Геологи должны мыслить геохимически

 

Василий вошел в просторный кабинет директора Нефтяного института и с порога начал говорить на ходу:

– Иван Андреевич! Выслушайте меня еще только один раз! Химики не умеют геологически мыслить! – Он дошел до громадного стола и остановился.

– Как ты сюда попал? Ты убил Аграфену Васильевну?

– Она живая, Иван Андреевич.

– Так почему же она, черт побери, пропустила тебя?

В кабинет вошла толстая Аграфена Васильевна, закутанная в пуховый большой платок, взволнованная, и тоже с порога заговорила, устремляясь к столу:

– Иван Андреевич! Увольте меня от разбойников, я не привыкла сражаться! – Задыхаясь, она указала пальцем: – Он запер меня!.. В письменный стол!

– Бог с вами, Аграфена Васильевна! В письменный стол – вас?

– Да, конечно, мой платок, смотрите! – Она показала разорванные петли. – Пока я нашла ключи и освободилась, он ворвался к вам. Ведь этак могут и разбойники ворваться к вам с целью ограбления или даже убийства!

Директор сурово молчал, чтобы не рассмеяться.

– Я вижу, вы смеетесь, Иван Андреевич! – вскричала Аграфена Васильевна. – Так пусть он теперь ходит к вам со всеми своими ископаемыми, я вас не защищаю от него!

Она вышла из кабинета обиженная и возмущенная.

– Теперь я пропал. Хотя есть еще одно средство: выгнать тебя из института.

– Вы не захотите выгнать меня, Иван Андреевич.

– Выгоню за мальчишество! – закричал Иван Андреевич. – Не серди меня.

– Выгоните, Иван Андреевич, только сначала выслушайте еще один раз. Я даже буду молчать.

Он положил перед академиком трубку из бумажной ленты и раскатал ее начало с заголовком: «Анализы нефтей и битумов типовых по возрасту месторождений мира в сопоставлении с анализом образца из месторождения на реке Полной».

– А, – сказал Иван Андреевич, взглянув, – ты будешь молчать? Пожалуй, тогда я соглашусь послушать тебя еще разок.

Он уже углубился в интересную таблицу и понемногу раскатывал бумажную ленту.

– А что это за новый афоризм насчет химиков? – спросил он совершенно спокойным голосом.

– Они не умеют геологически мыслить, – быстро сказал Василий. – Вы увидите из этой таблицы.

– Такой таблицей, – проворчал Иван Андреевич, продолжая раскатывать свиток, – можно таранить скептиков.

Василий не сводил глаз с учителя. Иван Андреевич внимательно просматривал жирно подчеркнутые формулы, придерживая пальцем шифр полнинского образца.

– Химики считают, что это не стало нефтью, – заговорил Иван Андреевич почти шепотом и тоже не назвал по имени уважаемого Викентия Александровича. – На самом деле это давно перестало быть нефтью. Это было жидкой нефтью и потерпело дальнейшее превращение. – Он с нежностью посмотрел на своего воспитанника и уважительно спросил: – Какие выводы ты делаешь, Василий Игнатьевич?

– Те же самые, что и вы, Иван Андреевич! Это выветрилось на поверхности, а следовательно, ничего не говорит о недрах! – воскликнул Василий сияя. – В недрах это может оставаться жидкой нефтью!

– Отсюда явился афоризм… что химики не умеют геологически мыслить. Что ж, им и не надо. Это нам, геологам, надо научиться мыслить геохимически. Отсюда, братец, вывод следует сделать мне, как директору Нефтяного института: что геологов надо учить геохимии.

– Геологический институт решил на основании приговора химиков дальнейшие разведки на кембрий не производить, – презрительно сказал Василий.

– Страна еще очень бедна, – сказал Иван Андреевич и помолчал. – Ты, может быть, и прав, что надо разбурить кембрий… Не хватает денег, чтобы поднять все сокровища везде, где они лежат. Приходится начинать с тех, которые подручнее. Ведь и та речка, покрытая нефтью, на которую ты обманным образом завел меня тринадцать лет назад, не эксплуатируется до сих пор.

Он прав, сознавал Василий с горечью. Прав, узко прав…

– Но она будет эксплуатироваться!

– Она поближе Полной. А есть и еще ближе, где еще важнее ускорить разведку.

– Иван Андреевич! Я убежден, что нам скоро понадобится нефть не самая близкая, а самая удаленная.

