Почему все-таки «полнота», а не, допустим, «единство»? (отклик на статью С. А. Борчикова «истина единой философии»)

В этой краткой заметке я коснусь далеко не всех моментов заявленной в заголовке темы. Проводимая здесь апология интегрального понятия полноты требует гораздо более подробного и строгого анализа.

Надеюсь, однако, что и приведенные здесь соображения покажут интересующемуся читателю некоторые важные особенности «генезиса» разрабатываемой мною «интегральной теории»

1. Каждое философское понятие несет в себе, так сказать, культурно-историческое содержание. В нем осуществляется своего рода «объективный субъективизм» – резонанс субъективности мыслителя, осуществляющего это понятие, с объективностью коллективного восприятия, осуществляемой в целостности языка в данное историческое время.

Соответственно, общественно значимое философское понятие является устойчивым во времени и содержательным.

Однако такая привязка к историческому времени делает понятие статичным, ограничивающим возможности «прорыва» в новое историческое время.

Понятие, позволяющее преодолеть время, должно быть бессодержательным, абстрактным, первичным по отношению к времени и обладающим собственным временем.

Но при таком абстрактном подходе мы замыкаемся в чисто теоретических рассуждениях, теряем всякую возможность осуществления нашего фундаментального понятия в конкретной мировой данности.

Выход – в парадоксальном единении в нашем понятии абстрактной общности с конкретностью проявлений индивидуальных качеств отдельных вещей (сущностей).

Вот для такого парадоксального единения и вводится в «интегральной теории» понятие полноты.

Абстрактное, единясь с конкретным, оказывается как бы над ним, наша мысль – над берущимися ею предметами физического мира. При этом, однако, и предметы физического мира обладают, с определенной точки зрения, модусом полноты, обладают абстрактным «законом» своего существования.

2. Введение достаточно абстрактного понятия полноты позволяет (через абстрактность) ввести в обиход мыслителя самые разные сущности, в т.ч. психические (к которым естественно отнести саму возможность абстрагирования). Такая общность приложения свойственна математике. Соответственно, понятие полноты отражает «математические», количественные отношения в мире, дает возможность построения конкретных схем, показывающих значимые связи между различными сущностями (в т.ч. «схемы свободы», дающей возможность работы со свободными, полными сущностями).

Достигается инструментальность подхода, достигается возможность действительного осуществления философии в конкретной научной практике (особенно в информационную эпоху).

3. В отличие от фундаментальных, общих понятий традиционной философии (например, понятия «единства») понятие полноты является более широким; применение его к традиционным понятиям (например, «полнота единства») делает само это «единство» принципиально другим.

В полноте и только в полноте могут действительно единиться фундаментальные понятия традиционной философии.

Фундаментальные понятия традиционной философии, не будучи взяты в модусе полноты, в каждом конкретном случае обладают несколько меньшими «возможностями», чем понятие «просто полноты».

4. Но не надумано ли это понятие полноты, не является ли оно искусственным построением, сугубо теоретической попыткой собрать «всё в одном»?

Отбор определяющих «свойств» полноты сначала был, в основном, интуитивным, но потом все эти свойства многократно верифицировались через необходимость их наличия для построения адекватной картины мира (и через из самоутверждение по кольцу коммуникативного резонанса).

Можно, конечно, предложить и какое-то другое фундаментальное понятие, но в итоге все равно придется наделить его основными свойствами полноты.

5. Почему в традиционной философии обычно считается адекватным лишь один способ верификации – через практику на физическом уровне? Разве не является не менее убедительным способ верификации через практику на уровне нашей мысли – при допущении не меньшей реальности нашей мысли, чем реальность физических предметов? Ведь даже при традиционном подходе мысль предполагается безэнтропийной и, соответственно, устойчивой во времени. Не такая ли устойчивость является признаком «реальности»?

Отговорка, что мысль чересчур произвольна, чересчур свободна, снимается как раз при введении понятия полноты и, вместе с ней, представления о «схеме свободы», через которую определяются такие конструкции мысли, сведение к которым может означать вполне достаточную верификацию конкретного умопостроения.

(Этот вопрос я рассмотрю гораздо более подробно в моем будущем отклике на работу С.А.Борчикова «Жизнь и смерть с виртуальной точки зрения». В этом отклике, в частности, я буду оспаривать утверждение С.А.Борчикова о невозможности достаточно определенных, обоснованных суждений о том, что человека ожидает «после смерти». Думаю, что это вопрос не только и не столько религии, сколько общефилософский.)

6. Парадоксальное сведение двух моделей в единящей третьей модели возможно и адекватно тогда, когда обе единящиеся модели достигают собственной полноты.

«Интегральная теория» не просто отрицает «одномодельные» подходы, но и парадоксальным образом утверждает их на новом уровне. Без развитых традиционных теорий действительная интегральность невозможна. Без статики невозможна динамика, без развитого естественного языка – развитые искусственные языки.

«Перекос» в «интегральной теории» в сторону абстрактного, умозрительного в большой степени кажущийся; просто именно «абстрактная сторона» картины мира оказалась недостаточно выявленной в традиционной науке и философии. Необходимо было решительное изменение в самом способе мышления, необходим был выход за пределы всех известных традиционных подходов.

Мне, конечно, многократно ближе «мудрость», о которой говорит С.А.Борчиков, но для меня это возможно (если вообще возможно) только в будущем.

Мне, конечно, очень хотелось бы осуществлять тонкие анализы известных философских учений, но сделаю ли я это лучше, например, С.А.Борчикова или С.Л.Катречко?

Все-таки лучше заниматься своим делом.

7. Акцент на абстрактности понятия полноты, имеющийся в «интегральной теории», отвечает «нацеленности» на открытие принципиально нового.

В «интегральной теории» показывается, что абстрактное («логическое») «находится» в будущем, а конкретное («физическое») – в прошлом.

Соответственно, «метафизика», общетеоретическая мысль должна быть впереди «физики», обращенной к ставшему предметному миру. Именно абстрактность понятия полноты может обеспечить ведущую роль «метафизики» по отношению к наукам прикладного характера.

8. Для меня особенно важно осуществление философии за пределами самой философии. Может быть, для этого следует не столько пытаться найти отклик в среде профессиональных философов («бодался теленок с дубом»), сколько направить свое внимание на поиски таких приложений, которые будут востребованы практическими людьми, далекими не только от философии, но и от всякого непрофанического мышления вообще. Тем более, что «интегральная теория» такие возможности предоставляет.

Нет, и это не выход – прибавилось бы «снаружи», но убавилось бы «внутри».

Вот в чем, наверное, действительная мудрость – этически безупречно осуществить на практике принципиально новое в самом себе и в человеческом сообществе. Но иметь конкретной целью достижение такой мудрости, на мой взгляд, не следует.

5 ноября 2005г

Игорь ШАШКОВ