На поле дхармы, на поле Куру ,

сошедшиеся, жаждущие битвы, мои [дети (или: воины)] и Пандавы что сделали, о Санджая?

В данном случае не слишком сложно предложить и изосиллабиче‑ский перевод, передающий к тому же синтаксическое строение (довольно простое) этой строфы:

В поле дхармы, в поле Куру¹⁰

Вышедшие для сраженья, мои дети и Пандавы

Что содеяли, Санджая?

В качестве еще одного примера рассмотрим первую строфу обрамляющего сюжета первой книги «Панчатантры»:

Vardhamano mahasnehah

simha‑govrsayor vane pisunenatilubdhena

Jambukena vinasitah

Буквальный перевод:  

Возраставшая великая любовь льва и быка в лесу клеветником алчным

шакалом [была] уничтожена.

А.Я. Сыркин предлагает такой перевод [Панчатантра/Сыркин, 1972, с. 29]:

Сдружился лев с быком в лесу, и их привязанность росла, но подлый клеветник шакал

Друзей навеки разлучил.

Можно предложить и несколько иной перевод, который будет чуть ближе к оригиналу и менее монотонен ритмически:

В лесу дружили бык и лев,

Крепла их дружба верная, но алчный клеветник шакал

Навек ту дружбу погубил.

Однако оба приведенных перевода не передают синтаксическую структуру подлинника. В оригинале санскритская строфа –это не три сложносочиненных предложения, а всего лишь одно и достаточно простое. Вот как можно было бы передать это по‑русски:

Большую дружбу льва с быком, в лесу произраставшую, своекорыстной клеветой

шакал‑мерзавец погубил.

Как видим, в двух приведенных случаях содержание «эпических шлок» удается передать в изосиллабическом русском переводе почти без смысловых потерь.

Вот еще две строфы из «Бхагавадгиты», которые также поддаются изосиллабическому переложению на русский без больших семантических потерь.

«Бхагавадгита» Х.8:

Aham sarvasya prabhavo

Mattah sarvam pravartate iti matva bhaj ante mam

budha bhava‑samanvitah

Буквальный перевод:  

Я– всего источник,

От меня (или: из меня) все зачинается; понимая (или: зная) это, поклоняются мне

мудрые, наделенные чувством (или: пониманием)¹¹.

Изосгтлабический перевод  :

Я – мироздания исток,

Мною все зачинается; истинно знающие, мне

Мудрые поклоняются.

«Бхагавадгита» XI.8:

Na tu mam saksyase drastum anenai’va svacaksusa divyam dadami te caksuh

Pasya me yogam aisvaram

Буквальный перевод  :

Не сможешь ты меня увидеть

этим своим [обычным] зрением (или: взором, глазом),

небесный (или: божественный) даю тебе взор (или: глаз) – увидь мою мощь божественную!

Изосиллабический перевод:  

Меня не сможешь ты узреть

Взором своим обыденным,

даю тебе небесный взор –

узри божественную мощь (или: мое могущество)! >

Однако далеко не все строфы данного размера поддаются йодобной трансформации в равносложные русские строфы. Во многих случаях смысловая наполненность этих тридцати двух слогов такова, что в русские тридцать два слога удается вместить лишь часть исходных смыслов. Впрочем, проблема изосиллабического перевода «эпических шлок» на русский‑ язык не только и не столько в этом, сколько в том, что русские четверостишия 8x4 пригодны, по‑видимому, для передачи не всякого содержания. Подобные четверостишия по‑русски неплохо звучат в качестве отдельных стихотворных сентенций (или цепочки сентенций), каковая роль им обычно отводится в «Панчатантре» и других «обрамленных повестях». Но на санскрите таким (в основном) размером написаны огромные тексты: «Махабхарата», «Рамаяна», пу‑раны и т.д. Вряд ли на русский можно было бы перевести эти тексты в их полном объеме, соблюдая принцип изосиллабичности. В качестве эксперимента можно было бы, наверное, поставить перед собой задачу перевести изосиллабически какой‑либо из фрагментов «Махабхара‑ты», скажем, «Бхагавадгиту» (700 строф) или «Повесть о Нале и Дама‑янти» (в критическом издании – 930 строф). Но для успеха такого эксперимента нужен незаурядный поэтический дар.

Для филологов более перспективным представляется путь, избранный П.А. Гринцером в его новом переводе «Рамаяны» [Рамаяна/Грин‑цер, 2002; Рамаяна/Гринцер, 2006]: перевод «эпической шлоки» прозой, но с разбивкой русского текста на отрезки, соответствующие «па‑дам» («четвертушкам» шлоки) в оригинале. Получающийся русский текст можно было бы назвать «строфическим верлибром».

Подобный подход оправдан еще и потому, что «эпическая шлока» в санскрите часто использовалась там и тогда, где и когда мы бы теперь применили именно прозу: например, для написания «научных» и дидактических текстов, а также для сочинения сюжетных повествований (вроде рассказа или повести). На санскрите повествовательная проза «среднего стиля» вообще получила слабое развитие – и «эпическая шлока» порой брала на себя те функции, которые в других традициях были бы поручены прозе.

IV

Строфы 8x4 получили широкое распространение, очевидно, лишь с поздневедического времени. Но уже в Ригведе самыми распространенными были строфы типа 11x4– «триштубх»¹³. В более поздние времена 11 ‑сложные размеры (строфы) также широко использовались, хотя, судя по всему, и уступали в популярности «эпической шлоке». В классическом санскрите (по крайней мере в произведениях типа «обрамленной повести») чаще всего встречаются три разновидности 11‑сложных строф:

Индраваджра –‑‑_w‑‑w w – w‑‑^x 4

Упендраваджра – w – w‑‑w w – w‑‑^x 4

Упаджати – то или иное сочетание двух предыдущих.

Как и в случае с «эпической шлокой», вряд ли имело бы смысл пытаться имитировать в русском переводе схему чередования долгих и кратких слогов в этих размерах. Но вполне имеет смысл воспроизводить в переводе соответствующие санскритские строки И‑сложными русскими строками, например пятистопным ямбом, размером вполне обычным для русской литературной традиции и предоставляющим широкие смысловые возможности. Как показывает опыт, содержание 11‑сложных санскритских строф обычно без особых сложностей «укладывается» в 11‑сложные русские строфы.

Вот несколько примеров из моего перевода «Испытания человека».

Рассказ № 13, строфа 19:

Bhramat pramadad api daiva‑yogan mabhQt satam dus{a‑janaih samajah; yad udbhavanam kila kilbisanam pranantiko vismarana‑prakarah.

Перевод   [ПП, 1999, с. 44]:

Случайно даже, даже по ошибке Не должно доброму со злым общаться: