Франко просит самолетов и оружия у Муссолини

 

Интервенция произошла в ответ на просьбу о помощи, с которой ге­нерал Франко обратился из Тетуана в Рим и через несколько дней в Берлин, как только убедился, что военный мятеж провалился, не до­стигнув основных целей.

Дата первого обращения извест­на совершенно точно — 19 июля 1936 года. Луис Болин, зафрахто­вав самолет «Стремительный дра­кон», на котором Франко с Канар­ских островов перелетел в Марок­ко, быстро переметнулся и из журналиста, каким был раньше, пре­вратился в подручного Франко при Муссолини.

В своей книге «Испания, про­житые годы» Болин рассказал со многими подробностями — и не без хвастовства, — как Франко доверил ему эту миссию.

На аэродроме в Тетуане генерал наспех нацарапал мандат следую­щего содержания:

«Яуполномочил дона Луиса Антонио Болина вести переговоры в Англии, Германии и Италии о не­медленной закупке для испанской немарксистской армии самолетов и военных материалов.

Тетуан, 19 июля 1936 года генерал-аншеф Франсиско Франко».

 

В конце этого документа генерал изложил свои ближайшие нужды: «12 бомбардировщиков, 3 истреби­теля с бомбами (и бомбосбрасыва­телями) от 50 до 100 килограмм, 1000 по 50 и 100 по 500 кило­грамм». [Следует отметить, что этот последний калибр был для той эпохи весьма значителен и предназ­начался для бомбардировки не во­инских частей, а городских соору­жений — Ж. С]

Болин, прекрасно знавший Ан­глию, где долгое время был кор­респондентом монархистской га­зеты «АВС», не терял времени да­ром. Ему даже и в голову не пришло отправиться в Лондон для закупки военных самолетов и пере­правки их в мятежную зону.

В какой бы дружбе он ни состоял с самыми реакционными кругами консерваторов, он знал, что ни одно ответственное английское правительство никогда не примет участия в авантюре, так явно нару­шающей элементарные законы ме­ждународного права.

Он понимал, что это упоминание об Англии сделано лишь для крас­ного словца, что консерваторы, не­навидящие Народный фронт, го­раздо хитрее. Они помогут генера­лу Франко иным путем.

Итак, вскочив в «Стремительный дракон», он мигом долетел до Лис­сабона, где дал подписать свой мандат генералу Санхурхо, верхов­ному главе военного мятежа, соби­равшемуся лететь в Памплону (ку­да он не попал, так как его самолет разбился при взлете и сгорел).

Санхурхо написал следующие слова на обратной стороне подпи­санного Франко мандата:

«Утверждаю данный генералом Франко мандат, генерал Санхурхо. Эсторил. 19-7-1936».

Затем Болин отправился в Биар­риц. Он сразу вступил в контакт с

140

Фрагмент республиканского плаката, разоблачающего военную интервенцию германского и итальянского фашизма в Испании.

графом де лос Андес, доверенным лицом короля Альфонса XIII. Пребывая в аристократическом из­гнании, последний поручил своим друзьям в Риме добиться, чтобы специальный посланец генерала Франко был принят Муссолини.

 

Расчеты Муссолини

 

Не зная Болина, Муссолини, имевший до сих пор прямые связи только с традиционалистами, ре­шил поручить посланца Франко своему зятю Чиано.

Тем временем генерал Мола 22 июля отправил в Рим трех ведущих монархистских деятелей и среди них депутата Гойкоэчеа, с которым Муссолини еще в 1934 году подпи­сал договор о военной и финансо­вой помощи.

Еще не зная, кто из них — Болин или Гойкоэчеа — имеет больший вес, Чиано оставил себе некоторое время для размышлений. 25 июля он согласился прішять Гойкоэчеа, предварительно поручив итальян­скому консулу в Танжере срочно повидать Франко и получить под­тверждение его просьбы. Через сутки подтверждение было получе­но, и Гойкоэчеа остался ни с чем.

27 июля Муссолини, решив, ка­кой ему линии придерживаться, со­общил через Чиано Луису Болину и маркизу де Виана, что немедлен­но передаст генералу Франко две­надцать бомбардировщиков типа «Савойя-81» — первую часть военной помощи, которая последует в ближайшие дни.

