Глава 107. Очень жаль насчёт этого

– Посмотри на конфеты, дядя Ген, – с гордостью сказал Измаил, поднимая пластмассовое ведёрко для конфет, чтобы я увидел.

– Ты хорошо справился, – признал я.

– И это всё моё.

– Ты должен дать немного мисс Дебби. Ты обещал.

– Хорошо.

Мы шли обратно в «Экономь всегда», походив час по магазинам и церквям в центре города. Вокруг моего грузовика на парковке собралась небольшая толпа.

– Давай ты пойдёшь и отдашь мисс Дебби её конфеты? – предложил я.

Он убежал.

Я не ожидал увидеть перед своим грузовиком шефа Калкинса. Я же просил Сэма не звонить ему.

Марк Фассберг тоже был там, делая снимки на камеру со вспышкой. Он уже выложил что-то на Фейсбук, потому что за последние двадцать минут я получил три звонка от людей, желающих узнать, какого чёрта происходит. Я не сидел на Фейсбуке; видимо, единственный во всём Бенде. Но каждый раз, когда что-то происходило, весь город узнавал об этом практически мгновенно.

– Мне очень жаль, Ген, – сказал Калкинс, увидев меня.

«Бьюсь об заклад, так и есть», – подумал я.

– У тебя есть идеи, кто мог это сделать? – спросил он.

Я улыбнулся.

Он тоже улыбнулся.

Сэм встал рядом со мной, будто я нуждался в защите.

– Во сколько ты сюда приехал? – спросил Фассберг, и я не мог понять, берёт ли он у меня интервью, или ему просто интересно.

– В четыре часа, – сказал я.

– И в котором часу обнаружил это?

– В шесть. Мы с Изи собрались идти за конфетами.

– Значит, это произошло между четырьмя и шестью?

– Должно быть. Я приехал сюда без надписи на лобовом стекле.

Калкинс наблюдал за этим разговором. Я повернулся посмотреть на него, спрашивая взглядом то, о чём, должно быть, думали все: «Где Рикки был с четырёх до шести, шеф?»

– Позор, – сказал Калкинс. – Порча частного имущества. Никогда не думал, что увижу такое в Бенде.

– Да, это позор, – сказал Фассберг. – Ген, у тебя есть идеи, кто мог это сделать?

– Даже не знаю, – сказал я. – Цвет такой же, какой использовали на «Тексако».

– В этом ты прав. Почерк тоже выглядит таким же.

– Наверное, заехали какие-то идиоты из Алабамы, – добавил я.

– Наверное, – согласился шеф Калкинс.

– Как я должен смывать это с лобового стекла?

– Придётся использовать растворитель, – сказал Сэм. – У меня есть немного в магазине.

– Может, я просто оставлю эту надпись, – сказал я.

– Ты не можешь ездить с этим на лобовом стекле, – воскликнул Сэм.

– Почему нет? Это ведь не городской секрет. Я педик. Большое дело, чёрт возьми.

Сэм был в ужасе.

Калкинс посмотрел на меня, нахмурившись.

– Если они хотели поставить меня в неловкое положение, думаю, им придется постараться немного сильнее.

– Не будь идиотом, – сказал Сэм. – Калкинс и его парни проведут расследование.

– Как провели расследование с «Тексако»? Как это закончилось?

Сэм замолчал.

– Все уже забыли об этом, разве нет? Так всё и работает. Просто не буди тигра. Не мешай кашу, если не хочешь сам облизать ложку.

– Мы докопаемся до сути этого дела, – пообещал Калкинс. – Но если ты не напишешь заявление, я ничего не смогу сделать.

– Я не буду писать заявление.

– Ген! – воскликнул Сэм.

– Какой смысл, Сэм? Это просто слово.

– С этим нужно бороться.

– Так Святой Пётр сказал Иисусу в Оливковом саду.

– Плевать. Ты должен бороться. Ты не можешь позволить людям поступать так с тобой.

Я покачал головой, отворачиваясь от него.

– Ген, какого чёрта? – требовательно произнёс он, хватая меня за руку.

– Я больше не могу бороться, – сказал я.

– Ты не можешь позволять людям поступать так с тобой.

– Они будут делать всё, что захотят, Сэм. Это решать не мне.

– Для этого у нас есть полиция.

– Удачи с этим.

– Мы напишем заявление, – сказал Сэм Калкинсу.

Я просто покачал головой.

Глава 108. И в этом смысл

– Я тебя не понимаю, – сказал в ту ночь Сэм, когда мы забрались в кровать. – Просто иногда я действительно совсем тебя не понимаю. Нисколечко, чёрт возьми.

