II.2. «Человек – существо словесное, разумное и свободное»

«Человек есть существо разумное, свободное, словесное» (так определял природу человека Платон), а потому, когда нет соответствия хотя бы одному (а уж тем паче всем трем вместе) – это и не человек. Из этого тезиса не сложно вывести примитивную сентенцию: «То, что в утробе женщины – еще не обладает ни разумом, ни волей, ни словесностью, а потому не есть человек». Но из так понятого выражения Платона следует два непременных логических вывода:

а) Новорожденный младенец до определенного возраста не проявляет ни словесности, ни разумности, ни свободы воли. Т.е. по отношению к процитированной «формуле человека» новорожденный ничем не отличается от младенца на перинатальной стадии развития. А значит – он тоже не человек и его жизнь может безнаказанно обрываться по прихоти тех, кто возомнили себя «словесными, разумными, свободными».

б) Субъект, с тяжелыми повреждениями психических и умственных способностей – «не человек», а потому подлежат уничтожению.

Но означает ли сказанное выше, что Платон был не прав? – Часто современные люди читают тексты философов-идеалистов, а понимают их в эмпирическом ключе. Платон был идеалистом! А значит, для него перечисленные им понятия имели не эмпирический, а так сказать, фундаментально-идеалистический смысл. А поэтому человек с момента зачатия соответствует тому, что сказано у Платона, ведь зачинается он как «существо разумное, свободное, словесное». Человек не зачинается как животное, которое потом станет человеком. Человек зачинается как человек. А значит все свойства, перечисленные выше, в нем уже находятся, даже если эмпирически не проявляются. С точки зрения генетической – отцы Церкви вкупе с Платоном безусловно правы, потому что в геном человека еще в первые секунды его зачатия заложены не только физические параметры (вплоть до расцветки волос и радужной оболочки глаз), но и умственные способности: склонность к математике или к музыке со временем лишь проявляется, а генетически они уже заложены в нем. С другой стороны, если читать это идеалистическое определение в несвойственном ему контексте эмпирического мышления, то мы придет к бесчеловечным результатам.

В постмодернизме принято вырывать текст из его родного контекста и называть это «деконструкцией». Учители этой деконструкции – Лиотару, Деррида и Фуко (кстати, Деррида и Фуко страдали серьезными психическими заболеваниями и, как и Ницше, закончили свои дни в полном безумии в соответствующих заведениях). Современные деконструкторы упиваются безумием умственно и психически больных людей. Удивительно ли, что современное общество накрыла лавина психических болезней?

II.3. Человек и его образ

«Если считать, что зачатый как свободное, разумное и словесное существо изначально обладает всей полнотой человеческого достоинства, то как быть с другой неотъемлемой чертой человека – образ, делающий его узнаваемым»?

Что обычно человек-обыватель понимает под словом «образ»? Чаще всего внешние черты образа, позволяющие нам отличать одного человека от другого, но и наличие каких-то общечеловеческих атрибутов (рук, носа, головы, ног, волос и т.д.). Но только ли такой смысл у слова «образ»?

а) Образ как «узнаваемость».

Именно образ (μορφή) выделяет вещь из общей массы безликой материи: Мы, скажем, отличаем «материал» от «изделия». К примеру, глина служит материалом для кирпича. Многие делают поспешный вывод, что глина – это «материя в чистом виде» (ὕλη), а вот кирпич – «изделие, обладающее образом» (μορφή).

Но дело в том, что чистой аморфной материи (ὕλη) нигде в мире не существует. Это как раз и есть абстрактная философская идея, обозначающая «материю саму по себе», которая в эмпирическом виде не дана. Даже кусок грязи под ногами имеет свою структуру («образ»), по которой он будет отделен в лабораторных условиях или в других условиях эксперимента от другого «похожего» куска грязи. Разве когда мы произносим слово «глина», мы не выделяем определенный «образ» (μορφή), по которому мы отличаем глину от песка или золы? Получается, что и у того, что мы ошибочно именуем «аморфной массой» в этом мире есть свой образ (μορφή). И даже то, что служит материалом для другого изделия (глина – для кирпича, кирпич – для здания), само по себе взятое имеет свой образ. Но в таком случае у зиготы есть тоже свой субстанциональный образ, который обозначается как «зигота человека».

Но если между глиной и кирпичом нет субстанциальной связи, образ кирпича придается глине искусственно, он не вырастает из самой глины как стадии ее развития, то формирование μορφή (начавшееся в зачатии и не прекращающееся, кстати, до самой смерти) есть внутренний единый цельный органический процесс: руки, ноги, волосы и т.д. буквально «вырастают» у человека из недр его самого. Поэтому глина и кирпич не обладают единством субъекта, а человек обладает единством персоны (субъекта): он всегда тождественен самому себе – с момента зачатия и до самой смерти.

б) «Образ человека» в значении прилагательного: «образ – чей?»

Попробуем узнаваемость повернуть наоборот и поставим философский вопрос: Волосы и борода и две ноги с двумя руками – это все чей образ? Ответ «человека» будет предполагать, что образ-идея человека предшествует собою описанным внешним очертаниям человека. Получается, что первоначально мы имеем образ-идею, из которой вырастает тот, или иной физический «образ-вид». А значит, не физический «образ-вид» предшествует «человеку» и делает последнего человеком, а наоборот – те, или иные внешние черты образа, принадлежа человеку, делают этот вид «образом человека».

Узнаваемость и принадлежность – два свойства образа. Как они применимы, скажем, к человеку на стадиях развития зиготного или эмбрионального?

Когда ученые под микроскопом разглядывают зиготу, они понимают, кому принадлежит эта зигота и могут выразиться так: «Это – стадия развития человеческого организма». Они понимают, что это не зигота кошки или собаки, но зигота человека. Это – его образ на самых ранних стадиях физического развития. Имеет ли право ученый, при учете всего сказанного, сказать, что перед нами «не человек, а аморфная масса»? – Нет, не имеет права, потому как в этой массе вполне узнаваем образ развития человека. Это такой же образ развития – как младенец есть образ развития относительно следующих за младенчеством стадий человеческого существования.

Зигота такой же образ человека на ранних стадиях его развития, как и младенец беззубый и бессловесный (только кричащий и плачущий) – вполне образ человека. Хотя в нем «многого не хватает». Но нам важно понять, что это «многое» все время восполняется не откуда то извне, а вырастает из него самого.

С «образом» человека обстоит так же, как и со «свободой, разумом и словесностью»: Образ – даже чисто внешний – дан человеку уже в момент его зачатия. Если генетик полезет в зиготу, он прочтет в ней буквально все об этом конкретном человеке (повторюсь, об этом человеке, а не о его родителях – о его родителях он не узнает ничего!): Он вычислит все – от расцветки волос и глаз, до наличия или отсутствия музыкальных, математических или художественных дарований. Что человек уже сделает с этими дарованиями – это вопрос, адресованный к его свободе, но наличие или отсутствие дарований (вкупе с внешними чертами) уже присутствуют в зачатом.

Таким образом «чисто научное» изучение феномена человека говорит нам о том, что он с самого зачатия есть человек, а его внешняя форма образа на ранних стадиях существования являет динамику, в которой мы узнаем развитие человека, а не «заготовки под человека».