Двенадцать энергий, называемых Кали (во мн.ч.)

15.

Сриштикали

 

У истоков творения она остается дремлющей подобно огню, переносящему подношения. Именно она, прекрасная благодаря соприкосновению с Луной, наслаждается здесь, когда она обращается к высшему Сиянию. О вездесущий Бхайрава, эта твоя [Кали], именуемая производящей творение, которая соучаствует в двойном распространившемся свете огня и луны, пусть она всегда наслаждается в моих мыслях!

 

Состояние познающего субъекта (Огонь) является умиротворенным творением. Состояние объекта познания (Луна) это такая же прославляемая энергия.

Когда в полном экстазе мы открываем глаза, чтобы столкнуться со сферой объекта, наступает миг творения. Прежде дремлющая энергия в форме чистого Субъекта вспыхивает столь кратким, сколь и ярким сиянием и освещает объект. Такой контакт к тому же оттеняет сияние её славы. В таком случае энергия возвращается в себя саму, чистый Субъект, который заставляет блистать красоту зримого объекта. Следовательно, эта созидающая энергия связана со славным вдвойне появлением объекта, а затем Субъекта. Таким образом, она может резвиться в мышлении, в зависимости от того, скрывает ли она или открывает поочередно Луну и Огонь.

 

16.

Рактакали

 

В тот момент, когда объективный аспект был вызван вовне, Ты не испытывал крайней радости, но теперь Ты бурно участвуешь в окрашивании ^[426] Вселенной. Отныне пусть эта Твоя Богиня, принимающая цвет всех вещей, пусть наделяет меня желанием пить, когда всякий стыд исчез, красный ликер на пиршествах, предлагаемых [школой] Крама.

 

Предшествующая созидающая энергия не сопровождается ярким наслаждением настолько скоротечно появление мира. Если, напротив, органы чувств и средства познания устанавливаются в длительности, воспринимаемые постоянным образом вещи могут воздействовать на чувства своими чарами. Органы, эти «герои», не должны опасаться ни недоверия, ни неприятия, когда они оказываются в среде их собственных обожествленных энергий. На этом великом пиршестве они вкушают хмельное вино безгранично разнообразной Вселенной и с чьими всеми формами они жаждут сочетаться браком. Таким образом, храбрые и мужественные существа не отвергают предлагаемые им вещи, но удовольствие, которое они обнаруживают в них, по-настоящему заключается лишь в очень тонком вкусе «Я».

Вместо того чтобы перевести «предлагаемые Крамой» можно было бы сказать «произведенные в соответствии с крамой», а именно двойным движением интериорности и экстериорности, чтобы достичь совершенного уравнивания (крамамудрасамата), не переставая избегать временной активности, когда опыт кали (во мн. ч.) оказывается опытом последовательного развития (Крама), позволяющего превзойти время.

 

 

17.

Стхитинашашакти

Когда, чтобы прекратить внешнее колебание и пребывать в царстве тонкого Сознания, Ты развертываешь вещи в их недифференцированности – при том, что течение волн полностью успокоилось – в таком случае эта Твоя Богиня производит разрушение существования. Пусть она, о Вездесущий, разрушит ^[427] [также] полностью и навсегда для меня существование в перевоплощениях!

 

Не без парадокса Шива-Поглотитель разворачивает длительное существование, но лишенное колебаний и в его недифференцированном аспекте, в то время как его созидающая энергия кладет конец существованию, когда вещи покоятся недифференцированными в динамичном высшем Сознании (чити), этом царстве эффективности, где все подвергается процессу преображения. Мучительное становление это не более чем простое состояние сознания. Таким образом, единственный способ устранить сансару это открыть даже в этом становлении, каким образом здесь жить и поступать с этим. Сопровождаемое чередованием и возбуждением, существование представляет собой рабство. Освобожденное же от навязчивых чередований, оно не более чем сфера счастливого Сознания.

 

 

18.

Ямакали

 

Когда, по причине Твоей стремительности, Ты желаешь [все] умиротворить, поглощая Вселенную, Ты развертываешь предписание, а также запрет, рассматриваемые как горести сомнения, связанного с «Я». Таким образом, Ты порождаешь смертельное сомнение ^[428] , но заново Ты рассеиваешь сомнение. Пусть эта великая богиня целиком сотрет для меня страх перед существованием.

