Теодицея в христианстве: мы живем в лучшем из миров

Мне все же кажется, что для современного западного читателя самым интересным в истории Иова является не ее трактовка в иудаизме, а та интерпретация, которую она получила в христианстве. Из независимого, мыслящего и ищущего высшей справедливости ветхозаветного персонажа Иов превратился в очередного мученика. Это особенно хорошо видно на примере знаменитой проповеди Иоанна Златоуста, в которой с точки зрения служения Богу уравниваются добрые дела и страдания и обещаются «награды весьма большие, и за страдания не меньшие, чем за добрые дела, а иногда даже большие, чем за последние». Златоуст превратил спокойное библейское повествование в очень талантливый, но в то же самое время кошмарный и отталкивающий гимн человеческим мучениям. Никакой маркиз де Сад не смог бы упиваться мучениями так, как это делает Златоуст.

Вот что говорит Книга Иова:

«И отошел сатана от лица Господня и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его. И взял он себе черепицу, чтобы скоблить себя ею, и сел в пепел»

(Ив. 2:7–8).

А вот как изложил Иоанн Златоуст борьбу Иова с посланной дьяволом проказой:

«Почему очищал гной не руками, не пальцами? Для того чтобы такой способ попечения о язвах служил причиною большего мучения. <…> Он был собственным палачом, не разрывающим тела, а снимающим текущий гной, мертвой глиной соскабливающим живую грязь. <…> Тяжела была и потеря детей, но за этим великим несчастием следовало другое жесточайшее, и притом так, что он нимало не отдохнул. А именно: следовали источники червей, потоки гноя, сидение на гноище, зловоние ран, производившее новый вид голода, не давая возможности прикоснуться к бывшей перед глазами пище и причинявшее мучение, сильнейшее голода, и это в продолжение не двух, десяти, двадцати или ста дней, а в течение многих месяцев. Для скорбящих немалым ободрением служит пример Иова, раны праведника и гноище, славнейшее царского престола».

Христианская теодицея представляет собой огромную религиозно-философскую планету, на которой настоящей науке жить весьма неуютно, зато противоречиям и бесплодной схоластике — полное раздолье. С одной стороны, «яблоко от яблони недалеко падает» — согласно апостолу Павлу, Христос был и остался верным сыном своего грозного папы, бога-мстителя Яхве:

Леон Бонна. Иов. 1880

«В пламенеющем огне совершающего отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа, которые подвергнутся наказанию, вечной погибели, от лица Господа и от славы могущества Его»

(2Ф. 1:8–9).

С другой стороны, Христос — это Бог любви и рано или поздно добро должно победить зло. В последней книге Нового Завета, Откровении Иоанна Богослова, или Апокалипсисе, было обещано: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр. 21:4). Зло — это все, что противоречит характеру или воле Бога.

В IV–V вв. н. э. возник и укрепился негласный запрет сомневаться в существовании и благости бога-любви, который естественным образом совпал с окончательным разгромом язычества. С конца IV в. любые сомнения, что из Бога исходит только доброта, стали смертельно опасными и могли легко стоить жизни, что убедительно доказали своим собственным примером десятки тысяч язычников и еретиков. Теодицея стала просто побочным продуктом этого запрета, предостережением для потенциальных мыслепреступников.

Этот запрет продлился по меньшей мере двенадцать веков и полностью подчинил философию теологии, направив весь ее пыл на доказательство основных постулатов религиозного мировоззрения — бытия Бога и истинности Священного Писания, — и обсуждение догматов Церкви. Даже лучшие умы христианской эпохи, Ириней Лионский, Блаженный Августин, Иоанн Златоуст и Фома Аквинский, по моему личному убеждению, не были философами в полном, древнегреческом смысле этого слова. Не Аристотели они! Главная задача их творчества состояла не в попытке проникнуть в тайны окружающей действительности, а в обосновании незыблемости религиозной доктрины. Где сегодня их философское наследие?

Один из первых Отцов Церкви II в. н. э., неутомимый борец с гностицизмом и пионер теодицеи Ириней Лионский утверждал, что Бог создал лучший из всех возможных миров. Это утверждение стало краеугольным камнем всей христианской теодицеи и продолжает им оставаться и поныне. Такое утверждение совершенно неудивительно: разве Бог может сделать что-либо плохое или неправильно что-то создать?

