Фридрих Ницше. «Генеалогия морали»

 

1

 

Давайте представим на миг, что все маски сброшены, нет больше места полуправде, и человек предстает пред самим собой в полной своей наготе. Это если, конечно, поэтически выражаться. А по факту – что будет, если мы признаемся себе в своих недостатках? Честно, без обиняков. Ну, нет, увольте! А если вашу роль исполнит кто-нибудь другой? Да как он смеет? Но он, поверьте, посмеет. И еще получит от этого удовольствие. Ведь как радостно произносить нежелательную правду вслух, плескаясь змеиным ядом, и уязвлять другого! К чему эти мелочные заботы о ближнем? Христианские ценности, как говорил Ницше, созданы для того, чтобы сделать из тебя раба. Это танцующему в экстазе Заратустре позволено быть выше всех – он, кажется, кое-что знал об этом мире. А нам, простым смертным, рабам морали и нравственности, только и остается, что молчать.

Для циника молчание – печать слабости. Молчуны поступают еще хуже болтливых лицемеров: возможно, они догадываются о сути вещей, но боятся их называть. С такими явно не по пути. Мы же не ради красного словца вспомнили о Ницше (и не для того, чтобы щегольнуть образованностью), он, по большому счету, многое точно сформулировал для понимания сути дела.

Оставим за скобками вопрос, был ли он здоров, когда писал «Генеалогию морали», и вообще стоит ли доверять его радикальным суждениям, не всегда встречающим понимание в высоколобых академических кругах. Но понятие морали он препарировал с искусностью хирурга. Кто, дескать, выдумал представление о хорошем и плохом? И почему нынче мы должны следовать этим умозрительным правилам, покуда их автор затерялся в веках? Это же как с руссоистским вопросом о собственности: а в какой момент она стала собственностью и кто ее присвоил?

В конечном счете, в обоих случаях мы приходим к выводу, что виноваты во всем мерзавцы. Да-да, это именно они кулаками растолкали своих братьев послабее и установили закон: простите, ребята, но теперь этот кусок земли принадлежит мне! И именно они, встав одной ногой на постамент, дабы произвести эффект победителя, а второй ногой – на нищих и убогих, сказали: а теперь вы будете жить по нашим правилам.

По правилам морали: делай то, поступай так-то. И хорошо-то как! Никакой свободы воли, никакой ответственности. Все решено за тебя. И должно быть, только сумасшедший сегодня возьмется сомневаться в истинности этих правил. Ну, в самом деле, общество – это же не психиатрическая больница, где ведутся бесконечные спекуляции на тему нормы и патологии! Или все-таки больница?..

А что циник? А циник изначально выше всякой морали. Плевать он хотел на мораль. Для него мораль – удел недалеких людей. Он обходит ее стороной.

Таковы, например, критики религии. Молчали бы уж, право слово. Хочешь – не верь, но зачем об этом всем говорить? Да, временами пробиваются и разумные аргументы, но разве в приличном обществе об этом упоминают?

Это похоже на ситуацию, которую в свое время описывал другой философ, Артур Шопенгауэр. Он глубокомысленно считал, что в мире повсюду разбросаны идеи – скажем, в вашей квартире незримо витает мысль о квадратуре круга, а в квартире друга – о конечной бесконечности. Конечно, лучше не думать на эту тему часто, чтобы не лишиться ума, потому как, если судьбе будет угодно, идеи сами придут к вам. Или, как принято говорить, придут в голову. Но, будем честны, гостят они лишь у самых любезных хозяев своего ума. И когда они изрекают оригинальную думу, люди говорят: «Как хорошо сказано! Я сам об этом думал». Да, думал, но не мог сказать. Потому что, соседствуя с резвящимися в воздухе идеями, невозможно быть в стороне. Ты их, разумеется, нащупываешь, но изрекают их избранные. Они еще любят себя называть циниками. «Да-да, – легкомысленно произносит он, – я говорю ровно то, что могли бы сказать другие, но робели или просто были лишены дара здравомыслия».

