Буквально, хотя речь и идет о близнецах.

давал другому дозорную службу. Когда маршал, подождавши некоторое время, пришел посмотреть и нашел всех в глубоком сне, он отсек охотнику голову, на руках снес принцессу с горы и вынудил ее дать обещание выдать его за победителя дракона. Но она вымолила у отца отсрочку на год и день, потому что она думала за это время что‑либо услышать о своем милом охотнике. На драконовой горе, между тем, проснулись звери, увидели, что принцессы нет, а их господин мертв, и начали искать виновного, виновным в концетконцов остался заяц. Заяц же избавился от наказания, доставивши в течение 24 часов корень, который снова вернул его господину жизнь. Но в поспешности ему посадили голову не так, как следует, “он, однако, этого не заметил, занятый печальными мыслями о принцессе, только в полдень, когда он захотел поесть, он заметил, что лицо его повернуто к спине, не мог понять в чем дело и спросил зверей, что было с ним во сне” Тут звери признаются ему во всем, голова ставится правильно, и охотник печально отправляется со своими животными по свету.

По истечении года он попадает в тот же город, на этот раз по случаю свадьбы принцессы увешанный флагами и знаменами. Охотник посылает к невесте послами своих зверей, пораженный король требует к себе их властелина и хозяина. Он появляется как раз в тот момент, когда выставляются семь драконовых голов, и приводит мнимого победителя дракона в смущение вопросом о недостающих языках; он сам показывает эти трофеи, платок и коралловое ожерелье принцессы и претендует на руку принцессы. Вероломного маршала колесуют, и принцесса становится женою охотника, охотник объявляется правителем государства. “Юный король приказал привести своего отца и приемного отца и осыпал их сокровищами. Он не забыл также и хозяина кабачка”'

Молодой король живет беспечально со своей женой и часто в сопровождении своих зверей выезжает на охоту Однажды он, охотясь в ближнем заколдованном лесу за белым оленем, теряет свою свиту, в конце‑концов, упускает

Но странным образом совершенно забыл брата.

и дичь, теряет дорогу и должен переночевать в лесу. К нему приближается ведьма, бросающая ему, подтем предлогом, что боится его зверей, прут; и звери и король, прикоснувшись к нему, превращаются в камень (смертный сон).

В это время в королевство случайно приходит второй брат, блуждавший до тех пор со своими зверями без дела; по ножу в дереве он узнает, что с его братом случилось большое несчастье, но что его еще можно спасти. В городе из‑за большого сходства его принимают за короля и опечаленная королева радостно встречает его как своего супруга. Он играет навязанную ему роль в надежде спасти таким путем брата, только вечером, ложась на королевскую постель, он кладет между собой и молодой королевой меч; королева не осмеливается спросить его о значении этой непривычной церемонии (мотив воздержания).

По прошествии нескольких дней он попадает в заколдованный лес, с ним происходит то же, что и с братом, с той разницей, что он знает, как обращаться со старой ведьмой, и принуждает ее вновь оживить брата с его зверями (воскресение).  Братья‑близнецы сжигают ведьму, радостно обнимаются и рассказывают друг другу свою судьбу. Но когда один узнает, что брат его спал рядом с королевой, охваченный ревностью, он отсекает ему голову и сейчас же сожалеет о том, что так отплатил своему спасителю. Заяц снова приносит корень жизни, с помощью которого мертвый оживает, а рана исцеляется.

После этого братья снова расстаются, но решают войти в город с разных сторон в одно и то же время. Старый король спрашивает свою дочь, кто же ее настоящий супруг, но и она не может его сначала узнать, правильный путь ей указывает коралловое ожерелье, которое она дала его зверям. Вечером, когда молодой король идет в опочивальню, жена спрашивает его, зачем в предыдущие ночи он клал всегда в постель меч. Тут он узнал, как верен был его брат.

