Глава девятнадцатая. Волчеягодника вкус

 

— Вот только не надо за меня решать! — буркнула Тайка, прижимаясь к тёплому боку Вьюжки.

А сама сосредоточилась, чтобы донести до симаргла простую мысль: «Сейчас, я их отвлеку, а ты готовься — бежим по моей команде!»

Волчица же усмехнулась, будто подслушала. Вьюжка вздохнул и затараторил внутри Тайкиной головы, словно оправдываясь:

«Прости, планы поменялись. Не могу я ей перечить. Это же сама Люта, прародительница всех волков. Я хоть и не из её племени, но проявить непочтение не смею. Давай лучше я Яра найду и сюда приведу?»

Ох, ну хоть так. Тайка вытащила из кармана платок и завернула в него рубины, которые до сих пор сжимала в ладони, и подумала:

«Вот, отдай Яромиру. Скажи, это то, что мы искали... Надеюсь, Мир придёт сюда не только для того, чтобы закопать мои косточки...»

Она не сказала этого вслух, но Люта как будто услышала и фыркнула, провожая взглядом стремительно улетающего симаргла:

— Ну дела! Сама позвала и сама же сбежать пыталась. Ты зачем травку жгла, девочка? Али просто со скуки?

— А вот и не от скуки! — Тайка вскинула подбородок: насмешливые обвинения были ей обидны. — Между прочим, ваши волчики меня недавно загрызть пытались! И как мне после этого вам доверять?

— Лучик, ну-ка объяснись! — волчица повернулась к серому вожаку, и тот мигом поджал хвост.

— Вообще-то, не её, а врана дурацкого. Он девчонке зла желал. Так и сказал, мол, заберу нить судьбы, когда волки обглодают твои косточки. Ух, я б его поймал, если бы заранее знал, что этот хитрец оборачиваться умеет… Я только-только хотел ей всё растолковать, а она мне сначала «фу», а потом вообще симаргла призвала.

— И ты за мной помчался, балбес малолетний? И зачем я тебя только говорить по-человечьи учила?

— Ну, мам!

— Не мамкай мне тут. Чай не сосунок уже.

Тут Тайка, не удержавшись, прыснула в кулак. Оказывается, у волков всё как у людей…

— Не бойся меня, девочка, — покаялся Лучик, глядя на неё чистым щенячьим взглядом. — Я не собирался на тебя рычать. Просто сам испугался…

— Выходит, мы с тобой зря напугали друг друга, — Тайка через силу улыбнулась.

Нет, она ещё не до конца верила этому Лучику и близко подходить к нему не стала бы, несмотря на попытку состроить умильные глазки, но, по крайней мере, убедилась, что есть её прямо сейчас никто не будет.

— Кстати, а почему ты не в шубе? Зима же на носу, замёрзнешь, — Лучик, видя, что ругать его не собираются, приободрился и решил перевести беседу в более безопасное русло. — Вы, люди, такие нежные…

Наверное, волчок хотел как лучше, но Тайка обиделась.

— Это я-то нежная? Да я, между прочим, и в байдарочный поход ходила, и в палатке во время заморозков спала! А куртку мне Змей Горыныч спалил. Ты вот сам лучше скажи, почему у тебя шуба серая? Если ты сын Люты, разве ты не из семьи белых волков, с которыми род моего деда побратимствует?

Да, сегодня определённо был день неудобных вопросов. Лучик, смутившись, спрятал морду между лапами и проворчал:

— Я ещё перелиняю. Вишь, белые подпалины уже видно? К лету будет как у взрослого.

Люта откровенно ухмылялась, скаля зубастую пасть, но угрозы Тайка от неё не чувствовала. Скорее это было любопытство.

— Так ты, выходит, Радосветова внучка? Значит, и нам не чужая. Что ж дед-то тебя от нас прятал, даже познакомиться не привёл?

— Это потому, что по ту сторону вязового дупла родилась, — вздохнула Тайка. — Вот только сейчас в ваши края выбралась.

— Понимаю. Значит, ты меня призвала, чтобы быть в стаю принятой, вкус волчеягодника узнать?

— Если честно, то не совсем. В смысле, и это тоже. Но не только, — Тайка замялась. Ей подумалось, а не слишком ли многого она хочет от прародительницы всех волков? Неудобно как-то: сначала внаглую вызвала, от дел оторвала, а теперь ещё: дай ложку, дай повидла… Но другого шанса добыть шерстинки для новых нитей судьбы, взамен утраченных, может потом и не быть. А, была не была!