2

 

Горький, говорят, тоже любил Ницше. Во всяком случае Сатин, герой его пьесы «На дне», патетически восклицает: «Человек – это звучит гордо!» Каков ницшеанский размах высказывания!

К циникам, впрочем, относился он неважно. В работе «О цинизме» он писал:

«„Род приходит и снова уходит“, – говорит он, спрятав лицо свое в древнюю книгу, где мятежная мысль человека пробовала силу бога, созданного ею, пробовала и горько сомневалась в силе и красоте его.

Когда видишь, что за этой навсегда красивой, гордой книгой прячется жалкая фигурка трусливого циника, прячется и тупоумно клевещет на мудрого ради оправдания лени своей или бессилия своего, обидно за книгу».

Что поделать, иногда циника можно назвать и трусом. Ведь цинизм – это своего рода ширма, за которой удобно прятать свои недостатки.

Боишься показаться глупым – скажи, что все на свете глупы.

Боишься показаться некрасивым – скажи, что все на свете некрасивы.

Боишься привидений – скажи, что мы живем в обществе страха, где отваге нет места.

Представляете, как удобно? Можно было бы сочинить привлекательный рекламный заголовок: «Хочешь избавиться от комплексов? Стань циником!»

Называть вещи своими именами – большое искушение. Этими благородными начинаниями циники и оправдывают свой образ жизни. Только вот есть ли у вещей свои имена? Серьезно, без пустопорожней болтовни? Считается, мол, что Адам и Ева первыми получили право давать имена окружающему миру. Правильно они его назвали или неправильно, одному Богу известно. Но назвали же всех без разбору и предварительного обсуждения в ученом совете. А теперь нам приходится с этим как-то жить.

Когда ты едешь в общественном транспорте и видишь пожилого человека, по правилам приличия ты уступаешь ему место. Тогда циник, смотря на тебя, говорит: «Вижу, что без особой охоты ты этого сделал». Как бы насмехаясь. Дразня. Издеваясь. Называя вещи своими именами.

А что? Может, оно и так. Может, и не было особенного желания вставать. Но встал же! Встал! И какое мне дело до моих чувств, когда нужно проявить такт и воспитанность. Правда, и на это у циника найдется оправдание: «Наивный, помогая ближнему, ты надеешься на встречный подарок». И дальше польется: даже если тебе не нужны деньги, то общественное признание уж точно не помешает. Каким смельчаком ты будешь выглядеть в глазах других, когда уступишь место бабушке. И настроение сразу улучшится. Вот и вывод: пропало настроение с утра – уступи бабушке место в автобусе. Улыбка будет до ушей.

Но вообще к циникам не только у Горького было плохое отношение. Их, знаете ли, мало кто любит. Они же мало того что всем перечат, так еще и настаивают на своей правоте! Гордое одиночество их в какой-то степени возвышает, облагораживает.

Возьмем, к примеру, Базарова – персонажа романа Тургенева «Отцы и дети». Там он назван нигилистом (словцо получилось насколько отменным, что опять-таки злополучный Ницше пополнил им свой философский словарь). Что такое нигилизм, где его схоластические корни – разговор для маститых историков, да и то, едва ли продуктивный. В сухом остатке Базаров – это отрицающий общественные нормы человек. Короче говоря, циник. Человеческие отношения ему претят, романтические мысли кажутся надуманными. Ощущение, что ему бы с лягушками в болоте жить и не тужить. Хотя лягушки еще бы поразмыслили – затея-то, в общем, не самая для них привлекательная.

«Принципов вообще нет… а есть ощущения. Все от них зависит», – произносит он. Так-то оно так, но хочется верить еще во что-то. В самое лучшее. В духовное. Но циник глух к подобным призывам. Для него религия – опиум для народа, а бессмертие – жалкая надежда простаков.

И почему ему категорически не хочется думать, что мир не так прост, как ему кажется? Пусть он трижды прав в своих сентенциях, но разве нет ничего важнее правды? Так и представляется: завтра все люди выходят на улицу и начинают жить по правде – без ложных масок. Никаких тебе интрижек, никакого тебе лицемерия, никаких ссор.

