Биографический анамнез , история и обстоятельства жизни клиента

Следующие вопросы по анамнезу — это предложения, как ис­следовать поле на предмет важной информации. Чтобы сделать расстановку, не обязательно иметь ответы на все эти вопросы и знать все детали. Это должны быть импульсы, помогающие выявить ту информацию и те области, которые отличаются от дру­гих, «нормальных» областей. Вы можете задавать эти или подоб­ные вопросы клиенту или внутренне руководствоваться ими во время беседы и расстановки:

— Почему клиент пришел именно сейчас? Произошло ли в его жизни нечто важное или особенное?

— Были ли в жизни клиента некие переломные события или се­рьезные изменения, которые можно рассматривать как воз­будителей симптоматики?

— Имеются ли указания на прерванное движение любви? Былили, прежде всего в раннем детстве, ситуации разлуки с семьей или события, которые могли оказать травмирующее воздействие?

— Кто прислал клиента? С какими представлениями о расста­новке он пришел и какие ожидания он в этой связи направ­ляет на вас?

— Делал ли он уже одну или несколько расстановок? Что при этом было важно?

— Почему он сейчас снова хочет сделать расстановку?

— Иногда я спрашиваю, у кого он делал расстановку, так как я знаю некоторых коллег и могу оценить, какие темы и облас­ти стоят для них на переднем плане, и поэтому какие дина­мики предположительно нашли хорошее завершение.

— Что клиент до сих пор пытался сделать, чтобы добиться из­менения симптоматики? Что помогло, что не помогло, чего он пока не пытался сделать? Как клиент может в качестве ре­сурса использовать то, что помогло?

— Проходил ли клиент терапию или психиатрическое лечение ранее? Это было связано с нынешней симптоматикой или тогда были другие причины? Это помогло?

— Какой опыт он приобрел? Что он узнал, чему научился?

— Знаком ли клиент с упражнениями на расслабление, дыхатель­ной терапией, йогой, телесной терапией? Если да, то в какой степени он может использовать их как ресурс?

— В случае физических недугов (например, головной боли, миг­рени), психических расстройств (например, депрессии, внут­ренней тревоги) и хронических заболеваний (например, сер­дечно-сосудистых заболеваний или заболеваний желудочно-кишечного тракта): проводилось ли по поводу данной симп­томатики медицинское обследование?

— Знакома ли клиенту та симптоматика, которая возникает у него сейчас?

— Есть ли у вас идеи, как вы можете выполнить терапевтичес­кое поручение? Можете ли вы сделать это в принципе? По­являются ли у вас первые образы относительно возможных интервенций и хода расстановки?

Семейный анамнез

Рассказывая о своей семье и называя своих близких, одно­временно клиент на невербальном уровне дает нам важную ин­формацию о значимости каждого из них. Реакция его организма выражается в изменении ритма дыхания и напряжения, в свою очередь, мы тоже всем своим существом реагируем на слова кли­ента и происходящие в нем легкие изменения.

Мы направляем свой поиск на тех, кого не хватает, на свя­зи, которые не (были) удовлетворительны для обеих сторон, на чувства, которые не испытываются или не испытывались адекватным образом. Кроме того, важны все ситуации, в ко­торых произошла какая-либо травматизация, а также встречи со смертью.

Мы исходим из того, что чем ближе к клиенту находится тот или иной член системы, тем сильнее с ним связь. Так, отец или мать гипотетически имеют более сильное влияние на клиента, чем сестра бабушки. Также, чем глубже травма, тем вероятнее связь и ее значимость. Первоочередное значение тут имеют встречи со смертью, произошедшие на войне, в связи с тяжелой болезнью или несчастным случаем.

На заднем плане звучат следующие вопросы:

— Что должно обрести полноту и целостность? Чего не хватает?

— Где в системном контексте симптомы клиента имеют смысл?

— Кого не хватает? Где привязаны чувства? Какие чувства, эмо­ции отсутствуют, не испытываются?

— В какие моменты беседы у клиента появляются эмоции? Ка­кое событие или какой человек вызывает сильные чувства?

— Кто в семейной системе укрепляет клиента и может служить для него ресурсом?

Кто относится к системе?

Ближе всего к клиенту находятся следующие члены семейной системы: отец, мать, братья и сестры, умершие братья и сестры, мертворожденные дети, выкидыши и абортированные дети, на­сколько это известно. Большая разница в возрасте между брать­ями и сестрами иногда указывает на недостающего ребенка. Если у клиента есть умершие братья/сестры, то, когда мы спрашиваем клиента о возрасте, в котором они умерли, и об обстоятельствах их смерти, часто можно заметить эмоциональную связь клиента с этим человеком.