– Тоже верно…

– Но ведь экономия будет огромная, если мы пойдем через кембрий. Мы именно не настолько богаты, чтобы тратиться на дешевую разведку ощупью, по‑капиталистически, по‑американски – дикими кошками, втемную, без уверенной теории, без точного знания!.. Самый дорогой путь – через Якутию, через кембрий – окажется самым выгодным, в конечном счете самым коротким путем к большой нефти.

– Может быть, да, – сказал Иван Андреевич, – но на очереди у страны Второе Баку, а не Третье.

И тут он был безусловно прав.

– Ты сделал интересное исследование по своему анализу, Вася. Я буду демонстрировать твой свиток пятому курсу как образец геохимического мышления… Конечно, если ты позволяешь.

– Пожалуйста, Иван Андреевич! Я очень рад… Спасибо!

– Но если бы ты представил мне заурядный кусочек битума вроде тех, которые ты раскрошил дорогой, тогда, возможно, я мог бы демонстрировать тебе ассигновку на повторную экспедицию в район Полной, любезной твоему сердцу.

Василий молчал.

– Пора бы знать, что требуется для получения денег в хозяйственных и финансовых учреждениях. Кусок вещества, заявка неграмотного местного жителя стоят дороже блестящего исследования. Зайди ко мне… недельки через две. Может быть, что‑нибудь удастся выкроить.

– А если не удастся?

Иван Андреевич развел руками.

– Тогда я сам организую экспедицию!

– Ты‑то организуешь. Но кто будет финансировать?

– Сам буду финансировать.

Иван Андреевич занялся бумагами.

– До свиданья, Иван Андреевич!

Он помчался в Геологический институт. Перед дверью Цветаевой в пустынном коридоре он молниеносно сплясал вприсядку.

 

Глава 8

КОМУ САДИТЬСЯ В КАЛОШУ

 

– Опять лицо победителя. Что там случилось, в коридоре?

– Я не заметил, – скромно сказал он.

– Как раз перед тем, как вы вошли, – настаивала Лидия, – происходило что‑то неслыханное за моей дверью: попытка разрушить старинное здание, скифские пляски. Сейчас все явятся узнавать у меня.

– К коридоре никого не было, – сказал Василий.

В двери появились встревоженные лица.

– Нам показалось, что к вам ломились, Лидия Максимовна.

– А я подумала, что вы все собрались за моей дверью улаживать свои научные разногласия геологическими средствами, – сердито сказала Лидия.

– Извините, Лидия Максимовна.

Многочисленные глаза с глубоким недоверием обозревали Василия, и дверь закрылась.

Лидия в упор взглянула на него:

– Правду!

– Я уронил геологическую коллекцию, тяжело нести… Несколько сот образцов… – тяжело сострил он.

– Что за странное выражение: «Геологическая коллекция»? И она там валяется в коридоре?! Откуда она взялась там?

– Я подобрал, вот она.

Она схватила бумажную трубку, развернула с озорством – во весь размах, – бросила на стол. Широкая лента склубилась высоким курганом колец, спиралей и химических формул. Он грустно взирал на перепутанный и скрученный бумажный хаос.

Но Лидия с женской аккуратностью быстро скатала ленту, заглавие, быстро сказала: «Ах!» – и принялась читать, нетерпеливо, изумленно.

– Василий! Но вы же замечательная умница! – воскликнула она минут через пятнадцать. – Но вы совершенно не умеете делать скромное лицо, – недовольно добавила она, взглянув.

Его лицо сразу вытянулось.

– Вот теперь лучше. Но вы же молодец, Василий Игнатьевич! Теперь вы должны показать это Ивану Андреевичу. Когда вы к нему пойдете? Идите немедленно!

Теперь он должен показать Ивану Андреевичу? Василий молчал с полным ртом хвастливых слов.

– Я даже буду волноваться теперь, пока не узнаю его мнение! – говорила она, и кровь прилила к ее щекам.

Но оно известно. Можно успокоить ее. Или лучше пусть волнуется?..

– Вы опрокинули незыблемое мнение великого Викентия Александровича, – говорила она с восторгом, – и доказали, что нефть, возможно, и была в полнинском кембрии!

– Безусловно была и есть, – поправил он.

– Василий! – сказала она укоризненно. – Только что вы посадили в калошу – и в какую калошу! – доктора химических наук и немедленно повторяете его неосторожность! Наука не выносит чрезмерной уверенности.