Если спросить наивного слушателя о смысле этой сказки, то он без промедления увидит в благородной, готовой на всяческие жертвы братской любви ясную тенденцию рассказа. Но и он не может не заметить, что этот главный мотив переплетается с целым рядом приключений, более или менее слабо связанных с основной тенденцией, что, далее, простая мораль истории обставлена очень сложным аппаратом, и что, наконец, сквозь мораль часто прорываются далеко не этичные мотивы. Некоторые из этих особенностей – черты чудесного, повторение отдельных деталей, сплетение различных мотивов и т.д. – могут быть ничего не значащим результатом той страсти к сочинительству, которая, без сомнения, играла известную роль в развитии сказочного материала; остается все же ряд типичных основных мотивов, идущих из мифического времени, когда рассказ достаточно часто имел совсем другой смысл и тенденцию, для нас совершенно чуждую. Сказка в ее теперешнем виде не является чем‑то первоначальным, но вместе с тем, и не единообразным; она не может быть, поэтому, разъяснена сразу во всей своей целостности, не может быть строка за строкой сведена к бессознательному смыслу, она неизбежно приобрела ту форму, в которой мы ее получили, и если мы проследим ход ее развития, то скорее всего узнаем, в чем собственно ее значение и причина тех изменений, которым она подвергалась в течение времени. В силу этой сложности переданного нам мифического образа, мы можем предпринять разъяснение  только по отдельным мотивам  и должны разложить данную сказку, точно так же, как мы это делаем со сновидением, на отдельные элементы.

В данной сказке легко отделить помещенный в центре рассказ – освобождение предназначенной в жертву чудовищу девушки и женитьбу на ней ее смелого спасителя (мотив спасения)  – от предварительной истории и связанного с последней заключения; в двух последних частях содержится, собственно, братский мотив.

В истории двух брошенных отцом близнецов (мотив отвержения)  есть опять‑таки свое введение в рассказ о двух совершено разных братьях предыдущего поколения, в которых сначала можно усмотреть удвоение одного героя‑близнеца. Но более глубокий анализ различает в них, по известной схеме мифа о рождении героя, расщепление образа отца; “злой отец” делается ответственным за оставленных в лесу детей, тогда как “добрый отец" допускает его*, хотя и неохотно, и в течение рассказа снова появляется в виде охотника, нежно воспитывающего мальчиков, но в конце концов, все‑таки отсылающего их (мотив отвержения).  В прямом и неприкрытом изложении введение в сказку гласило бы, что отец, воспитав своих детей и подготовив их для жизни, заставляет их покинуть отцовский дом**

С этим отвержением сыновей***, брошенных в жестокой действительности, начинается собственно история приключений героев: неизбежная разлука братьев (мотив разлуки) и взаимная клятва в верности на блестящем ноже; значение последнего мотива выяснится позже.

Затем следует особое развитие совершенно самостоятельного мотива борьбы с драконом  и освобождения девушки; этот мотив мы встречаем в качестве типичного элемента в мифологии различных народов. Мы вправе, поэтому, сначала рассматривать эпизод спасения, оставив в стороне братский мотив – тем более, что брат там совершенно не участвует – чтобы выяснить некоторые особенности создания сказки. Если читать подробное изображение девической жертвы с известной склонностью к психологическому пониманию, то трудно не рассмотреть его чисто чело‑

Мы не исследуем здесь введенный из другой темы мотив золота и “золотоносной” способности. Приносящая деньги птица в определенном смысле изображает собой также отца, а свойство сыновей “нести” золото – их материальную самостоятельность.

В начале сказки этот мотив оставленных отцом детей изображен еще совершенно неприкрыто, относительно приемного отца этот мотив превратился в свою противоположность, оба брата сами отказываются от питья и еды, пока охотник не разрешит им выйти в мир. Тогда старик говорит с радостью: “То, чего вы хотите, было моим собственным желанием "

Тайный смысл отвержения здесь, где мы не следим за историей рождения  героя, мы можем оставить вне рассмотрения, но укажем на то, что в других вариантах этой широко распространенной сказки имеется рассказ о мальчике, оставленном в корзине в воде,  а также на то, что в нашей сказке снова появляются звери‑помощники героического мифа; и здесь и там они репрезентируют родителей, с которыми дети обращаются в высшей степени бережно. На “водяное рождение” указывают и имена мальчиков Wasserpeter и Wasserpaul (Водяной Петер и Водяной Пауль) и т.п. След этого имеется и в нашей сказке в указании на то, что оба безымянных мальчика были похожи друг на друга “как две капли воды”