Когда мы задаем вопрос о возрасте выкидыша или абортиро­ванного ребенка, за этим стоит требующее проверки предполо­жение, что у матери уже сформировалась интенсивная связь с этим старшим нерожденным ребенком. Иногда эти нерожден­ные дети имеют значение для клиента как умершие братьи и сес­тры.

Возраст клиента на тот момент, когда произошло некое пе­реломное событие или переживание (например, очень ранняя смерть отца или развод родителей), обычно тоже имеет значе­ние, так как в процессе взросления ребенок выстраивает все бо­лее стабильную структуру «я», которая предоставляет ему адек­ватные стратегии преодоления. Мы видим, что ранний тяжелый опыт скорее влечет за собой нарушения. С другой стороны, в слу­чае тяжелой симптоматики мы можем предположить раннее на­рушение.

Состоял ли кто-то из родителей до брака (или отношений, в которых родился клиент) в другой прочной связи, был помолв­лен, женат/замужем, была ли у кого-то из них большая любовь? Иногда этот вопрос вызывает у клиента улыбку, даже если на со­знательном уровне он не может сказать ничего конкретного.

Имеются ли указания на динамику прерванного движения любви или на травмирующие события внутри семьи?

Поскольку практически все европейские семьи в разной фор­ме до сих пор ощущают на себе последствия Второй мировой, а иногда и Первой мировой войн, имеет смысл спросить о травми­рующих событиях, связанных с войной. Был ли на войне отец или дед? Где? Название места часто дает информацию о произошед­ших там событиях. «Под Сталинградом из его роты выжили толь­ко он и еще двое». — «Он работал юристом в администрации свое­го родного города». — «В конце войны его призвали в артилле­рию». Нейтральные вопросы позволяют сохранить достаточную дистанцию, чтобы клиент мог рассказать то, что он хочет расска­зать и что разрешает ему система: «Чем он там занимался?»

Произошло ли во время войны что-то особенное? Откуда родом его семья?

Если семья была изгнана или ей пришлось бежать, мы можем исходить из того, что у нее сохраняется глубокая связь с родной страной. В дальнейших интервенциях можно в качестве ресурса включить в образ родину (либо на заднем плане, либо явно для всех).

Появлялись ли эти симптомы в предыдущих поколениях? Симптом тянется красной нитью через всю историю семьи? Не­сколько братьев, сестер или другие родственники страдают тя­желыми заболеваниями? С чем это можно связать, если исходить из принципа восстановления баланса через поколения? Зачас­тую эти вопросы помогают лучше понять симптоматику клиен­та и угадать тяжесть вызвавших ее ситуаций. Иногда у клиента есть некое представление о соотношении тяжелого в семейной системе. Мы можем прямо его спросить: «Это больше связано с материнской или с отцовской линией?»

Чтобы составить ясное представление о ресурсах семьи и по­лучить более точные свидетельства о том, с какой стороны — отца или матери — следует искать причины и, соответственно, реше­ние проблемы, мы можем расспросить клиента о его отношени­ях и связи с обеими линиями рода. Дайте себе время и проверьте тонкие реакции своего организма. Этот физический резонанс может помочь вам решить, по линии отца или по линии матери следует искать значимую динамику. Спросив клиента: «Как вы чувствуете себя с отцом?», вы сразу получите ответ в виде тонких невербальных сигналов. Например, он медлит с ответом, сдер­живается, сомневается, у него меняется мимика. Это скорее дви­жение навстречу или движение прочь? Наконец, клиент начи­нает говорить. Однако важную информацию мы уже получили. Всем своим видом он скорее говорит отцу «нет», чем «да». Это указывает на то, что здесь произошло прерывание, которое вы­нуждает клиента прибегать ко вторичной реакции, а именно раз­мышлять, формулировать и объяснять.

Если же на вопрос: «Как вы чувствуете себя с матерью?», кли­ент спокойно и ясно отвечает: «Хорошо, прекрасно», мы можем рассматривать это как указание на то, что по нашей проблеме тут спрашивать больше не о чем. Однако, если ответ последовал слишком быстро, опять же стоит проверить, соответствуют ли эти слова действительности.

Особенности собственной или семейной истории

Нередко клиенты только в беседе с терапевтом узнают, что в рамках нашего мышления важно или значимо для расстановки и возможного решения. Чтобы предоставить место остальной ин­формации, которая не подходит под ранее названные категории, и чтобы лучше распознать внутренние движения и тенденции внутри семьи, мы спрашиваем клиента об особых событиях в его жизни и в жизни его семьи. Страдал ли он опасными для жизни заболеваниями, происходили ли с ним тяжелые несчастные слу­чаи, постигала ли его череда ударов судьбы, что заставляет сде­лать вывод о бессознательном уходе? Как это можно понять и объяснить в его семейном контексте?