Жизнь без эмоций. Антиутопия Оруэлла. Большой Брат следит за тобой. Страшно? Нет, ибо ты абсолютно к этому равнодушен. И ничто не способно вызвать у тебя эмоции, потому что мир устроен предельно рационально. Хотя нет, одно мешает: отсутствие цинизма. Ведь он просто пропадет за ненадобностью, а без него тоже как-то пустовато…

3

 

Однако нельзя не отдать должного обаянию циника. Он – искусительное зло, этакая дьявольская харизма. Наверное, циники своим существованием оправдывают садомазохистскую природу человека – страсть к самобичеванию. Посмотрите, как ловко он разделывается с людьми, как изящно ставит их на место. И даже если речь касается тебя самого, слова циника звучат как-то особенно, будто он обратил на тебя внимание, будто отметил своим сарказмом.

Смех, к слову, является их непреложным оружием. Разумеется, это не дружеская насмешка, а зачастую именно злой смех. И юмор такой называют черным. Но разве кто-то бросит в циника камень за тонкое и красивое использование черного юмора? Например, английский поэт Томас де Куинси имел обыкновение шутить «по-черному» (или это нам так хочется представлять). Человек он был, конечно, образованный и умный, но весьма неприятный. За словом в карман не лез и любое свое действие умел оправдать благими намерениями во имя искусства. Пределов, надо сказать, де Куинси не знал – дошло до того, что даже в убийствах он нашел свой вкус. Поэтизация зла – это очередной вызов общественным устоям и главной коронованной особе по имени Мораль. Так, виртуозно рассказывая об убийствах, смакуя их творческую составляющую, он не забывает пошутить: «Претендент (на убийство. – Прим. Н. Никулина) должен быть в добром здравии: убивать человека больного, обыкновенно неспособного вынести подобное испытание, было бы верхом коварства».

Дерзко? Не то слово. Де Куинси, дабы не оставлять нас в недоумении, замечает: «Читателю может показаться, что я попросту смеюсь над ним, но это всего лишь моя старая привычка шутить, превозмогая боль».

Убийства вообще облюбованная тема для цинизма. «Как порой хочется убить учителя», – говорит ученик за партой. «Перестрелять бы всех коллег на работе», – добавляет клерк в офисе. «Как же достали пробки на дорогах. Перестрелял бы всех!» – в неистовстве кричит автолюбитель.

Не случайно этой теме так много посвящено фильмов. С особым цинизмом расправляются со своими врагами герои Квентина Тарантино. Как изящно устраняет своих противников Черная Мамба, главная героиня «Убить Билла»; на пути к осуществлению мести кровь цвета клубничного варенья льется рекой, эстетически украшая собой стены, ковры, окна и, разумеется, белый снег. Подлинное наслаждение для настоящего ценителя искусства – красный цвет на белом. Глаз не оторвать. Этим же приемом с блеском пользуются братья Коэны в своих киношедеврах, неугомонно прибегая к черному юмору. Смерть своей нелепостью вызывает лишь улыбку. Например, в фильме «Игры джентльменов», когда банда неуклюжих бандитов замыслила ограбить банк, но столкнулась с препятствием в виде приставучей старушки. Решено: нужно ее убить. Однако они не в силах прийти к единому решению, придумать общий план, а способны лишь ссориться и паниковать. В результате умирает не старушка, а каждый из них по очереди. Нелепо и смешно. И сколько бы всезнающие кинокритики не поносили картину «Игры джентльменов» за ее слабость, получилась она весьма наглядной.

4

 

Циничным может быть не только убийца, но и любой другой нарушитель морали. Ведь легко себе представить сорванца, плюющего везде и всюду на закон, но обладающего неповторимой харизмой. Даже включать фантазию не нужно! На таких мерзавцев девчонки только и ведутся. Открыв широко рот, они слушают высокомерных циников, рассказывающих о загнивающем обществе и полном отмирании его нравственных основ. Это звучит умно, нестандартно, революционно – словом, сплошная романтика! Ну кто откажет такому смелому и отважному борцу за новое будущее?