Он сделал выбор между генера­лом Молой, топтавшимся в пяти­десяти километрах от Мадрида в горах Гвадаррамы с двадцатью тысячами человек, и генералом Франко, собравшим в Марокко со­рок пять тысяч наемников (легио­неров и марокканцев).

30 июля двенадцать бомбарди­ровщиков «Савойя-81», пилоти­руемые итальянскими военными

141

летчиками, одетыми в штатское, вылетели из Сардинии в Марокко под командованием майора Бономи. Однако не все достигли наме­ченной цели.

Один из них из-за недостатка го­рючего сделал вынужденную по­садку в Алжире, вблизи Орана, другой разбился недалеко от ма­рокканской границы, третий про­пал в Средиземном море с экипа­жем, вооружением и бомбами. Остальные девять самолетов при­землились в Мелилье, откуда на­правились в Тетуан. Луис Болин, прилетевший на борту одного из самолетов, тотчас представил гене­ралу Франко их экипажи.

Небольшая промашка, то есть вынужденная посадка в Алжире со­вершенно исправного итальянско­го бомбардировщика, пилотируе­мого офицером военно-воздушных сил, явно не совершающего турист­ского турне, была отнюдь не пре­дусмотрена программой.

Это неопровержимое доказа­тельство решения мятежных гене­ралов призвать на помощь ино­странные державы, чтобы выпра­вить свое пошатнувшееся положе­ние, в то же время явно свидетель­ствовало о намерении фашистской Италии вмешаться в конфликт, бы­вший до сих пор внутренним делом Испании.

Шум, поднятый в министерских канцеляриях Европы по поводу этой «оплошности», заставил Мус­солини некоторое время быть по­осторожнее. Вместо того чтобы по­сылать свои авиационные подраз­деления прямо на территорию ис­панских мятежников, он направлял их из Сардинии для проведения операций на Балеарские острова. Эти операции состояли в бомбар­дировке определенных объектов, после чего самолеты возвращались на свои базы.

В книге «Итальянские легионеры в Испанской гражданской войне» Хосе Луис Алькофар Насаес указы­вает, что во время попыток респу­бликанцев в августе 1936 года сно­ва овладеть городом Пальма на Мальорке «несколько итальянских гидросамолетов (19 и 20 августа), сбросив тонны бомб на суда, уча­ствовавшие в высадке, таинственно исчезли».

Тот же автор сообщает, что 28 августа, то есть после подписания Италией соглашения о невмеша­тельстве, первый из итальянских истребителей («Фиат»), выгружен­ных накануне на набережной в Пальме, поднялся над Балеарскими островами в то время, как италь­янский крейсер «Фиуме», стоявший в бухте на якоре, стал своего ро­да генеральным штабом мятеж­ного командования на острове.

Так началась интервенция фа­шистской Италии в гражданскую войну в Испании. С того дня она не прекращалась и за несколько не­дель достигла внушительных раз­меров.

К поставкам всевозможного ору­жия, прибывающим морским пу­тем в испанские порты на Атланти­ческом побережье, а также на само­летах с посадкой на аэродромах Сардинии и на Балеарских остро­вах (мятежники прочно укрепились в Пальме, на Мальорке, и в Ивисе), вскоре добавилась посылка регулярных войск с их высшим и низшим офицерским составом, переименованных для камуфляжа в Корпус добровольческих войск. Так был запущен военный механизм. Механизм, о котором граф Чиано саркастически отозвался в 1940 году, отвечая на вопрос о раз­мерах итальянского военного вме­шательства в испанские дела: «Фра­нко заверил нас, что если мы дадим ему двенадцать транспортных са­молетов и бомбардировщиков, он выиграет войну за несколько дней. Эти двенадцать машин преврати­лись в тысячу самолетов, шесть тысяч убитых и миллиарды лир». (Итальянские архивы.)

 

Гитлер опережает Муссолини

 

22 июля 1936 года Франко обра­тился к Германии с просьбой пре­доставить ему десять транс­портных самолетов. Возникает во­прос: почему транспортные само­леты, а не бомбардировщики? От­вет очень прост.