Имели ли место события, которые можно расценивать как пусковой стимул или причину для «прерванного движения на­встречу» («движения любви»): был ли клиент в детстве разлучен с родителями, например, по причине госпитализации (его самого или кого-то из родителей), в связи с рождением следующего ре­бенка, из-за того, что детей отправили в санаторий, поскольку отец был в плену, вследствие ранней смерти отца или матери? Если во время его рассказа обращать внимание на собственный внутренний резонанс, можно почувствовать легкое, бессозна­тельное возбуждение, которое указывает нам путь.

Если продвинуться дальше не получается и нигде нет ни ма­лейшего проблеска: есть ли в семье какая-нибудь тайна? Иногда на это указывает определенная атмосфера или энергетика. Готов ли клиент об этом говорить? Или из его семейной системы исхо­дит посыл, запрещающий об этом говорить, расспрашивать и желать знать больше?

Ресурсы клиента и системы

Чтобы найти то, что в биографии и семье клиента придает ему сил или может его укрепить, полезно во время анамнести­ческой беседы спросить его и себя, какие события, какие люди и способности послужили своего рода «несущей опорой», так что­бы, несмотря на все трагические события и страдания, жизнь бла­гополучно продолжалась дальше. Что хорошего произошло в се­мье? Какие отношения и встречи, несмотря на все тяжелое, его обогатили? Как устроен «фундамент» клиента, который своей жизнью и трудом создавала его семья, его предки? До какого поколения ему нужно дойти, чтобы встретить того предка, ко­торый к нему дружелюбен?

Если клиент не находит подкрепления в своей семейной сис­теме, мы ищем ресурсы, которыми он располагает за ее предела­ми. Возможно, у него хорошие отношения с сестрами, братья­ми, мужем или женой, с детьми, друзьями или с кем-нибудь дру­гим, духовным учителем, наставником? В своем внутреннем об­разе клиент может использовать этих людей в качестве подкреплениядотехпор,поканебудетвсостоянии разобраться

с тяжелым в своей семейной системе.

Чтобы перейти от анамнестической беседы к расстановке, то есть от слов к делу, вы можете ввести клиента в первый образ рас­становки, попросив его представить себе некий персонаж: «Что сказал бы на это ваш муж или ваш отец, если бы мог вас здесь видеть и если бы он слышал, что вы говорите?»

РАССТАНОВКА

Методика проведения расстановки с листами бумаги или фи­гурами соответствует методике проведения расстановки в группе, только вместо того чтобы работать с заместителями, мы исполь­зуем объекты. Таким образом мы можем одновременно и нагляд­но устанавливать отношения между несколькими элементами. Первый образ, который демонстрирует клиент, представляет со­бой его видение проблемы. Терапевт меняет позиции персонажей в направлении разрешающего образа. Процесс расстановки и предпринимаемые изменения в своей основе направлены на дви­жение отдельных элементов друг к другу. Если вы только учитесь этому методу, то на первых порах имеет смысл расставлять одни отношения с одним человеком. С опытом вы сможете постепенно расширять системы и заниматься комплексными динамиками.

Что касается расстановки в воображении, то здесь в любом случае целесообразно начинать с одного человека и одних отно­шений, чтобы иметь возможность внимательно исследовать от­ношения между двумя людьми и выяснять влияние каждого сле­дующего персонажа на тех, кто уже расставлен. В отличие от рас­становок в помещении, в воображении клиент и его визави сра­зу ставятся друг напротив друга. Таким образом, этот первый образ уже является предложением по решению. Поэтому жела­тельно, чтобы мы на основании анамнеза хорошо знали дина­мики и ресурсы, сформулировали первую гипотезу и, может быть, в общих чертах разработали проект решения. Напротив клиента мы ставим либо центральный персонаж, если считаем, что клиент способен выдержать эту встречу, либо мы сначала ста­вим того, кто, по нашему предположению, придаст ему сил.

Расстановка с листами бумаги

В нашей культуре описанный Бертом Хеллингером базовый порядок внутри семейной системы обычно соответствует господствующим культурным условиям. Иными словами, он берет на­чало в привычных и, следовательно, стабильных моделях поля. В разрешающем образе ему соответствует так называемая «идеаль­ная расстановка», когда участники стоят как бы по кругу: с од­ной стороны отец и мать, а напротив них первый, второй, тре­тий и т. д. ребенок. Двигаясь от первого образа, т. е. проблемного образа клиента, к образу решения, мы можем с самого начала ориентировать изменения позиций на эту структуру. Отклоне­ния от нее дают информацию об особых динамиках в семейной

системе клиента.

