Глава двадцатая. Охота на воспоминания

 

Поначалу Тайка барахталась, пытаясь выбраться на поверхность, пока не услышала голос воды. Сперва та тихо мурлыкала, убаюкивая, но вот песня зазвучала громче... ещё громче... вскоре Тайке даже удалось разобрать слова: «А представь: все дороги пройдены, все ответы давно найдены, нити окончательно спрядены, жизнь впадает в речку-Смородину. Берега, заросшие небылью, тишину подарят волшебную. Не страшись, не дёргайся — погляди: тут ни боли, ни бед — лишь покой один».

Посулы казались такими заманчивыми, что Тайка призадумалась: может, и правда, ну его? Когда там, в Дивнозёрье, всё только начиналось, она понятия не имела, во что ввязывается, и не была готова, что дело окажется настолько серьёзным. Всё это время ответственность лежала на её плечах тяжёлым камнем, не давая вздохнуть. Стоит ли удивляться, что она надорвалась, не справилась? Когда помогаешь людям, всегда отдаёшь частичку себя. А что случится, когда раздашь всё без остатка? Похоже, Тайке вскоре предстояло это узнать. Ей больше не было холодно, страх тоже отступил, вот только в груди гулко звенело от пустоты.

Вода обещала ей:

— Не бойся. Больно не будет.

«Значит, я всё-таки не утону?» — подумала Тайка и ясно услышала внутри своей головы ответ озера (ну, или той сущности, которая в нём обитала):

— Нет, конечно. Просто заснёшь, и тебе будут сниться хорошие сны. Самые лучшие.

«Допустим. А тебе-то с этого какая польза?»

— Мне нравится смотреть.

«Я тебе что тут, домашний кинотеатр?!» — Тайка вдруг не на шутку разозлилась.

Вода некоторое время озадаченно молчала, а потом прожурчала:

— Тебе не нужен покой... Чего же ты тогда хочешь? Скажи, и я дам тебе это.

«Да я сама не знаю», — Тайке в последнее время столько раз приходилось общаться мысленно, что голова уже трещала с непривычки.

Вода вокруг забурлила, словно в джакузи, и потеплела, обволакивая.

— Давай посмотрим вместе…

Знаете, порой говорят, что в моменты опасности будто вся жизнь промелькнула перед глазами? Вот с Тайкой это и произошло. Буквально. Картинки сменялись, будто кадры немого кино, записанного на заезженную плёнку. Кое-где рябило. Порой одно воспоминание вылезало из-под другого, как записи на старых видеокассетах. Тайка их и не застала почти, только у мамы как-то видела мультики. Ещё удивилась, что их долго перематывать нужно, а нельзя просто раз — и включить.

Картинки сменялись так быстро, что она не могла уцепиться ни за одну из них. Вот девчонки, которые обижали её, когда она была маленькой, обзывали «кикимориной дочкой», а она плакала, потому что не могла придумать ответ. Вот первая двойка, после которой Тайка долго сидела в школьной раздевалке и боялась идти домой. Вот приглашение на районную олимпиаду по литературе, которое досталось не ей, а Катьке, потому что Катьку учительница любила больше… Раньше всё это казалось большими бедами, а сейчас даже смешно было: нашла из-за чего переживать! Впрочем… всему своё время. Для маленькой Тайки это были тяжёлые испытания, и она справилась, оставила их позади и пошла дальше. И пусть было горько, но в итоге невзгоды сделали её сильнее.

Стоило ей подумать об этом, как картинка, мигнув, сменилась. Это было уже не воспоминание: ничего подобного в Тайкиной жизни раньше не происходило. Она увидела бабушку, которая лезла на четвереньках по земляному ходу. Из стен торчали корешки, по которым ползали какие-то мураши. А впереди кто-то летел, неся в лапах фонарик и указывая дорогу. Силуэт подозрительно напоминал Пушка, но ведь он сейчас не мог быть с бабушкой?

Тайка моргнула (а может, мигнуло изображение?), и коридор сменился на знакомый грот. Конечно, это был не Пушок, а Соль, его матушка. Значит, вылечили ей крыло! Вот радость-то! Но что бабушка делает в гостях у коловершей? Ей там вон даже комнату обустроили, притащили набитый сеном матрас, одеяло… неужели в Светелграде всё стало настолько плохо, что беременную царицу решили эвакуировать? Дедушка, конечно, тот ещё паникёр — особенно когда дело касается наследника. Но если ба согласилась, значит, дело и впрямь пахнет керосином (или лучше сказать: Горынычем?).