– Одно из двух: либо я сажаю Викентия Александровича благодаря своей чрезмерной уверенности, либо я не слишком уверен – и тогда я подчиняюсь его чрезмерной уверенности. Тогда я сажусь в его калошу.

Она поколебалась и молча взглянула на него.

– Прошлый раз вы упрекали меня, чтобы я не верил на слово…

– Извините, Василий… Нельзя сказать: «Упрекали, чтобы». Упрекать можно в чем‑то, за что‑то, но не для чего‑то.

– Не согласен, Лидия Максимовна. По‑моему, упрекают именно для чего‑то: для того, чтобы человек не делал этого в другой раз.

– Вы смешиваете цель речи с правилами грамматического построения фразы. И почему это вы уверены, что я забочусь о вас и воспитываю вас, позвольте спросить?.. А я насмехалась над вами!

– Нет! – вскричал он.

Лидия помолчала, остановленная его силой.

– Не кричите.

– Вы не должны со мной так разговаривать, я этого не понимаю, – сказал он.

– Значит, никогда нельзя вас подразнить? Ну немножко?..

– Я этого не понимаю. Зачем меня дразнить?

Она только смотрела блестящими, смешливыми глазами. Она удерживала чересчур опасный язычок, но не могла погасить глаза и забавлялась его смущением.

– Я приглашаю вас в мою экспедицию на Полную.

– Ах, как важно! Большая у вас экспедиция? В качестве кого я поеду?

– В качестве моего коллектора.

– Ого! Аспирант будет коллектором у студента.

– Я же был вашим коллектором.

– Когда?..

– На Лене.

– Ах да! Вы предложили свои услуги взамен бедного, изгнанного Сережи. Но я и тогда уже была аспирантом. А какой будет штат в вашей экспедиции?

– Больше никого.

– Вы это серьезно предлагаете мне?.. Ну конечно, серьезно. Вы же не умеете говорить несерьезно…

– Конечно!..

Оба помолчали.

– Предположим… что мы вдвоем составляем целую экспедицию. Кто же нас посылает? Мы будем сами себе институт? И сами себе Наркомфин?

– Нефтяной институт даст командировку, – сказал он и промолчал о Наркомфине.

– Одной Полной не хватит для целой экспедиции на все лето. Знаете что? Возьмите Полную и Нымаан‑Тогойо, а я возьму Эргежей… Если мама позволит.

– Мама?.. – вскричал он со смехом и замолчал, глядя на нее.

Она отвела глаза, покраснела, продолжала:

– Я поднимусь с вами по реке Полной в качестве вашего коллектора, а в верховьях вы перейдете через водораздел на Нымаан‑Тогойо, а я – на Эргежей. – Все это она говорила серьезнейшим тоном, но он не видел насмешки.

– Согласен! Я подарю вам газовый источник на Эргежее. Вас проводит к нему Ваня, якут из моих байкальских беспризорников. Я сегодня же отошлю письмо в Алексеевку на Полной, чтобы Женя Петров – я вам рассказывал о нем, – чтобы он разыскал и вызвал Ваню.

Она испугалась.

– Я забыла, какой вы невероятно настойчивый. Вы еще в самом деле организуете вашу единоличную экспедицию…

– Конечно, организую. Можете не беспокоиться об этом.

Она молча подала ему руку и проводила его глазами. Он ушел торжествуя, и не оглянулся в дверях, и без оглядки закроет дверь за своей спиной, сейчас.

 

Глава 9

«ВЫ! ОТЛИЧНО! ПОНИМАЕТЕ!»

 

– Погодите!.. Василий!.. Вернитесь!

Он повернулся, отступая в комнату из раскрытой двери, и охотно закрыл ее за своей спиной. Лидия ждала и молчала, пока он прошел все десять шагов через комнату и подошел к столу.

– Мне очень жаль, Василий Игнатьевич, что я не подхожу для вашей экспедиции.

– Почему?

– Потому что я – не кембрийский пласт.

– Что это значит?.. Лидия Максимовна?

– Это значит, что я не хочу подвергаться обращению наравне с кембрием.

Он пытался разгадать ее слова и не сумел.

– Какое это обращение, Лидия Максимовна? – спросил с обидой.

– Когда вы уверены, что в кембрии есть нефть, кембрию ничего другого не остается, как стать нефтеносным.

Он ждал продолжения, настороженный, и не улыбнулся.