– Переживёшь.

– Не корми меня этим чёртовым саркастичным дерьмом. Ты должен бороться с этим. Ты не можешь ездить по Бенду с надписью «ПЕДИК» на лобовом стекле. Какого хрена с тобой не так?

– Ничего, Сэм. В этом и смысл.

– Какой смысл?

– Со мной всё в порядке. Я не писал это на своём лобовом стекле. Это сделал кто-то другой. В том-то и дело. И если они думают, что это поставит меня в неловкое положение, то они ошибаются. Почему бы всем не увидеть, что они сделали? Кому какое дело, чёрт возьми?

– Это позор.

– Для города, может быть. Не для меня. Это сделал не я.

– Ты не в своём уме.

– Или, может быть, мне уже просто всё равно.

– Ты никогда не можешь постоять за себя.

– Полагаю, если бы мой отец был известным бизнесменом, я бы думал иначе.

– Не корми меня этим дерьмом.

– Что ж, смекни. Есть причина, по которой твои родители ходят в церковь Первого баптиста. Калкинс тоже туда ходит, как и его заместители и все, кто хоть что-то из себя представляет в этом городе. Они заботятся о своих, Сэм. Ты это знаешь.

– Это чушь собачья.

– Ты всё время так говоришь.

– Ты просто трус, который не хочет бороться за свои права.

– Может, у меня есть веские причины быть трусом.

– Например?

– Знаешь, кто ещё ходит в церковь Первого баптиста? Ох, верно. Судья, который будет решать, может Изи остаться со мной или нет. Судья, который будет решать, может ли мой брат жить со своей семьёй или отправится в приют. Если бы мы были членами церкви Первого баптиста, этой проблемы не было бы.

– Иногда ты кажешься мне слишком циничным.

– Я говорю так, как есть.

– А я не понимаю, какое отношение это имеет к тому, что ты будешь ездить по Бенду с надписью «ПЕДИК» на лобовом стекле.

– Мне кажется, что дело с «Тексако» расследовали бы чуть усерднее, если бы мистер Хасан оставил ту надпись и позволил всему миру её увидеть. Но он её убрал, и так история закончилась, и теперь все об этом забыли. Почему мы должны облегчать людям желание быть мудаками? Может, я на какое-то время оставлю надпись на своём грузовике. Может, я напомню порядочным жителям Винегар Бенда, что не все в этом городе такие приличные, как они думают.

– И что именно это даст? Почему бы не вести себя нормально и не написать заявление, как все остальные?

– Написать заявление на кого?

– У тебя есть права, Ген.

– Права не так много значат, когда тебе приходится зависеть от людей, которым не нравятся эти права. Ты видишь в этом городе ещё какого-то белого человека, который ждёт, пока судья вынесет личные, интимные решения о его жизни и о том, может ли его младший брат жить с ним или нет? Не видишь? Об этом я и говорю.

Он устало и шумно выдохнул и отвернулся ко мне спиной.

Глава 109. Что наверху?

– Можно туда подняться? – спросил Измаил, стоя с Бо у подножия лестницы.

– Конечно, – сказал я.

– Что там наверху?

– Немного старых вещей. Ванная. Пара спален. Сходи посмотри.

Он с подозрением посмотрел на лестницу.

Я убрал перекрытие с верхнего этажа, убрал вещи, которые составил на лестнице. Верхний этаж был открыт для дел; таким было сообщение.

– Ты уверен, дядя Ген? – спросил он.

– Конечно, – сказал я. – Иди. Если тебе понравится одна из комнат наверху, она будет твоей. Как насчёт этого?

– Правда?

– Правда. Там на стене висят фотографии твоей бабушки. Помнишь её?

Он пожал плечами.

– Сходи посмотри.

– Можно я возьму с собой Бо?

– Конечно.

Он тихо поднялся по лестнице, для уверенности бросая взгляд обратно на меня, сжимая в руках Бо.

На кухне, пока готовил ужин, я услышал его шаги по старому, скрипящему полу, и счастливый лай Бо.

Когда Сэм вернулся домой, он прошёл прямиком на кухню.

– Что происходит? – спросил он, полным беспокойства голосом.

– Ничего.

– Ничего?

Я пожал плечами.

– Ты открыл второй этаж?

Я кивнул.

– Почему, Ген?

– А почему нет?

– Там Изи.

– Я знаю.

Он подошёл к раковине, где стоял я.

– Всё хорошо?