Солнышко — младший брат Пушка — угнездился у царицы Таисьи на коленях, и та его чесала за ушком. Тайка многое отдала бы, чтобы сейчас оказаться на его месте. И ещё больше — чтобы не видеть отчаяния и тревоги в бабушкиных глазах.

«Всё будет хорошо!» — хотела крикнуть она, но изо рта вырвались лишь пузыри, а картинку уже сменила другая.

В этом месте Тайка прежде не бывала. Оно напоминало какой-то степняцкий лагерь с юртами, между которыми бродили пыльные овцы. Под навесом, скрываясь от накрапывающего дождя, на шкурах развалился Лис. Прикрыв глаза, он что-то потягивал из пиалы и улыбался. Тайка давно не видела его таким довольным.

Собеседника Лиса — рослого бородатого дядьку с длинной трубкой в руке — она раньше никогда не встречала, иначе точно бы запомнила проницательные чёрные глаза, выбритые виски и тонкую косицу на затылке.

Тайка присмотрелась, что у этого дядьки в руках, и ахнула, выпустив изо рта несколько пузырей: это же ожерелье! С теми самыми камнями, которые она с Вьюжкой передала. Значит, всё не зря было, и на Доброгневу управа найдётся. Недаром эти двое — и Лис, и бородач — жмурились, как довольные коты. Было так приятно ощущать и свою причастность… Губы сами собой растянулись в улыбку, но миг — картинка сменилась, и Тайка снова помрачнела.

В этот раз озеро воспоминаний показало ей Яромира и Огнеславу. Казалось, эти двое о чём-то жарко спорили, стоя на ветру, и дивий воин то и дело опускал виноватый взгляд, словно оправдываясь. Огнеслава что-то говорила, но картинки так и остались беззвучными, а по губам читать Тайка не умела и сейчас очень об этом жалела, хотя и подозревала, что этот разговор не доставит ей радости. Да и вообще подслушивать неприлично! Но сердце всё равно защемило, когда Огнеслава вдруг заплакала, а Яромир притянул её к себе и обнял крепко-крепко.

«Лишь бы целоваться не вздумали», — Тайка на всякий случай закрыла глаза.

— Теперь я знаю, чего ты хочешь, — прожурчала вода. — Мира.

Тайка вздрогнула и на всякий случай решила не уточнять, что имелось в виду: слово-то многозначное. То ли отсутствия войны, то ли… нет, не надо об этом. Только душу зря травить. У него есть Огнеслава, и точка.

«Я хочу вернуться», — усиленно подумала Тайка, чтобы та, кто живёт в озере, не вздумала сказать ещё что-нибудь неудобное.

— Не стану я тебя отпускать. Мы же почти столковались!

«А вот и нет!»

— А вот и да! — журчание стало грозным.

Эх, жалко, в волчьем облике у неё не было кладенца. Он превратился вместе со всей одеждой. Да и как бы она его взяла? Лапками?

«Ах так? — обиделась Тайка. — Ладно, делай что хочешь. Но предупреждаю: никаких снов ты от меня не дождёшься. Я лягу на дно и буду представлять стенку. Кирпичную. И на ней ещё всякие плохие слова будут написаны. И больше ничего!»

— Ты не сможешь…

«Проверим?»

Она, как и обещала, вообразила себе стену дяди-Колиного гаража, которую изрисовали хулиганы. Ух, дядя Коля тогда и ругался!

Вода некоторое время молчала, словно ждала, что Тайка одумается, а потом взбурлила в возмущении:

— Не хотела по-хорошему, будет по-плохому! — и начала нагреваться.

«Ну вот и всё, — подумала Тайка. — Недолго волчком побегала. Даже ушанки из меня не получится, только волчатина варёная...»

Сперва она терпела, а когда стало нестерпимо жарко, закричала то, что кричат все дети, попавшие в беду:

— Мама!!!

Хотя, конечно, знала, что мама далеко, в городе, не услышит, не придёт. Та ведь вообще была не в курсе, что её глупая дочка потащилась очертя голову в волшебный край. А если бы узнала — ни за что бы не пустила. Помнится, она ведь даже предупреждала… ай!

Кто-то подхватил её за загривок и рывком выдернул из воды. В глаза ударило рассветное солнце, на мгновение ослепив. Это что же, она всю ночь в полынье проваландалась?