Проводя расстановку в индивидуальном сеттинге, мы не мо­жем опереться на комплексные высказывания и взаимодействие заместителей, поэтому имеет смысл выстраивать семейную сис­тему постепенно, шаг за шагом добавляя тех, кто необходим для хорошего решения.

Примеры

Г-жа Закс решила сделать расстановку, чтобы выяснить, что же так осложняет ее отношения с младшим братом. Они вмес­те унаследовали дом со сдаваемыми внаем квартирами и по­этому были вынуждены сотрудничать. У брата постоянно воз­никали финансовые затруднения. По отношению к ней он (без видимых оснований) вел себя агрессивно, и г-жа Закс волнова­лась за него, поскольку чувствовала, что у него серьезные внут­ренние проблемы, но ни их причин, ни что она может для него сделать, она не знала. Сама она при нападках с его стороны чувствовала себя «беспомощной как маленький ребенок», что в других ситуациях было ей несвойственно. Гипотезы: Если брат безо всяких на то причин агрессивен по отношению к сестре, это может означать, что на самом деле он имеет в виду не ее. Агрессию можно понимать как вторичное чувство, то есть она нужна ему для преодоления некоего труд­но переносимого первичного чувства. Если у брата постоянно возникают финансовые проблемы, это может означать, что он направляет свою энергию не на строительство собственной жиз­ни, а использует ее для чего-то или кого-то другого, так что ему уже не хватает сил и внимания для реализации собственных интересов. Если считать высказывание г-жи Закс, что она чув­ствует себя «беспомощной как маленький ребенок», не просто словами, то его можно расценить как указание именно на тот период, когда сложилась эта форма отношений. Из анамнеза выяснились следующие, возможно, значимые фак­ты: до брата в семье был еще один мальчик, который родился мертвым на восьмом месяце беременности. До брака с мате­рью отец уже был однажды женат, из-за кражи он сидел в конц­лагере, а после войны повесился. Мать во время войны рабо­тала на военном заводе и выжила при бомбардировке, в кото­рой погибли многие ее коллеги.

Мы считаем эту информацию важной, так как она описывает травмирующие ситуации, в которых, предположительно, про­изошел внутренний отрыв от окружающих и замыкание в себе. Мертвый брат означает, что у живых братьев и сестер есть опыт близости смерти, предыдущий брак означает оборванную связь с первым партнером. Пережитое в концлагере, как и то, что человек остается в живых после бомбежки, соединяет всех, на чью долю выпала одна и та же судьба. Суицид ложится тяж­ким бременем на всю семейную систему, но особенно на близ­ких, то есть детей, супругов, родителей. Мы начали с самых близких к клиентке лиц в ряду братьев и сестер: с живого, а потом и умершего брата. Сначала г-жа Закс положила на пол по листу бумаги для себя и для брата и вста­ла на свой лист. У нее потекли слезы, она дрожала, а, посмот­рев на него, она почувствовала глубокое отчаяние - уже знако­мое ей, но необъяснимое чувство. Я попросила ее встать на место брата. Он стоял сбоку, несколько отвернувшись, и в этой роли г-жа Закс была не в состоянии оторвать взгляд от пола. Она покачнулась и чуть было не упала назад. Она была очень взволнована, но в то же время физическое переживание жизни брата о многом ей рассказало. Взгляд в пол указывал на то, что там кого-то не хватало. Я положила на это место лист бу­маги, олицетворявший умершего брата. У клиентки подкосились ноги, лицо исказилось от боли. Я предложила ей поддаться импульсу и встать перед братом на колени. Стоя рядом с ним на коленях, она поняла, насколько глубокой была связь ее жи­вого брата с умершим. Она горько заплакала по обоим брать­ям. Потом она выпрямилась и снова встала на свое место. Я пододвинула к ней оба других листка, так чтобы она и братья стояли вместе. Теперь она смогла спокойно посмотреть на них обоих.

Лишь много месяцев спустя мы постепенно занялись другими трагическими событиями в ее семье.