 

Мир и его грубые колебания исчезли, но дилемма у истоков тонких страхов, также как и фундаментальная неуверенность сохраняются. Одного сомнения достаточно, чтобы породить двойственность и тяготы становления.

Деятельность этой Кали, которая свертывает сомнение, а затем его рассеивает, имеет место, заметим, неописуемой (анакхья) области объекта и касается впечатлений, оставляемых на протяжении лет предписаниями и запретами священных книг в форме: «я должен или не должен делать то или другое». В таком случае открываются две возможности: или избегать сомнения, отталкивать его или тонуть в стерильной пустоте, поскольку сомнение не преодолено, или же вывести сомнение на поверхность, чтобы ясно осознать его и снова погрузить в него самого, где оно исчезает. Этот второй путь приводит, но не к пустоте, а к Парамашиве, абсолюту^[429].

 

 

19.

Самхаракали

 

Когда поток сомнений ^[430] иссяк, в тот же миг сияние (деятельности и познания) достигает своей полноты (в то время как) мирская деятельность исчезает, и также гаснет сияние, связанное с предписаниями трактатов. В таком случае, о Вездесущий ^[431] , эта (энергия), называемая Поглощающий, по природе стремящаяся поглотить со всех сторон бесконечный поток того, что служит объектом наслаждения, пусть изничтожит дифференцированный аспект, [остающийся еще] в моем сердце!

 

В момент, когда познание освобождается от неуверенности, оно сияет в своей славе. Зримые с вершин, последние различия между обычной деятельностью и самыми священными предписаниями, например, определяющими поведение ученика по отношению к учителю, теряют силу, поскольку одно и то же блаженство сопровождает и те, и другие.

 

 

20.

Мритьюкали

 

Когда божественные энергии таким образом в миг рассеяли сияние дифференцированного, существование обладающего сознанием Субъекта, который образует жизнь вносящих двойственность мыслей, озаряется ярким светом. Осознавая таким образом поглощающий аспект, пребывающий в его среде, пусть блаженная богиня – [это] подлинное существование, - рассеивающая смерть, одарит меня своей милостью!

 

При исчезновении наиболее могущественного из влияний, различия между добром и злом, познание устойчиво и ясно бьет ключом на уровне обожествленных органов, которые поглощают дифференцированное; и мы ускользаем от разрушительного времени и от горделивого субъекта, который создает представления о двойственности. В этом заключается озарение: обладающий сознанием Субъект открывает себя, отбрасывая вуаль двухполюсных мыслей, источником которых он является. Отныне его существование это лишь само Бытие недифференцированной энергии.

Обычное познание появляется здесь как смерть (мритью), которую не следует путать с яма из стиха 18.

 

 

21–22.

Рудракали

 

Таким образом под влиянием распространения Твоего собственного сияния, эти три твоих энергии постепенно достигают области шестиричного цикла и, в соответствии с [этой] предписанной последовательностью, они в процессе проявления устанавливают варьирующуюся модальность становления ^[432] . Пусть мое сердце, чуждое любому страху, будет непреодолимо направляемо к этим божественным [энергиям].

Она ^[433] замораживает состояние, предопределяющее различные колебания, связанные со страхом перед становлением. Именно она производит сладостное состояние плавления в единственности пробужденного сознания (бодха). Оставив в стороне таким образом свертывание и плавку и также зловещие линии ^[434] , она наслаждается по своему усмотрению [чистой] деятельностью. Пусть она [таким образом] наслаждается в моем сердце!

 

Рудракали дарует озарение (бодха), сияние «Я», распространяющееся далее вплоть до органов познания и действия, чувств и их ограниченного познания и оттуда в многочисленных аспектах Вселенной. Три божественные энергии, воля, познание и деятельность, вплоть до того, что исчезают последние следы страха, когда сознание «я» полностью уничтожено. Освобожденная в таком случае от детерминизма, присущего неосознанным остаткам, энергия может развиться по своему усмотрению в сердце.

