Глава 131. Я никогда вас не прощу

В воскресенье утром я оделся и пошёл на мессу.

Я опоздал на пять минут и сел в самом конце церкви. Я не хотел, чтобы кто-то меня заметил. Я просто хотел... успокоения. Чего-то знакомого. Чего-то ободряющего. Слова, писания, ритуалы мессы. Я ходил на мессу всю свою жизнь, и в ней было что-то успокаивающее. Ободряющее. Знакомое. Что-то, что помогало мне чувствовать, что всё будет хорошо.

Я поднял взгляд на Иисуса на большом распятии в алтаре. Почему-то, каким-то образом, он исправил всё это дело. Он нашёл способ за гранью распятия, смерти, видимого поражения, бессмысленности и жестокости того, что с ним сделали другие. Каким-то образом он нашёл способ превратить поражение в победу.

Конечно, я был не в одной категории с Иисусом. Даже не в одной вселенной. Но в его победе было что-то ободряющее, в том, как он одержал верх над своими врагами.

Но вместо того, чтобы обрести покой, я сидел в конце церкви, ссутулившись, молча рыдая от мысли, что Измаил должен быть со мной, сидеть рядом со мной на скамье. Он пропустил собрание своей молодёжной группы. Дети праздновали пришествие Христа, готовились к Рождеству. Он должен быть здесь со мной, участвовать в мессе, быть частью общества, делать то, что делал я в его возрасте. Он должен заводить друзей, изучать свою веру, образовывать связи со своей церковной семьёй. Он должен узнавать их, пока они узнают его. Он должен быть и узнающим, и узнаваемым, очередным кусочком в паззле веры, семьи, общества, жизни.

Ближе к концу мессы, во время того, как мы приветствовали соседей и обменивались «поцелуями мира», я выскользнул в фойе, чтобы люди не увидели, что я плакал, что я был не в состоянии присутствовать на мессе.

Я подошёл к входным дверям и посмотрел в окно на улицу и небо над головой, думая подождать достаточно, чтобы причаститься, прежде чем ускользнуть, чтобы не пришлось ни с кем разговаривать.

Позади меня открылась дверь в фойе.

– Ген?

Сестра Асеншен подошла с протянутыми руками.

– Почему ты здесь один? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Пожалуйста, заходи, – сказала она. – Пожалуйста, Ген.

Я покачал головой.

Дверь снова открылась, и показалась Келли. За ней вышла Анна, затем несколько других. Спустя минуту казалось, будто всё собрание решило, что не позволит мне ускользнуть молча.

Появилась даже мисс Стелла, и в тот момент, когда я ее увидел, у меня что-то закипело в крови.

– Вы! – произнёс я, указывая на неё.

– Генри, мне очень жаль...

– Прямо сейчас Изи должен быть здесь, но его нет из-за вас.

– Генри, сейчас я понимаю...

– Почему? – спросил я, голосом, полным недоумения, мой язык действовал на автопилоте, злость кипела. Мне хотелось кого-то обвинить, на ком-то сорваться, кого-то наказать. – Изи должен быть здесь, со мной. Он должен быть частью этой церкви, частью этой семьи, частью этого общества, но вы...

– Генри, я ошибалась. Теперь я это знаю.

– Ген, – с беспокойством сказала Анна, – месса продолжается. Тебе действительно не стоит...

– Да, ему стоит, – твёрдо ответила сестра Асеншен. – Обмениваясь поцелуями мира, мы говорим своему соседу, что прощаем его. Мы прощаем других, как Христос простил нас. Сейчас идеальное время, чтобы они во всём разобрались. Скажите ему, мисс Стелла.

– Сказать мне что? – спросил я.

Мисс Стелла облизнула губы, затем расправила плечи.

– Я ошибалась, Генри, – сказала она. Я видел, что это стоит ей огромных усилий. – Я ошибалась насчёт тебя. Я считала тебя таким, как мой брат, и если бы ты знал, что брат сделал со мной... ты бы не хотел, чтобы кто-то поступал так с ребёнком. Ты просто не захотел бы. Я знаю тебя, Генри, и знаю, что ты хороший человек, что ты не захотел бы, чтобы кто-то поступил так с ребёнком. И я думала, что все вы... вы... «гомосексуалы»... Я думала, что вы все такие, как мой брат. Что вы делаете всё это... с детьми. Но теперь я знаю, что ошибалась. Я ужасно ошибалась, Генри. И я не могу сейчас вернуться назад и исправить то, что сделала.