– Всё в порядке, Сэм Рейкстроу. Я там проветриваю. Завтра поднимусь туда и уберусь. Если Изи захочет себе спальню наверху, мы ему это разрешим.

– И что стало тому причиной?

– Пришло время, вот и всё.

– Что это значит?

– Сейчас они не могут мне навредить. Я понял это несколько дней назад. Они не могут навредить мне больше, чем уже сделали. Я прошёл через самое худшее. Все остальное с этого момента идет под гору.

– Ты это серьёзно?

Я кивнул.

– Ты переворачиваешь страницу и двигаешься вперёд?

– Может быть, – ответил я.

– Значит, я могу получить обратно своего старого Гена?

– Ты никогда не получишь его обратно, Сэм. Но где-то внутри меня есть кое-кто достаточно похожий на него. Полагаю, тебе придётся свыкнуться.

– И я свыкнусь, – с улыбкой сказал он.

– А теперь оставь меня в покое. Мне нужно готовить.

– Не раньше, чем ты подаришь мне сладенького и позволишь поиграть с твоей птичкой.

– Боже, какой же ты похотливый паршивец.

Глава 110. Есть шанс

На ужин я запёк курицу. Сэм ненавидел это блюдо; я любил. Я положил в кастрюлю куриные грудки и овощи, вроде картошки и морковки, залил водой, добавил немного приправ и поставил в духовку на два часа. Когда блюдо приготовилось, мясо слезло с костей, овощи получились райские, а за бульон можно было умереть. Такое мама называла простой, честной едой.

– Нам нужно поговорить, Изи, – сказал я, пока мы доедали.

Он взглянул на меня, с беспокойством на лице.

Я посмотрел на Сэма, который ободряюще кивнул.

– Тебе может быть тяжело это понять, поэтому я хочу, чтобы ты выслушал меня, Изи, – сказал я. – Я разговаривал с дамой из ДСО. Помнишь мисс Дарлин?

Он кивнул.

– Перед Днём Благодарения у нас состоится слушание в суде.

– Что это такое?

– Мы пойдём поговорить с судьёй, и судья решит, можешь ты по-прежнему жить с нами или нет.

Он нахмурился.

– Дело в том, Изи, что я хочу, чтобы ты кое-что понял. Судья может не захотеть, чтобы ты оставался с нами.

– Почему?

– По многим причинам.

– Но мне здесь нравится.

– Я знаю. И нам нравится, что ты здесь, и мы хотим, чтобы ты остался, но судья может решить...

– Почему?

– Это сложно, Изи.

– Я сделал что-то плохое? Я могу быть лучшее.

– Дело не в тебе, милый.

– Я буду лучшее, дядя Ген. Обещаю.

– Дело не в тебе, Изи.

– Но я не хочу уходить.

– Изи, послушай дядю Гена, – сказал Сэм. – Послушай, что он хочет сказать.

– Но, дядя Сэм...

– Слушай, Изи.

Он вытер глаза, поворачиваясь ко мне с несчастным выражением лица.

– Изи, наверное, ты останешься с нами, – сказал я. – Хорошо? Не расстраивайся. Но есть шанс, что, может быть, судья решит, что тебе нужны мама и папа, а не я и дядя Сэм. Ты знаешь, чтобы у тебя были настоящие родители. Шанс маленький, но я хочу, чтобы ты понимал, что это может произойти. И если это произойдёт, я хочу, чтобы ты был хорошим мальчиком и поехал с ними, не создавая никаких проблем.

Он недоверчиво уставился на меня, и я почувствовал, как внутри у меня все сжалось.

– Я просто пытаюсь тебя подготовить...

Он перестал слушать.

Он вскочил на ноги и выбежал из дома со сдавленным криком.

Глава 111. Ты не понимаешь

На парковке церкви в воскресенье утром, я наблюдал, как Измаил идёт в приходской зал в воскресную школу. Я чувствовал себя таким же вялым и разбитым, какими казались его опущенные плечи.

Я прислонился к грузовику, думая, чем заниматься следующий час до мессы. Обычно я бы пошёл в церковь на репетицию хора. Теперь об этом не могло быть и речи. Я мог посидеть на уроке изучения Священного Писания, но не был большим фанатом Библии.

Пока я стоял на месте, чувствуя себя не в своей тарелке, через боковую дверь церкви, меньше чем в двадцати метрах от меня, вышла мисс Стела и направилась в мою сторону. Я бросил на неё достаточно долгий взгляд, чтобы посмотреть, кто это, а затем отвернулся и притворился, что не увидел её.

Её шаги замедлились. На мгновение.