Именно в этот день, когда Фран­ко узнал, что испанский флот остался на две трети верным респу­блике, он пришел к заключению, что внушительная армия в 45 тысяч наемников, бывшая под его коман­дованием в Марокко, перепра­вляясь через Гибралтарский про­лив морским путем, будет подвер­гаться большой опасности.

Испанский военный флот дейст­вительно крейсировал в открытом море вдоль марокканских берегов, делая рискованным переправку франкистских войск из Сеуты в Кадис или Альхесирас.

Чтобы выйти из этого тупика, Франко должен был во что бы то ни стало создать «воздушный мост» над проливом для перебро­ски на другой берег достаточного количества марокканцев и легионе­ров и хотя бы минимума вооруже­ния.

Если бы ему удалось немедленно получить транспортные военные самолеты из Берлина и бомбарди­ровщики из Рима (бомбардиров­щики должны атаковать республи­канский флот и расчищать путь для морских караванов, у которых тогда был бы шанс пересечь пролив), в этом случае надежда превратить Южную Андалусию в укрепленный плацдарм, откуда он сможет фор­сированным маршем двинуться на Мадрид, уже не была бы утопией. Так оно затем и произошло.

Однако вначале этот план на­толкнулся в Берлине на оппозицию на Вильгельмштрассе (министер­ства иностранных дел, которое в то время возглавлял барон Нейрат).

142

Такую же позицию заняло и верховное командование вермахта.

Несмотря на полную предан­ность Гитлеру, немецкая диплома­тия вначале считала, что военная интервенция в Испанию несвоевре­менна, ибо воинственная акция вес­ной 1936 года (ремилитаризация левого берега Рейна) вызвала рез­кие протесты Парижа и Лондона.

Нейрат, как известно из доку­ментов секретного архива, считал со своей стороны, что следует вос­становить в этих двух странах до­верие «умеренных», утраченное по­сле этого нового нарушения Вер­сальского договора.

Глава немецкой дипломатии стремился осторожно вести ко­рабль среди подводных рифов, опасаясь вызвать новое возмуще­ние в Париже и Лондоне. И потому он передал просьбу Франко в воен­ное министерство с запиской, за­прещающей временно всякую от­правку боевой техники.

Военный министр Бломберг, че­ловек еще более нерешительный, посоветовался с начальником гене­рального штаба сухопутных войск Беком и адмиралом Редером, глав­нокомандующим военно-морского флота.

Последний ответил очень четко.

Желая избежать международных осложнений, он сказал, как извест­но из «Документов внешней поли­тики Германии (1918-1945)», — что «ни в коем случае не может допу­стить отправки ни боевой техники, ни военных частей, в которых Германия крайне нуждается сама».

Он назвал «противной интересам разумной немецкой политики» вся­кую попытку подобного рода и за­ключил, что, «начав это дело, не­возможно предвидеть, к чему оно может привести».

Бек высказал примерно такое же мнение, и Бломберг в свою очередь дал отрицательный ответ.

Словом, «начальники» вермахта, зная слабости своей армии и уже пережившие в марте 1936 года в связи с ремилитаризацией Рейн­ской области страх перед воз­можным вооруженным столкнове­нием с Францией и Великобрита­нией, ибо они не были уверены в его исходе, предпочитали воздер­жаться.

Дело закончилось бы отказом ге­нералу Франко, если бы он 22 июля из предосторожности не продубли­ровал свою просьбу к Гитлеру че­рез посредство главы местной ор­ганизации нацистской партии в Ис­панском Марокко А. Лангенхайма и И. Бернхардта — человека весьма могущественного, секретного аген­та Гитлера, работавшего под мар­кой владельца экспортно-импорт­ного общества.

Последний поддерживал пря­мую связь с Герингом, а через него со всей верхушкой нацистской пар­тии.

Утром 22 июля Франко пригла­сил Бернхардта и Лангенхайма в свой штаб в Тетуане.

Он поручил им передать его просьбу о военной помощи руко­водству нацистской партии, то есть лично Гитлеру.