Шесть кругов, три для Шивы и три для энергии, делятся на три сферы, высшую, тонкую и грубую, а с точки зрения йоги, на шесть колес или центров (чакра). Как только обычное сознание и его свертывания расплавляются, проливается божественный нектар и это и есть бодха, озарение.

 

 

23.

Мартандакали

Именно при помощи их соответствующего блеска Она поглощает развертывание, присущее пути познания: развертывание органов действия и восприятия, достигших ограниченного состояния. Посредством кинетической энергии Она извлекает и тянет в себя всю сущность Мартанды-солнца, установленного в состоянии постоянства. Пусть она сократит эту мою дифференциацию, рожденную из страха становления!

 

Неописуемая энергия познания, Мартандакали, погружается в саму себя, выжав из себя сок мартанда, заключающий в себе двенадцать органов: пять органов действия, пять органов познания, мышление и разум. Стало быть, их сущность не теряется, она поглощается Сознанием, а что исчезает, так это их разделения. В свою очередь, эти органы стали неописуемыми, как и энергия. Таким образом, Мартандакали распространяет дифференцированный свет органов, пользуясь их собственным светом – зрение, например, благодаря неограниченной и блистающей энергии зрения – направляя их активность к их источнику. А значит, именно дифференцированное, а не недифференцированное, как следовало бы ожидать, отменяет дифференцированное; отсюда величие кашмирского шиваизма.

 

 

24.

Парамаркакали

 

Снова и снова введя в саму себя весь ряд органов, эта высшая [энергия], безграничная, свободная от сменяющих друг друга фаз, состоящая из совокупности великих лучей, сокровенным образом расплавленных в ней, чтобы вызвать ощущение божественного блаженства, преисполняется благородного пыла. Пусть Она будет милостива ко мне и украсит путь моего сердца!

 

Великие солнечные лучи, – органы познания – прекратив действовать сменяющим друг друга образом, когда они снова и снова поглощаются данной энергией, наполняются обладающим сознанием светом и блаженством. Ускользающая от времени энергия именуется полной уважения к своему собственному величию и, таким образом, полной щедрости, потому что она распределяет свое блаженство во Вселенной. Если она оказывается таковой по отношению к миру, то пусть она будет щедрой к поэту и украсит его сердце, установив в нем навечно свою обитель!

 

25.

Каланаларудракали

 

 

Когда, под влиянием славной мощи, которая наслаждается в царстве Шивы, средства познания поглощены и удается растворить временное наложение, состоящее и тела, дыхания и т.д. и из существования произвольно ограниченного и обладающего сознанием субъекта, в таком случае эта Твоя богиня есть богиня, которая [отныне] наслаждается; пусть она будет для меня высшим блаженством.

 

Ударение делается здесь на корне las, «наслаждаться, свободно резвиться, спонтанно танцевать», то, что становится возможным при исчезновении веры в «я», сделанном искусственно ограниченным (митакрита) и лишенным своей природы. Энергия развертывается в таком случае в своем величии как тождественная Шиве и полная одинакового блаженства в «Я» и во Вселенной.

 

 

26.

Махакалакали

 

Сознание, именуемое светом, лишенное сменяющих друг друга фаз, остается латентным, [пребывающим] в своей сокровенной природе, когда оно скрывает себя, начиная от состояния пустоты ^[435] и до внешней среды, крайнего предела дифференцированного. Отсюда же, свободная от фаз, как только ее пыл исчез ^[436] , пусть эта великая Кали отменит для меня время в его совокупности!

 

Если Сознание, исходящее из изначальной Пустоты распространяется через крайнее разнообразие, в котором оно остается латентным, скрывая, таким образом, свою подлинную природу, оно все-таки не теряет ощущение себя, так как по своей природе ускользает от времени. Стало быть, оно здесь в совершенно развернутом состоянии. Достаточно, чтобы его пыл исчез, чтобы наравне со множеством мы осознали, что не было ни малейшей последовательности и что нет никакой необходимости возвращаться к чистой интериорности, так как Сознание пребывает повсюду в своей полноте. В таком случае время отменяется один раз и навсегда. Таковы гармония и устойчивость, присущие крамамудрасамате.

 

 

27.