Ириней обосновал свою мысль следующим образом: люди рождаются несовершенными и морально недоразвитыми, а Бог для окончательного созревания дал им свободную волю и необходимость морального выбора, предполагающую обязательный опыт зла и страданий. Смерть и страдания только выглядят как зло, но без них мы никогда не смогли бы познать Бога. Бог Иринея несет ответственность за существование зла, но не виноват в нем, так как зло формирует душу и приближает человека к божественному подобию. Естественно, что Бог никогда не оставляет человека без внимания и беспрестанно наблюдает за его духовным прогрессом. Тогда выходит, что это Бог несет ответственность за существование зла? Это Он принес его с собой? Так не лучше ли нам совсем отказаться от Бога и попросить Его забрать с собой не только все зло, но и смерть?

В работе «Беседы о дьяволе» (название-то какое!) Златоуст красочно проиллюстрировал взгляды Иринея:

«И врач не только тогда достоин хвалы, когда выводит больного в сады и луга, или в бани и купальни, или когда предлагает ему роскошный стол, но и когда заставляет его оставаться без пищи, мучит голодом и томит жаждой, когда приковывает к постели и дом делает темницей, занавешивает окна и лишает больного света, когда подвергает его и рассечению, и жжению, и предписывает горькие лекарства, — и тогда он тот же врач. Поэтому не странно ли — того, кто причиняет столько неприятностей, называть врачом, а Бога, если Он сделает одну такую неприятность, например наведет голод или смерть, хулить и не признавать Промыслителем вселенной?».

Да, Златоусту никак не откажешь в глубоком знании человеческой натуры и могучем публицистическом таланте. Живи он в наше время, наверняка стал бы лидером основополагающей политический партии левого толка (богатых Златоуст явно не любит) или даже президентом большой страны!

Ориген, видный религиозный философ и интерпретатор Библии, полностью разделял взгляды Иринея на Бога, морально недоразвитых людей и необходимость зла и страданий для формирования и излечения их душ. Ориген был, скорее всего, неисправимым романтиком: полагал, подчеркивая любовь и доброту Бога, что зло будет окончательно побеждено, а все души, даже очень злые, будут спасены и вернутся к Богу. Даже сам дьявол будет спасен! Я не такой романтик, как Ориген, но разделяю его желание спасти дьявола — без дьявола в раю явно будет скучно жить!

Блаженный Августин был согласен с Иринеем — Бог создал абсолютно совершенный мир — и тоже поддерживал мнение, что свободная воля рождает зло, которое необходимо для жизни человека. Тем не менее Августин принципиально расходился с Иринеем по вопросу о виновности Бога в существовании зла. Главная идея Августина заключалась в том, что зло не имеет собственной реальности: оно существует только как недостаток, отсутствие добра, примерно так же, как болезнь есть отсутствие здоровья. В самом Боге нет и не может быть зла, и Он его никогда не создавал. Естественное зло, как природные катастрофы, является работой падших ангелов-дьяволов, а вот все остальное зло пришло в мир через человека. Оно является справедливым наказанием за первородный грех.

Интересна уверенность Августина, что без Бога все, абсолютно все люди неизбежно выберут зло. Видно, он был не очень высокого мнения о своих современниках.

После смерти Августина, на протяжении восьми столетий (постарайтесь представить себе такой длинный промежуток времени — первым автомобилям немногим больше ста лет, не говоря уже о самолетах, которым еще меньше) вопрос богооправдания почти не поднимался: по-видимому, либо никто не сомневался в единоличном существовании Бога добра и любви, либо зло-дьявол куда-то убежало, чтобы можно было спокойно молиться и ни о чем плохом не думать.

Только в XIII веке теодицея получает новый толчок стараниями итальянского тео-лога и схоласта Фомы Аквинского, взгляды которого представляют некий симбиоз между взглядами Иринея и Августина. Фома считал, что зло не существует само по себе, зло — это коррупция благодати, результат злоупотребления свободной волей и появления греха, причем он делает упор не на первородном грехе, а на грехах помельче. Бог хоть и не хочет зла, но все же имеет моральное основание позволить ему существовать: без зла Вселенная была бы менее совершенна. Страдание позитивно, так как оно напоминает людям о зле и контрасте между землей и небом.