Г-жа Бурхелл пришла на терапию из-за проблем с другом. В прошлом у нее было несколько связей, и все они, к ее сожале­нию, распались. Теперь она боялась, что новый друг тоже ее бросит. Когда во время сбора анамнеза я спросила ее о пре­жних отношениях, как свою первую большую любовь она упо­мянула мужчину, от которого в свое время забеременела. По­скольку он ребенка не хотел, а она была слишком молода, что­бы решиться родить в одиночку, она сделала аборт. После это­го они разошлись. Рассказывая об аборте, она испытывала очень сильные чувства и плакала. «Я думала, что я все это уже переработала». Я попросила ее положить на пол по листу бумаги для ее нынешнего друга, для абортированного ребенка и его отца. Друг стоял рядом с ней, первая любовь на некото­ром удалении, отвернувшись, а лист для ребенка она положи­ла прямо перед собой. Она стояла и растроганно, с тоской смот­рела на ребенка. Я предложила ей «разрешающие фразы». Со слезами на глазах она произнесла: «Я бы так хотела тебя ро­дить». Ее тяга к ребенку было очень сильна, и я дала ей по­душку, которую она, как младенца, прижала к груди. «Я даю тебе место в моем сердце». Я повернула к ней лист бумаги, олицетворявший отца ребенка, и попросила ее сказать: «Жаль». Она кивнула и какое-то время дышала. «Теперь хорошо». По­скольку эта дуга напряжения подошла к концу, я немного ото­двинула его лист и попросила ее повернуться к нынешнему другу. «Как он сейчас на вас смотрит?» — «С любовью». - «И как это для вас?» — «Хорошо». — «Что, если вы ему скажете: Посмотри, это так?». Она кивнула и выдохнула. «Хорошо. Я хочу подойти ближе». Я поставила ее рядом с ним. «Спасибо за все». — «Спасибо, что ты здесь». Она кивнула и сделала глубокий выдох. Я попросила ее сесть и собрала листы с пола.

Расстановка в воображении

В воображении образ можно развивать медленно и система­тически Чаще всего важны бывают близкие люди, поэтому, вы­страивая перед внутренним взором клиента систему семьи, в первую очередь мы начинаем с отца или матери. Далее я опишу ос­новные модели этой работы, в которые вплетаются особые ди­намики каждого отдельного случая.

Первая интервенция начинается со встречи: в воображении клиент стоит напротив некоего человека, и мы исследуем, воз­можен ли между ними зрительный контакт и какое он имеет ка­чество. Например, если напротив клиента стоит его отец: «Пред­ставьте себе, что перед вами стоит ваш отец и смотрит на вас!» Секунду или две клиент вживается в образ. «Как он на вас смот­рит?» Клиент устанавливает зрительный контакт и определяет для себя качество взгляда отца. «Как вы на него смотрите?»

Повторяясь, язык и вопросы могут сначала показаться не­сколько однообразными, однако одна и та же структура вопро­сов очень полезна. Клиент получает новые содержания и импуль­сы всегда в одной и той же формулировке, которая благодаря сво­ему однообразию не требует его внимания, и учится отслеживать небольшие отличия в их действии, а также произошедшие вслед­ствие интервенции перемены.

Теперь внимание клиента направляется на его способ нахо­диться в контакте. В течение нескольких секунд, пока длится пауза, терапевт наблюдает за физическими движениями и ре­акцией клиента. Точным индикатором здесь опять же является дыхание: если клиент остается расслабленным и продолжает хорошо дышать, то из этого можно сделать вывод — и при не­обходимости попросить клиента его подтвердить, — что зри­тельный контакт с обеих сторон хороший. Взгляд открыт и при­ветлив, сродни описанной Мартином Бубером (1923) встречей с «ты».

Когда мы обратимся к следующим, тяжелым отношениям, эти отношения можно будет использовать как ресурс для клиента, так как теперь он имеет представление о том, как воспринима­ется прямая, первичная встреча. Благодаря этому у него появля­ется модель того, какими качествами может обладать контакт с другим человеком.

Если же дыхание замирает или клиент застревает в процес­сах поиска, это указывает на то, что отношения не такие, каки­ми они могли бы быть или какими их желает видеть клиент. Они вызывают бессознательную реакцию, которая вынуждает его действовать. Он (пока) сам не может решить, будет ли он дей­ствовать, но он чувствует себя вынужденным реагировать, что вызывает замешательство. В этот момент клиент может внезап­но открыть глаза (если до этого они были расслабленно закры­ты), вопросительно посмотреть на терапевта, а потом — по соб­ственной инициативе или в ответ на просьбу — снова их зак­рыть.

Возможно, в конце концов, клиент скажет: «Отец на меня не смотрит». Он произносит это с упреком или досадой, ему груст­но, он обижен, разочарован или в отчаянии. Если мы обращаем­ся с образом как с реальным человеком, то мы задаем себе воп­рос: «Куда смотрит отец? К чему приковано его внимание?» Воз­можно, из анамнеза нам известно, что очень рано умерла его мать. На этом основывается гипотеза, что взгляд отца направлен на мать и поэтому он ничего вокруг себя не воспринимает, даже собственного сына. Мы проверяем эту гипотезу: «Что произой­дет, если вы поставите за отцом его мать?»

По телесной реакции клиента мы видим, что бабушка прида­ет отцу стабильность: клиент облегченно вздыхает и немного рас­слабляется. «Как сейчас чувствует себя ваш отец?» Происходящие в нем изменения соответствуют тем чувствам, которые могли бы завершить тогдашние процессы. Возможно, клиент видит, что его отцу грустно, возможно, отцу хочется подойти к своей мате­ри намного ближе, возможно, во внутреннем образе клиента отец становится совсем маленьким, «как ребенок», возможно, он полон радости и жизни.

Если качество и настроение образа изменилось или если кли­ент в этом процессе выказывает какую-то реакцию, мы можем спросить его о воздействии каждой из этих интервенций: «И как это для вас?» или: «Как вы себя чувствуете, когда видите своего отца рядом с его матерью, вашей бабушкой?»

Благодаря неоднократной смене перспективы клиент сохра­няет нейтральную позицию. Он пробует разные точки зрения, узнает, как изменения одного влияют на каждого из тех, кто его окружает, и, таким образом, расширяет свое видение подоплек и взаимосвязей.

 «Помехи»

Иногда клиент не находит образа или ему трудно представить себе данного человека. По моему опыту, это мало связано с си­лой его воображения. Похоже, что в гораздо большей степени речь здесь идет об указаниях на то, что визуализируемое лицо вплетено в другие динамики и потому не присутствует по-на­стоящему в своем поле, так что клиент пока тоже не может вос­принять этого человека полностью.

Пример

Г-жа Мергус жаловалась на плохие отношения с отцом. Во вре­мя войны его самолет был сбит, он был тяжело ранен, но вы­жил и много лет провел в плену. Сам он никогда об этом не распространялся, но в семье говорили, что он вернулся совер­шенно сломленным человеком.

Гипотеза: пережитое на войне стало для отца тяжелой трав­мой, он накрепко переплетен с произошедшими там событиями и поэтому практически не замечает свою дочь. Стоя напротив отца, клиентка не могла его увидеть. Ей никак не удавалось «поймать» его образ. Я попросила ее схематично представить себе отца в виде фигуры, стоящей где-то далеко на горизонте. Это у нее получилось. Чтобы установить связь между этим status quo отца и дочерью, я спросила ее: «Как вы себя чув­ствуете, когда с такого расстояния смотрите на своего отца?» Затем я постепенно поставила за или рядом с отцом всех тех, кто, судя по анамнезу, мог эмоционально играть какую-то роль в его жизни и кто отсутствовал в образе его семьи: деда клиен­тки, который погиб в результате несчастного случая, когда отец был еще подростком; бабушку, которая умерла, когда отец был маленьким; его фронтовых товарищей, свидетелем смерти ко­торых он стал; погибшего на войне брата. Благодаря каждому следующему персонажу, который обогащал образ дополнительной информацией, отец приобретал для кли­ентки все более четкие очертания. Она смогла увидеть его в его отношениях и поняла, к чему были привязаны его чувства и его тоска. Постепенно в ее внутреннем образе дочь и отец смог­ли приблизиться друг к другу. В конце она стояла напротив сво­его отца и смотрела ему в глаза.

Иногда образ бывает нечетким или фрагментарным. Напри­мер, клиент видит только тело матери, а ее лицо расплывается. Или, несмотря на то, что место матери ясно, сама она похожа на туман или облако. Тут тоже возникает вопрос: кого не хватает? Где связана энергия матери? Кто необходим для того, чтобы по­мочь матери обрести в этом образе форму и презентность? Если до этого мы собрали точный анамнез, то в нашем распоряжении имеется один, два или даже несколько человек, которых матери мучительно не хватает. Один из них будет самым важным, но мы можем по очереди включить в образ и других, так как они служат ей ресурсом и опорой. Возможно, старшая сестра обнимет млад­шую сестру, т. е. мать клиентки. Мать смеется. Теперь ее хорошо видно. Клиентка может установить с ней зрительный контакт, подойти к ней и при помощи фраз и ритуалов найти хорошее завершение.

Иногда в образе клиента отец или мать остаются обращенны­ми к тому человеку, к которому привязано их сердце. Клиент сто­ит напротив этой картины и не может привлечь их взгляд и обра­тить внимание на себя. Похоже на то, что отцу или матери нужно сначала прояснить свою роль в этих отношениях из прошлого, прежде чем он или она сможет повернуться к настоящему.