Тайку поставили на землю, а над её головой прогремел грозный рык матери-волчицы Люты:

— Что же ты творишь, Щастна, щучья мать! Али не помнишь уговора? Моих детей хошь испытывать — испытывай, но, коли не поддались искушению, отпускай. И нечего тут свои плавники распускать!

Из воды высунулась огромная щука — Тайка таких и не видела, один глаз во! — и заныла:

— Звиняй, матушка Люта, увлеклася я! Уж больно хороша девчоночка.

— Хороша, да не твоя, — рявкнула волчица. — Будешь должна теперь услугу, ясно?

— Я же как лучше хотела… — начала было щука, но, встретившись с грозным взглядом Люты, вздохнула: — Как скажешь, подруженька. Услугу так услугу.

Плеснула по воде хвостом — только её и видели.

Вокруг Тайки, поскуливая от облегчения, запрыгал Лучик:

— Ух, и напужался я за тебя, сестрёнка!

Тайка сперва хотела упрекнуть его, мол, чего же не предупредил, но потом вспомнила, что тот закричал — просто поздно, и махнула хвостом:

— Хорошо всё, что хорошо кончается.

— Щастна — не злая, — зашептал волчок. — Она всем счастья желает. Умеет чужие желания исполнять. Просто понимание о счастье у ней своё. Так-то они с мамкой — старые подружки. Одна прародительница волков, другая — прародительница щук, у них много общего.

— Это, случайно, не щука из сказки «По щучьему веленью»? Та тоже желания исполняла, — хмыкнула Тайка. Опасность миновала, и хвост теперь хотел вилять помимо её воли — словно жил своей жизнью. Наверное, у собак тоже так бывает?

— Не знаю… — Лучик глянул на мамку, и та кивнула.

— Если желания исполняла, то наверняка та самая, больше некому.

— Ой, а она, выходит, и моё желание исполнила! — ахнула Тайка. — Я же хотела узнать, как там мои друзья поживают. Ну, те, что из человеческой жизни.

— И как, узнала? — Люта прищурилась.

— Угу. Тяжко им… — Хвост перестал вилять и поджался.

— Никому сейчас не легко, дитя, — волчица подошла ближе, обдав её горячим дыханием.

Под лучами рассветного солнца снег казался розовым. Кое-где — с золотистыми искорками. Ух, сколько его за ночь-то понасыпало! Тайке подумалось: похоже на сладкую вату, — и она облизнулась. Ага, вот и голод проснулся. Теперь же можно будет поохотиться на зайца?

Она заглянула в зелёные глаза Люты, но спросить не успела, потому что мать-волчица взяла её зубами за шкирку и понесла, как щенка, — подальше от полыньи. А когда Тайка снова смогла встать на лапы, тут уже ей пришлось держать ответ.

— Ты обещала сказать на рассвете, что надумаешь. Так кто ты? Где твоё место и твоё сердце?

— Я — это я. — С трудом, но Тайка выдержала её строгий взгляд. — Ведьма-хранительница Дивнозёрья. Внучка своей бабушки. Человек, а не волк, как ни жаль это признавать. Моё место — рядом с друзьями в трудный час. Моё сердце — с тем, кого я люблю, пусть даже он не разделяет этих чувств. Я не могу остаться, матушка Люта. Прости меня!

— Не извиняйся, дитя, — улыбнулась волчица. — Ты сделала верный выбор. За это я верну тебе человечий облик, но и волчий оставлю. Ты сможешь превращаться по желанию, когда захочешь. Нужно только удариться оземь и сказать: «По волчьему веленью, по моему хотенью», — и вмиг обернёшься.

Тайка, не удержавшись, хихикнула. Нет, они с той щукой точно сговорились!

— А потом как обратно человеком стать?

— Да точно так же. Попробуй.

Тайка со вздохом глянула на строчку следов, которую оставил беляк, расставила пошире лапы и, неловко ткнувшись головой в снег, произнесла:

— По волчьему веленью, по моему хотенью — хочу снова стать человеком!

В этот раз ей совсем не было больно, только в ушах хлопнуло — будто обрубили часть звуков, — да вихрем взметнулись снежинки. Ну конечно, она же не оборотень, чтобы крючиться, как они. У волчьих — да и не только волчьих — побратимов превращение только в первый раз мучительно…

Руки и ноги с непривычки немного затекли, и Тайка принялась их разминать.

— Это что же, мы больше не увидимся? — вдруг погрустнел Лучик.

— Увидимся, конечно, — она чмокнула его в нос. — Я же твоя сестрёнка.