В тот же вечер, в сопровождении офицера мятежной армии Франсиско Арранса, доверенного лица Франко, оба сообщника улетели на «Юнкерсе» в Берлин, куда прибыли лишь на другой день, задержав­шись из-за технической неполадки в Штутгарте.

Когда эта троица прибыла на ме­сто, обстановка казалась неблаго­приятной для успеха их миссии. Накануне как министерство ино­странных дел, так и военное мини­стерство уже отвергли просьбу Франко, переданную немецким во­енным атташе из Парижа.

Однако Бернхардт, знавший, ка­кое ограниченное влияние оказы­вают эти министерства на гене­ральную политику Третьего рейха, не придал этому значения.

Гитлер находился в Байрейте, где каждый год с благоговением присутствовал на фестивале музы­ки Вагнера. Но Бернхардту уда­лось добиться от него немедленной аудиенции.

В сопровождении Лангейхайма и Арранса, к которым присоедини­лось еще три берлинских высоко­поставленных члена заграничной организации (НСДАП), Бернхардт прибыл в Байрейт 25 июля.

Поздно ночью, после четырех ча­сов воплей «Валькирии», фюрер принял приехавших из Марокко эмиссаров.

На эту встречу Гитлер пригласил маршала авиации Германа Герин­га, военного министра Бломберга и таинственного адмирала Канариса, начальника управления развед­ки и контрразведки (абвера).

Отсутствие Нейрата не было слу­чайным; по мысли фюрера, это оз­начало, что хозяином немецкой внешней политики был не этот боязливый барон, а он сам. И он единовластно примет решение, как современный Вотан, вышедший из туманной дали древней Германии.

Имеющиеся у нас версии этого ночного разговора, решившего во­прос о вооруженном вмешатель­стве Третьего рейха в гражданскую войну в Испании, весьма разно­образны. Не входя в мелкие под­робности, остановимся на двух.

Согласно первой Геринг сразу высказался за интервенцию, а Гит­лер колебался.

В 1946 году, давая показания на процессе главных военных преступ­ников, Геринг — то ли из тщеславия, то ли желая показать себя бес­спорным лидером высокопоста­вленных нацистов, сидевших на скамье подсудимых перед международным трибуналом в Нюрнбер­ге, — приписал себе роль, которую он якобы сыграл десять лет назад в ту июльскую ночь, когда решался вопрос о военной интервенции.

«Важнейшая задача, — заявил он, — заключалась в том, чтобы любой

143

ценой перебросить войска Франко через пролив... Фюрер долго раз­мышлял. Я же настаивал, что сле­дует оказать помощь Франко по двум соображениям: во-первых, чтобы помешать новому продви­жению коммунизма в Европе; за­тем, чтобы испытать мою еще со­всем молодую авиацию и оценить ее технические качества в реальных боевых условиях».

Согласно другой версии маршал авиации, напротив, призывал к сдержанности, тогда как Гитлер решил вмешаться немедленно.

Как бы то ни было, но в тот ве­чер один человек, по-видимому, склонил чашу весов в сторону Франко. Человек этот был Канарис, как говорили, «дьявол во пло­ти», глава абвера, кончивший свои дни в апреле 1945 года на виселице, куда его отправили за заговор про­тив фюрера палачи гестапо.

Карл Хайнц Абсхаген в книге «Канарис-патриот и гражданин мира» пишет, что адмирал, давно поддерживавший дружеские отно­шения с генералом Франко, сказал, что это «человек, заслуживающий полного доверия», и что он питает к нему «большое уважение».

И Канарис добавил нарочито равнодушным тоном, как о незна­чительной подробности, что, по имеющимся у него сведениям, Мус­солини собирается послать Фран­ко самолеты.

Быть может, Гитлер, не любив­ший играть вторые роли, сразу бросился вперед, чтобы оспорить у дуче первое место в развертывании войны за гегемонию фашизма в Европе?

А может быть, тут сыграли свою роль и другие стратегические и эко­номические соображения, в частно­сти нехватка руды, в которой остро нуждалась как итальянская, так и германская военная промышлен­ность?