Махабхайравагхорачандакали

 

Именно в этой Богине, наслаждающейся совершенным и высшим постоянством очень быстро моя мысль твердо устанавливается с ощущением постоянства, устранив [любую] последовательность. Таким образом, охватив весь мир и также совокупность средств познания, познающий субъект и окончательное познание, пусть она тесно примкнет к этому постоянному Сознанию!

 

Устойчивость и постоянство (стхити), на которых Абхинавагупта неоднократно останавливается в этом стихе, характеризующем крайнюю и неописуемую Кали: как только Богиня-энергия оказывается твердо укорененной в своей наивысшей полноте, тотчас же моя мысль устраняет последовательность. Когда она исчезает, царит только Сознание, объемлющее совершенно развившиеся субъект, его органы и его уверенное познание. Полный разнообразия мир пребывает также в чити, сознании, движимом динамизмом, так как без нее он не существовал бы. Но до тех пор пока я не осуществлю это в моем сердце последовательным и окончательным образом, я не буду в этом убежден. А значит, пусть моя мысль обретет убежище в неизменном Сознании!

Эта строфа соответствует строфе 13, где, и здесь также, Абхинавагупта дает обет твердо утвердиться в абсолютной Сущности. Но если, когда деятельность кали (во мн. ч.) завершена, все умиротворено, это никоим образом не означает пассивность. Как следствие, Абхинавагупта превозносит процесс вселенского поглощения, это самопроизвольное вращение, потому что все движется, все напряженно вибрирует в Шиве-побудителе, никогда не бывающим инертным, который заставляет колебаться даже скалы, даже побеги травы.

 

 

28.

 

Могущественного Владыку, тождественного неодолимому «Я», в котором [вечно] пребывают эти энергии вездесущности, я приветствую этого Бога, обладающего энергиями, называемого «тот, кто пахтает», единственную сущность Вселенной.

 

29.

 

 

Таким образом выслушав, о Боже, беспрестанную хвалу – лучезарный поток моих энергий ^[437] , если Ты одаряешь меня своей милостью, благодаря ей, без промедления, отдай повеление, чтобы пелена мрака ^[438] , скрывающая все человечество, было рассеяно лучами Твоей собственной верховной власти.

В шестьдесят шестом году, на девятый день темной половины маргаширши ^[439] я, Абхинавагупта, сочинил этот гимн во славу Шивы.

 

 ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИРОДЫ КАЛИ

Овладевая временем

Если существует только Центр, где постоянно и без малейшего усилия пребывает человек – вселенское Сердце и человеческое, сплавленные воедино – по какой причине столь трудно достичь этот Центр? Дело в том, что человеческое сердце не осознает того, что является безграничным Сердцем; оно ограничивает себя, когда обращено исключительно на периферию, оно позволяет захватить себя ощущениям и представлениям и находит удовольствие в себе самом, отделяя себя от жизни Вселенной и от своего собственного глубинного Сердца, источника бессмертия. Покров, который скрывает от него Центр, имеет причиной свою собственную длительность.

И даже когда человеческое сердце в изумлении открыло внутреннюю Жизнь, «Я», и его до сих пор нежданный покой, внешнее развертывание еще может поставить перед ним проблемы в том смысле, что если нынешние события меркнут и его деяния, постоянно канущие в Лету, стираются, не оставляя следа[440] (поскольку ничто по-настоящему не затрагивает Сознание «Я»), дело не обстоит все-таки таким образом в отношении событий, которые предшествовали этому новому рождению. Их глубоко поставленные отметки на манер временного габитуса продолжают определять настоящее и будущее, отсюда эти корни временности столь трудно вырвать, ибо они погружены в бессознательное. Именно с ними прежде всего и сражаются Кали.

Чтобы иметь должное действие, эта битва должна проходить среди повседневной жизни, и именно здесь на самом деле начинается круг Кали. Если отдаляешься от мира, будучи всегда погружен в себя самого и полагая, что таким образом порвал с прошлым, как узнать, что действительно распрощался с ним? Напротив, если предаешься занятиям, будучи поглощен заботами, присущими повседневной жизни, счастливые и несчастливые обстоятельства неоднократно предлагают возможность подвергнуть отделение испытанию и, если необходимо, укрепить его благодаря серии погружений в себя самого, восстановления контакта с «Я», где будут подавлены устремления и дифференциации и уничтожены зерна, способные дать новые всходы.

