Изиде и Осирисе; не входя в рассмотрение отдельных видоизменений и осложняющих деталей этого мифа, мы попытаемся сориентироваться в его главных чертах.

У бога земли Кеба и богини неба Нур четверо детей: два сына Осирис и Сет, и две дочери, Изида и Нефтиза. Изида сделалась женой своего брата Осириса, Нефтиза – женою Сета. Осириса, который царствовал над землей, смертельно ненавидел его брат Сет, который и заманил его хитростью в короб и бросил в Нил. Сообщение Плутарха объясняет эту вражду Сета к Осирису тем, что Осирис жил, сам того не зная, с женою Оета, стало быть, своей собственной сестрой Нефтизой. Изида отправляется на поиски трупа супруга, находит его и скрывает в лесу. Сет обнаруживает труп брата и разрубает его на куски. Изида собирает раскиданные части и снова соединяет их; не хватает фаллоса, который проглотила морская рыба (как у Баты). Она заменяет недостающий член мертвого поддельным деревянным (дерево‑фаллос) и в память этого основывает идол фаллоса. С помощью своего сына, Горуса, который по позднейшим преданиям родился от Осириса только после смерти последнего, Изида мстит за убийство своего супруга и брата. Между Горусом и Сетом, которые первоначально сами были братьями,  разыгрывается ожесточенный бой, причем противники вырывают друг у друга в качестве дающих силу амулетов определенные части: Сет выбивает у противника глаз и проглатывает его, но сам теряет половые органы (кастрация), которые – по замечанию Шнайдера – первоначально Горус также, наверное, проглатывал. В конце концов, Сет вынужден снова отдать глаз, при помощи которого Горус оживляет мертвого Осириса, так что он может вступить властелином в царство мертвых.

Миф Осириса, разъяснением которого мы здесь не можем заняться, ясно показывает, что первоначально соперник действительно занимал место на брачном ложе и что его кастрирует ревнивый брат. Далее здесь подтверждается значение дерева как фаллоса и символика срубленного дерева (кастрация), так как Изида заменяет недостающий член, проглоченный, как и член Баты, рыбою, поддельным из дерева. Но и в символическом виде этот мотив встречается в мифе об Осирисе. На том месте, где покоятся смертные останки Осириса, вырастает тамариск, который король приказывает срубить, чтобы сделать из него столб. Изида, служащая при дворе, требует столб себе и оживляет разрубленный в куски труп Осириса, так что он снова приобретает способность к оплодотворению; она становится матерью ребенка с кривыми и бессильными ногами (символ кастрации), нового воплощения Исириса. Мы встречаем здесь, следовательно, снова кровосмесительное вторичное рождение от собственной матери, как у Баты, Аттиса и многих других, в качестве важнейшего мотива и приобретаем таким путем ключ к пониманию мотива оживления в сказке. Если отрезание головы символизирует “перенесенную вверх” кастрацию, то прикрепление головы к прежнему месту означает замену фаллоса, как в мифе об Осирисе; если оживление в немецкой сказке достигается поеданием корня, в египетской – при помощи лежащего в кедровом дереве  сердца, в мифе об Осирисе – проглатыванием вырванного глаза, то остаток первоначального мотива в битве Горуса – Сета показывает, что дело идет, собственно, о приобретении потерянных половых органов, при помощи которых возможно вторичное рождение от собственной матери и вместе с тем, победа над смертью.  Этим объясняется, что герой не только оживляет мертвого брата (как своего сына, то есть как самого себя), но и освобождает принцессу из подземного царства (символизируемого также драконом). Но мы знаем из аналитических наблюдений и мифических иллюстраций, что фантазия спасения всегда относится к матери и вправе поэтому считать и первое оживление героя кровосмесительным повторным рождением.

Это тем более позволительно, что как миф об Осирисе, так и сказка о Бате достаточно ясно показывает кровосмесительное значение полового объекта. Если мы перенесем это разъяснение на немецкую сказку, то мы поймем, что о матери братьев совсем и не может быть и речи, так как она скрыта за другим женским лицом рассказа; мы постигаем и добровольный отказ (мотив воздержания) от половых контактов, выражающийся в годовом воздержании, и в мотиве меча, положенного в брачной постели (symbolum castitatis *, с одной стороны, как отклонение кровосмешения, с другой стороны, как амбивалентное раскаяние после совершившегося убийства соперника (отец, брат). Но мать появляется в сказках не только в образе дарующей жизнь и страстно желаемого полового объекта, но и в виде ужасной богини смерти, которая погружает данное лицо в вечный сон (состояние подобное смерти победителя дракона: окаменению), и которую герой должен победить, как и другие злые силы. Потому‑то и приказывает Бата казнить свою мать и супругу после того, как она его снова родила, а в немецкой сказке сжигают ведьму после того, как она оживила окаменевшего брата.