Такой подход вполне понятен — возвышенное и романтическое время первоначального христианства, время Иринея и Августина, давно кануло в лету, и никак нельзя было оставить человека без грехов. Разве безгрешный пойдет в церковь? Что касается разницы между землей и небом, то, скорее всего, Фома побывал на небе в командировке и потом поделился с нами своими впечатлениями.

Наступление эпохи Ренессанса, которую многие определяют как ностальгию по классической Античности, ничего в плане теодицеи не изменило. Бог как был, так и остался неприкасаемым, не имеющим ничего общего со злом — оно либо искусственно приуменьшалось, либо ставилось в вину грешному человеку.

Подобная позиция Церкви вполне понятна и логична: ни в коем случае нельзя было допустить, что у религии есть внутренние проблемы и в ней есть что критиковать. Последнее утверждение граничило бы с ересью и атеизмом. Не говоря уже о желании разобраться в причинах появления монотеизма или кощунственно усомниться в существовании единого Бога. В те далекие времена никто, абсолютно никто не говорил четко и ясно: «Бога не существует, Его нет». Людей подвергали длительному тюремному заключению или казнили за значительно более мелкие прегрешения против Церкви.

Философ Пико делла Мирандола любил христианского Бога, но за уважение к античным философам, каббале и пантеизму был объявлен еретиком и отравлен при таинственных обстоятельствах. Наш школьный друг Джордано Бруно считал себя мучеником за веру и надеялся на попадание в рай, но за отрицание ключевых католических доктрин его продержали в тюрьме почти восемь лет и затем сожгли на очищающем душу медленном огне. Очень показательно, что высшие иерархи католической церкви вновь подтвердили в 1942 и 2000 годах, что Бруно был осужден справедливо: обидел святую Церковь — вот его и наказали. Менее известный, но не менее талантливый философ Лючилио Ванини также не подвергал сомнению существование Бога, но имел несчастье первым заявить, что Вселенная управляется естественными законами, а люди произошли от обезьян. Церковь отнеслась к нему намного более милостиво, чем к Джордано Бруно: его не сожгли живьем, а просто сначала вырвали язык, потом удавили и сожгли на костре уже мертвого.

После таких назидательных примеров большинство людей чувствовали такой страх перед католической церковью, что даже и не думали подвергать сомнению ее догмы. Куда безопаснее было притвориться, что зла вообще нет, или на самом деле о нем забыть.

Тем не менее в рамках церкви всегда существовали некоторые разногласия по поводу происхождения зла и ответственности за него благого Бога, и эти разногласия еще более усилились во время Реформации — протестанты на то и протестанты, чтобы не соглашаться с католиками.

Мартин Лютер и Жан Кальвин оставили человеку грехи, но забрали у него свободную волю. Хоть зло и есть последствие грехопадения, но его невозможно избежать, так как все предопределено — Всемогущий Бог создал человека и определил то, каким он и весь мир должны быть. Все события и человеческие судьбы были заданы Богом заранее.

«Значит, твердо установлено — ты даже и сам подтвердил, — что мы все совершаем по необходимости, а не по свободной воле, потому что сила свободной воли — это ничто, она ничего не может, если нет Божьей благодати, она не способна ни на какое добро», — писал Мартин Лютер в «О рабстве воли».

Пока все более-менее в рамках классической христианской доктрины, но вот дальнейший крутой поворот оставил меня в полной растерянности: я-то по наивности полагал, что мы платим болезнями и смертью за наш первородный грех непослушания, а вдруг оказалось, что мы с самого начала были ни в чем не виноваты.

Падение человека — часть Божественного плана. Первородный грех был специально спровоцирован Богом, чтобы сделать любое наказание, которое Он захочет, оправданным. Так что Бог ответственен за все зло, как у Иринея, но обвинять Его в этом нельзя. В итоге Бог добра и любви превратился в злобного конспиратора, хорошо хоть, что Ему оставили могущество и всезнание.