Затем:

Цок, цок, цок, цок...

– Генри?

Я посмотрел на неё.

– Что это? – спросила она меня одновременно враждебным и шокированным голосом. Она смотрела на лобовое стекло моего грузовика.

Я пожал плечами.

– Конечно, я об этом слышала. Думала, может быть, ты это уже смыл.

Я ничего не сказал.

– Тебе не кажется, что это немного неуместно? – спросила она, обходя грузовик, чтобы встать передо мной.

– Всё так, как есть, – тихо сказал я.

– Ты не можешь это убрать?

– Мог бы, – сказал я.

– И? – её заметно трясло, у неё дрожали руки, и лицо от чего-то покраснело. От ярости? Стыда? Злости? – Мы можем помочь тебе это смыть, – сказала она натянутым голосом.

– Не стоит беспокоиться.

– Почему нет?

– Вот, что я вам скажу, – произнёс я, чувствуя себя безрассудным, – я недавно узнал, что мой племянник на самом деле мой брат. Его отцом на самом деле является его дедушка. Его мать на самом деле его старшая сестра. Полагаю, в данный момент, мало что может выбить меня из колеи, и это определённо не нарисованное краской слово на лобовом стекле. Должно быть, вы очень счастливы.

– Почему ты так говоришь?

– На фоне людей вроде меня, люди вроде вас выглядят хорошо, мисс Стелла.

– Что за вздор!

– Я так не думаю.

– Я тебя не понимаю.

– В этом мы можем согласиться.

– Стыдно видеть такое на нашей парковке.

– Должно быть, ещё более стыдно, когда хозяин этой машины и его рождённый в инцесте племянник-тире-младший брат входят в церковь, но что сделал бы Иисус?

Она выглядела взволнованной.

– Я тебя не ненавижу, что бы ты ни думал, Генри Гуд. Но есть правила...

– Сказал фарисей Саддукею.

– Я не фарисей.

– Правда?

– Просто потому, что ты любишь кого-то, не значит, что ты должен потворствовать его греховности.

– Что-то я не припомню, чтобы просил вас с чем-то мириться.

– Ты превращаешь это в наше дело.

– Я стоял здесь, занимался своими делами, а вы подошли и сделали это своим делом.

– Я тебе не нравлюсь.

– Это вы угадали.

– Я пытаюсь тебе помочь. Жаль, что ты этого не видишь.

– Вы пытаетесь помочь мне тем, что разрываете на части мою семью и стыдите меня за любовь к любимому мужчине и за верность с десятого класса? Так вы мне помогаете? Что именно вы помогаете мне делать? Жить в стыде? Ходить и притворяться, что я не тот, кто я есть, потому что люди вроде вас не могут с этим справиться? Единственный человек, которому вы пытаетесь помочь, это вы сами.

– Это просто смешно.

– Разве?

– Конечно.

– Забавно, что все эти разговоры сводятся к вам.

– Что это значит? – спросила она.

– Всё касается вас. Ваших чувств. Того, что вы считаете правильным и приемлемым, или того, какими считаете учения церкви, или того, как что следует делать, или того, как вы к чему относитесь. Никогда ни слова обо мне. Никогда ни слова о том, почему я такой, какой есть, почему я стал таким, что со мной происходит, каково однажды проснуться и понять, что ты не такой, как все. Довольно эгоистично, если хотите знать мое мнение. Вся эта душевная боль и печаль, и вы ни разу не потрудились спросить меня, что происходит. Как насчёт этого, мисс Стелла?

– Разговор не обо мне.

– Это всё о вас. Всегда так и было.

– Это чепуха.

– Некоторые сказали бы то же самое о гомофобии.

– Я не гомофобка.

– Продолжайте себя в этом убеждать.

– Я видела, что случилось с моим братом. Это я нашла его тело.

– Он мог бы этого не сделать, если бы в его жизни был тот, кто готов принять и любить его, несмотря ни на что – так, как все дети заслуживают быть любимыми и принятыми.

– Принять его извращения? Это твой ответ? Принять извращенцев? Поклониться им и позволить ходить по себе? Что дальше, Генри? Мы должны протянуть руку педофилам? Должны обнять их, любить и говорить, какие они замечательные, раз честно говорят, что им нравится насиловать детей?

– А я считал вас образованной женщиной.

Раздув ноздри, она прикусила язык.