Стало быть, мы приступим к подробному исследованию энергий посредством обзора различных временных слоев в перспективе Крамы-Махартхи. Их нелегко обнаружить, поскольку ни один текст не описывает их систематическим образом, тем не менее исследование исходит из внимательного прочтения наших гимнов[441].

Время и становление являются в этих очень образных гимнах как беспрестанно перерождающаяся гидра, принимающая новый облик, как только одна из Кали отрубает ей голову. На самом деле, время это не вместилище; порожденное внезапным появлением акта присвоения, оно, как следствие, представляет степени, соответствующие ступеням привязанности к вещам, действиям, представлениям и «Я». Таким образом, наши впечатления от становления облекаются в разнообразные, иногда очень тонкие формы, и наши энергии, называемые Кали, пожирают по очереди все аспекты временного порядка.

Именно у Майстера Экхарта мы словно обнаруживаем выраженную поразительным образом доктрину Крама в отношении времени и способа избежать его. К высказыванию апостола Павла: «Радуйтесь все время в Господе» он добавляет комментарий св. Августина: «Радуется все время тот, кто радуется вне времени и над временем»[442]. Он неоднократно развивает эту идею: «Три вещи мешают человеку признать Бога. Первая это время, второе это телесность, третье это множественность[443]. Пока эти три пребывают во мне, во мне нет Бога, и он действует во мне своим собственным образом. Св. Августин говорит: «это происходит от алчности души, которая столь жаждет хватать и обладать, и она пытается схватить что-либо во времени, в телесности и во множественности, теряя таким образом даже то, чем обладает». Эти вещи, продолжает Экхарт, должны навсегда уйти, если Бог должен войти, если только ты не пользуешься ими лучшим и более возвышенным образом: множественным, ставшим в тебе единым. В таком случае, чем больше в тебе множественности, тем больше единства, так как единое преобразовалось в иное»[444].

Этот же мистик с еще большей точностью заявлял: «Нет ничего столь сильно противоположного Богу, чем время <...> не только время, но и влияние времени, не только влияние, но и касание времени, не только касание, но и вплоть до запаха и пропитанности запахом времени, подобно тому, как в месте, где лежало яблоко, остается след запаха; и так из желания времени[445]... Душа <…> в своей возвышенности и чистоте не имеет ничего общего со временем»[446]. Четыре термина[447] представляют порядок снижающейся интенсивности: влияние времени, когда мы привязаны к нему, касание времени, когда мы освободились от его рабства, но оно ещё способно затрагивать и волновать нас, затем запах, как только любой контакт прекратился; в таком случае время исчезло, и остались только его следы, пропитки или остатки. Таковы все более мягкие формы, которые принимают наши отношения со временем, или лучше, формы, связанные с нашим желанием времени: все более и более слабые по мере того, как время исчезает.

Как и Майстер Экхарт, шиваиты выделяют две формы длительности: длительность, вызванную привязанностью, и мгновенье, которое соответствует полному освобождению от привязанностей. Человек, привязанный к своей собственности, к делам, к представлениям, к своим собственным познаниям, действует, думает и желает в рамках длительности. Наши гимны показывают нам, как по мере того, как уменьшится влияние на вещи, тело и дыхание, время словно «отстаивается», а длительность ослабевает. Кали действуют на трех все более обширных и глубоких уровнях, идя от деятельности к познанию, а затем к намерению, и это по четыре раза для каждой из них, чтобы вырвать с корнем даже самые сокрытые ответвления привязанности. Но всегда именно это самая великая и обладающая сознанием энергия сначала бьет ключом в мгновенье, затем сохраняется момент за моментом, не будучи подвержена длительности, и именно также она исчезает, поглощая всё или, наконец, является свободной и могучей, как только растворились последние следы различных длительностей. Отсюда разнообразные времени, когда мы восходим вплоть до его последних углов, пропитывания его запахом в соответствии с точным значением термина васана.