— Есть у меня ещё одна просьба, матушка Люта…

— Погоди-погоди, не всё сразу. Вот пройдёшь моё испытание, тогда и поговорим. А то ишь, скорая какая: вся в деда!

— Вообще-то все говорят, что я на бабушку похожа, — улыбнулась Тайка.

— С ней мы тоже не представлены, — волчица смешно наморщила лоб. — Вот ужо накручу я хвост твоему деду-негоднику. Совсем о родичах позабыл.

— Да не позабыл он! — Тайка немедленно встала на защиту царя. — У него там просто дел по горло: сперва свадьба, потом сбежавший преступник, теперь — война…

— В общем, ничего нового, — хмыкнула Люта. — Люди всегда либо воюют, либо готовятся к войне. У нас, у волков, всё иначе.

— Вы не сражаетесь? Да ладно!

К счастью, Тайкино недоверие волчицу ничуть не обидело.

— Мы охотимся. Это другое. Ты скоро поймёшь. Ведь тебе тоже предстоит отправиться на охоту.

— Это и будет моё испытание, да? — Получив от Люты утвердительный кивок, Тайка, признаться, расстроилась. Охотиться на каких-нибудь беззащитных зверушек ей совсем не хотелось. — Ну и кто моя добыча? Кого найти-то надо?

— Себя.

Люта копнула носом сугроб, чихнула, сдув снежинки с розового носа. Под лапами волчицы Тайка увидела зелёный кустик, сплошь покрытый янтарными ягодами.

— Ой, что это? — вырвалось у неё.

Наверняка это были не простые ягоды, а волшебные. Ну а какие ещё могут вырасти под снегом в ноябре?

— Волчеягодник янтарный, — Люта посмотрела на неё как на маленькую. Мол, что это ты таких простых вещей не знаешь?

— У нас такого не бывает. Только красный растёт. И на больших кустах. Только его есть нельзя, он ядовитый очень...

— Угощайся, ведьма, — перебила волчица. — Съешь ягодку.

— А я не отравлюсь?

— Это уж как повезёт, — хмыкнула Люта.

А Лучик, шагнув ближе, зашептал:

— Ешь, всё нормально будет. От него помереть можно, только если ты не достоин.

Ну, спасибо. Утешил, называется.

— И как определить, кто достоин, а кто нет?

— Ну вот ягода и определит, — Лучик оскалился, но Тайка больше его не боялась, теперь она понимала, что волк-подросток так улыбается.

— Знаешь, легче не стало.

— Не дрейфь, сестрёнка!

От этого обращения на сердце прямо потеплело. А, была не была! Как говорят, волков бояться — в лес не ходить. Но она уже пришла. И даже сама этих волков призвала. Поздно на попятную идти…

Наклонившись, Тайка сорвала ягодку и отправила её в рот. Ух, и кислятина! Как будто лимон целиком слопала! Но это было ещё не самое худшее. Кости вдруг заломило, мир перед глазами поплыл, ноги подкосились, и Тайка рухнула лицом вниз. Холодный снег обжёг щёку. В висках билась страшная мысль: это что же? Она всё же оказалась недостойной? И что теперь? Смерть от яда?

По телу прошла болезненная судорога, и Тайка закричала. Что-то тёплое и мокрое коснулось её лица. Лучик лёг рядом, прижался шерстяным боком и принялся вылизывать её, словно успокаивая. И боль начала постепенно отступать.

«Я что, умираю?» — хотела спросить Тайка, но из горла вырвалось лишь тихое поскуливание.

— Тс-с, я с тобой, сестрёнка, — Лучик прикусил её ухо, но это было ласково и даже приятно. — Сейчас пройдёт. Первое превращение — это всегда больно. Если тяжело говорить — просто думай, и я услышу.

Превращение? О чём это он?.. Тайка глянула на свои руки — и ахнула: теперь у неё были самые настоящие лапы. Белые, с редкими серыми волосками.

— Везё-от тебе, — не без зависти протянул Лучик. — Масть сразу белая, как и у братца Радосвета. Один я не уродился… эх.

«Я что, теперь волчица? С ума сойти!» — Тайка чувствовала, как её страх сменяется восторгом. Так вот что чувствуют оборотни, оказывается! Ну, технически она, конечно, оборотнем не была, но принципы превращения у всех так или иначе схожие.