Пример

Отец г-жи Михахель трагическим образом потерял свою люби­мую сестру. В образе клиентки он так и остался обращенным к ней. Желание клиентки, чтобы отец больше интересовался ею, осталось неисполненным. Клиенткой овладели два чувства. Она была разочарована, но в то же время в ней потихоньку росло что-то мирное. «Он впервые смотрит счастливыми глазами», — сказала клиентка наполовину печально, наполовину с облегче­нием. «Теперь я лучше его понимаю». Чтобы усилить этот им­пульс, я спросила: «А как это для вас, видеть своего отца та­ким?» — «Вообще-то так легче, я всегда хотела, чтобы он был таким».

В конце каждой части можно указывать на произошедшие из­менения. Если клиентка стала лучше дышать, можно спросить ее об этом, чтобы она сама заметила это в данной ситуации. «Как вы сейчас дышите?» — «Хорошо».

Неизвестные члены семьи

Если клиент не знает кого-то из членов своей семейной сис­темы, поскольку они рано умерли, рано исчезли из его жизни или жили за несколько поколений до него, то порой ему сложно себе их представить. Иногда даже сама эта идея представляется клиенту абсурдной. То, что они жили, это факт. Но если в душе они ему совсем чужие, он не может найти или вызвать в себе их образ. Если клиент ищет образ своего отца или матери, то в ка­честве маленького упражнения он может посмотреть на свое от­ражение в зеркале. «Что вы видите в себе от матери и что от отца?» Или, если он вообще ничего не знает об отце: «Посмотритесь в зеркало. Какая-то часть вас знает его очень хорошо. Половина вас —от отца».

Возможно, клиент никогда не видел фотографий своих близ­ких, возможно, фотографий членов его семьи из предыдущих поколений вообще не существует. Мы можем дать возможность незнакомым членам семьи стать зримыми и обрести более чет­кие очертания во внутреннем образе, создав вокруг них поле, в котором они встречаются и находятся в отношениях с другими людьми. Так как эти люди или, по крайней мере, некоторые из них знакомы клиенту или он хотя бы может их себе представить, знакомый образ дополняется незнакомым человеком. Иногда это длительный процесс, но он позволяет клиенту вступить в кон­такт с важными для него людьми.

Пример

Г-н Калидрис пришел на терапию взвинченный, беспокойный, с депрессивной симптоматикой. На протяжении многих лет он стра­дал нарушениями сна, которые вызывали усталость и пробле­мы с концентрацией внимания. В конце концов домашний врач направил его на терапию. О своей жизни он рассказал, что по роду деятельности он постоянно в разъездах, что все отноше­ния с женщинами распадались из-за его раздражительности, что он чувствует себя одиноким и брошенным и это отнимает у него больше всего сил. В профессиональном плане в свои по­чти пятьдесят он достиг практически всего, но в душе чувство­вал себя никем. Он хотел прийти в себя, обрести больший душевный покой и, может быть, суметь, наконец, создать проч­ные партнерские отношения.

Из семейного анамнеза стало известно, что его отец был воен­нопленным. Его использовали на полевых работах в хозяйстве бабушки и дедушки по материнской линии. Клиент отца не знал, в семье о нем не говорили. Вся отцовская сторона тоже была ему неизвестна. О матери он говорил тепло и с любовью, так что я могла использовать ее как ресурс. Моя гипотеза, которой я следовала в этой расстановке, заклю­чалась в том, что отсутствие поддержки со стороны отца и всей отцовской семьи сообщало ему то ощущение жизни, от которого он так страдал. По моему представлению, его нужно было вернуть «в лоно семьи».