Начнем с исследования горизонтального, индивидуального и ограниченного времени, такого, в котором мы привыкли жить; это время, которое, как кажется, уносит нас с сумасшедшей скоростью, и пленниками которого мы являемся, заключается в двойном ощущении: возвращение в прошлое[448] и устремленность в будущее. Зажатый между этими двумя моментами – замыслом и его результатом – момент настоящего оказывается словно «сваренным», он представляет собой не свободный акт, но простое продолжение прошлого и уже взятого в будущее, вовлеченное в цель, не имеющую конца – эти оковы длительности, признак «Я», которое присваивает вещи и привязывается к своим собственным действиям.

Длительность, обладающая наибольшей силой, это длительность, в которую впутываются целиком, привязываясь к действиям и к их результату, отсюда вызревание плодов дел, связывающее с кармой и ее воздаянием. Но существуют также легкие длительности, лишенные напряжения и забот: так время течет во время слушания музыки. Кроме этого, можно постоянным образом жить в стхити, не находясь в длительности: проживать мгновенье за мгновением, не будучи захваченным потоком становления, потому что не иметь никакой склонности.

На самом деле, ни действия, ни представления, ни намерения не стесняют свободы, оказываются препятствиями только привязанность и желание обладания. Гимны Кали позволяют нам присутствовать при нарастающем или внезапном завершении пути человека, который, будучи нирвикальпа по своей природе, должен стать таковым во всем своем существе[449].

Именно перпендикулярно горизонтальному, линейному и однонаправленному времени восстает, вертикальная и свободная, первая среди Кали, мгновенность. Затем каждая из прочих Кали пронзит одну из форм временности, которая ей присуща, чтобы развиваться в полноте мгновенья, отсюда открытие изначальной свободы в несколько ступеней.

Грозный аспект длительности касается деятельности и наслаждения, зависящих от существ и от вещей во время напряженного и продолжительного контакта с чувственно воспринимаемом миром: беспрестанное волнение, обязанное мучительной борьбе между до и после и, что касается будущего, планами и заботами. На уровне аффективности длительность облекается в форму воспоминания-предвидения, состоящего из ностальгии или сожаления, когда мы обращаемся к прошлому, или из страха в отношении будущего. Вторая из Кали, необузданная в наслаждениях, и для которой существует только «здесь» и «теперь», проживает совершенство в мгновенье, так как она положила конец желанию.

Но существует также, так сказать, витальное становление, связанное с колебаниями вдоха и выдоха и представляемое в наивысшей степени эмоциями наподобие ярости и ужаса[450]. Эта аритмия дыхания влечет напряженность, также как и рассеянность мысли. Тем не менее, когда два жизненных дыхания, ослабленные и умиротворенные, самопроизвольно объединяются в устойчивом центре, энергия дыхания поднимается по среднему пути и вертикально тает вне времени. Это дело третьей из Кали.

Остается еще, по ту сторону всякого действия, познания и акта воли, сам источник наших впечатлений длительности, состоящий из ограничения, исключения, совокупности моральных, социальных предписаний или предписаний, касающихся жертвоприношений, порождающих сомнения и конфликты, от которых тем более сложно избавиться, чем они не относятся к осознанному прошлому: они зависят на самом деле от впечатлений[451], оставленных на протяжении лет указаниями и запретами религиозных трактатов: какое правило поведения принять, как выбрать, что делать и что не делать? Такие конфликты в мгновенье ввергают жизнь в беспокойство, не оставляя ничего от умиротворенной очевидности и спонтанности действия, так как жизнь самопроизвольно свидетельствует, что мы свободны от надежды, сожалений, правил и даже от престижа, которым обладают священные книги.

Две последующие энергии помогают от этой временности, происходящей от остатков деяний. Только подлинное сияние поглощающей энергии может лишить блеска дифференцированное, остающееся еще в сердце[452]; сознание оказывается бесконечным, как только, достигнув высшего состояния знания (унмани) через разрушение двухполюсных мыслей, стирается всякая последовательность во времени.