— Добро пожаловать в стаю, дитя, — голос Люты над головой прозвучал торжественно, и Тайка поднялась, пошатываясь, точно пьяная. Голова шла кругом от обилия новых запахов, каждый из которых наверняка что-то значил, от незнакомых звуков, которые прежде находились за гранью восприятия. Ей хотелось скакать и валяться в снегу, но непослушные лапы заплетались, она переваливалась, повизгивая, как глупый кутёнок, и едва удерживалась от желания закружиться волчком, чтобы попробовать поймать собственный хвост. Вот Пушок бы обалдел, узнав, что у Тайки теперь тоже есть хвост и лапки!

«Надо скорее похвастаться», — подумала она и сама себя одёрнула, прижав уши. Где он сейчас, тот Пушок? С Василисой, конечно. У Лиса есть мать. И верная ему Маржана. И ещё Радмила, которая ждёт его в дивьем царстве. У Яромира — Огнеслава. Ну и пусть! Ей теперь нет до них никакого дела, потому что у неё будет новая семья — белые волки!

— Айда наперегонки? — предложил Лучик, и они рванули с места в карьер, поднимая вокруг себя клубы снежной пыли.

Братец-волк поддавался, Тайка это точно знала. Он то позволял себя нагнать, то вырывался вперёд, порой отвлекался на строчки заячьих следов и взрывал носом сугробы, словно надеясь найти там затаившегося беляка. Бегать за Лучиком было легко и весело. Вскоре уже и лапы перестали заплетаться и проваливаться в наст. Её волчья поступь стала лёгкой как пёрышко. Но Тайка припустила в полную силу только на самом последнем отрезке, чтобы, завершив круг, аккурат оказаться первой у ног матери-волчицы.

«Я же прошла испытание? — она завиляла хвостом. — Волчеягодник не убил меня! Я достойна? Достойна?!»

Люта усмехнулась и, толкнув носом, опрокинула её в снег.

— Что ты такое говоришь, дитя? Твоё испытание только начинается. У тебя есть ночь, чтобы выполнить его. А на рассвете ты придёшь ко мне с ответом.

«А что, был какой-то вопрос? Я позабыла», — Тайка замерла, поставив уши торчком.

Голос матери-волчицы был таким приятным, что его хотелось слушать, как слушают шум дождя, свист ветра или журчание реки, — и всё равно, что она будет говорить. Пришлось немного напрячься, чтобы уловить не только форму, но и суть.

— Я спрошу: кто ты, где твоё место и твоё сердце?

«Тогда зачем ждать рассвета? — удивилась Тайка, приподняв точки бровей. — Я уже сейчас знаю ответ. Я волк, моё место — в лесу, моё сердце — рядом с моими белыми братьями и сестрами. Я хочу охотиться только с вами!»

— Побегай ночь в волчьем обличье, дитя, а потом возвращайся. Если ты слово в слово повторишь то, что сказала сейчас, — значит, так тому и быть. Но учти, что после этого ты уже не сможешь стать человеком. Смотри, не пожалей потом.

«Быть человеком — тяжело и больно», — фыркнула Тайка.

— Слыхала, что так и есть, но не мне судить. Это твоя судьба и твой выбор, дитя. Встретимся на рассвете…

Тайка едва моргнуть успела, а волчица уже пропала, и даже следов на снегу не осталось. Видно было только раскопанную кочку с волчеягодником, и Тайка принялась хватать пастью янтарные ягоды. Теперь те казались не кислыми, а сахарными. Пожалуй, за всю свою жизнь она не ела ничего слаще.

Подскочивший Лучик тоже ухватил пару ягодок и предупредил:

— Не переусердствуй. Потом живот болеть будет. И голова.

— Но они такие сладкие! — Это были её первые слова в волчьем обличье. Голос с непривычки звучал хрипло, челюсть ломило от напряжения.

— Мама говорит, на чужом опыте не научишься, — вздохнул Лучик, глядя, как названая сестрица объедает последний кустик. — Давай лучше опять побегаем?

— А может, зайца поймаем?

— Да мы так выли, что они все попрятались. Ты голодная?

— Нет вроде…

Разобраться в новых ощущениях было не так-то легко. Но в первую очередь Тайке больше хотелось прыгать, бегать и валяться в снегу, а ещё — Охотиться! Да, именно так, с большой буквы.

Лучик, конечно, услышал её мысли.