По-видимому, тут было всего понемногу.

Но так или иначе, а на рассвете 27 июля, когда Гитлер покинул свой ареопаг, решение было при­нято.

Фюрер согласился удовлетво­рить просьбу генерала Франко.

В тот же день собралась комис­сия в составе генерала Кейтеля (от военного министерства), Геринга (от нацистской партии) и адмирала Канариса (от абвера), чтобы изу­чить возможности вооруженного вмешательства.

Первым принятым ею решением была отправка двадцати «Юнкерсов-52» в Марокко, куда самолеты прибыли 28 июля, раньше итальян­ских бомбардировщиков «Савойя-81».

Вторым было решение сформи­ровать «туристскую группу» в со­ставе восьмидесяти пяти человек и пяти истребителей; их погрузили на корабль, бросивший якорь в Кадисе 5 августа.

Теперь, когда характер вмеша­тельства был ясно определен, все должно было пойти своим чере­дом.

В данном случае характер этого вмешательства требовал соблюде­ния определенной осторожности, надо было скрыть от общественно­го мнения посылку боевой техники и специалистов. Военные грузы вы­возились на торговых судах под чу­жим флагом.

В своей книге «Прелюдия к вой­не: международный резонанс на испанскую гражданскую войну» П. Ван дер Эш подчеркивает, что грузовые суда, уходившие из Гам­бурга и других немецких портов и выгружавшие оружие в разной закамуфлированной упаковке либо в портах Ла-Корунье и Кадисе, либо в Лиссабоне, прикрывались флага­ми самых разных наций.

На своем первом заседании 27 июля комиссия под председатель­ством Геринга решила также со­здать две коммерческие компании, которые должны были обеспечить военные и торговые перевозки в мятежную зону.

Эти две компании — «Хисма» и «Ровак» — играли весьма значитель­ную роль до самого конца войны в Испании.

«Хисма» — испанское образова­ние из начальных слов немецкого названия ("Hispano-Marokkanische Transport U. G. Tetuan-Sevilla").

У истоков этой компании стояла импортно-экспортная компания, созданная в Испанском Марокко нацистским агентом Бернхардтом и принадлежавшая ему.

Таким образом Бернхардт, быв­ший посредник в торговле сахаром из Гамбурга, которому пришлось спешно покинуть Германию после финансового скандала, в течение ряда лет успешно сочетал в Тетуане коммерческую и шпионскую деятельность.

Бернхардт привлек к своему вы­годному коммерческому делу ис­панца по имени Карранса. Объект их коммерческой деятельности не был случайным: они экспортирова­ли ценное сырье для немецкой промышленности.

Чтобы развернуть свое дело, Бернхардт и Карранса заручились мощной поддержкой, а именно ярого националиста генерала Кинделана, близкого друга Франко.

Когда принадлежащая Бернхардту компания была переимено­вана и стала называться «Хисма», его хозяин не растерялся и сохра­нил в ней за собой большую долю участия, но «патроном» «Хисмы» для всей территории мятежников стал генерал Шееле.

Посредник в торговле сахаром и мастер шпионажа был назначен уполномоченным советником, а его резиденцией и наблюда­тельным постом стала Севилья.

Компания «Ровак» — сокращен­ное наименование немецкой компа­нии "Rohstoffe und Waren Einkauf-gesellschaft'' — была создана в Бер­лине, подчинена контролю Германа

144

Геринга и стала его «де­лом».

Он добился для этой компании дотации в три миллиона марок — суммы немалой по тем време­нам — и поставил во главе ее Яквитца, высокопоставленного чиновни­ка нацистской партии, который старался как можно лучше завуа­лировать ее деятельность.

Однако с октября 1936 года главные разведывательные службы Европы были уже хорошо осведо­млены об истинной роли «Ровак».

Главной целью «Ровак» было сконцентрировать в своих руках всю внешнюю торговлю с мятеж­ной зоной Испании. Она выполня­ла роль своего рода пункта упра­вления, действовавшего с опреде­ленной избирательностью.

Впоследствии «Ровак» остановит свое внимание на испанской добы­вающей промышленности, после того как она в связи с военными не­удачами республиканцев попадет в руки франкистов.