Даже при отсутствии колебаний мы разоблачаем на уровне чистого познания, свободного от экстериоризованного объекта познания, более сокровенную последовательность, присущую мышлению, и его органам и происходящую из его привязанности к идеям, мечтам, воспоминаниям, мистическим состояниям. Субъект в таком случае осознает, что «зародыш смерти» еще остается в нём. Преемственность, которая принадлежит «Я», даже освобожденному от аппарата сознания, является, таким образом, последним следом личного времени. Энергия Мритьюкали, разрушающая это познание, именуемое «смертельным» по причине остатков присвоения, которые оно содержит, внезапно появляется, не будучи ограниченной временем, поскольку эта энергия пребывает в полной интериорности. Чтобы по-настоящему избежать воздействия времени, необходимо уничтожить дифференцированное при помощи разнообразной деятельности, интериоризованной и ставшей обожествленными энергиями (деви), как только они снова обретают самопроизвольный динамизм.

Задача всех последующих энергий заключается в том, чтобы избавить субъект от многочисленных аспектов познания, находящегося в услужении у «Я» и подчиняющегося еще определенному автоматизму. Вначале Рудракали производит расплавление остатков сомнения, сохраняющего стойкость, потому что это сомнение связано с высшим различением духовного порядка, которое относится к злу и добру, к добродетели и ее противоположности; это различение, которое порождает не столько становление, сколько страх перед становлением[453], вызывает очень тонкие колебания, которые снова создают препятствие для самопроизвольного действия. Искоренение, о котором здесь идет речь, носит всеобъемлющий характер, поскольку мы сравниваем его с тем, что кладет конец космическому циклу[454]; дело в том, что для приверженцев мгновенности в любой момент и в каждом из наших деяний осуществляется эта великая кальпа.

Затем, чтобы поглотить временную деятельность, Мартандакали в мгновенье низвергает в чистом субъекте инструменты ограниченного познания и остатки присвоения в их отношении. Наконец, другая форма временности поднимается от привязанности к «Я», которое мы обнаруживаем при любом начале осознания во время, когда мы делаем выбор, принимаем намерение, испытываем желание, в момент, когда «Я» устанавливается и таким образом скрывает себя, развертывая временной цикл. Это приводит нас на высший уровень очищенного «Я» (праматри), присущий могущественному йогину, называемому «наставником временного огня», так как, превзойдя последовательность, он управляет становлением, которое развертывает и свертывает по своему усмотрению. Тем не менее йогин сохраняет еще некоторую зависимость от времени по причине остатка привязанности к наслаждению; он не может утратить ограничения, если сохраняет пропитку (васана), этот затхлый привкус времени в форме зародышей, лишенных динамизма, как очень старое дерево, которое, лишившись жизненной силы, однако, не падает[455]. Будет ли неверным сказать, что порождающая их сила растягивается в лоне времени, не обладая временной сущностью? Только сияние Шивы, явленное целиком с Калагнирудракали, может стереть время.

Что касается безграничного Субъекта, Махакалы, блистающей формы неделимого Времени, он исчезает в космическом пекле места кремации, где пылает яростный огонь и поглощается крайнее различение последовательного.

По ту сторону того, что устанавливается как «Я», которое необходимо еще осознать, существует неописуемое лунное Великолепие, последняя Кали. Время навсегда остановилось[456], однако обладающая сознанием Энергия одновременно представляет свободные циклы внутри своей недифференцированной сущности. Но не забудем, что именно в ней может существовать единое теперь[457], вечность, тождественная сама себе. Это и есть подлинная свобода, божественная независимость. В таком случае человек проживает в ней огромное мгновенье и не знает ни страха, ни последовательного времени. Все пребывает в нем, и он не ожидает ничего ни от прошлого, ни от будущего, потому что ничего нового не может с ним случиться.

Каласанкаршини, поглотительница, которая сдавила сущность Времени, является ни чем иным, как высшим царством (пада), воспетым Абхинавагуптой[458], «это сокровище, которое есть царство Бога» Майстера Экхарта, и которое скрыли время, многообразие, творчество, присущее душе, и природа твари». Ибо эти деяния, будучи многообразными, приводят к многообразию. «Но насколько душа отделяется от всего этого многообразия, в ней осуществляется царство Бога <...> Я скажу еще на тему души: когда она рассматривает все свои деяния в царстве Бога, все они совершенны, поскольку одинаковы. Здесь мое наименьшее есть мое наибольшее, и мое наибольшее есть мое наименьшее... Все его деяния будут совершаться как одно деяние, то, что обязано произойти в божественном царстве, где человек является Богом. Здесь все божественные вещи отвечают ему, и он – единственный хозяин всех своих деяний. Так как я говорю это поистине: все деяния, совершаемые человеком вне царства Божия, суть деяния мертвые, но те, что человек свершает в царстве Божьем, суть деяния живые»[459].