– Вы считаете, что я насилую Сэма? – спросил я. – В этом дело? Он больше меня. Он старше меня. Он достиг возраста согласия. Вы считаете, что наши отношения каким-то образом похожи на то, как кто-то вроде моего отца пробирается ночью в комнату моей младшей сестры и трахает её до полусмерти? Потому что, если бы это было то же самое, я бы с вами согласился. Но это не так.

– Ты не понимаешь, – сказала она, печально и раздражённо качая головой.

– Нас таких двое.

– Я знаю, что сделал со мной мой брат, и будь я проклята, если позволю тебе сделать такое с кем-то другим. Всё это время мы говорим о тебе и твоих правах, но как же я и мои права? Кто заступится за людей вроде меня?

В припадке ярости она ушла прочь.

Глава 112. Не особо хорошо

В тот вечер мне позвонила мисс Бетси, сестра мистера Коттона. Коттон Пикл заболел пневмонией и попал в больницу.

– Тебе лучше приехать, Ген, – сказала она. – Он просит позвать тебя, и на этот раз всё не так уж хорошо.

– Он в Гилмор, в Эймори?

– Верно.

– Уверен, с ним все будет в порядке.

– Он устал, Ген. Всё не так, как в другие случаи.

– Я буду там минут через двадцать.

– Кто звонил? – спросил Сэм, когда я повесил трубку.

– Мистер Коттон в больнице.

– Тот старый извращенец, который написал диско-песню?

– Он мой друг. Не называй его так.

– Ну, он такой и есть.

– Я собираюсь его навестить. Можешь присмотреть за Изи?

– А папа римский католик?

– Многие из нас задаются этим вопросом.

Я оставил Сэма и Изи смотреть «Уолтонов» и поехал в Эймори, где находилась мемориальная больница Гилмор. Когда я увидел мистера Коттона на кровати, бледного, худощавого и решительно старого, я понял, что имела в виду его сестра.

Она поднялась на ноги.

– Спасибо, что пришёл. Не думаю, что осталось много времени.

– Вы в порядке?

– Конечно. Просто это немного неожиданно. Но зайди к нему. Он тебя любит, Ген. Он всегда говорил, что ты ему как сын. Так что иди к нему.

Я подошёл к кровати мистера Коттона, потянулся взять его за руку.

Его старые глаза открылись. Кажется, поначалу он меня не узнал.

– Ты пришёл, – наконец произнёс он измученным голосом.

– Как вы, мистер Коттон?

– Не особо хорошо, – просто ответил он, сжимая мою руку с той малой силой, которая у него осталась. – Ты всегда хорошо ко мне относился, Ген. Хотел бы я, чтобы ты был моим сыном.

Я не знал, что ответить.

– У Бетси есть для тебя письмо, – тихо произнёс он.

Он закрыл глаза и начал кашлять, в тревожащей манере. С минуту я с тревогой наблюдал, пока мисс Бетси пыталась помочь ему сесть и сплюнуть мокроту, которая захватила его лёгкие. Его кашель звучал громко, глухо, будто вырываясь со дна его души. Мисс Бетси нажала на кнопку вызова медсестры, с беспокойством на лице.

Когда медсестра поспешно вошла в палату, я вышел, чтобы подождать.

Через десять минут Коттон Пикл скончался.

Снаружи, на парковке, попрощавшись с мисс Бетси, я сел в свой маленький грузовик и с тяжёлым сердцем открыл письмо, которое она дала мне.

«Мой дорогой Ген,

Ты никогда не узнаешь, что значили для меня твоя дружба и доброта, и если ты читаешь это, то уже слишком поздно, чтобы я тебе рассказал. Просто знай, что в моём сердце всегда было особенное место для тебя. Поправка: в моём сердце всегда БУДЕТ особенное место. Даже если сейчас я жарюсь в адском пламени, я всё равно буду любить тебя и ценить воспоминания о тебе, не важно, одобряет ли это Человек Наверху.

Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, Ген. Я оставляю свой дом сестре Бетси, но свои песни оставляю тебе. Позаботься о них. Это единственные дети, которые у меня когда-либо были, и я люблю их всей душой и знаю, что в твоих руках они будут в безопасности. Но берегись адвокатов-кровососов. Они сотворят с авторскими отчислениями что-нибудь ужасное. Найди того адвоката, которому можешь доверять, и мои детки обеспечат тебе приличный доход. Обрати внимание на даты окончания срока действия авторских прав. Не позволь песням стать достоянием общественности.

Но больше всего, Ген, береги себя. Ты хороший малый. Верь в себя. Пиши больше песен. Будь счастлив. Верь.

Я надеюсь, ты будешь вспоминать меня с нежностью.

С большой любовью,

Коттон Пикл»