В течение всей войны в Испании «Ровак» заключала на свое имя все частные сделки, которые немецкие промышленники и коммерсанты хотели заключить в мятежной зо­не, и передавала их «Хисме», став­шей ее единственным официаль­ным партнером.

Со своей стороны, «Хисма» со­бирала и передавала «Ровак» все запросы испанских компаний об участии в промышленных и ком­мерческих предприятиях гитлеров­ского Третьего рейха.

Таким образом, эти две компа­нии находились не только под кон­тролем нацистской партии, но и под ее управлением; весь их персо­нал тщательно отбирался из числа членов зарубежных организаций национал-социалистской партии.

Обе компании стали монополия­ми, которые облегчили проник­новение германского капитала в Испанию и его финансовое уча­стие.

 

Роль Португалии

 

Итало-германское вооруженное вмешательство в гражданскую войну в Испании сыграло столь ре­шающую роль, что даже изменило характер борьбы испанских респу­бликанцев. Начавшись как гра­жданская война, она переросла в войну национально-революцион­ную. Однако не следует при этом умалять значения вмешательства во внутренние дела Испании со стороны фашистской Португалии. Ее вмешательство осуществлялось в основном в четырех формах.

Первая, и самая важная из них, состояла в разрешении мятежни­кам с первых дней гражданской во­йны пользоваться сетью порту­гальских шоссейных и железных дорог, идущих вдоль испанской границы, для переброски войск и военных грузов с Северного фрон­та (где командовал генерал Мола) в Южную Андалусию, где находи­лись первые эшелоны экспедицион­ного корпуса (Иностранного ле­гиона и марокканцев), доста­вленные из Марокко и состоявшие под командованием Франко.

Таким образом, Франко и Мола, отрезанные друг от друга в течение первых четырех недель после нача­ла мятежа, могли поддерживать друг друга через Португалию.

Фашистская Португалия дала им возможность перегруппировать во­енные силы, которые они бросили в бой, не подвергая их опасности контратак республиканцев. Вы­игрыш во времени, в людях, в бое­вой технике, полученный мятежниками благодаря этому, был весьма значителен.

Генерал авиации Кинделан (франкист) сообщает следующие дополнительные подробности:

«Когда наши войска нуждались в боеприпасах (во время боев в райо­не Леона), мы получали их из По­ртугалии, страны, помогавшей нам с первых дней войны».

Более того, во время наступле­ния мятежников на Бадахос немец­кие бомбардировщики, участвовав­шие в операциях против республи­канских войск, взлетали с порту­гальских аэродромов.

Следует напомнить, что еще до июльского мятежа Португалия предоставляла мятежным генера­лам широкие возможности для подготовки их заговора.

Именно в Эсториле обосновался генерал Санхурхо, верховный гла­ва «движения», и именно с аэро­дрома, расположенного в сорока километрах от Лиссабона, вылетел он в мятежную зону, чтобы присту­пить к выполнению своих обязан­ностей. (Тот факт, что он погиб во время аварии при взлете самолета, нисколько не умаляет значения ак­ции, заранее одобренной диктато­ром Салазаром.)

С первых дней гражданской вой­ны все крупные португальские бан­ки, в том числе и знаменитый «Бан­ку ди Эспириту Санту», открыли неограниченные кредиты предста­вителям мятежников, разместив­шимся в большом лиссабонском отеле «Авис», превратившемся в официозное посольство мятежни­ков.

Вторая форма вмешательства Португалии в дела Испанской ре­спублики в то время ни для кого не была тайной. О ней были информи­рованы правительства всех стран.

Речь идет о предоставлении в распоряжение мятежников всех португальских портов для выгруз­ки боевой техники и военных спе­циалистов, посылаемых из Герма­нии. Это было грубым нарушением «нейтралитета», якобы провозгла­шенного правительством Салазара после его присоединения к согла­шению о невмешательстве.

Чтобы не привлекать внимание агентов европейских разведок, бы­ла придумана следующая уловка: немецкие суда ходили под ино­странными флагами и были снабжены

145

коносаментами, свидетель­ствующими, что их грузы предназ­начены для дальних стран.