Эти деяния жизни являются деяниями, внезапно появляющимися из обладателей деяния (кала), которые представляют собой обожествленные функции человека, а человек этот, не будучи связан ни с пространством, ни временем, развивается в полноте мгновения. Для Экхарта, как и для приверженцев Крамы, обособленный человек остается бесстрастным, но не неподвижным, всегда равным самому себе, чтобы он не предпринимал и чему бы он не вынужден подвергаться. Его бесстрастность (gelîcheit) происходит из однородности (самата) между внешним и внутренним мирами и свидетельствует об его божественной природе. И как раз в Божьем царстве все вещи равны, потому что недифференцированы, в том смысле, что они не существуют более для джнянина в форме последовательных интеллектуальных детерминаций (викальпа) или произвольной фрагментаризации, чтобы овладеть ими, но «по сути», как в самом Бхайраве. Стало быть, избежать любого ограничения в длительности и в пространстве означает жить, как он, всегда, повсюду и во всех вещах. В таком случае, осознавая вечность своей природы, джнянин самопроизвольно предается Энергии, ее ритму творения и поглощения.

Упадок и преобразование, ограничение и свобода, все это сводится, в конце концов, к одной и той же энергии. Время и его необходимость в образе энергии, которая скрывает и порабощает и, сталкиваясь с движущей силой связи, движущая сила освобождения: энергия, открывающейся в ее роли независимой владычицы. Энергия является, таким образом, как перекресток, чьей изнанкой выступает временная необходимость, а лицевой стороной – свобода. Подлинная свобода правильно понимается только по отношению к необходимости, так как необходимость заключается в том, чтобы ничего не отвергать, радикальной чистоте в отрицательном, такой чистоте, что двойственность исчезает, равно как и вращение лицевой и обратной сторон, и не существует более даже отрицательного. Необходимость оказывается действенной, поскольку она ни «да», ни «нет»: «это» просто-напросто за пределами колебаний. Таким образом мы достигаем корень времени, который есть корень необходимости-свободы, и купаемся в самопроизвольном (сахаджа), подчиняясь вселенскому порядку (древней рита), но порядку, в котором нет ничего всепоглощающего. Каждая вещь оказывается имеющей оправдание, поскольку совокупность, которая и есть сам порядок, пребывает во всякой вещи и во всякий миг. То, что было необходимостью, с того момента только полнота и совершенство.

Но мы не можем подняться на вершину, где совпадают свобода и необходимость, не ослабив нашего воздействия на существа и вещи и отказавшись от того, чтобы подчинять их своим планам. А значит, нам необходимо вернуть им их первоначальную свободу, также как Богиня-мать Адити-которая-развязывает, срывая с нас оковы, препоручает нас нашей врожденной спонтанности.

Эти гимны нелегко понять тому, кто сам не пережил представленный в них опыт. Я ставлю себе цель сгруппировать разрозненные данные, касающиеся каждой из Кали и осветить их при помощи объяснений, данных Абхинавагуптой в его «Тантралоке» с комментарием Джаяратхи, пытаясь определить то, что каждая Кали порождает или разрушает, то, каким образом она выполняет свою специфическую задачу, и взгляд на Вселенную, который из этого проистекает.

Как было видно, Энергия по своей сути не дифференцирована на субъект, объект и средство познания. По причине ее чистоты ее называют Каласанкаршини, которая пожирает загрязнения времени. Тем не менее, благодаря своей свободной мощи и не утрачивая своей природы неизменного Сознания, она открывает в себе самой субъект и объект как отдельные и как иное, чем она, хотя в действительности это есть она, всегда она, развертывающаяся через совокупность вещей. Абхинавагупта так говорит об этом в своем изложении[460], касающемся двадцати Кали:

«Но вначале высшее Сознание (все), не переставая оставаться (тождественным самому себе), проявляется в двух аспектах: внешнем и внутреннем; и здесь (в себе самом), побудив проявиться, если так можно выразиться, “другое”, оно блистает»[461].