Мы прерываем здесь разъяснение, которое в деталях можно было бы повести и далее**, и постараемся выяснить общую точку зрения для психологии мифотворчества. Для этой цели мы должны продолжать сведение мифических лиц к эгоцентрической фигуре создателя мифа.

Общепринятое объяснение размежевания мечом историческим обычаем сватовства и символически выполняемой брачной церемонией не разъясняет прежде всего данной специальной символики и должно, по‑видимому, уступить место мифическому пониманию, основы которого Райценштайн указал в свадебных обычаях диких народов Служащий в приведенных преданиях как symbolum castitatis  меч первоначально служит оплодотворению в виде дерева или палки, которую муж в первые три ночи, когда он воздерживается от полового сношения, кладет между собой и своей молодой женой. Не понимая причинной связи между половыми сношениями и зачатием, он в первые ночи уступает богу право первой ночи для чудесного оплодотворения; только после того, как оно по предположению свершилось, он позволяет себе половые отношения.

Кроме дальнейшего психологического разъяснения мы отказываемся и от всякой естественно‑мифологической интерпретации. Так, возможно, что город, предстающий в течение года то черным,  то красным  указывает на определенное положение солнца (или месяца), точно так же интересно, что для того, чтобы доставить корень для оживления солнечного героя требуется ровно 24 часа. Если еще обратить внимание на обратное положение головы при оживлении и ее правильную установку в полдень (когда солнце идет к уклону), то станет вероятной связь данных мотивов с явлениями природы Но эта связь отнюдь не исключает психологического смысла рассказа, последний необходим для понимания человечески замаскированного смысла рассказа и стимулов, создающих миф, которые не могут быть исчерпаны изображением явлений природы.

Нам должно броситься в глаза, что оба брата – близнецы, которые похожи не только физически друг на друга как две капли воды, но и в своих свойствах и атрибутах (у них те же животные, та же одежда и т.д.); их нельзя отличить и по имени, так что королева узнает своего мужа только по внешнему признаку. Если к чему‑либо подходит вполне и без остатка понятие удвоения, то именно к двум братьям, из которых один – точный двойник второго. С этим сведением двух братьев к одному лицу* терялся бы главный смысл рассказа, соперничество братьев из‑за общего объекта любви, если бы первоначально один брат не был старшим и не заменял для младшего отца, что еще яснее сказано в сказке о Бате (немецкая сказка в одном месте говорит о “младшем брате”, хотя в начале братья названы близнецами). Но и в немецкой сказке дракон, претендующий на принцессу, и старый король, не желающий выдать ее, символизируют собою отца, так же, как женщина, из‑за которой все время ведется борьба, замещает по нашему разъяснению мать. Оба предположения вполне подтверждаются вариантами сказки о братьях, эти варианты начинаются тем, что ревнивый король запирает свою дочь от мира, дочь все‑таки чудесным образом (кровосмесительное оплодотворение) беременеет и становится матерью братьев‑близне‑цов, которых она затем покидает; один из братьев женится потом как в вышеприведенной сказке, в лице дочери короля, на своей матери и наследует после смерти старого короля (отца) его царство.

В этих сказках происходит, стало быть, перенесение относящихся первоначально к отцу враждебных и ревнивых чувств на старшего брата (и на сестру вместо матери), эту замену в мифе об Осирисе можно проследить даже в двух поколениях**

В отдельных сказках этой группы действительно появляется только один брат. Ср., например: Scwedische Volksagen  (ubers. v. Oberleitner), S.58.

Миф об Осирисе показывает в самом своем развитии, как из первоначального убийцы брата герой становится его мстителем. Первоначально Тут вместе с Сетом является убийцей Осириса; позже в борьбе Горуса с Сетом он выступает как исцелитель и третейский

Это мифическое перенесение отражает один угол самой примитивной победы культуры; столь неравные ранее противники уравнены, и сказка о братьях‑близнецах заменяет собой миф об отце и сыне.

Но развитие, основывающееся на беспрерывном вытеснении этих примитивных чувств и стремлений, не останавливается при этой форме смягчения; оно создает еще другие замаскированные формы выражения, которые становятся для нас понятными на основании психологического разъяснения мотива двух братьев. На тесную связь саги о Зигфриде с нашими сказками указали уже в своих примечания братья Гримм*

Здесь мы напоминаем только, что Зигфрид покидает, как и герой сказки, спасенную от дракона девушку", но затем он, как и тот, пытается занять место соперника на брачном ложе. Гунтер, в конце концов прямо требует от него покорения чудесной девушки. Зигфрид также кладет обоюдоострый меч между собой и женщиной, но позорная смерть, которою он погибает, ясно говорит о том, что первоначально он действительно был счастливым соперником. Здесь только ослаблено кровное родство  соперников*"