще, девочка вы или женщина, что у вас, где и почему. Почему вы на этом медосмотре такая нелепая?

       Нина: Только лишь по одной причине, что есть четкое понимание – от того, как я с ним поговорю, зависит, смогу я или не смогу уверенно выполнять свою работу следующие полгода.

       ЛК: Понятно, он хозяин вашей жизни. Ваша жизнь подвешена на тонком волоске, и он в любой момент ее подтянет, отпустит или и вовсе подрежет.

       Откуда у вас это состояние, что вы пришли на свидание своей жизни и, может быть, у вас еще будет полгода любви, а может, не будет ничего?

       Нина: Мне очень нравится в этой компании, и я хочу в ней работать. Единственное, что мне не нравится, – это раз в полгода с ним общаться.

       ЛК: Надо перетерпеть, а потом можно снова жить спокойно.

       Нина: Да, все остальные полгода у меня большие полномочия, я абсолютно свободна, у меня есть штат, которым я руковожу, меня многое устраивает. Но с ним – нужно перетерпеть.

       ЛК: То есть вы, как садовник, вырастили красивый сад. Вы приходите к владельцу, и он говорит: «Пожалуй, я этот сад все-таки срублю. Мне он надоел, я построю здесь парковку». А вы говорите: «Ой, но этот сад – он такой прекрасный! Здесь виноград, здесь яблоки, я все это растила, зачем парковка?» Он говорит: «Нет, ты не понимаешь. Парковка – это прекрасно, сад – ерунда». У вас все дрожит внутри: «Ну как? Это же сад! Утром выходишь – такое солнце, такая роса!» Он говорит: «Ну хорошо, ладно, я подумаю. Иди. Пусть еще полгода будет сад». И вы уходите с трепетом.

       Мы сейчас утрируем ситуацию, ее исследуя. На самом деле вы говорите, что у вас назначена раз в полгода казнь.

       Нина: Нет, я знаю, что он мной доволен.

       ЛК: Он будет недоволен. Он разве идиот? Зачем ему терять свою переговорную силу и быть вами довольным? Он вам говорит: «Ну что, сад будем рубить?», а вы ему отвечаете: «Ну, еще полгода, еще полгода! Такие успехи! Такой крыжовник! Ну, разве это можно рубить! Такие люди!» Он говорит: «Нет, нужна парковка». И это ваш диалог, по сути.

       Нина: Но я же очень активно скрываю свое желание оставаться на этой работе.

       ЛК: Вы это скрываете примерно как пятнадцатилетняя девочка, которая пришла на осмотр и хочет скрыть, что с ней произошло. Но поймите, в этом кабинете все видно.

       Татьяна: У меня такое ощущение, что вы с ним общаетесь как студентка и преподаватель. Причем преподаватель понимает, что вы отличница, но нужно нагнать на вас страх, сделав строгое выражение лица, и вы сразу теряетесь, начинаете все подряд рассказывать, а он и так знает, что вы знаете все…

       ЛК: Но мы не понимаем активную энергию этой сцены. Это главная сексуальная сцена полугода.

       Нина: Наши встречи длятся до четырех часов. Первый час – очень конструктивно, с графиками, я показываю, что мы молодцы. Он кивает головой и потом начинает рассказывать свое видение… и три часа – его монолог.

       ЛК: Стандартная процедура медосмотра – каждый раз одна и та же, она известна заранее.

       Нина: Да, и поэтому у меня в семье, если знают, что я еду встречаться с учредителем, то всем понятно, что приеду глубокой ночью, совершенно никакая, уставшая…

       ЛК: Нет, вас привезут – разобранную по кусочкам, потом вас нужно сшивать, как-то проглаживать, водить в сад, включать кислород и т. д.

       Татьяна: А можно ему сказать, например: «Я знаю, что сейчас будет, мне неинтересно. Вам по сути есть что сказать?»

       Нина: Нет, я не могу так сказать.

       ЛК: Человека привели в медицинский кабинет. С кем он будет говорить – с центрифугой или с лабораторным комплексом? Человек пришел в некое садистское предприятие.

       Татьяна: Всегда есть некий управляющий. Нужно сказать: «Я уже десять раз была на этом мероприятии, мне неинтересно, можно сразу к сути?»

       ЛК: Вы что, разве кролик может так с удавом разговаривать?

       Нина: Весь прикол в том, что сути-то и нет…

       ЛК: Мы говорим о том, какие мы в субъективной части переговоров. Кролик удавом проглочен, сидит в животе удава. И вот кролик в животе у удава ведет диалог. Он такой: «Бу-бу-бу! Му-му-му!» И ему кажется, что он говорит, к примеру: «Почему ты говоришь так громко?» А удав в это время переваривает себе, поглаживает свой живот, иногда так лениво перекатывается и издает какое-то шипение.

       А вы предлагаете, чтобы кролик внутри живота издавал внятные звуки, постукивал, бил ногой, показывал новые графики?

       Он готов это делать, но он прекрасно понимает, что в животе удава надо просто перетерпеть, пока этот маразм закончится. Его выплюнут и скажут: «Фу, уходи на полгода, все. Я тобой уже сыт». И вылезает этот несчастный, измотанный кролик, уже не знающий, где у него уши, где у него лапки, и уползает в сторону, чтобы потом начать восстанавливать свои силы…

 

 Тезисы

       – Иногда мы приписываем собеседнику богатство внутреннего мира, которое присуще нам самим.

       – Метафоры: «экзамен», «пытка», «инспекция», «жизнь на волоске», «казнь?», «пятнадцатилетняя девочка на медосмотре». Важно осознать свой мотив – «Получить “тройку” и скорее лететь обратно в свой яркий мир», чтоб заранее не попасть в свое «худшее состояние», признаки которого сдавленное дыхание, взгляд в сторону, длинные фразы, застывшая поза, смазанная речь.