Веческого содержания. Вид города, торжественное шествие, сопровождающее невинную девушку в церковь, дабы предоставить ее там ее неизбежной судьбе – все это создает такое впечатление, как будто речь идет о свадьбе принцессы, которая в девственной стыдливости боится своего будущего мужа и в ожидании предстоящего таинственного события видит в нем только чудовище, грозящее ей уничтожением.

Одно место рассказа показывает, что это понимание жертвы’не совсем исчезло и из самой сказки, а именно, то место, когда принцесса “издали увидела высоко на драконовой горе охотника и решила, что это стоит и ждет ее дракон и не хотела подняться" Она отождествляет, стало быть, дракона с ее позднейшим женихом и мужем, правда, только ошибочно и случайно, но в этой ошибке мы видим отзвук глубокого психологического значения мотива. Мы можем доказать правильность нашего понимания при помощи параллельных преданий, в которых этот же мотив изложен в нашем смысле. В древней народной милеской сказке, сохраненной для нас римским поэтом Апулеем под заглавием Амур и Психея  оракул приказывает королю – отцу Психеи отвести ее в полном венчальном наряде  в торжественном шествии на гору и оставить ее там во власти дракона; “так присутствует Психея в слезах не на своей свадьбе, а на похоронах” (и в нашей сказке город сначала облечен в траур*

Но и здесь девушка не достается ужасному дракону, который совсем не показывается; она становится супругой Амура, самого бога любви, посещающего ее как невидимый муж каждую ночь, пока любопытная и подстрекаемая сестрами Психея не убеждается одною ночью против воли любовника в том, что рядом с ней покоится вместо предполагаемого чудовища прекрасный юноша, который теперь в наказание покидает ее. Эта сказка показывает со всей яс‑

Намеченный здесь мотив смерти  мы должны в данной связи оставить без внимания, хотя, конечно, у него есть и свое собственное значение. Частичное объяснение будет дано позже при разъяснении мотива воскресения из мертвых.

ностью, что при выдаче невинной девушки ужасному дракону сначала дело идет о свадьбе, которая в галлюцинациях боязливой девственницы представляется как ужасное изнасилование отвратительным чудовищем. Если дракон представляет собою вызывающую страх и отвращение животную сторону будущего мужа, то не подлежит сомнению, что в драконе символизируется именно половая сторона мужчины. Фаллическое значение дракона не затемняется для нас и тем, что здесь, как в других мифах, с течением времени ему в жертву приносятся все невинные девушки страны, далее мы покажем, что у него есть, даже должно быть еще другое значение, так как данное значение раскрывает только небольшую долю смысла сказки, но уже здесь мы подчеркиваем, что эти различные значения отнюдь не исключают друг друга, а до известной степени даже сходятся в одном пункте. Конец сцены также доказывает, что доминирующее значение в эпизоде с драконом имеет девственный страх перед выполнением полового акта; сцена кончается не действительной свадьбой, как следовало бы ожидать, а выпрошенным невестой годом отсрочки; в других вариантах герой добровольно принимает на себя этот год воздержания (мотив воздержания).  Только по истечении этого срока происходит свадьба, которая логически, как в сказке о Психее и Амуре, должна бы непосредственно следовать за первыми событиями; складывается такое впечатление, как будто бы отношение к половому акту, окрашенное наслаждением, так несовместимо с отношением, окрашенным страхом и отвращением, что их приходится разделить на две сцены, отделенные друг от друга и по времени, тогда как обычно они тесно связаны друг с другом. Более глубокое значение этой черты, так же, как всего введенного для ее обоснования эпизода с вероломным маршалом, может быть понято только после того, как мы выясним бессознательные основы собственно братского мотива, к анализу которого мы теперь переходим.