Подумать только! Все её предки по линии деда проходили такое испытание! Интересно, а кто-нибудь остался жить с волками? Надо будет потом у царя спросить.

— Матушка Люта, — она вдруг вспомнила, зачем всё затевала. — Помнишь, я говорила о просьбе? Не дашь ли ты мне немного своей шерсти? Трём моим друзьям нужны новые нити судьбы.

— Прямо-таки трём? — прищурилась волчица.

Наверное, она много просит, да? И хоть велико было искушение промямлить: «Ну, можно на две ниточки», — а Огнеслава как-нибудь обойдётся, Тайка решительно прогнала прочь малодушные мысли.

— Да, трём.

Яромир не выдержит, если во второй раз потеряет любимую. А Тайке совсем не хотелось, чтобы ему было плохо. Пусть будет счастлив — даже если и не с ней.

— Ладно, будь по-твоему, — Люта подошла к ближайшей кочке, раскопала под снегом гребешок и протянула Тайке.

— Вот это да! — Тёплое резное дерево удобно легло в руку. — Откуда в снегу такая красота? Ты как будто знала, о чём я попрошу?

— Может, и знала, — улыбнулась волчица. — Начеши сколько тебе нужно, дитя.

И Тайка начесала. Спасибо не забыла сказать, конечно. Потом они ещё долго обнимались на поляне, прощаясь. И Лучик жался к ней, всё переживая, как же она зимой в лесу да без шубы.

— В следующий раз обязательно погоняем зайцев, сестрёнка. Ты только не забывай нас, — прежде чем уйти, волчок лизнул её в щёку.

Когда Лучик с Лютой скрылись за деревьями, Тайка почувствовала щемящую тоску. Так странно… ещё вчера она этих двоих знать не знала, а сегодня они стали почти роднёй. И от верной смерти её спасли!

Удивительное дело: теперь Тайке зимний холод был нипочём — даже в толстовке. Волчья суть согревала. Она знала, что, если вдруг замёрзнет, всегда сможет перекинуться, и будет ей шуба, самая лучшая!

А сейчас, наверное, стоило вернуться к приметному дубу? Ну это если вдруг Яромир за ней прилетит.

« Не „если“, а „когда“», — мысленно поправила себя Тайка. Ну правда, они ведь не перестали быть друзьями!

Идти по свежевыпавшему снегу было нелегко, поэтому она снова обернулась волчицей и понеслась. Но в этот раз её ничего не отвлекало: ведь у неё была цель. В этом обличье Тайке всё было внове, поэтому она сперва почуяла запах дивьего воина (сердце запело от радости) и только потом увидела его и Вьюжку возле дуба. Яромир озирался по сторонам, ища её взглядом. И Тайка — откуда только взялась тяга к дешёвым эффектам — выпрыгнула из-за кустов прямо как была, в волчьей шкуре.

Дивий воин, нахмурившись, выхватил меч. Ох, хорошо, что она догадалась не подходить близко… В общем, эффектное появление вышло смазанным, потому что Тайка шарахнулась в сторону и срывающимся голосом провыла:

— Ы-ы-ы-эй, это я!

— Дивья царевна? — Брови Яромира взлетели высоко-высоко. По правде говоря, Тайка ещё никогда не видела его таким удивлённым. — Тебя что, заколдовали?

— Ну вот, опять ты в меня не веришь... — отозвалась она с укоризной; ударилась о снег, шепнула заветные слова и предстала перед дивьим воином взлохмаченная, раскрасневшаяся и счастливая. Ну не получилось у неё дуться на Яромира дольше одного мгновения. Радость встречи затмила все обиды.

— Вот видишь, я всё-таки договорилась с волками, как и обещала. Теперь и ты должен выполнить своё обещание. Перестань относиться ко мне как к маленькой, понял!

— Так давно уже не отношусь, — Яромир сгрёб её в охапку и прижал к себе крепко-крепко, аж дышать стало больно, но Тайка терпела. Даже радовалась, пока дивий воин не наклонился к ней, словно собираясь поцеловать, но замер в нерешительности — и тогда она отпрянула. Ещё чего не хватало!

— Летим скорее к нашим, — Яромир отвёл взгляд и зарылся пальцами в шерсть подбежавшего Вьюжки, будто бы не зная, куда девать руки.

— Угу, — Тайка и сама задыхалась от неловкости.

И только беспечный симаргл тыкался носом ей в ладонь, посылая радостные мысли:

«Я привёл его! И камни доставил. Я молодец, да? Я хороший мальчик?»