Я так и не понял, в чем все же Бога можно обвинять, но сама по себе идея очень креативна и через четыре столетия была прекрасно изложена в бессмертной книге Джорджа Оруэлла «1984». Все должны быть виноваты, иначе совершенно невозможно управлять массами.

Вопросы существования Бога и Его нелегких отношениях со злом были снова подняты в Новое время, когда Бенедикт Спиноза выдвинул свою концепцию Бога: бесконечного, вечного и довольно странного. Этот Бог не всемогущ, не имеет сознания, божественных планов и к нему неприменимы категории добра или зла. Бог Спинозы пронизывает все материальное, и вне Него ничего не остается. От такого Бога ничего не зависит и молиться Ему абсурдно — это все равно что молиться самому себе, ведь человек — тоже часть Бога.

Спиноза стал первым мыслителем после Фомы Аквинского (прошло как-никак четыре столетия!), который так же глубоко погрузился в вопросы теодицеи. Настолько глубоко и серьезно, что даже написал «Письма о зле». В них он отрицает концепцию свободной воли. Свободен только тот, кто понимает, что свободной воли не существует, и что он действует согласно единственно возможной необходимости своей природы. Само собой разумеется, что если нет свободной воли, то нет и зла. Зла не существует — это только иллюзия, плод нашего невежества, ибо зло тоже Бог. Человек неспособен понять причины действий Бога и воспринимает их как зло, а на самом деле наш мир совершенен и является лучшим из всех возможных миров. Необходимо принимать зло и страдания, не мучая себя вопросами об их причинах: видеть зло — значит плохо видеть!

Еще со времен университетского курса философии мне нравятся мысли Спинозы по поводу божественного: не зря он заслужил титул «принца философии», такой до Спинозы был только у «принца этого мира» — дьявола. Смотрите, какой революционный букет: небожественное происхождение священного Писания, отрицание существования Богочеловека, Вознесения, посмертного спасения и свободной воли. И даже утверждение, что молиться Богу бесполезно — все равно не поможет. Единственное, в чем я со Спинозой категорически не согласен, так это с отрицанием существования зла: пока я изучал его работы, от рака крови умер трехлетний сын наших соседей.

Многие мыслители той эпохи не были столь радикальны, как Спиноза, и продолжали цепляться за религию в попытках доказать, что существование человечества — это не абсурдный и бессмысленный хаос, а в нем есть благородная и осмысленная цель. В процессе этого поиска единый Бог постепенно превращался из Бога-Большого брата, непрестанно наблюдающего за всеми и читающего мысли всех людей, в философского Бога-творца — наиболее совершенного существа, архитектора мироздания, причину и достаточное основание для всего сущего. Называется это деизм: Бог сотворил этот мир и дал нам моральный закон, но Он не принимает в дальнейшей судьбе этого мира никакого участия.

Одним из самых убежденных деистов был звезда немецкой естественной науки и философии Готфрид Лейбниц, который и придумал термин «теодицея» в 1710 году. Теодицея Лейбница, очень похожая на теодицею Спинозы, утверждает, что вечно отсутствующий Бог все же сумел создать совершенный и гармоничный мир. Наш мир потому самый лучший, что в нем сбалансированы все возможные блага, которые он в принципе может содержать, и достигнуто максимально возможное разнообразие.

Голод в Южном Судане

Бенедикт Спиноза утверждал, что видеть зло означает «плохо видеть»

А как же зло? Очень просто: без зла такого разнообразия в мире не было бы. Только такой мир, со злом, и входил в планы Бога. То, что нам по невежеству кажется злом, было допущено справедливым Богом с единственной целью достичь бóльшего добра. Только в таком мире мы достигаем максимальной добродетели, без зла мир был бы гораздо менее совершенен. Лейбниц даже утверждал в «Теодицее», что «Бог допустил зло, следовательно, он сотворил благо». Так что у Бога есть причина для всего: для землетрясений, чумы, слепоты от рождения, которые являются средством достижения Божественной цели, наказанием за вину и возможностью предотвращения бóльшего зла.