– Вы, конечно, уверены, что я благодарна вам за Усть‑Илгу?

– В Усть‑Илге… Я очень измучился там… Не помню, извините. Я что‑нибудь сделал для вас в Усть‑Илге?

– Прекрасно! Ничего подобного я не ожидала услышать! Он что‑нибудь сделал для меня в Усть‑Илге?.. О да! Он оскорбил меня перед всем коллективом, – безусловно, это что‑нибудь!

– Лидия Максимовна! Выслушайте меня!

– Вас нельзя не слушать, потому что вы не позволяете слово вставить. Теперь слушайте меня. Я не позволяю вам слово вставить!

Она проскандировала грозным, обвиняющим тоном:

– Вы! Отлично! Понимаете! Что я не могу, это невыносимо – сидеть в теплой избе, когда все девушки на морозе трое суток без сна работают на молотилке! И вы! Нарочно! И сознательно! Устроили скандал!.. Вы пошли на отвратительное самопожертвование для моего удобства, воображаемого вами. Посмейте отрицать это!

– Это вы сами принесли жертву ради коллектива, все в этом убедились, – пробормотал он удрученным голосом.

– Значит, вы признаете, что все это вы разыграли?..

В ее сознании медленно возникала какая‑то новая обида, вытесняя старую, – еще более важная, чем старая. Он лжет сейчас!.. Он просто – слишком просто – рисуется сейчас картиной чувств, которую она перед ним нарисовала! А их у него не было на. Усть‑Илге, вся эта сложная рефлексия была ему неведома и недоступна… Но сейчас он уловил ее! Мужицким умом смекнул.

А в Усть‑Илге он поступал не более как с первобытной мужественностью – дикарь берег свою самку… Положим, не его… но которой он намерен завладеть.

Мама ошиблась в своей заочной оценке.

Лидия увидела боковым зрением лицо дикаря – похудевшее за несколько минут, – забыла гнев и Усть‑Илгу.

– Сказать вам мнение моей мамы об Усть‑Илге?.. «Он вовсе не чудище, а необузданные чувства не получили воспитания…» – Все‑таки она пропустила мамины слова: «Он хороший».

Он быстро поднял глаза – уже победоносные, и гнев с такой же быстротой вернулся в сердце Лидии, но она не успела высказать.

– Это значит, вы хорошо рассказали обо мне! Оправдали меня!

Он кинулся к двери и без оглядки закрыл ее за собой. Бежал! Словно страшась: опять окликнет – и отнимет.

И отняла бы – негодующая!

Дверь открылась, всунулась голова Зырянова. Сказала ликующим голосом:

– У мамы я сам попрошу разрешения! – Исчезла.

И больше он не приходил. И не позвонил по телефону.

– Ты что‑то странно посматриваешь на меня, – сказала мать.

– Может быть, показалось?

– Лучше бы ты сказала, чего тебе хочется от мамы, девочка.

И Лидия не выдержала, сдалась. Рассмеялась.

– Мне хочется по твоему лицу узнать, не приходил ли в мое отсутствие пожилой студент…

– Пожилой? Нет, не был. Может, не застал никого. А он придет просить твоей руки?

– Мама! У тебя одно на уме – чтобы я не засиделась в старых девах.

– Двадцать четыре года – без одной недели старая дева. Какое же повеление от ученой дочери? Чтобы претенденту отказала мать, что ли?

– Кажется, я до сих пор не затрудняла тебя этим, – обидчиво сказала Лидия.

– Неужто никто не сватался?

– Конечно, сватались! Отказывать я сама умею… Ах, что я сказала! – засмеялась, быстро покраснела.

– Это серьезно, Лидочка? Ты хочешь, чтобы я разрешила ему объясниться с тобой? Но зачем тебе пожилой муж?

– Мама, неужели ты думаешь, что современные молодые люди идут к родителям за разрешением?..

– Но ты сказала, что он пожилой? Конечно, если он пожилой…

– Он придет… Впрочем, он может и не прийти… Он намерен просить твоего разрешения, чтобы ты разрешила мне… Вот видишь, ты меня смутила, я совсем запуталась!

– И что же я должна разрешить?

Но Зырянов не приходил к маме за разрешением.