Что касается третьей формы, то она заключалась в посылке из Вириате экспедиционного корпуса численностью в пятнадцать тысяч человек, состоявшего якобы из «добровольцев».

То была грубая и наивная ложь, ибо в таком полицейском государ­стве, как Португалия, эти «добро­вольцы» никогда бы не смогли пересечь испано-португальской границы без разрешения лиссабон­ского правительства.

И наконец, четвертая форма бы­ла не менее отвратительна, чем первые три. Она состояла в том, что мятежным властям просто-напросто выдавали беженцев (будь то военные или штатские), скры­вавшихся от белого террора и ис­кавших убежища в Португалии. 25 августа 1936 года лондонская газе­та «Ньюс кроникл» напечатала подробное сообщение, где говори­лось, что судьба, уготованная бе­женцам, не вызывает сомнения: их ожидает расстрел.

 

Решающий козырь

 

Таким образом, Франция оказа­лась перед лицом опасности воз­никновения на ее южных границах «третьего фронта», опасности, ко­торую, исходя из самой элементар­ной дипломатической и военной логики, следовало предотвратить. Против нее следовало бороться, как против смертельной угрозы.

Однако это новое, бросавшееся в глаза обстоятельство игнорирова­ли, даже попросту отрицали те, ко­го буквально ослепляли классовые интересы, побуждавшие их занять позицию, враждебную испанскому Народному фронту и благосклон­ную к фашистским державам.

Этот феномен, крайним выраже­нием которого впоследствии стала так называемая политика Петэна, обнаружил неспособность правых действенно реагировать на возмож­ность появления «третьего фронта».

Те самые политики, которые со­бирались «сотрудничать» с Гитле­ром и Муссолини, обвиняя сторон­ников уважения международного права в желании вовлечь Францию и Европу в идеологическую войну, цинично приписывали своим противникам роль, которую играли сами.

Нет ни одного серьезного иссле­дователя сегодня, который не пы­тался бы выяснить истоки этого ис­каженного истолкования ситуации.

В книге «Интернационализация гражданской войны в Испании», вышедшей в Испании в 1971году, испанский историк Фернандо Шварц Хирон, дипломат, долгое время работавший в испанском по­сольстве в Лондоне, после длительных изысканий в английских и испанских (франкистских) архивах писал:

«Если бы французское прави­тельство немедленно дало положи­тельный ответ на телеграмму ис­панского премьер-министра [Хосе Хираль 19 июля просил продать ему, в соответствии с действовав­шим франко-испанским торговым соглашением, современное ору­жие: самолеты, пушки, танки и т. д. — Ж. С],это помешало бы кон­солидации националистской воен­ной группировки и сделало бы не­возможным переброску [войск] че­рез [Гибралтарский] пролив с африканского побережья, что ли­шило бы мятежников, находящих­ся на Пиренейском полуострове, всякой возможности уцелеть... Гитлер и Муссолини оказали мя­тежникам немедленную помощь, они снабдили их необходимыми средствами для переброски войск через пролив, укрепления их власти в Андалусии, помогли подготовить «мадридскую колонну» и, наконец, бросить ее в наступление на испан­скую столицу».

И автор добавляет, что «благо­даря немедленной помощи, кото­рую получили националисты, они смогли... в течение нескольких ме­сяцев внушать всем, что они вот-вот возьмут Мадрид, ставший ми­фической целью первого года вой­ны».

Но далее (то ли вспоминая пре­жние восторги, то ли в поисках правды) испанский историк делает еще один вывод: «Националисты выиграли войну своими силами. Однако они достигли этого только благодаря тому, что их поддержа­ли Германия, Италия и Португа­лия. И еще благодаря одному чрезвычайно важному фактору: британской политике невмешательства и умиротворения».

Британской? Несомненно.

Но чтобы быть совершенно точным, ему следовало добавить: и французской.

Ибо если невмешательство, воз­никшее из «умиротворения», было в своей основе британским, то французское правительство приду­мало его формальное воплощение.

146

 

«Невмешательство»