Лично мне теодицеи Спинозы и Лейбница совершенно не подходят. Во-первых, я уверен, что зло еще как существует, и предпочел бы жить не в добродетели, а в счастье. Во-вторых, меня не интересует, совершенен мир или нет, мне нужно, чтобы он был мне удобен и приятен. В-третьих, я вижу в теодицеях Спинозы и Лейбница большую этическую проблему: если зла не существует или есть безусловное благо, то никакая мораль не имеет смысла, так как добро не имеет никакого преимущества над злом. Хотя с этим последним утверждением я вполне мог бы ужиться: у меня давно есть большие сомнения по поводу существования универсальной морали, и каждый новый труп в телевизионных новостях эти сомнения увеличивает.

Демократическая Кампучия под руководством марксистского режима Пол Пота

По мнению Спинозы, зла не существует, оно только иллюзия

В эпоху Просвещения начался постепенный отход от мира религии к миру чисто светскому, воспевающему рационализм и свободолюбие, которое распространялось и на свободу жить без Бога. Многие философы и историки эпохи Просвещения сознательно отвергали Священное Писание, критиковали догматы Церкви и считали религиозные верования вредным суеверием. Другие искали аргументы в пользу возможности существования Бога и стремились примирить разум и веру. За несколько десятилетий Просвещения христианская вера сильно ослабла как политическая сила, потеряла свою интеллектуальную привлекательность для образованных слоев общества и уже никогда не сможет вернуть себе былую мощь.

Вольтер язвительно высмеивал теодицею Лейбница, говоря, что если Бог создал лучший из миров, то мы должны любить палача, который собирается нас казнить, и болезнь, которая нас убивает. Он писал с издевкой: «Если это лучший из возможных миров, то каковы же другие?».

Особенно ярким примером несовершенства мира ему казалось лиссабонское землетрясение 1775 года, которое он считал доказательством «жестокости Бога».

При всем моем глубочайшем уважении к Вольтеру, я не совсем согласен с таким выводом и предлагаю великодушно простить Богу погибших во время землетрясения и вместо этого припомнить Ему те десятки миллионов, которые погибли в XX веке на наших глазах.

Землетрясение в Непале

Лейбниц полагал, что бог создал лучший из миров

Тем не менее даже множество Вольтеров не смогли бы в одночасье изменить ситуацию — вплоть до Великой французской революции люди были настолько сильно опьянены Богом, что почти все политические и социальные концепции были пропитаны религиозными взглядами. Вряд ли можно ставить это кому-нибудь в вину: я же не обвиняю человечество в том, что оно на протяжении многих тысячелетий было слепо убеждено, что Земля плоская. Даже наиболее могучим умам было трудно справиться со страхом за самого себя: а вдруг Он все-таки есть и, утратив веру, мы потеряем вечную жизнь. Но как только влияние Церкви на умы ослабло, а опасность пострадать за свои убеждения резко уменьшилась, наступило сильное похмелье.

Немецкая классическая философия XVIII–XIX веков окончательно избавляется от Бога-Большого брата. Одни философы превращают Бога в абстрактный философский Абсолют, а другие полностью отвергают как понятие. Великие мозги и Священное Писание оказались по разные стороны баррикад.

Иммануил Кант писал, что все предыдущие варианты теодицеи были неудачны. Под теодицеей он понимал «защиту высшей мудрости создателя от иска, который предъявляет ей разум, исходя из того, что не все в мире целесообразно». Эту фразу можно интерпретировать двояко, как в случае стакана, который некоторые видят наполовину полным, а другие — наполовину пустым. Сторонники полноты наверняка сделают упор на «защите высшей мудрости создателя», а пустоты — на «иске, который предъявляет ей разум, исходя из того, что не все в мире целесообразно».

Кант выдвинул три возможных аргумента в защиту Бога.

Бог свят как законодатель. Зло видится нам злом только по нашим человеческим законам (странно, мне всегда казалось, что мы живем на земле по Его законам!), но с Высшей точки зрения злом не является. Бог не хотел зла и не творил его. Зло сотворили люди в силу ограниченности человеческой природы, особенно разума, а Бог просто допустил его существование.

Бог благ как правитель, ведь добра в мире все же больше, чем зла. А страдаем мы ради грядущей блаженной жизни, в которой будет еще больше добра.

Бог справедлив как судья, в чем мы убедимся позже, так как конец нашей земной жизни не является концом жизни вообще.