Наиболее нуждается в разъяснении последняя, особенно противоречивая часть сказки, связанная с братоубийством, так резко дисгармонирующим с тенденцией рассказа, эта же часть обещает ввести нас наиболее глубоко в бес‑

сознательные душевные основы всего мотива. Прежде чем прибегнуть к сравнению с менее видоизмененными вариантами того же мотива, мы попытаемся раскрыть смысл рассказа, применив к имеющемуся материалу наши основные положения. В супружеском замещении одного брата другим и в следующем за этим убийстве из ревности брата‑соперника мы узнаем, несмотря на сентиментальное ослабление, которому здесь подвергся этот мотив, примитивные черты первобытной любовной и душевной жизни, грубость и резкость которой искусственно прикрывает “счастливый конец” истории» Скверное вознаграждение, которое получает спаситель за избавление брата, заставляет предположить, что первоначально дело шло о враждебном отношении обоих братьев  и о вполне обоснованной ревности. Если мы не побоимся признать эти мощные аффекты ненависти братьев, возникшей из ревности, и необходимый отказ от удовлетворения этой ненависти в реальном мире основными стимулами Создания сказки, то для нас выяснится сразу и борьба с драконом и примыкающий к ней эпизод с вероломным маршалом в качестве видоизмененного удвоения тех же первоначальных мотивов, которые в сентиментальном ослаблении проявляются в конце сказки. Во всех трех сценах дело идет об удалении противника, который стремится отнять у брата‑победителя жизнь и невесту, чтобы занять его место на брачном ложе. Если же злой дракон и вероломный маршал представляют собою олицетворение ненавистного брата, вызывающего половую ревность, то мы понимаем теперь почему до битвы с драконом любимый брат расстается с товарищем (мотив разлуки)  и не появляется в двух следующих эпизодах: образ брата заменен драконом и маршалом, с гибелью которых устраняется и брат. Потому‑то и призывает юный король, обретя счастье, всех своих родственников, даже хозяина кабачка, и вознаграждает их, тогда как убитый брат вполне последовательно даже не упоминается. На то, что вероломный маршал олицетворяет ненавистную сторону "верного” брата, указывается и тем, что оба лица поставлены в то же положение по отношению к преуспевающему брату, например, в повторяющейся два раза сцене распознавания, когда героя отличают как собственника ожерелья и от маршала и от брата. Нет ничего странного и в том, что дракон замещает брата. Нечто подобное мы знаем из саги о Зигфриде,  где герой по наущению своего приемного отца Решка убивает его брата, появляющегося в образе дракона, и в дальнейшем развитии рассказа точно так же завладевает принцессой. Позже мы упомянем еще некоторые сходные черты саги о Зигфриде и нашей сказки. Поразительно только троекратное повторение одной и той же основной ситуации, причем все яснее выступает образ противника (дракон, маршал, брат) и варьируется все тот же мотив соперничества с братом из‑за обладания той же женщиной и устранения соперника.

Что этот мотив первоначально был, безусловно, центральным в рассказе, ясно показывает другой вариант той же сказки, во многих пунктах менее видоизмененный; этот вариант поможет нам понять и некоторые другие до сих пор непонятые мотивы. Этот вариант – так называемая самая старая сказка мировой литературы, приблизительно 2000 лет тому назад литературно зафиксированная египетская история братьев Анупа и Баты.  “У Анупа был дом и жена, тогда как его младший брат жил у него как сын” Однажды жена старшего брата пытается соблазнить младшего. Последний возмущенно отталкивает ее, ничего не говоря, однако, своему брату. Она клевещет на Бату, говоря, что он пытался изнасиловать ее. “Тогда старший брат разъярился, как пантера,  наточил свой нож  и взял его в руку”, чтобы предательски убить младшего брата, когда он вечером вернется домой. Но его предупреждают животные его стада (мотив зверей‑помощников'),  и он спасается бегством. “Его старший брат погнался за ним с ножом в руках”. Младший брат призывает Ра, бог приходит к нему на помощь и разделяет братьев водою, оба проводят ночь каждый на своем берегу. Когда восходит солнце, Бата защищается перед его лицом, рассказывает Анупу о вероломных пред‑