Я попросила его закрыть глаза и выдохнуть. Он был очень на­пряжен и взволнован. Чтобы дать ему возможность лучше ощу­щать себя самого, мы проделали с ним в воображении неболь­шое путешествие по телу (см. стр. 162). Его дыхание стало более ровным. «Когда вы выдыхаете, каждый раз понемножку уступайте». И: «Когда вы выдыхаете, делайтесь чуточку тяже­лей». Физическое напряжение заметно спало. Я предполагала, что для него окажется невозможным из ничего визуализировать своего отца. Поэтому я спросила: «Что про­изойдет, если вы поставите за собой свою мать?» Ему было легче представить себе, что он физически чувствует кого-то за своей спиной, чем увидеть кого-то в своем внутреннем образе. «Приятно». - «Что, если вы немножко на нее обопретесь?» Он сделал глубокий выдох. «Очень Приятно». - «Что произойдет, если рядом с матерью вы поставите своего отца?» — «Но я его совсем не знаю». Он взглянул на меня. «Ваша мама знает». Он закрыл глаза и вздохнул. Поскольку он медлил, я предложила ему: «Вы можете просто поставить рядом с вашей мамой муж­чину и понаблюдать, что тогда изменится». Он сделал малень­кие спонтанные движения. «Как ваша мама смотрит на вашего отца?» — «Тогда мне нужно обернуться». - «Да, обернитесь». Благодаря взгляду матери отец стал конкретнее: «Она смотрит на него вопросительно и с большой любовью». Тогда я попыта­лась проверить, представлен ли уже в его внутреннем образе отец: «А как ваш отец смотрит на вашу мать?» — «У него нет пока конкретных очертаний, он очень беспокоен». Я могла бы подхватить здесь тему схожести симптоматики, но я не хотела перебивать образ его встречи с родителями. Его восприятие говорило о том, что поле отца должно еще немного достроиться, прежде чем он сможет полностью появиться в воображении клиента. «Что произойдет, если вы поставите за ним его отца, то есть вашего деда?» — «Он откидывается назад и смотрит очень печально». Отец обрел очертания. «Что, если рядом с ним вы поставите еще несколько его родственников?» — «Ах, хорошо. Теперь он по-настоящему тут». «Как ваш отец смотрит на вашу мать?» — «Ах, очень задумчиво и растроганно». - «И как это для вас, когда вы. это видите?» — «Ах!». Он громко выдохнул. «Что будет, если ваша мама скажет ему: «Смотри, это твой сын?"» Г-н Калидрис разрыдался. «Что, если вы подойдете к отцу чуть поближе?» У него по щекам текли слезы. «Что будет, если вы легонько положите голову ему на грудь?» Он немного наклонил голову и глубоко дышал. «Что, если отец вас обнимет?» Он глубоко и спокойно дышал и тихо плакал. «Что произойдет, если вы ему скажите: "Наконец-то, папа!"» Когда он громко произнес эти слова, его снова сотрясли рыдания, но он быстро успокоился. Теперь он сидел на диване абсолютно спо­койно и расслабленно. «Как вы себя сейчас чувствуете?» — «Это прекрасно». — «Когда вы смотрите на своего отца, как это те­перь?» — «Я вижу только его теплые глаза». — «И как это?» — «Хорошо!»

Теперь во внутреннем образе отец мог бы представить его от­дельным членам своей семьи, из которой происходит и к которой относится клиент. Но г-н Калидрис был расслаблен и доволен. В конце он сказал: «Но вообще-то у меня нет даже фотографии мое­го отца». Я спросила его: «Вы похожи на свою мать?» Он ответил: «Нет». А потом засмеялся: «Я знаю, что вы имеете в виду».

Мы поддерживаем развитие тех образов, в которых клиент чувствует себя лучше. Тяжелые для него интервенции мы смягча­ем тем, что либо их отменяем и возвращаем клиента в предыду­щий, хороший образ, либо просим его отойти в своем образе на такое расстояние, «чтобы быть в хорошем контакте с собой». Наконец, мы можем в любой момент прервать процесс, спросив клиента о его дыхании, или прекратить его совсем, попросив клиента открыть глаза и выйти из образа.

Иногда становится ясно, что не хватает кого-то еще, но у нас нет никакой конкретной информации или мы не можем полу­чить ее в данных временных рамках. Тогда мы можем либо вклю­чить в образ один или несколько персонажей, которые будут репрезентировать тех, «кого недостает», либо поставить в образ «не­что», олицетворяющее процесс, человека или даже тайну.

Пример

Г-н Коскороба, родившийся в Южной Америке, страдал «стра­хом и паникой», и это так на него давило, что на вопрос о его запросе он выразил одно-единственное желание: иметь, нако­нец, возможность жить в настоящем. К концу расстановки мы уже включили в образ всех, кто, по нашим, основанным на анам­незе, предположениям, имел какое-то влияние на паттерн. У него была умершая младшая сестра, теперь она дружелюбно стояла рядом с ним. Оба родителя отца были сиротами, теперь за ними стояли прадедушки и прабабушки, и оба поколения при­ветливо и с интересом смотрели на отца клиента. Однако сам он едва выдерживал близость отца, а когда он на него смотрел, его охватывала сильная боль, которую он никак не мог объяс­нить. Когда отец поворачивался к своим предкам, он исчезал из поля зрения клиента, уменьшаясь настолько, что его пере­ставало быть видно. Хотя по данным клиента картина семьи была полно