Хотя ни за что, в сущности, циник сражаться не будет. С критики его речь начинается и критикой же заканчивается. Не ждите от него действий – они принижают его гордый статус наблюдателя, пребывающего по ту сторону сражения. Пусть другие играют в свои игрушки под названием «социальные отношения», а я пока постою в сторонке – и то больше пользы принесу.

И ничего им и не остается другого, как смеяться над происходящим. Воспевать червивый труп лошади и, подобно Бодлеру, сравнивать его с человеческой любовью.

А вот придет пора – и ты, червей питая,
Как это чудище, вдруг станешь смрад и гной,
Ты – солнца светлый лик, звезда очей златая,
Ты – страсть моей души, ты – чистый ангел мой!

(Пер. Эллиса)

Любовь зла. Как «Цветы зла».

5

 

И разве можно было не сказать о прославленном Диогене, жившем в бочке и не имеющем стыда, пожалуй, самым известном цинике в истории. Впрочем, он не был создателем этого философского течения (да, цинизм имеет еще свою мировоззренческую основу, идущую своими корнями к Античности). Философ Антисфен, обладая солидным запасом аргументов, доказывал, что быть циником – это хорошо.

1. Никакие авторитеты не должны влиять на твое мнение.

2. Лучше человеку вообще никого не слушать и уйти в изоляцию.

Красочным примером такого циника стал как раз Диоген, ходивший днем с фонарем в поисках людей. И чего он только не вытворял: и эпатировал людей, и вступал в споры с философами, и пренебрежительно относился к правителям (помните же: когда Александр Македонский спросил, чего он хочет, Диоген скромно ответил, что хочет, чтобы царь не загораживал ему солнце).

Это называется среди людей воспитанных «стыда нет». У Диогена в самом деле не было стыда, как нет его ни у одного циника. Стыд – это, простите за умное слово, категория общественная. Стыдятся своих поступков перед кем-то. А Диоген всех презирал, оттого мог позволить себе дерзкие выходки.

Согласно собранным о нем анекдотам, Диоген как-то раз побывал в доме богатого человека. Когда хозяин сказал: «Смотри, Диоген, не плюнь куда-нибудь, ведь здесь так чисто», Диоген плюнул ему в лицо: «Куда еще плеваться, если нет места хуже».

А когда древнегреческий философ просил денег у людей, он говорил, что просит не чужие деньги, а свои.

Тогдашним интеллектуалам, штудирующим «Илиаду» и «Одиссею», Диоген только и мог посочувствовать, ведь они изучали бедствия героев, но не замечали своих.

Его циничной критике подвергались абсолютно все. Собственно, цинизм как оружие просто не ведает границ. Если ты придешь на умное кино со своим другом, а тот начнет есть попкорн, то, возможно, тебе захочется сказать ему какую-нибудь грубость (хотя все, конечно, зависит от вашего к нему отношения). Но одно дело подумать, а другое дело – сказать. Ну, согласитесь, все-таки воспитание, уважение к человеку и многое другое не позволяют вам это сделать. Моветон, как говорится. А Диоген бы с легкостью подверг критике природу людей. К чему лукавить? Не жаждет простой человек ничего умного, ему подавай развлечения! Так, однажды Диоген, дабы привлечь к себе внимание, запел как птица. Возле него собрались зеваки, которым он презрительно сообщил: «Вот цена вашего ума. Когда я говорил вам умные вещи, никто не обращал на меня внимания, а когда защебетал, как неразумная птица, вы слушаете меня разинув рот».

Такие они, циники. Грубияны, смутьяны, острословы – отталкивающие субъекты, скажем прямо. Но чертовски привлекательные!

И не нужно для этого сидеть в бочке и плеваться людям в лицо, достаточно лишь одного – говорить правду. Даже если она никому не нужна.

Чревоугодие
Глава о том, что жить ради еды не так уж бессмысленно

«При рождении человек получил от своего желудка приказ есть не меньше трех раз в день для восстановления сил, которые отнимает у него работа, а еще чаще – лень».