— Мама говорит, волки не должны охотиться ради забавы. Так что придётся подождать, пока мы проголодаемся. Но, если хочешь, можем поохотиться на воспоминания.

— Это как? — Тайка от удивления раскрыла пасть, вывалив алый язык.

— Тут неподалёку есть озеро воспоминаний, — Лучик выпятил грудь, явно гордясь, что его слушают с таким вниманием. — Его воды позволяют увидеть важное. То, о чём ты тревожишься, даже когда сам этого не осознаёшь. Знаешь, бывают такие мысли, которые ты вроде и гонишь от себя, а они всё равно не дают покоя. Мама говорит, на этом озере очень полезно бывать. Можно многое понять о себе и поймать за хвост скрытые чаяния.

— Я и так знаю, о чём я думаю, — фыркнула Тайка.

— И о чём же?

— О зайце!

— Пф! Ну, не хочешь идти — не надо, — насупился Лучик и стал похож на Пушка: тот тоже всегда надувал щёки, когда обижался. Жаль, с коловершей им теперь было не по пути. Он же не любит собак, да и волков — считай, их ближайших родственников — тоже не жалует. И всё же сердце кольнуло: нельзя обижать Лучика. Он такого не заслужил.

— Небось, это твоё озеро замёрзло уже, — нехотя протянула Тайка. — Смотри, как похолодало.

— Нет, его даже самые дикие холода не промораживают, — волчок навострил уши: почуял, наверное, что она сомневается. — Одна-две полыньи всегда остаются. Есть куда заглянуть. Если ты, конечно, не боишься, сестрёнка.

А потом глянул так хитро-хитро, будто испытывал. Тайка аж зарычала от негодования:

— Это я-то боюсь?! А ну-ка веди меня на Озеро воспоминаний, братец. Вот увидишь, мне никто не страшен! Я же теперь волчица, а волкам неведом страх!

И они побежали: то скатывались кубарем с горки, то неслись, высунув языки и ловя пастью кружащиеся снежинки. А когда над верхушками сосен взошла похожая на серп полуденницы серебристая луна, дружно завыли, подняв морды к звёздному небу.

Вскоре лес начал редеть, а до чуткого волчьего слуха донеслось сухое потрескивание, и Тайка откуда-то знала: с этим звуком рождается лёд, когда мороз схватывает воду. Значит, озеро было совсем рядом.

— Не беги ты так, — взмолился Лучик. — Ох, ну и быстра ты, сестрица, за тобой не угонишься!

— Так-то! Знай наших! — рассмеялась Тайка. Останавливаться она и не думала — ещё чего! По правде говоря, она устала жить всё время с оглядкой, как бы чего не вышло. Одно слово скажешь — этот обидится, другое скажешь — тот косо посмотрит. На всех не угодишь. А волчице никому угождать и не нужно, волчица прекрасна сама по себе. И в кои-то веки можно думать только о собственном благе, потому что о стае и всём прочем прародительница подумает. Это её головная боль, её ответственность. Какое же это было счастье — почувствовать себя свободной! Если бы у Тайки были крылья, она бы сейчас точно взлетела.

Мягкими лапами она ступила на лёд, точно зная, что тот достаточно крепок, чтобы выдержать волчье тело. Он был таким прозрачным, что Тайка видела песчаное дно озера, и чем дальше от берега она уходила, тем жутче становилось. Ух, и глубоко! Лучик тяжело задышал ей в ухо — добежал всё-таки. Может, если захочет!

Тёмная полынья маячила впереди, маня и завлекая. Так бывает только в страшных снах или триллерах — вроде и чувствуешь опасность, но всё равно идёшь туда, чтобы встретиться с неизбежным. Наверное, если бы не Лучик, Тайка бы сдалась, но она не могла позволить себе струсить на глазах у братца-волка.

Присев на лапах, она подползла к полынье на брюхе и заглянула в воду. На неё уставилось собственное отражение: белая волчица с человеческими глазами. Тайка аж залюбовалась: а что, красиво! И никаких тебе глупых веснушек.

После пробежки по лесу очень хотелось пить, и она принялась лакать воду, от которой стыло горло.

— Ты что делаешь?! — ахнул Лучик за её спиной. — Не пей! Нельзя!

А потом вдруг налетел ветер. Когти — вжик — царапнули по льду в бесплодной попытке уцепиться, и Тайку втащило в полынью: прямиком в объятия смертного холода.