Я не хотел слышать ее слов. Не хотел пытаться понять её точку зрения. Мне было плевать на её причины, или на её мысли, или на её оправдания. Мне хотелось сорваться, ранить, навредить, пролить кровь.

– Я никогда не прощу вас за это, – поклялся я.

– Простишь, Ген, – сразу же сказала сестра Асеншен. – Со временем. Простишь.

– Это она разрывает семьи на части, не я.

– Она совершила ошибку, и в какой-то момент вам обоим нужно будет сесть и поговорить об этом, простить друг друга и забыть об этом. Я знаю, что ты не сделаешь этого прямо сейчас, и это нормально. Просто оставь дверь открытой.

– Я отказалась от своих показаний по твоему делу, Генри, – сказала мисс Стелла. – Судья Хузер живет через улицу от меня. Я пошла к нему домой и поговорила с ним сама. Я сказала ему, что ошибалась. Я не жду, что ты простишь меня прямо сейчас, Генри, но хочу, чтобы ты знал, что я пыталась исправить свою ошибку. Я пыталась, Генри. Пожалуйста, постарайся меня простить.

Злость, которая была такой внезапной и такой сильной, сейчас отступала. Казалось, я пришёл в чувства, понял, что месса ещё продолжается, и что сейчас не время и не место продолжать так себя вести. Я выставлял себя дураком.

– Пойдёмте обратно, – сказала сестра Асеншен. – И, Ген, пожалуйста, пойдём с нами. Ты – часть этой церкви и часть этой семьи, и мы знаем, что тебе больно, и хотим быть рядом с тобой, потому что так мы поступаем. Мы здесь поддерживаем друг друга. Хорошие времена, плохие времена, это не важно. Ты придёшь?

Я стоял, не в силах ни пошевелиться, ни что-либо сказать.

– Идём, – сказала Анна, беря меня за руку.

Глава 132. Это правда?

Пока я наливал себе чашку кофе, позже, в коридоре церкви, ко мне подошла мисс Джейн Статлер.

– Это правда, Ген? – спросила она, твёрдо держа свою трость между ступней.

– Что правда, мисс Джейн?

– Что ты гомосексуал. Что по-твоему я имею в виду?

– Ну...

– Да благословит тебя Бог, и это все, что я могу сказать. Как мне кажется, миру пригодилось бы ещё несколько гомосексуалов. Один из них стриг мне волосы много лет. Честно говоря, нам пригодилось бы больше таких людей.

– Что ж, спасибо, мисс Джейн.

– Сейчас есть такие парикмахеры! Я бы не позволила им подстричь гриву на осле, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к человеческой голове. И все эти женщины, которые ходят с четырнадцатью разными оттенками блонда и свисающими до носов локонами – идиотки, Ген. Я тебе говорю. Мир полон идиотов, я знаю. В моём классе много таких сидело за все годы. И если есть достаточно места для идиотов, есть место для тебя и всех остальных гомосексуалов, которые хотят жениться, воспитывать детей и всё остальное. Я считаю, это лучше, чем сбегать в Мемфис в какой-нибудь стриптиз-клуб. Я ошибаюсь? Это просто моё личное мнение, и я должна рассказать тебе историю о моей младшей сестре, Си-Си, если ты действительно хочешь понять. И, может быть, когда-нибудь пойму я. Но она была хорошей женщиной, и я не услышу ни единого слова против неё. Я считаю, что Бог не создаёт отбросы. Разве я ошибаюсь, Ген?

– Нет, мэм.

– И ты не отброс, Ген. Если спросишь меня – а никто не спрашивает, потому что я старая и бесполезная пенсионерка, и не испражнялась с четвёртого июля – но если ты меня спросишь, я считаю, что ты должен вернуть свою тощую задницу обратно туда и снова начать играть на мессе, как раньше. Без тебя всё не то, и это честнейшая правда, и я уверена, что не знаю и не хочу знать, почему тебя уволили, но считаю, что с некоторыми в этой церкви нужно хорошенько поговорить. А теперь скажи, где твой маленький дружок?

Я опустил глаза, ничего не говоря.

– Не переживай, – велела она. – К чему Господь привёл тебя, через то и проведёт. Если только, конечно, речь не о каком-нибудь толстом богатом ублюдке и ушке иголки, и этот толстый ублюдок никак не пройдёт через это ушко иголки, и это честнейшая правда, и это ясно, как день. Это та самая вдова Руби? Прости меня, Ген.

Мисс Джейн поспешно ушла.