 

Глава 10

ОН ПРИДЕТ… ВПРОЧЕМ, ОН МОЖЕТ И НЕ ПРИЙТИ

 

«Невоспитанный, некультурный, нисколько не обтесался! – сердилась Лидия. – Но если я не всегда и не во всем согласный пласт – он больше не интересуется мною». Не могла же она угадать, что он проводил ночи в Землеустроительном отделе Моссовета за вычерчиванием планшетов… Вместе с дневным заработком это давало ему около пятидесяти рублей в сутки. Он не запускал занятия в институте и ухудшил питание, чтобы ускорить накопление денег для дороги.

Вечером в Землеустроительном отделе он отдыхал несколько минут, прежде чем мог приступить к работе.

Именно в эти минуты отдыха ему пришло в голову подсчитать, сколько он заработает всего, если продолжать до первого мая. И все стало ясно. Денег не хватит платить Лидии Цветаевой жалованье по ставке, а если недоплатить, она догадается, что Зырянов платит из своего кармана, а не из государственной кассы.

Ему уже не хотелось приниматься за планшет. Ни к чему.

Он взглянул на часы. Через полчаса в Нефтяном институте начнется доклад Порожина об экспедиции в ленско‑вилюйскую впадину. Интересно! Но какое дело Моссовету до кембрийской нефти? Студент взялся за работу в Землеустроительном отделе и обязан ее выполнить.

Вздохнув, студент прикрепил лист ватмана. Он ничего не потеряет, если не будет слушать Порожина. Это само собой, что единственный интерес доклада заключается в том, что он дает повод Зырянову лишний раз выступить о кембрийской нефти.

Он тщательно вычерчивал планшеты и вполне мог представить себе доклад Порожина.

Порожин говорил с солидностью и осторожностью очень строгого ученого: «Если даже допустить, что нефть была когда‑то в некоторых слоях по правым притокам Лены, то эти породы метаморфизировались, как это должно быть ясно каждому студенту, начиная со второго курса…»

«Ясно!» – закричали второкурсники и шепотом спрашивали у соседей: «Почему они метаморфизировались?..» – «А черт их знает почему», – отвечал сосед.

Василий тщательно вычерчивал бессмысленные планшеты. То есть они не вели к кембрийской нефти. Для Моссовета в них был, конечно, смысл, но другой.

Когда рассвело, Василий пошел в общежитие института поспать часа три. На тумбе возле кровати он увидел извещение о посылке. Адрес отправителя:

 

«От Алексея Никифоровича Петрова. Из Алексеевки. ЯАССР».

 

Сон сняло. Но он заставил себя лечь и проспал четыре часа как заведенный, без снов. В восемь он был в почтовом отделении.

Василий содрал обшивку. Дощечки сделаны были без пилы – выструганы ножом из чурок.

В ящике не было ни одного железного гвоздика, и крышка прибита деревянными шпильками. Василий с трудом вогнал лезвие ножа под крышку и нетерпеливо рванул. Наверху лежал крохотный кусочек бумаги, которой так дорожили на Полной, а под бумажкой – куски доломитов с темно‑коричневыми, черными вкраплениями битума величиной со сливу и вишню в щелях и отверстиях известняка.

Таких превосходных образцов у него еще не бывало. Ну что за молодчина Женя!

Василий любовался образцами и перечитывал письмо:

 

«Уважаемый Василий Игнатьич! Вашу жидкость использовали и склянку, жалко, разбили. Нашли на урочище Повешенного Зайца. Надеемся, они вам подойдут и вы приедете к нам опять».

 

Он едва дождался прихода Ивана Андреевича в институт. Аграфена Васильевна уставилась на ящик, затем демонстративно отвернулась, и Зырянов прошел без помех и без зазрения совести.

– Она была права, – сказал Иван Андреевич, – опять самовольно и на этот раз со всеми ископаемыми.

– Иван Андреевич, вы велели прийти через две недели!

– Не помню. Не хочу помнить. Покажи, что принес.

Он осмотрел образцы и покидал обратно в ящик.

– Это заявка от местного человека, на это надо обратить внимание! – воскликнул Василий.

– Ах, извините, я не знал, – сказал Иван Андреевич.

Василий покраснел.

– Сколько ты заработал?

– Пять тысяч, – тихо сказал Василий.

– С такой суммой ты сорвешь экспедицию в нынешнем году. Советую заказать по телеграфу самолет в Иркутске прямо к месту разведок, стоимость переведи по телеграфу сегодня. Желаю удачи. Ну, уходи! Почему ты не уходишь? Завтра получишь в кассе семнадцать тысяч.

 

Глава 11